— Ничего и не влюблен! — огрызнулся Михаил. — Че она мне… а я ей…
— Хорошо, что понимаешь, — похлопал Тофик друга по спине.
Без пилы плохо, это Иван знал. Существуют моменты, когда и нож тебя не спасет в тайге, и топор не спасет. Что топор? Нарубить веток, свалить сухое дерево, щепок настрогать для «разжига». Но костер очень быстро прогорает, а для долгого костра нужна сухая древесина. Сейчас в тайге влажно, и все упавшие деревья уже напитались влагой. Можно только ломать сухие ветви стоящих деревьев. Для того чтобы ночью спокойно спать в тепле и безопасности, нужны сухие стволы. Они долго будут гореть и отдавать тепло. Между такими стволами можно спокойно спать, хотя ночью температура падает в тайге очень низко. И зверь не подойдет.
Но топора у Ивана не было и ножовки тоже не было. И оставался у него единственный выход — украсть. Не столько сложно, сколько опасно. Он должен пойти в деревню и украсть хоть какой-то инструмент, но при этом не должен попасться хоть кому-то на глаза.
Иван покрутился и почесал затылок. Ему ведь еще и костер бросать нельзя. Второй раз разжечь его будет нечем. Как в каменном веке. Хоть корзинку с углями таскай с собой по лесу. Камни! Камней тут много! И он, вооружившись толстой веткой, стал выковыривать из травы валуны размером со свою голову. Минут через тридцать Иван сложил из них круг высотой сантиметров в тридцать или сорок. Вот и очаг. Если он прогорит до конца, то под толстым слоем пепла все равно останется достаточный жар, чтобы воспламенить трут. Правда, трута нет. Другие птичьи гнезда очень высоко, и ему не забраться туда. Влажная вата из его фуфайки будет только дымить и не загорится.
И тут Ивану на глаза попался гриб-трутовик на стволе соседней березы. Как же это он забыл! Он камнем отбил гриб, разыскал под ногами свою драгоценную ржавую железную пластину и принялся срезать у гриба нижнюю мягкую кожу. Без ножа эта работа заняла у него много времени, но зато он получил то, что хотел. Пленка была толстой и мягкой, как кусок кожи. Положив ее на ствол дерева, Иван стал отбивать палкой пленку до мягкого состояния.
Теперь самое главное. Он развел в своем выложенном камнями очаге большой костер, навалив сверху побольше толстых сухих веток. Потом, воткнув две палки неподалеку, укрепил на них отбитую пленку трутовика. Когда она высохнет, получится отличный трут. И загораться будет легко, и затушить его будет сложно. Еще раз скептически осмотрев свой лагерь, Иван двинулся в сторону деревни. Главное — успеть вернуться до темноты.
Он шел быстро, хотя давалась ему ходьба с трудом. Он за эти дни совсем окоченел, суставы застыли и чуть ли не скрипели при ходьбе. Все тело болело, и в нем почти все время ощущался озноб. Сказывалось еще и полуголодное существование. В силки не попадалась птица, грибами до отвала не наешься, а к змеям Иван испытывал стойкое отвращение, хотя понимал, что в его положении — это единственная доступная сытная и содержательная еда.
Однако Ивану пришлось обходиться лишь растительной пищей. Очень помогли бы плоды актинидии, или амурского крыжовника, но они созревают к концу августа. У одной из ее разновидностей плоды достигают размеров огурца. Очень питательная вещь. Иван, к своему сожалению, в местности, где ему пришлось скрываться, нашел лишь саранку, или лилию кудреватую, как ее называют ботаники. Ее крупные пурпурные с фиолетовыми пятнами цветы на полутораметровых стеблях были видны издалека. Он несколько раз запекал мясистые луковицы этого растения в костре, что давало ему некоторое разнообразие к грибному меню.
Конечно, выручила бы река, но до реки было далеко. А река — это рыба! Река — это хотя бы рогоз, потому что его поджаренные молодые побеги и корневища содержат достаточно крахмала и сахара, чтобы ими можно было питаться длительное время. Даже из пыльцы рогоза можно было извлечь пользу. Например, смешав с водой, выпекать хлебцы. Но у Ивана не было посуды.
Пытался Иван есть и плоды маньчжурского ореха, запекая их в костре для того, чтобы лопнула кожура. Но от орехов его начинало подташнивать. И совсем бы Иван оголодал и лишился сил, если бы не хорошо знакомый каждому таежнику китайский лимонник. Он цвел с середины июля и был хорошо заметен своими светло-розовыми цветами и мясистыми овальными листьями. Раз в день Иван поддерживал силы сочными и терпкими ягодами лимонника, выискивая в зарослях плотные гроздья. Обилие веществ, которые помогают поддерживать состояние бодрости, восстанавливать силы, было ему как нельзя кстати.
