Камачо слегка задремал и от этого почувствовал, что мерзнет. Все-таки своими корнями он был выходцем из жарких латиноамериканских стран, и для него не слишком комфортным был зимний кавказский климат. Но так уж устроен человеческий организм, что человек, когда начинает мерзнуть, чувствует это во сне, но еще крепче засыпает и, случается, замерзает до смерти. Камачо, конечно, это пока не грозило, и он умел управлять своим телом и сознанием даже во сне. Поэтому, когда к нему кто-то подошел, он сразу открыл глаза и сел.
Это был Абали Гирмасолатович Даккашев.
– Что? – спросил подполковник, догадавшись по его виду, что тот с сообщением.
– Вы, господин подполковник, ничего не слышали?
– Нет. Я задремал. А что?
– Я тоже, виноват, задремал. Часовой подошел, разбудил меня и сказал, что оттуда, с российской стороны, раздалось несколько автоматных очередей.
– С границы?
– Нет. Издалека. В горах источник звука точно определить трудно. Здесь ущелье, река – по воде звуки вообще далеко разносятся. Но, говорит, еле-еле слышно было.
– Ошибиться он не мог? Камни, предположим, по склону посыпались…
– Исключено. Он воевал и знает, что такое автоматные очереди.
Словно в подтверждение слов часового, ущелье донесло до собеседников новые звуки автоматных очередей. И тут же зазвучали другие, более громкие.
Теперь уже все поднялись на ноги и стали тихо переговариваться. Но большинство в группе представляло республики Северного Кавказа, и разговаривали они между собой на каком-то незнакомом подполковнику языке. Может быть, даже на русском, потому что на Северном Кавказе, как знал Камачо, языков множество, и часто парни из одной республики не понимают, что говорят соседи из другой.
– Мухарбеков на пограничников нарвался? – предположил Эктор.
Даккашев промолчал, не желая высказываться, пока точно ничего не известно.
– Где стреляли, интересно?
Теперь Даккашев ответил:
– Уже близко. Возможно, на самой границе.
– Грузинские пограничники могут выстрелы услышать?
– Они за перевалом. К ним звук не дойдет. Если только наряд на этой стороне услышит, но он на этой стороне будет только вечером.
– Может, на всякий случай, спрятаться?
– Куда здесь прятаться! – Даккашев обвел взглядом склон. – Если кто сверху пойдет, все равно увидит. Снизу может только Лорса Мажитович подойти. Просто подождем. Уже скоро…
Но просто так сидеть и ждать было выше человеческих сил.
– Пошли кого-нибудь к границе. Посмотреть…
– Ваха… – позвал Даккашев стоявшего рядом бойца. – Посмотри…
Глава десятая
После того памятного боя, несмотря на то что комбат уже перед строем сообщил, что представил, в числе других, и рядового Коровина к награде, сам Юрий чувствовал себя довольно скверно. Никак не получалось у него отделаться от воспоминаний, хотя все другие участники боя вспоминали о происшедшем даже с удовольствием, если вообще вспоминали. А ему постоянно мерещилось одно и то же – как он пытался заглянуть в глаза идущим на него бандитам и видел там смертную пустоту. Мысль, сначала разбросанная, неконцентрированная, постепенно выстраивалась в цепочку и невольно сводилась к тому, что бандиты были не просто обкуренными, а сознательно шли умирать, спокойно и с достоинством принимая пули в грудь. Просто шли на смерть, зная, что «волкодавы» их ни за что не выпустят, а у них нет достаточных сил, чтобы прорвать заслон. Но стрелять в человека, который добровольно идет на смерть, – это чем-то сродни действиям палача. Так рассуждал тогда рядовой Юрий Коровин и оттого мучился. Хорошо, что нашелся рядом солдат-контрактник, который рассказал, что в соседнем поселке есть небольшая православная церковь. Священника, отца Георгия, даже бандиты не трогают, потому что уважают за справедливость и принципиальность. До первой чеченской войны в поселке жило много русских, но потом всех их выгнали, за исключением трех одиноких старух, которым податься некуда. Священник тоже не захотел уезжать и бросать на разграбление свой храм, и старух этих бросать не захотел – вот и проводил службы для них и для пары живущих здесь грузинских семей, исповедовавших православие. В этот поселок батальон спецназа ГРУ, располагавшийся тогда в палаточном городке на небольшом холме, ездил три раза в неделю за питьевой водой. Рядовой Коровин обратился к своему командиру взвода, им тогда был старший лейтенант Столяров, тот, в свою очередь, к командиру роты, и командир роты, войдя в положение верующего человека, послал вместе с другими солдатами за водой и рядового Коровина.
Выезжали в составе отделения одного из взводов. Десять солдат во главе с прапорщиком, каждый со стандартным армейским термосом, и вместе с ними рядовой Юрий Коровин, которому термос не нашли. Впрочем, все солдаты и прапорщик уже знали, зачем Коровин едет с ними. Он был им просто попутчиком, которому необходимо встретиться со священником. И потому грузовик, заехав в поселок, сразу остановился напротив церкви.
