— Как это? — с интересом осведомился Тарстон.
— Выставка Дейли — Тарстона неизвестных до сего времени животных.
— Их могут назвать нашими именами, — подхватил Тарстон. — Ведь это мы их открыли!
— Обязательно назовут! Наши имена встанут в один ряд с именами Ливингстона, Одубона и Тедди Рузвельта.
— Хм. — Тарстон задумался. — На мой взгляд, самое подходящее место — Музей естественной истории. Я уверен, они возьмутся за организацию выставки.
— Я подразумевал не выставку, а филиал музея, — сказал Дейли. — Филиал имени Дейли и Тарстона.
Тарстон с изумлением посмотрел на приятеля. Он никогда не представлял, что у Дейли могут рождаться грандиозные планы.
— Блестяще, Эд, но у нас пока только три экземпляра. Для филиала этого маловато.
— Лиха беда начало. Пойдем проверим капкан…
На этот раз в капкан попалось существо высотой почти три фута, с маленькой зеленой головой и раздвоенным хвостом. У него была по меньшей мере дюжина толстых червеобразных отростков, и оно яростно размахивало всеми двенадцатью.
— До сих пор попадались спокойные, — опасливо проговорил Тарстон. — А это фурия какая-то.
— Ничего, возьмем сетку и справимся, — решительно ответил Дейли. — А потом свяжемся с музеем.
Изрядно попотев, они пересадили извивающееся существо в клетку. Капкан был снова включен, и Дейли послал в Музей естественной истории телеграмму следующего содержания:
«ОТКРЫТЫ МЕНЬШЕЙ МЕРЕ ЧЕТЫРЕ ЖИВОТНЫХ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО НЕИЗВЕСТНЫХ ВИДОВ тчк ИМЕЕТСЯ ЛИ МУЗЕЕ МЕСТО ДЛЯ СООТВЕТСТВУЮЩЕЙ ВЫСТАВКИ тчк ЖЕЛАТЕЛЕН ПРИЕЗД ВАШЕГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ тчк»
Затем по настоянию Тарстона он добавил несколько комплиментов музею, чтобы там не сочли его чудаком.
За обедом Дейли излагал Тарстону свою теорию. Он был твердо убежден, что в этой части гор существует изолированный первозданный уголок, в котором сохранились доисторические животные. Их не поймали раньше, потому что — вследствие древности видов — они приобрели огромный опыт и необыкновенную осторожность. Но их опыта оказалось недостаточно, чтобы избежать капкана, действующего на качественно новом принципе осмотической ячейки.
— Весь Адирондак изъезжен вдоль и поперек, — пробовал возразить Тарстон.
— Значит, не весь, — ответил Дейли. И логика была на его стороне.
Потом они возвратились к капкану. Он был пуст.
«…Я едва слышу тебя, Сэмиш. Будь любезен, прибавь громкость. Или еще лучше, приезжай сюда лично. Что толку от пустых разговоров? Мое положение становится все более отчаянным.
Что, Сэмиш? Продолжение истории? Оно вполне очевидно. После успешной передачи трех животных у меня все было готово. Оставалось рассказать обо всем жене.
Поэтому я попросил ее поползти со мной в сад. Она была польщена.
— Поделись со мной, милый, — сказала она, — что-нибудь беспокоило тебя в последнее время?
Я промычал что-то невнятное.
— Я чем-нибудь не угодила тебе? — спросила она.
— Нет, дорогая, — сказал я. — Ты любила меня как могла, но мне этого мало. Я собираюсь жениться на другой.
Она стояла неподвижно, только ее щупальца беспорядочно покачивались. Потом она воскликнула:
— Фрегл!
— Да, — подтвердил я, — прекрасная Фрегл согласилась разделить со мной ложе.
— Но ты забыл, что мы обручены на всю жизнь.
— Нет, не забыл. Мне очень жаль, что ты настаивала на этой формальности. — И одним точно рассчитанным ударом я втолкнул ее в приемопередатчик.
Сэмиш, видел бы ты, на кого она была похожа! Ее щупальца спутались, она завизжала и исчезла. Наконец-то я был свободен! Немного противен себе, но свободен! Свободен, чтобы жениться на великолепной Фрегл!