Очень хотелось мяса, но тепло и сносный ночлег были важнее. А для этого Ивану нужен был инструмент. Можно провести ночь у костра, наломав и подстелив под себя копну лапника. Под утро костер прогорит и сверху начнет щипать холод, сковывать все тело своими ледяными объятиями.
Можно сделать «коптилку», как ее называют охотники, — универсальное средство, позволяющее выжить в тайге ночью даже в мороз. Нужно над овальным кострищем (остатками горячих углей после того, как костер прогорит) настелить толстые стволы молодых деревьев, потом поперек положить короткие обрубки стволиков. Чувствовать себя будешь, как шашлык, но в мороз так можно спать почти без одежды — жара от угасающих углей хватит на несколько часов, чтобы согреть тебя. А столб теплого воздуха долгое время не будет подпускать к тебе мороз сверху и с боков. Но для этого тоже нужен топор или пила.
Иван шел к деревне и прикидывал варианты своих действий. Украсть пилу или топор сложно. Этот инструмент просто так во дворах не бросают. Нужно не просто забраться к кому-то во двор, нужно еще и в сарай попасть. А во дворах обычно бывают собаки. В деревнях вообще очень много собак. Иван представил, какой хор его встретит при появлении в деревне. Чужак! Это они сразу учуют. Ему очень не хотелось идти в деревню, но иного выхода не было.
Музыку он услышал сразу. Эти звуки были настолько неуместны в глухой тайге в нескольких километрах от жилья, что сразу резанули слух. Иван замер на месте и стал медленно крутить головой. Да, слева. Там небольшой распадок, ручей, там тихо и никогда не бывает ветра. И там он в прошлый раз видел свежее кострище. Туристы! Эта мысль недовольно скользнула в мозгу, но потом засела там прочно, стала шевелиться и беспокоить.
Иван даже улыбнулся, настолько эта идея показалась заманчивой. Главное, чтобы у «туристов» не было собаки. Он прибавил шагу и даже улыбнулся. К распадку от шоссе можно было проехать лесной дорогой. Когда-то это была тракторная дорога, очень давно. Но потом делянку запретили к вырубке, а дорога уже оказалась расчищенной. И по ней еще какое-то время вывозили сваленный лес, потом местные ездили: кто за дресвой, кто собирал толстые ветки на тын вокруг огородов, чтобы козы не ходили.
«Только бы не увидели, только бы не увидели», — думал Иван, стараясь наступать мягко и не шевелить ветвей. Он увидел сквозь кустарник большое черное пятно, услышал голоса, почувствовал запах дыма и жарившегося мяса. Желудок свернулся узлом, а рот непроизвольно наполнился слюной. Хотелось броситься туда, на поляну, упасть этим людям в ноги и попросить хоть кусочек… и обязательно с хлебом, хотя бы одну корочку черного хлеба…
Иван сжал голову руками и опустился на колени. С этим надо что-то делать, так нельзя. Ты знаешь, что над тобой витает смерть, и поэтому не имеешь права расслабляться. Иван стискивал голову, кусал губы. Наконец, ему удалость взять себя в руки и вызвать в себе злобу. Злобу на всех, в том числе и на этих отдыхающих на поляне людей. Ишь, веселятся, гитара у них, шашлык, водка!
Осмотр поляны показал, что тут расположились люди, намеревающиеся ночевать. Большой черный «УАЗ Патриот» стоял на краю поляны с открытыми дверками. Рядом ютилась серая «Нива». Возле костра топтались в ожидании шашлыка трое мужчин, четверо женщин и две девочки-подростка. Тут была гитара, водка, коробки с соком, вокруг костра лежали заготовленные свежеспиленные бревна для сидения. Кажется, это были люди, которым не нужно городского уюта. Для таких поездок вполне можно найти дешевые и удобные раскладные стулья и столики. И мангал можно купить. Так нет, этим надо, чтобы все было по-лесному.
Ивану было наплевать на странности этих людей. Он увидел главное — не очень большую двуручную пилу, которая лежала на краю поляны рядом с напиленными чурбаками. Был и топор, но он лежал возле самого костра. Иван нервно вытер сгибом локтя пот со лба и прикинул расстояние, которое ему нужно пройти, чтобы зайти с другой стороны поляны и незаметно взять пилу…
Через час он уже был в своем лагере. От лежавшего на земле дерева, которое упало только этим летом, он отпилил чурбак длиной сантиметров в шестьдесят. Поставив его на попа, Иван сделал через центр четыре пропила на глубину сантиметров 30–40. «Индейская свеча» готова. Теперь затащить ее в шалаш и поставить у входа. Шалаш высокий, выше двух метров. Несколько часов Иван старательно накладывал на прислоненные к дереву жерди лапы елей. Теперь он был надежно защищен от ветра и дождя. На полу тоже был толстый слой лапника.
