– Только не думай, Эм, что это наши переходники такие совершенные, способные соединиться даже с такой технологией. На самом деле это микросхема желает вступить с нами в контакт, – тут же пояснил Колька. – Вернее, я думаю, что у нее такое задание – контактировать со всем, с чем возможно. С уборщиками – так с уборщиками. С планшетами – значит, с планшетами. Смотри, вот эта плата.
Он ткнул пальцем в крошечную точку на голограмме, которая стала увеличиваться, разрастаться и превратилась в этакое стальное металлическое зерно с гладкими вытянутыми краями и узкими полосками резьбы (или это так прописаны программы, кто знает?).
Зерно вдруг крутанулось и вытянулось в изящную линию, а после закрутилось в спираль – длинную бугристую спираль, на которой проступили многочисленные узелки. Из узелочков полезли новые нити, разворачивающиеся в свою очередь в следующие спирали-ветки, покрытые узелками-почками.
– Ты посмотри, если считать, что каждый узелок – это программка, то здесь перед нами целая система. Целый компьютер, живущий сложной и уникальной жизнью и заключенный в странную оболочку. Тело с щупальцами, в котором находилась эта микросхема, было живым. Оно еще называется органическим. Правда, никакого кровообращения, никакой кровеносной системы. Другие принципы жизни, совершенно другие, – тихо продолжал пояснять Колька, – симбиоз электроники и живой плоти.
Егор сердито блеснул зелеными глазами, скривил губы и заметил:
– Фигня это полная, ребята. Мы понятия не имеем, что несет в себе эта штуковина, просто понятия не имеем. Давай-ка, Колька, вырубим ее к чертям собачьим. Вот такие же штуки легко взломали катер Федора, они опасны. Мы даже представить себе не можем, насколько они опасны.
Егор протянул руку, чтобы отцепить переходники, и тут же огреб от Кольки – тот шлепнул его по ладони и посоветовал не лезть, когда не просят.
– Я сейчас сам тебе врежу, дурень Колючий! – заорал Егор, а на голограмме тем временем продолжали разворачиваться спирали, сливаясь в огромный толстый ствол. Распускались усики, лопались узелки-почки, выдавая новые завитки и новые стебли.
– Вырубай, смотри, что у тебя! – снова заорал Егор.
Его раздражение горячей волной передалось Эмме. Адреналин Егора пьянил, заставляя чувствовать напряжение и приятную готовность в мышцах.
– Я хочу разобраться в этом, – резко заявил Колючий. – Если мы не поймем принцип их работы, мы никогда не сможем одолеть их.
– Мы их и так не одолеем! – Голос Егора звенел высокими нотами ярости, и Эмма понимала, что сейчас им владеет страх и злость. Эти два чувства всегда бывают рядом. Страх и злость – это то, что накаляет воздух, делая его горячим и едким.
А на голограмме уже поднималось дерево – это было именно дерево. Толстый ствол, состоящий из сотен тонких витков и усиков, изящные, опускающиеся вниз ветви и множество листьев и почек, рождающих новые витки и новые ветви.
Зрелище завораживало и пугало одновременно. Оно обладало невероятной силой и энергией, оно обладало жизнью. Электронной, искусственной жизнью. Придуманной и созданной. Но эта жизнь имела крепкую волю и крепкое желание побеждать.
Егор и Колька спорили, стукая время от времени друг друга по рукам, но Эмма уже не слушала их. Она поняла все, что хотело сказать зерно. Ведь не случайно оно с такой уверенностью и наглостью развернулось перед ними во всей красе. Показало свою сущность, свою внутренность. Свою мощь и свой размах.
Это только кажется, что плата крошечная. На самом деле из нее вырастет огромный организм, огромная сущность, как из крошечного зернышка вырастает высокое дерево.
Насколько дружественным к людям будет это «дерево»? Насколько сильно надо его опасаться?
