Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947–1963. - Сьюзен Сонтаг 2 стр.

Как же я могу ранить ее еще больше, учитывая то, что она уже измучена, и то, что она никогда не сопротивляется?

Как мне помочь самой себе, ожесточить себя?

Что означает фраза «в дымину»?

Гора, пущенная из пращи.

Как можно скорее прочесть «Дуинские элегии» [Рильке] в переводе [Стивена] Спендера.

Вновь погружаюсь в Жида – какая ясность и точность! Поистине, несравненна тут сама личность автора – вся его проза кажется незначительной, тогда как «Волшебная гора» [Манна] – это книга на всю жизнь.

Я знаю наверное! «Волшебная гора» – прекраснейший роман из всех, что я читала. Сладость повторного, но оттого не менее значительного знакомства с произведением, доставляемое им мирное, созерцательное наслаждение невозможно ни с чем сравнить. Однако для эмоционального воздействия как такового, для ощущения физического удовольствия, осознания учащенного дыхания и стремительности растрачиваемых жизней, спешки, спешки, для знания жизни – нет, не то – для знания того, как быть живым, я бы выбрала «Жана-Кристофа» [Ромена Роллана]. Но «Жана-Кристофа» можно прочитать только раз.

…Когда меня не станет, пусть воскликнут:

«Грехи его ужасны, но книги не умрут».

Хилэр Беллок

Всю вторую половину дня погружена в Жида и слушаю запись [моцартовского] «Дон Жуана» (оркестр под руководством [дирижера Фрица] Буша [Глиндебурнский фестиваль]). Некоторые арии (такая душераздирающая сладость!) я слушала снова и снова («Mi tradi quell’ alma ingrata»[4] и «Fuggi, crudele, fuggi»[5]). Какой решительной и безмятежной могла бы я быть, если бы они всегда звучали у меня в ушах!

Впустую провела вечер в компании Ната [Натан Сонтаг, отчим СС]. Он дал мне урок вождения и сводил в кино, где я притворилась, что мне нравится цветная мелодрама.

Перечитав последнюю фразу, я решила ее вычеркнуть. Да нет, пусть остается. Бесполезно ограничиваться положительными переживаниями. (Их и так немного!) Позвольте мне вносить сюда и тошнотворный будничный мусор, так чтобы не быть к себе снисходительной и не компрометировать собственное завтра.

Спор с Милдред закончился слезами [Милдред Сонтаг, урожденная Якобсон, мать СС] (черт побери!). Она сказала: «Ты должна быть очень довольна тем, что я вышла за Ната. Ты бы никогда не поехала в Чикаго, уверяю тебя! Ты представить себе не можешь, насколько мне не нравится ситуация, но я чувствую, что обязана тебе потакать».

Может быть, мне следует радоваться!!!

[Написано, с указанием даты, на внутренней обложке принадлежавшего СС второго тома «Дневников» Андре Жида]

Дочитала в 2:30 утра того же дня, как купила книгу.

Мне следовало читать эту вещь гораздо медленнее; следует по многу раз перечитывать его «Дневники» – Жид и я достигли достигли такого полного интеллектуального единения, что я испытываю родовые схватки при каждой мысли, которую он порождает! Поэтому не следует говорить: «Ах, как восхитительно и прозрачно!» Но: «Стоп! Я не могу думать так быстро! Или, вернее, я не могу взрослеть с такой скоростью!»

Ведь я не только читаю эту книгу, но и создаю ее сама, и этот неповторимый, великий опыт очищает голову от бесплодной сумятицы, забивавшей ее все последние, ужасные месяцы —

Сколько же предстоит прочесть книг, пьес и рассказов – вот далеко неполный список:

«Фальшивомонетчики» – Жид

«Имморалист»

«Приключения Лафкадио»

«Коридон» – Жид

«Деготь» – Шервуд Андерсон

«Остров внутри» – Людвиг Левинсон

«Святилище» – Уильям Фолкнер

«Эстер Уотерс» – Джордж Мур

«Дневник писателя» – Достоевский

«Наоборот» – Гюисманс

«Ученик» – Поль Бурже

«Санин» – Михаил Арцыбашев

«Джонни взял винтовку» – Далтон Трамбо

«Сага о Форсайтах» – Голсуорси

«Эгоист» – Джордж Мередит

«Диана Кроссвей»

«Испытание Джорджа Феверела»

стихотворения Данте, Ариосто, Тассо, Тибулла, Гейне, Пушкина, Рембо, Верлена, Аполлинера

пьесы Синга, О’Нила, Кальдерона, Шоу, Хеллман…

[Список занимает еще пять страниц и включает более ста наименований.]