Теперь огонь. Высохший трут мгновенно занялся огнем из разворошенного пепла в кострище. Несколько тонких сухих веточек с трутом он положил в центр, где пересекались пропилы «индейской свечи», и стал подкладывать понемногу еще сухой коры, тонких веток. Огонь разгорелся, поднимаясь столбом и почти не давая дыма. Угольки проваливались в пропилы, огонь опускался вниз, постепенно выжигая середину бревна. Так он будет гореть сутки, если не больше, пока не прогорит до самого низа.
Заслонив вход в шалаш заранее изготовленной дверью из сцепленных между собой еловых лап, Иван улегся на свой «матрац» и впервые спокойно уснул в тепле и покое. Теперь у него была одна забота — постоянный поиск пищи, а дом есть. «Нужно просто выждать, нужно так вот пожить хотя бы пару недель», — думал он, проваливаясь в блаженный спокойный сон. Древесина потрескивала, шипела, как будто успокаивая и рассказывая сказки.
Дима Иванов приехал с Давыдовым к больнице на мощном внедорожнике депутата. Он выскочил из машины и первым делом осмотрелся по сторонам. Иванов разделял мнение руководства, что непосредственно Давыдову покушение не угрожало, но все равно оставался шанс. Гарантировать, что у злоумышленников вдруг не поменяются планы, было нельзя. Да и об этих планах группа пока имела весьма туманное представление.
Давыдов не заметил или сделал вид, что не заметил предосторожностей сотрудника «Барьера». Он вышел из машины, не глядя ткнул в пространство брелоком сигнализации. Машина бодро квакнула в ответ. Теперь Иванов шел сзади. Давыдова здесь знали, и с ним можно было беспрепятственно пройти в любую часть больницы.
Молодой врач встретил гостей у дверей ординаторской. Смерив взглядом Иванова, он кивнул в сторону коридора и пошел вперед, бросая через плечо Давыдову короткие фразы.
— Состояние стабильное. Но в таких случаях гарантировать что-то нельзя. Чаще всего все обходится. Понаблюдаем, поколем магнезию, повторные снимочки сделаем.
— К нему никто не приходил? — из-за спины поинтересовался Иванов.
Врач обернулся на ходу, снова смерил взглядом попутчика Давыдова.
— Никто, — коротко ответил он и поинтересовался: — А вы кто такой? Из полиции?
— Вы, доктор, послушайте меня, — тяжело положил руку на плечо врача Давыдов, заставив тем самым остановиться и повернуться к нему. — Я с вашим главным врачом обо всем договорился, и он вас должен был проинструктировать. Этот… человек — специалист по безопасности. Он будет находиться здесь при вашем пациенте постоянно и неотлучно. До каких пор — это мы потом решим. Все его просьбы — это мои просьбы! И пожелания тоже.
— Я понял, — слегка нахмурился врач. — Но, надеюсь, лечить-то я своего пациента могу самостоятельно, без консультаций с вами?
— Можете, — разрешил Давыдов. — Без консультаций с нами можете. Без консультаций своего главного врача — нет. Вы перевели Глеба в отдельную палату с собственным санузлом?
— Это сделали без меня, — криво усмехнулся врач и снова пошел по коридору. — Трехразовое отдельное питание ему обеспечили. Под видом диетического индивидуального. И вашего охранника тоже.
— Меня можно и не диетическим, — попытался пошутить Иванов, чтобы разрядить обстановку. Он подозревал, что этот молодой врач давно и все время норовит показать Давыдову свою независимость. Или стремление к ней.
Они подошли к белой стеклянной двери в конце коридора. В дверь было вставлено матовое рельефное стекло. Иванов предпочел бы более плотный и взломостойкий материал, но теперь придется мириться с этим. Врач распахнул дверь и вошел первым, не пропуская вперед Давыдова.
— Вольтерьянец, — тихо бросил Иванов в пространство.
На кровати сидел молодой, довольно симпатичный молодой человек в приличного качества спортивном костюме. Из-под повязки «шапочка» на гостей смотрели внимательные, умные, но немного растерянные глаза. В целом пациент выглядел хорошо, он мог даже, судя по всему, самостоятельно вставать.
— Почему вы встали? — строго осведомился врач. — Я же вам сказал, что для вас самое главное лечение — это покой и сон. Все перемены положения вредны.
— Я в туалет… — не очень уверенно ответил пациент, растерянно глядя на гостей.
— Ну, как ты, Глеб? — подошел к парню Давыдов и протянул руку. — Оклемался немного?
— Да, сейчас лучше, — тихо ответил пациент. — Сначала голова болела и тошнило почти постоянно, а сейчас лучше. Главное, не вставать резко. Лучше вообще не вставать.