И Эмма с потрясающей уверенностью поняла, что сильно. Очень сильно надо остерегаться прозрачных каракатиц, несущих в себе странную и сложную технологию, похожую на дерево. Эмма потянулась, чтобы отключить свой планшет, дернула переходник, голограмма вздрогнула. По ней пробежала легкая рябь, и ветви дерева пришли в движение. Оно взмахнуло всеми своими усиками и ветками, тряхнуло листьями, качнулось и вдруг мгновенно сузилось, съежилось, уменьшилось до одного длинного завитка – распрямленной спирали – и юркнуло куда-то вниз.
И тут же планшет Колючего зашипел, затрещал. Экран покрылся сеткой мелких трещин, сама голограмма развалилась на множество нечетких черных кусков, как разваливается сожженная бумага.
– Черт бы побрал… – потрясенно проговорил Колька.
– Я же говорил! – заорал Егор.
Эмма молчала. Она лихорадочно пыталась сообразить: успело ли дерево забраться в ее планшет? И почти сразу увидела, что успело. Тихий треск и множество трещин на тонюсеньком экране дали понять, что и ее аппаратуре пришел конец, быстрый и необратимый. Восстанавливать в этих планшетах теперь было нечего. Только черная, потрескавшаяся пластинка, от которой прямо на глазах отваливались куски. Отваливались и оставались лежать на столе, матово-черные, печально поникшие.
– Представь себе, что будет, если это окажется Мартин, – неожиданно тихо проговорил Егор.
Колька не ответил. Он вдруг подскочил, схватил микросхемку каракатицы и принялся давить ее ногами. Напрасный труд, его кроссовки не могли причинить никакого вреда этой штуковине, это Эмма тоже поняла с жуткой уверенностью.
– Это не поможет. Надо только в лучевую печь. Надо собирать их по всему кораблю, искать, где только можно. И в лучевую печь все. Вы поняли? Быстро, Колька. Давай, я отнесу.
2Это легко сказать – давайте обыщем всю станцию и найдем. А на деле все это выглядело глупо и бестолково. Позвали на помощь Жанку, Тошку и Гошку. Объяснили, что от них требуется, разделили весь Третий уровень на секции и принялись искать.
Эмме достался участок рядом с цехом, тот самый, где она встретила девочку Женю. Ей помогала Соня, и они вдвоем обошли каждого пятнадцатого в кладовке – те недоуменно поворачивались, выполняя приказания, а голос Мартина в ухе непрестанно докладывал, что у остальных ребят все в порядке и каракатиц пока не обнаружили.
Пообедали наспех прямо в капитанской рубке, после снова принялись за поиски. Но весь Третий уровень был тих и спокоен. Никому на глаза не попалось ни одной твари. Эмма уж так тщательно вглядывалась в потолок, в стены, в пол. Перед ней шла Соня, и получалась такая себе двойная проверка. Если бы Сонька что-то пропустила – Эмма, следуя за ней, наверняка бы увидела.
К концу рабочего дня весь Третий уровень был осмотрен и проверен. Ни одной каракатицы больше. Ни одной твари не нашлось.
– Все чисто, – устало доложил Егор, плюхаясь в белое кресло.
– У меня тоже, – сказала Жанка.
Ее обычно хорошо уложенные темные волосы теперь торчали в разные стороны – острые прядки над прямыми бровями и черными глазами, над ровненькими ушками и сережками-стразиками.
Эмма почему-то отметила про себя, что Жанка очень красивая девочка и Егору нравится смотреть на нее и касаться ее рук, плеч. Смутное желание близости и объятий – такое же точно, что было у Таис и Федора. Оно витало в воздухе странным запахом, неуловимым, почти незаметным. Запахом так называемой любви.
По крайней мере, так думалось Эмме, так она называла это сама для себя.