…Поэзия должна быть: точной, насыщенной, конкретной, значимой, ритмической, формальной, сложной

…Искусство, таким образом, всегда стремится к независимости собственно от разума…

…Язык – не только инструмент, но и цель сам по себе…

…Благодаря огромной и узконаправленной ясности сознания Джерард Хопкинс выковал мир руиноподобной и торжествующей образности.

Подлинный властелин этой безжалостной прозрачности, он защищал себя от телесности посредством жестких духовных ребер и, однако, создал творения непревзойденной, в тесных границах своего мира, свежести. Мучительные плоды его духа…

В настоящее время я всецело захвачена музыкальным произведением, одним из прекраснейших, что я когда-либо слышала, – концертом Вивальди си минор, запись «Четра-Сория», исполнение Марио Салерно —

Музыка – одновременно самое чудесное и самое живое из всех искусств, она есть искусство самое абстрактное, самое совершенное, самое чистое – и самое чувственное. Я слушаю своим телом, и мне ломит тело в ответ на заключенную в музыке страсть и пафос. Мое физическое «я» ощущает невыносимую боль – а затем притупленную досаду, – когда целый мир мелодии внезапно вспыхивает и низвергается в конце первой части, так же как плоть моя словно умирает понемногу каждый раз, как меня охватывает острая тоска второй части —

Я почти на грани безумия. Порой, так мне кажется (насколько же умышленно я вывожу эти слова), в иные летящие мгновения (до чего же быстро они летят) я знаю так же достоверно, как то, что сегодня Рождество, что неверными шагами я иду по самому краю бездонной пропасти —

Что, спрашивается, влечет меня к умственному расстройству? Как мне диагностировать саму себя? Мои самые непосредственные чувства сосредоточены вокруг мучительной потребности в физической любви и интеллектуальном спутничестве – я очень молода, и, пожалуй, мне суждено перерасти наиболее тревожные особенности моих сексуальных устремлений – откровенно говоря, мне наплевать. [На полях приписка рукой СС от 31 мая 1949 г.: «А не должно бы».] Моя потребность столь велика, а времени, в моем наваждении, отпущено так мало.

Вероятнее всего, мне будет презабавно это перечитывать. Так же как некогда я была до ужаса, до исступления религиозной и подумывала о переходе в католичество, так теперь я обнаруживаю в себе лесбийские наклонности (с какой же неохотой я пишу об этом) —

Мне не следует думать о Солнечной системе, о бесчисленных галактиках, разделенных миллионами световых лет, о беспредельности пространства, мне не стоит глядеть на небо дольше минуты, думать о смерти, о вечности – мне не стоит всего этого делать, чтобы не оказываться наедине с ужасными мгновениями, когда мой разум представляется мне осязаемой вещью, и не только разум, а весь мой дух, все, что одушевляет меня, оригинальные, отзывчивые желания, составляющие мою личность, все это принимает некую форму и размер, существенно большие, чем способно вместить мое тело. Тяни-толкай, годы и потуги (я ощущаю их теперь), пока не придется сжать кулаки, я поднимаюсь, кто сумеет выстоять, каждая мышца на дыбе, силясь вытянуться в бесконечность, мне хочется кричать, желудок сжат, ноги до самых щиколоток, до пальцев вытягиваются до боли.

Все ближе минута, когда лопнет бедная оболочка, теперь я знаю… созерцание бесконечности – натяжение разума поможет мне растворить ужас через нечто противоположное простой чувственности абстракций. И пусть он знает, что мне неизвестно решение, некий демон терзает меня всему вопреки – наполняя меня до краев болью и яростью, страхом и дрожью (я перекошена, вздернута на дыбу, несчастна), и разум мой находится во власти судорог неукротимого желания —

Я перечитываю свои записи. Какие же они нудные и монотонные! Неужели мне не избежать бесконечного оплакивания самой себя? Все мое естество кажется мне сжатой пружиной, оно исполнено ожидания.

1949

На этот семестр я еду в Кал [подразумевается Университет Калифорнии в Беркли], если мне удастся получить комнату в общежитии.

[Прежде чем покинуть свои дом в Лос-Анджелесе, СС пишет о решении учиться в Беркли.]

…Эмоционально – я хотела остаться. Интеллектуально – я хотела уехать. Как всегда, мне нравилось наказывать себя.