Теперь ты можешь по достоинству оценить совершенство моего плана. Необходимо было добиться сотрудничества с землянами, поскольку приемопередатчиком нужно управлять с обоих концов. Я замаскировал его под капкан, потому что земляне готовы верить всему на свете. И я завершил картину изящным штрихом — послал им свою жену.
Пусть попробуют ужиться с ней! Мне это не удалось.
Неуязвимый, абсолютно неуязвимый план. Тело моей жены исчезло навсегда — что к землянам попало, то пропало. Никто никогда ничего не докажет.
И вот тут-то, Сэмиш, тут-то все и случилось…»
Окружавшая коттедж атмосфера сельского спокойствия бесследно испарилась. Отпечатки шин вдоль и поперек исполосовали грязную дорогу. Все вокруг было захламлено бутылками с разноцветными этикетками, пустыми сигаретными пачками, конфетными обертками, огрызками карандашей и обрывками бумаги. Но теперь, после нескольких лихорадочных часов, все разъехались. Осталось только раздражение.
Дейли и Тарстон стояли рядом с пустым капканом, взирая на него без всякой надежды.
— Как по-твоему, что могло сломаться в этом чертовом аппарате? — спросил Дейли, тщетно пиная капкан.
— Может быть, просто некого больше ловить, — предположил Тарстон.
— Как это некого? Почему сначала нам попадаются подряд четыре совершенно неизвестных животных, а потом ни одного? — Он опустился на колени рядом с капканом и с горечью произнес: — Музейные бестолочи! И бездарные репортеры!
— В некотором смысле, — осторожно подбирал слова Тарстон, — их нельзя обвинять в…
— Нельзя? А обвинять меня в надувательстве можно? Ты ведь слышал, Том? Они спрашивали меня, как я делал пересадку шкуры!
— Очень жаль, что все животные подохли до их приезда, — сказал Тарстон. — Это выглядело слишком подозрительно.
— Безмозглое зверье ни черта не ело! Кто в этом виноват? Я? Проклятые газетчики… Невольно задумаешься, неужели столичные газеты не могут нанимать репортеров посмышленее.
— Зря ты пообещал наловить новых животных, — сказал Тарстон, — когда они перестали попадаться в капкан. Поэтому они и решили, что их обманывают.
— Еще бы мне не пообещать! Мне и в голову не приходило, что капкан остановится на четвертом животном. А почему они смеялись, когда я рассказывал о принципе осмотической ячейки?
— Они никогда не слышали о таком, — устало ответил Тарстон. — И никто на свете не слышал. Давай пойдем на Лейк-Плэсид и забудем про это дело.
— Нет! Эта штука заработает! Должна заработать, и все тут! — Дейли включил капкан, подготовил его к работе и несколько секунд пристально смотрел на него. Потом откинул крышку на петлях.
Дейли сунул руку внутрь капкана и издал пронзительный вопль.
— Моя рука! Она исчезла! — Он резко отскочил назад.
— Да нет, не исчезла, — заверил его Тарстон.
Дейли осмотрел обе руки, похлопал в ладоши, но продолжал настаивать на своем.
— Моя рука исчезла в капкане.
— Ну, ну, — успокаивал его Тарстон. — Отдохнешь немного в Лейк-Плэсид, и у тебя это пройдет…
Дейли наклонился над капканом и снова сунул туда руку. Она исчезла. Он засовывал ее все глубже и глубже и видел, как она исчезла до самого плеча. Он посмотрел на Тарстона и торжествующе улыбнулся.
— Теперь я понимаю, как он работает, — сказал он. — Эти животные выходцы совсем не из Адирондака.
— А откуда?
— Оттуда, где сейчас моя рука! Значит, подавай вам новых животных! Значит, я, по-вашему, лжец! Ну, погодите!
— Эд! Не вздумай! Ты же не знаешь, что…
Но Дейли уже шагнул в капкан. Его ноги исчезли. Он медленно погружался, пока снаружи не осталась одна голова.
— Пожелай мне ни пуха, — сказал он.