Жанка, видимо, интуитивно угадывала эти самые чувства Егора, потому что держалась рядом и время от времени загадочно улыбалась ему. Еле заметно, лишь уголками губ. Получалась такая себе улыбка-послание. Заверение, что она его чувствует, слышит и она ему всегда рада.
Вот и сейчас Жанка устроилась в кресле – в том самом, где обычно сидела Таис, и это показалось Эмме каким-то неправильным и неприятным, – придвинулась к Егору, откинулась назад, и Егор одними пальцами дотронулся до ее ладошки, свисавшей с поручня. Незаметный жест, на который ни близнецы, ни тем более Колючий не обратили внимания, и лишь Эмма слегка подняла брови и отвела глаза.
Ну что же, зато этим двоим таблетки точно не нужны и на них тратиться не придется.
– И мы не нашли ничего, – сообщил Тошка.
– Потому что они спрятались. Они не дураки, – тут же закончил общую реплику Гошка.
– Мы их так просто не найдем, только выманивать.
– Как магнитом притянуть. Они же ползут на всякие электронные платы. Думаю, что ночью они нападут снова. – Близнецы говорили по очереди, и их фразы сливались в одно длинное предложение. Как будто говорил один человек.
Жанка слушала их с широко открытыми глазами, и Эмма не выдержала, усмехнулась. Стоявший рядом Колька тоже хмыкнул.
– Они на пятнадцатых ночью наползут, – предположил опять один из братьев.
– Да где же они, по-вашему, прячутся? – не удержался и хмуро поинтересовался Колючий. – Мы облазили весь Третий уровень станции, на карачках, можно сказать, ползали. И где, по-вашему, могут быть эти твари?
– А где мы еще не искали?
– А где мы еще не искали?
– На энергомодуле, в Детском отделении и в цеху, – подсказала Эмма.
Она все время помнила о загадочном цехе и об энергомодуле. В этих местах ей бывать еще не доводилось.
– В цеху они, это точно, – одновременно проговорили братья и одинаково передернули плечами.
Произнесенное двумя похожими голосами, это совсем обычное словосочетание «в цеху» почему-то вызвало дрожь.
– Никто не знает, что творится в цеху, – осторожно заметил Колючий.
– Так и есть, – поддакнул Егор.
– Внимание, через минуту я отключу свет на Третьем уровне, аварийное отключение на десять минут, – совсем некстати сообщил Мартин.
– Вовремя, – буркнул Коля, после сказал, что устал и надо выбрать дежурных и отправляться по каютам.
– Я знаю, что прошлую ночь тут сидел Егор, потому вполне справедливо будет, если в эту останемся мы с Эммой. Договорились? Заодно мы с ней сходим к энергомодулю и проверим, как там.
– Тогда пошли сейчас, вместе, – пробормотал уставший Егор, откинулся на спинку кресла и блаженно закрыл глаза.
Видимо, прошлую ночь он провел в играх, сидя тут, в капитанской рубке, и сейчас больше всего ему хотелось поспать.
– Егор, ты бы уже спал. Иди, топай вместе с Жанкой вниз. В душ, после ужин, после отдых – все по расписанию, – с усмешкой предложил Коля.
– Это будет лучше всего. А к модулю сходим мы. После тут поужинаем. Идет, Коль? – уточнила Эмма.
– Отличный план.
Свет в коридорах погас, стало неуютно и тревожно. Эмма зачем-то кинула взгляд на стеклянные двери – за ними был мрак и тишина.
– Вдруг там кто-то бродит в темноте, – совсем неожиданно протянула Жанка и вжалась в спинку кресла, – или каракатицы эти ползают. Вы пойдете – а они на вас напрыгнут, прямо на голову. Точно фрики…
Егор заулыбался и ответил:
– Ничего себе ты придумала, Жан. Прямо рассказ-ужастик. Они не пойдут в темноту, они же не дураки.
– Я тоже не пойду, пока свет не включат, – мрачно сообщила ему Жанна. – Буду сидеть тут и ждать.