[Прежде чем покинуть свои дом в Лос-Анджелесе, СС пишет о решении учиться в Беркли.]

…Эмоционально – я хотела остаться. Интеллектуально – я хотела уехать. Как всегда, мне нравилось наказывать себя.

[СС прибыла в «Кал» – Университет Калифорнии в Беркли. Ей едва исполнилось шестнадцать.]

Что ж, я здесь.

Никакой разницы; пожалуй, речь никогда и не шла о поиске более приятного окружения – но лишь об обретении себя, о стремлении к самоуважению и личной целостности.

Теперь я не более счастлива, чем дома —…

…Я хочу писать – я хочу жить в интеллектуальной атмосфере — я хочу жить в культурном центре, где у меня будет возможность часто слушать музыку, – все это и еще много больше, но… самое важное в том, что, похоже, ни одна профессия не соответствует в большей степени моим потребностям, чем преподавание в университете… [Поверх слов о преподавании СС позже написала неровным почерком – «Господи!»]

Вчера купила «Контрапункт» и читала шесть часов подряд, пока не закончила книгу. Проза [Олдоса] Хаксли обладает качеством изысканной самоуверенности – его наблюдения великолепно отточены, если только читатель склонен наслаждаться пустотой нашей цивилизации. Я сочла книгу чрезвычайно волнительной, хотя и тревожащей мои зачаточные способности критика. Но даже и чувство подавленности, неизбежно возникающее вслед за прочтением книги, доставило мне радость оттого, что меня столь искусным образом ввели в состояние бесплодной ажитации!

В эту пору моей жизни меня больше всего впечатляет виртуозность – техника, организация материала, словесная роскошь оказывают на меня большое влияние. Жестокая реалистичность комментариев (Хаксли, Ларошфуко), насмешка и карикатура – или же пространная, чувственная философская экспозиция Томаса Манна в «Волшебной горе» и «Смерти в Венеции»… Довольно узколобо —

«Проблема состоит в том, чтобы преобразовать отчужденность интеллектуального скепсиса в полноту гармоничной жизни».

«Контрапункт»

Я влюблена в состояние влюбленности! Что бы я ни думала об Ирэн [Лион, любовница Г., позже – любовница СС, занимает большое место в дневниках с 1957 по 1963 г.], когда я ее не вижу, каковы бы ни были стоящие на моем пути препоны умозрительного порядка, – все растворяется в боли + разочаровании в ее присутствии. Непросто, когда тебя отвергают так абсолютно —

Я не могла заставить себя писать об этом, пока не отошла на некую временную + физическую дистанцию —

То, что я знаю, отвратительно – и невыносимо, потому что я не могу этого выразить – я пыталась! Я хотела отреагировать! Мне так хотелось испытать к нему физическое влечение и доказать себе, что я, по меньшей мере, бисексуальна. [На полях приписка от 31 мая рукой СС: «Какая глупость – “по меньшей мере, бисексуальна ”».]

…Ничего кроме унижения и распада при мысли о физических отношениях с мужчиной. При первом поцелуе – очень долгом поцелуе – я подумала со всей отчетливостью: «Неужто это все? Так глупо». – Я пыталась! Я пыталась – но теперь я знаю, что этого не может случиться. Никогда. Мне хочется спрятаться. Ох, и еще я испортила жизнь Питеру, так что —

Его звать Джеймс Роланд Лукас – Джим – вечером в пятницу, 11 марта, я собиралась в тот вечер на моцартовский концерт в Сан-Франциско.

Что мне делать? [Более поздний комментарий рукой СС без указания даты: «Наслаждайся, конечно».]

[Написано в апреле 1949 г., но без указания даты в дневнике.]

Поездка домой на выходные обернулась интереснейшим опытом. Эмоционально я стала свободнее от зависимости, которую, в интеллектуальном плане, считаю ущербной – я думаю, что наконец свободна от зависимости / нежности по отношению к матери. В этот раз она не вызвала во мне даже жалости, только скуку. Дом никогда не казался мне таким маленьким, домашние – столь естественно скучными и банальными, а моя искрометная витальность – столь угнетающей. По меньшей мере здесь [т. е. в Беркли] в незамаскированном одиночестве, я нахожу какие-то удовольствия и компенсацию – в музыке, книгах и чтении поэзии вслух. Мне не нужно притворяться; я распоряжаюсь своим временем, как хочу. Дома царят притворство и ритуалы дружелюбия – ужасающая трата времени – мне следует бережно относиться ко времени этим летом, нужно многое успеть —

Если меня не примут в Чикаго [после одного семестра в Беркли СС подала документы на перевод в Университетский колледж Чикаго\ и, соответственно, мне предстоит вернуться в Беркли зимой, я пробуду здесь до первых летних курсов. В противном случае я прослушаю эти курсы во время 8-недельного триместра в Лос-Анджелесе [в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса].