— Эд!
Дейли зажал нос и пропал из виду.
«…Сэмиш, приезжай немедленно, иначе будет слишком поздно! Я вынужден прекратить передачу. Огромный землянин до последнего камешка разграбил мой маленький планетоид. Он швыряет в приемопередатчик все, что под руку попадется. Мой дом обращен в руины!
Сейчас он доламывает дачу! Сэмиш, это чудовище собирается поймать меня для своего зоопарка! Нельзя терять ни секунды!
Сэмиш, что может задерживать тебя? Ты мой самый старый друг…
Что, Сэмиш? Что ты говоришь? Не может быть! Ты и Фрегл? Одумайся, дружище! Во имя нашей дружбы…»
Перевел с английского С. ЛЕВИЦКИЙ
Юрий ТУПИЦЫН МЭЙДЭЙ[5]
Рисунки Н. ГРИШИНА1
Владимир оторвался от видоискателя, опустил кинокамеру и осмотрелся. Теперь, когда он не был занят делом, а азарт риска и первоисследования спал, он особенно остро ощутил тяжелую красоту странного мира, который его окружал. Этот мир пугал, заставлял любоваться собой и оставлял двойственное чувство восторга и тревоги. Темные, с просинью и желтизной отвесные стены, украшенные белыми дымами фумарол, взлетали на двухсотметровую высоту и острыми рваными крылами резали небесную синь. Застывшее лавовое дно кальдеры рассекала свежая трещина с вывернутыми титаническим напором краями. Вдоль трещины — паразитные конусы в несколько метров высотой, которые, как грибы, выросли тут за одну ночь. Гигантские злобные грибы-дождевики, воющие и ревущие раскаленными дымами, с громом и рыканьем плюющиеся в небо фонтанами огня и комьями раскаленной лавы. Описывая в небе фейерверочные пересекающиеся траектории, эти комья быстро тускнели, гасли и уже не огненным, а черным дождем вулканических бомб с сочными шлепками валились вокруг, будто куски теста. Хорошо еще, что скорость падения их была невелика и от них нетрудно было уклониться. Сама Земля, несокрушимая твердыня и опора всего сущего, здесь дрожала и сотрясалась в яростном лихорадочном пароксизме. Так и казалось, что там, внизу, работают чудовищные могучие машины, выполняя извечное неведомое людям назначение, а Земля — это вовсе и не земля, а палуба колдовского корабля, который, выжимая из своих ходовых двигателей все, что можно, летит по тяжелым вязким волнам к заветной цели.
Владимир вытер с лица пот и осмотрелся. Тор забрался так далеко, что его массивную фигуру едва можно было различить среди причудливых лавовых натеков и сооружений. Но за железного, рассудительного Тора Владимир ни капли не волновался. Инга и Гарун были с другой стороны от Владимира, они колдовали у трещины, там, где было поспокойнее. Судя по всему, они с помощью ручного локатора замеряли в равных точках ее глубину. Эта неэффектная, казалось бы, неинтересная и черновая работа была, пожалуй, самой ценной с научной точки зрения. Молодец Инга! Если бы не она, им, рядовым туристам, никогда бы не побывать в кратере пробуждающегося вулкана. Когда утром они обнаружили эту трещину, Инга заявила, что умрет, а побывает там, внизу, в самой утробе дьявола. Рассудительный Тор пробовал возражать, утверждая, что они не подготовлены и не экипированы для такой операции. На что Инга спокойно заявила, что в крайнем случае она пойдет туда одна. Нельзя упускать такой случай! Ингу немедленно поддержали без памяти влюбленный в нее Гарун и восторженный Ришар, так что Владимиру, старшему туристской группы, пришлось капитулировать. Тем более что контрольный пост безопасности молчал и не передал запрещения на посещение кратера. Теперь Владимир был благодарен Инге за безрассудство. Нельзя упустить такой случай!