– Да ерунда все это. – Эмма поняла, что надо немедленно снять жуткое наваждение, разогнать его, пока оно не овладело умами всех, кто сидел в капитанской рубке. Вон близнецы притихли, побледнели. Глаза блестят, и ни следа улыбки на вытянувшихся лицах. Жанка сжалась, точно воробей, поглядывает на Егора. Тот тоже нахмурился, того и гляди, поверит в прыгающих каракатиц.
Эмма и сама верила в такой вариант развития событий, но не собиралась поддаваться страху. Страх парализует, лишает воли и мыслей. Страх – плохой советчик.
Поэтому она решительно встала перед зеркалом, принялась расчесывать запутавшиеся пряди волос и заговорила с подчеркнутой насмешкой в голосе:
– Какие же вы еще дети. У нас есть пятнадцатые – целый взвод. На головах у них мощные фонарики. В руках – мощное оружие. И их много – этих пятнадцатых. Пока у нас есть роботы – мы неуязвимы. Роботы – это наша сила. Потому мы сейчас с Колькой пойдем к энергомодулю, и проведут нас пятнадцатые. А к тому моменту, как мы доберемся, свет уже будет работать. Ясно, дети?
Последние слова «ясно, дети» она произнесла с такой же интонацией, как Таис. Легкая издевка и еле заметные ноты собственного превосходства. То, что нужно, чтобы завести подростков. Показать, что насмехаешься и считаешь себя взрослее и умнее.
Пусть лучше злятся, чем бледнеют от страха.
– Умная Эмма все расставила по местам, – хмыкнул Егор. – Делайте, как хотите. Включат свет – мы вернемся на Второй уровень. У нас должен быть отдых, раз мы дети. Верно, Жан?
– Вот именно, – поспешила согласиться та.
Она чуток расслабилась, увидев, что старшие не боятся.
Вот и правильно. Сейчас Эмма и Колючий старшие, и они будут решать – впадать в панику или не стоит.
3Энергомодуль действительно надо проверить. И лучше сделать это прямо сейчас, а не тянуть время. Зато ночью они будут спокойно отдыхать, зная, что на станции порядок. Может, действительно почти не осталось каракатиц, и погибшие уборщики – единственная проблема?
Хорошо бы, если бы было именно так. Уборщиками займутся уже завтра. Может, возьмут парочку со Второго уровня – там такого добра тоже полно. Может, загрузят какого-нибудь лона. Найдут выход. В конце концов, вода на станции есть и тряпки тоже. Можно просто помыть пол – такой вариант тоже имеется. Мыли же полы дети подземелья на Нижнем уровне совсем недавно? Мыли.
И Эмма решила пока не забивать голову уборщиками – выход найдется непременно. Это не самая большая проблема по сравнению с теми крейсерами, что все еще палили по станции, по сравнению с пропавшими Таис и Федором.
Эх, если бы только поломанные уборщики остались единственным поводом для беспокойства – жизнь, можно сказать, тогда была бы вполне сносной.
Колька между тем не стал терять время. Попросил Мартина прислать двоих пятнадцатых («Нам вполне хватит и двоих, не воевать же идем») и направился к выходу. Едва двери услужливо разъехались в стороны, оглянулся на Эмму и мотнул головой: мол, ты же со мной? Тогда пошли.
И Эмма отправилась вместе с ним, оставив близнецов и Егора с Жанкой пить сок с печеньем и разглядывать голограмму.
Еще ни разу в жизни Эмма не была в этом месте. Оказалось, что попасть к энергомодулю можно только с Третьего уровня, и только с внутреннего круга, оттуда, где находился Детский блок.
Сразу же за помещением с детскими кувезами находился узкий, полутемный коридорчик, на который раньше Эмма и внимания не обратила бы, решив, что там кладовки. Чтобы открыть единственную дверь в этом коридорчике, пришлось взламывать замок – это тоже оказалось неожиданным.