— Вот-вот, — скупо улыбнулся Давыдов. — Слушайся доктора, лечись. И ни о чем не беспокойся. Я привел тебе одного человека… Ну, это для охраны и вообще. Ты, главное, ни о чем не волнуйся. И с Юлей все хорошо: она даже не пострадала. Просто ей не стоит выходить на улицу. Ничего, соскучиться по ней не успеешь. Юля просила тебе передать, что пока тебе запретили пользоваться мобильником, он будет…
— А кто это… Юля? — тихо спросил пациент, глядя с грустной улыбкой на гостей.
— В смысле? — не понял Давыдов.
Иванов сразу все понял. Теперь понятно, что за странные взгляды Глеб бросал на гостей, и то, как он слушал словоизлияния будущего тестя. И то, как нахмурился при этих словах лечащий врач. Этот-то как не догадался?
— Глеб, — Иванов подошел и присел рядом с парнем на край кровати, — а ты хоть что-нибудь помнишь?
— Что-то? — хрипло спросил Давыдов.
— Твою ж мать, — уныло поддакнул врач. — Вот это номер. Это все из-за ваших вмешательств. Не дали возможности разобраться с больным. И он, главное, на все вопросы утвердительно кивал. С какого времени вы не помните событий? Как вас зовут, фамилию помните?
— Глеб… Панфилов, — сведя брови к переносице, ответил пациент. — Аспирант университета. Да, — оживился он на миг, — я недавно диссертацию защитил.
— Поздравляю, — уныло сказал врач.
— А про нападение помнишь? — прикоснулся к колену пациента Иванов. — Как тебя по голове ударили?
— Так, стоп! — с напором сказал врач. — Я протестую. Нельзя вмешиваться таким образом. Мы же не знаем…
— Вот именно, — тихо с угрозой произнес Давыдов, и врач как-то сразу втянул голову в плечи. — Вот именно, что вы еще не знаете. Лекари, мать вашу! У него пациент память потерял, а он только через два дня догадался. А ну марш отсюда! И главного врача мне сюда. Быстро!
Врач оскорбленно вздернул подбородок и с готовностью покинул палату. Глеб с надеждой посмотрел на Давыдова.
— А вы кто? Мы знакомы с вами?
— Знакомы, — проворчал Давыдов. — Но теперь уж… теперь тебе придется самому вспоминать, кто есть кто.
— Вот это абзац! — задумчиво сказал Иванов и встал с кровати. — Теперь уж, Борис Михайлович, включайте все ваше влияние.
— Вылечат, никуда не денутся! — зло проговорил Давыдов.
— Нет, не о том я. Теперь вы включайте все ваше влияние на всех уровнях, но никто, ни одна живая душа не должна узнать, что Глеб потерял память.
Давыдов удивленно посмотрел на охранника. Иванов мягко взял его под локоть и вывел из палаты, прикрыв за собой дверь.
— Он и жив-то до сих пор был, потому что никто не знал про амнезию. Он мог такое видеть… он мог нападавшего видеть, и не только его. Ради шутки пистолет в руку не вкладывают, Борис Михайлович. Пошутив, его с собой уносят. Знаете, кто бросает пистолет на месте преступления?
— Кто?
— Киллеры.
— Вы серьезно?
— Я профессионал, Борис Михайлович. И вам теперь надо любым способом заткнуть рот лечащему врачу и главному врачу больницы. Этот самолюбивый парень ведь за ним пошел? Стоит только преступникам узнать, что Глеб потерял память, и его убьют. Они ведь думают, что он уже все рассказал, что знал и видел. Они ведь теперь прячутся, следы заметают, а тут такой подарок. Можно и не прятаться, а продолжать свое грязное дело. Просто надо Глебу раз и навсегда рот заткнуть, чтобы он ничего и никогда не мог вспомнить.
— Мы же не знаем, кто и зачем это совершил.
— Вот именно. И я тут остаюсь с ним на осадном положении. Вы ведь уезжать в Москву собрались? Поэтому срочно оставьте все наказы в больнице.
Борисов сидел под навесом кафе и слушал, как дождь барабанит в темноте по тенту. Кофе пить не хотелось, но он исправно подносил чашку ко рту и делал маленький глоток. По идее надо закурить, как это делают все герои шпионских фильмов, но Борисов не курил. Из-за стойки раздавалась вполне приличная блюзовая композиция, и это создавало полную иллюзию шпионского детектива.
Наконец, послышались хлесткие шлепки ног по лужам. Кто-то шел торопливо, видимо, отчаявшись выбирать для следующего шага место посуше. То есть лужу помельче. Человек в темной куртке с надвинутым на голову капюшоном зашел под навес, сбросил капюшон одним движением руки и посмотрел по сторонам.
— Я здесь, — поднял руку Борисов.