2
Ближний космос! Черно-бархатное небо, украшенное узором крупных драгоценных звезд и небрежно засыпанное тлеющей — звездной пылью. Косматое сердитое солнце, щедро льющее потоки слепящего света. Необъятная голубая ширь украшенного узором белых облаков океана, с ощутимой округлостью расстилающаяся внизу. Голубовато-радужная гагаринская кайма на горизонте, граница Земли и неба, и радостная, и грустная в одно и то же время. И острова, острова! Большие и малые острова, грудью встречающие пассат и, словно корабли, рассекающие неторопливые океанские волны. Все это привычно, знакомо и все-таки прекрасно. Не удивительно, что прогулочная палуба орбитального лайнера «Радуга», совершающего экскурсионные рейсы вокруг Земли, была заполнена пассажирами. Они стояли у самых бортов, расплющив любопытные носы о прозрачную броню палубного покрытия. Искусственная гравитация, напряженность которой была в три раза меньше земной, придавала движениям людей необычную грацию и пластику. Ночную сторону галереи облюбовали влюбленные парочки, шептавшиеся о чем-то своем, старом как мир и вечно новом. На спортплощадке те, для кого космос перестал быть диковинкой, играли в волейбол. И странно было видеть эту древнюю игру, развивающуюся точно при замедленной съемке: необычно высокие взлеты мяча, гигантские прыжки и причудливые броски игроков, которые не всегда укрощали свои движения и порой валились на площадку в диковинных позах, вызывая хохот окружающих.
С непринужденным весельем, бесхитростной любознательностью и праздничным настроением окружающих резко контрастировала безмятежно-покойная поза человека, дремавшего в комфортабельном шезлонге. Это был средних лет мужчина с четко прописанными, но не резкими чертами лица. Ладная фигура и непринужденная поза дремавшего говорили о сдержанной неброской силе, таившейся в расслабленном сейчас теле. Его никто не знал, хотя круиз по достопримечательностям Земли продолжался пятые сутки и большинство пассажиров давно успели перезнакомиться. Он появился на последней стоянке. Первые пассажиры, появившиеся на прогулочной палубе после выхода лайнера на орбиту, уже нашли его невозмутимо дремлющим в шезлонге.
Этот странный человек вызывал недоумение и насмешки. Спать на прогулочной палубе экскурсионного лайнера! Что может быть нелепее? Стоило подниматься на борт и занимать место! Прогуливающиеся косились и обменивались отнюдь не лестными для него репликами.
— Забавный экземпляр. Впал в спячку не зимой, а в середине лета.
— Но именно так и поступают некоторые животные пустынь.
— Что-то он не похож на пустынника.
— Бедная жертва гипноза!
— Скорее это нервное.
— Ах, может быть, мы видим эксперимент, который опрокинет устои современной космонавтики!
— Сенсация! Лечение бессонницы орбитальными круизами!
Неизвестно, слышал ли дремавший в шезлонге эти реплики, но его твердо очерченные губы время от времени трогала легкая улыбка. И было в его лице и позе нечто такое, что мешало быть репликам слишком явными и громкими. Их произносили вполголоса и торопились пройти мимо. Это нечто уловила совсем молоденькая девушка, шепнувшая на ухо своему спутнику;
— Смотри, спящий лев!
Юноша хотел согласиться, но, покосившись на тонкий профиль подруги, нахмурился и с ноткой ревности в голосе возразил:
— Спящий — это верно. Но не лев, а медведь.
3
Владимир обернулся к Ришару. Позабыв про свой газоанализатор, тот восторженными и испуганными глазами смотрел в дальний угол кальдеры, где за султаном дыма, паров и газов скрывалось лавовое озеро.
В этом мире неуемного слепого буйства дымный султан вел себя с пугающим спокойствием и изяществом. Точно злой дух поднимался из чрева земли, упрямо тянулся к небу, упираясь в самые облака, и колыхался в змеином завораживающем танце. Когда менялся ветер, этот подземный дух лениво протягивал к Владимиру и Ришару свои струящиеся эфемерные щупальца. И сразу же глаза застилали слезы, перехватывало дыхание, а легкие начинал раздирать режущий надсадный кашель. Конечно, можно было надеть респиратор, болтавшийся у пояса, но едва Владимир собирался это сделать, как дым насмешливо уползал в сторону, позволяя легким снова пополниться живительным кислородом. Лишь иногда, будто поддразнивая людское любопытство, дымный султан изгибался, откидываясь в сторону, и тогда можно было разглядеть, как о раскаленные вишневые откосы кальдеры бьются вязкие пунцовые волны.