Коля, подключаясь через планшет и загружая программу взлома, заметил:
– Вот уж не думал, что придется еще пользоваться этой программкой. И почему это, Мартин, ты не можешь открывать все двери на этой станции?
– Потому что я управляю не всей станцией. Я отвечаю за детей, вы же это знаете, – тут же через наушник ответил Мартин.
Эмма услышала его ответ – в ее ухе тоже находилась мягкая капелька – и нахмурилась.
– Вот это и странно, – заметила она.
– Замок сложный попался, так сразу программа его и не берет, – пробормотал Коля, опустился на колени и вскрыл плоский мониторчик.
Отбросил в сторону ставшую ненужной панель, принялся ковыряться в тоненькой небольшой плате. Подковырнул, нажал еще раз. Резко запахло паленым, появился тоненький дымок.
– Почему плата так реагирует? Ты ее просто ломаешь? Нет, так только нарвешься на напряжение. Дай-ка я попробую.
Эмма наклонилась, подумала, что здешняя плата совсем маленькая, и потерла усталые глаза, чтобы лучше видеть всю эту мелочь.
– Сейчас развернется «деревом», – заметил Коля.
– Не напоминай. Разрушает это «дерево» просто отлично, – буркнула в ответ Эмма.
– Потому что это тебе не настоящие деревья. Это пародия на природу. Карикатура. Рисует тебе радужную картинку, а сама потихоньку подбирается к самому сердцу твоего планшета и сжирает его. Пожиратели схем какие-то…
– Самое лучшее название, – согласилась Эмма, перенаправила напряжение, и дверь поехала в сторону.
– Гляди-ка, ты соображаешь…
– Еще как. Пошли, что ли. Вообще убрать надо замок, пусть будет открыто. А то возни с ним больше, чем нужно. Чуть позже поставим обычный, с простым кодом…
Перед тем как пройти сквозь узкий проем, Эмма замерла всего на пару секунд, прислушалась к собственным ощущениям. В последнее время она очень сильно доверяла своей интуиции. Настолько сильно, что внутренние предчувствия теперь казались некоторыми ориентирами в пространстве. Указаниями, куда следует поворачивать.
И сейчас Эмма вдруг с убийственной ясностью поняла, что там, за порогом, – опасность. Неизведанная, смутная, незнакомая – и от этого по-настоящему пугающая. Там опасно. Что представляло опасность – энергомодуль или, возможно, излучение от него, – Эмма не могла сказать.
Всего пару секунд она колебалась. Всего раз промелькнула мысль, что туда лучше не соваться, и тут же пропала. Выбора не было. Зато с ними пятнадцатые, и они защитят если что. Наверняка защитят.
Коля, видя ее колебания, отодвинул ее плечом и решительно вошел в дверь. И тут же послышался его восхищенный голос:
– Ни фига себе…
Действительно, было «ни фига себе».
Помещение оказалось круглым и сравнительно небольшим. Оно проходило аккурат по центру станции, соединяя собой все три уровня, – по крайней мере, когда Эмма перегнулась через блестящие металлические перила круглой галереи, огибавшей помещение, она увидела освещенные синим светом стены, уходящие вниз на полтора десятка метров. Энергомодуль представлял собой прозрачную трубу-колбу, наполненную тягучей, голубоватой жидкостью, в которой блестящими искрами вспыхивали время от времени какие-то кристаллы.
Внутри колбы находилась Жизнь — это Эмма не просто поняла, почувствовала. Ощутила каждой клеточкой, наблюдая за медленным движением жидкости, за искрами, освещающими ее изнутри. Это было очень странно и очень красиво. Жидкости время от времени становилось тесно в колбе, и она поднималась к самому краю, закрытому плотной металлической крышкой. От крышки отходили толстенные витые кабели, они опутывали потолок, соединялись с электросервером в стене и передавали питание станции.