Время с двух до пяти пополудни я собираюсь отдать сочинительству и занятиям на улице, на солнце, и еще заниматься вечером, сколько получится – я буду спокойной, учтивой и безучастной!

Сегодня днем прослушала лекцию о «Предназначении искусства и художника» Анаис Нин: она удивительная – похожа на русалку, существо другого мира – маленькая, изящная, темноволосая, избыточный грим придает коже бледность, большие, вопрошающие глаза, выраженный акцент, происхождение которого я не смогла установить (у нее чересчур правильная речь, она обкатывает и полирует каждый слог кончиком языка и губами), кажется, стоит только до нее дотронуться, как она рассыплется в серебристую пыль. [На полях более поздняя приписка рукой СС: «Г. была там».]

Ее художественная теория изысканно неуловима (раскрытие бессознательного, автоматическое письмо, восстание против механистической цивилизации). Ее анализировал Отто Ранк.

Вчера прочитала «Ночной лес» [Джуны Барнс]. Какую замечательную прозу она пишет. Так хочу писать и я – богатая и ритмичная, тяжелая, звучная проза, как нельзя лучше соответствующая мифической двусмысленности, что одновременно есть источник и структура эстетического опыта, олицетворяемого языком —

Я прочитала большую часть «Братьев Карамазовых» и внезапно ощутила себя нечистой. Написала три письма Питеру и Одри, в которых полностью порывала с ними, и одно – матери, полупризнаваясь в своем отвращении к прошлому —

Ох, да, и еще Ирэн —

Она права и она восхитительна, правда —

Подумать только – я убедила себя, будто питаю нежные чувства к Питеру, потому что была так одинока и не могла себе вообразить, что найду кого-то лучше! А вся эта каша с Одри! Дьявол, если бы только Ирэн могла честно отвергнуть меня, я (впервые) сама была бы искренней —

[На внутренней странице обложки тетради, датированной «7 мая 1949 – 31 мая 1949», СС пишет прописными буквами: «Я РОЖДЕНА ЗАНОВО ВОВРЕМЯ, КОТОРОЕ ПЕРЕСКАЗАНО В ЭТОМ ДНЕВНИКЕ».]

Сегодня дочитала «Демиана» [Германа Гессе] и в целом была очень разочарована. В книге несколько удачных пассажей, и первые несколько глав, живописующих юность Синклера, очень хороши… Однако прямолинейный гипернатурализм последней части книги изумляет в сравнении с реалистическими принципами, присущими ее первой части. Дело не в том, что я возражаю против романтической интонации (так, например, мне нравились «[Страдания молодого] Вертера»), однако инфантильность миропонимания Гессе (не могу назвать иначе)…

Начинаю читать «Теорию познания, подразумеваемую в мировоззрении Гёте» Рудольфа Штейнера. Кажется, я слежу за ходом его мыслей без труда, поэтому вдвойне подозрительна к себе, и читаю очень медленно…

Также за последние несколько недель (упоминала ли я это?) я прочитала первую часть «Фауста» Гёте [в переводе] Баярда Тейлора, «Доктора Фауста» [Кристофера] Марло и роман Манна —

Меня очень тронул Гёте, хотя, наверное, я далека от понимания его «Фауста», – а вот Марло действительно мой поэт, ибо я вложила в него частицу себя, перечитывая его по нескольку раз, декламируя разные отрывки снова и снова. Финальный монолог Фауста я прочитала вслух не менее дюжины раз. Он несравненный…

Где-то в дневниках я писала, что испытала разочарование после прочтения [ «Доктора] Фаустуса» Манна… Какое ничтожество моих критических способностей! Это замечательное, великое творение, которое мне придется перечитать много раз, прежде чем я смогу им овладеть…

Я перечитываю фрагменты вещей, которые всегда были мне дороги, и удивляюсь собственным оценкам. Вчера долго читала [Джерарда Мэнли] Хопкинса и не испытала привычного энтузиазма – в частности, меня подвело «Свинцовое эхо и золотое» —