Владимир положил руку на плечо товарища, и Ришар вздрогнул, так велика была его отрешенность от всего, что не было дыханием и жизнью вулкана.
— Отбой? — улыбнулся Владимир.
Ришар помахал кистью руки возле уха, показывая, что не слышит.
— Будем давать отбой? — крикнул Владимир.
Ришар широко открыл глаза и с негодованием закричал:
— Ты сошел с ума! Такое дано увидеть единицам из миллиардов, а ты — отбой. — Ришар раскинул руки. — Я потрясен, заворожен и околдован! И в знак своей безмерной благодарности я с головы до ног осыплю цветами Ингу и стану перед нею на колени!
— Она старше тебя на десять лет, юноша. Не забывайся! — усмехнулся Владимир.
— Ты остолоп, Володя, — с сожалением констатировал Ришар, — такие женщины, как Инга, не имеют возраста. Они как богини: вечно юны и прекрасны! — Он передохнул и молитвенно сложил руки на груди. — Молю тебя, командир! Подожди с отбоем, и пройдем немного вперед. Я чувствую, обоняю, осязаю — мы увидим что-то необыкновенное.
Он оказался прав. Необыкновенное открылось им, когда, прыгая по обломкам лавы, они обошли один из самых спокойных конусов. Конус с посвистом ревел на одной ноте, точно капризное дитя, лениво изрыгал пламя раскаленного газа и время от времени нехотя, словно по обязанности, плевался кусками вязкой темно-вишневой лавы. Ришар, оказавшийся впереди, вдруг остановился и восторженно заорал:
— Смотри!
Владимир сделал несколько шагов вперед, забрался на своеобразный пьедестал рядом с Ришаром и увидел нечто вроде огромного котла или кастрюли, в которой кипела и клокотала жидкая рубиновая лава. Сквозь этот рубин то здесь, то там мерцал золотистый слепящий огонь глубинной магмы.
— Я говорил! — восторженно орал Ришар, размахивая руками. С одухотворенным диковатым лицом, на котором лежали багровые полыхающие блики, взлохмаченными волосами и порывистыми движениями, он был похож на сумасшедшего или шамана, исполняющего ритуальный танец. Владимир отметил это мимоходом, его захватило зрелище лавового котла.
Стоило лаве немного успокоиться, как поверхность ее начинала затягиваться серой эластичной пленкой, похожей на слоновью кожу. И вдруг эта открытая рана Земли начинала корчиться в судорогах, стонать и всхлипывать. Серая кожа морщилась, коробилась, пока наконец не лопалась, рассыпая из трещин золотистые раскаленные брызги, и с утробным хлюпающим звуком не тонула в бурлящем раскаленном вареве.
С трудом очнувшись от чар этого зрелища, Владимир поднял кинокамеру и начал снимать адский котел на пленку. В душе его волнами то поднимался, то опускался слепой страх, смешанный с восторгом и трепетом перед мощью природы.
— О-о! Смотри! — расслышал он вопль Ришара.
И правда, зрелище было поразительным. Лавовый котел притих, и серая кожа затянула его полностью. Теперь она не коробилась, а поднималась и опускалась целиком, точно котел глубоко, судорожно вздыхал, давая себе передышку и набираясь сил перед решительными действиями. Как-то вдруг Владимир с необычной остротой понял, что они слишком затянули игру с вулканом и что надо немедленно уходить. Ощущение опасности было настолько четким, что он не сделал даже попытки посоветоваться с Ришаром, а просто достал из кобуры ракетницу, собираясь дать серию зеленых ракет — условный сигнал сбора у глайдера. Но вулкан опередил его. Серая кожа, затягивавшая лаву, вдруг вздулась громадным пузырем, подобно тому как вздувается пенка над закипевшим молоком. Потом пузырь лопнул, и два потока раскаленной лавы хлынули через края котла.