Свой автомат Коровин оставил в кузове на попечении прапорщика. Машина ушла дальше, к уже испытанным колодцам во дворах местных жителей, а Юрий Коровин пересек площадь и подошел к церкви. Она была сложена из распространенного на всем Кавказе скального сланца, который идет на строительство и домов, и сараев, и даже заборов. Смотрелась церковь красиво, но, к сожалению рядового Коровина, на металлической двери висел большой и тяжелый замок. Юрий остановился, не зная, что ему делать. Выручила женщина, внешне похожая на чеченку, но чисто разговаривающая по-русски.
– Вы церковь посмотреть хотели?
– Я хотел с батюшкой поговорить.
– Так вы домой к нему сходите. Это рядом. Пойдемте, я вас провожу.
Хотя Коровин слышал много историй, как местные женщины заманивают куда-то одиночных солдат, и после этого они бесследно пропадают, он согласно кивнул. Поселок этот считался спокойным местом, кроме того, сами поиски священника – это такое дело, которое нельзя использовать в обмане, так, по крайней мере, казалось Коровину. Он пошел за женщиной, безоружный и доверчивый. Дорога постоянно поднималась в гору и привела их в конец поселка. Дом, во двор которого они вошли, был предпоследним на улице.
– Пойдем, пойдем, брат, – сказала женщина, придерживая калитку. – Не бойся…
Это-то «не бойся» правильно сыграло свою роль. Если бы они шли к священнику, Юрию, конечно же, нечего было бы бояться. «Мы честные», – всегда говорят те, кто хочет обмануть, а кто обманывать не собирается, не будет говорить о своей честности. Кроме того, уж очень вкрадчивый голос был у женщины. Это походило на ловушку. Но отступать было уже поздно, да и некрасиво, если они, в самом деле, к священнику пришли.
Во дворе никого не было, даже собаки, хотя собачья конура стояла неподалеку от крыльца. Закрыв калитку за Коровиным, женщина сразу прошла к дому, поднялась на высокое крыльцо и постучала в дверь кулаком. Дом был небольшой, построенный на кавказский манер. Не с холодными сенями, как строят русские, а сразу с коридором. Кроме того, в русских домах двери обычно бывают распахнуты и чем-то занавешены. Здесь же внутренние двери были все закрыты. Пройдя коридор, женщина открыла дверь в комнату, пропуская Коровина, но сама не зашла. Юрий перед порогом слегка задержался и сразу оценил обстановку.
За столом, лицом к двери, сидел седобородый чеченец в чалме и расшитом золотом зеленом халате и волчьими злобными глазами смотрел на вошедшего. За тем же столом сидели еще трое. Спиной к двери солдат, рядом с ним седой, коротко стриженный милиционер в форме, но без головного убора и с окровавленной головой, а с торца стола православный священник в криво сидящей скуфье. Похоже было, что скуфья в каких-то обстоятельствах упала или была сбита с головы, а потом, когда священника связали и посадили, чужая рука снова водрузила ее на голову. У всех троих руки были связаны за спинкой стула.
– Заходи… – высоким голосом позвал человек в чалме.
Юрий, может быть, еще и подумал бы, но услышал, как хлопнула входная дверь, и понял, что выход из дома перекрыт. Оставалось только идти напролом. Он хорошо помнил, как говорил старший лейтенант Столяров, что каждый боец спецназа ГРУ, невзирая на звание, хоть полковник, хоть рядовой солдат, всегда является самостоятельной боевой единицей и в любых условиях должен действовать как самостоятельная боевая единица, исходя из сложившихся обстоятельств. Не просто единица, а именно боевая, то есть способная нанести противнику урон. В данной ситуации «боевая единица спецназа ГРУ» решилась и уже почти шагнула за порог, по крайней мере, подняла ногу для движения, но вдруг сбоку, сразу за дверным косяком, Коровин почувствовал постороннее движение и остановился. Женщина подтолкнула его в плечо:
– Иди… Иди, пока зовут…
Юрий резко дернулся, отчего женщина сама подалась вперед, и сам подтолкнул ее. Не сильно, но направленно. И женщина получила то, что должен был получить Коровин – удар прикладом в лоб. Она сразу упала на спину, не выдержав столкновения с жестким пластиком приклада, пролетела мимо Коровина, не успев даже руками взмахнуть. А высокий крепкий бандит застыл в изумлении с поднятым оружием, соображая, как он умудрился ударить сообщницу. Юрий, даже не вспоминая теорию, начал действовать так, как его учили, причем учили до автоматизма. Не думая о том, что автомат на короткой дистанции становится только помехой тому, кто его держит, он шагнул вперед и ухватился за повернутое к нему прикладом оружие двумя руками: левой за цевье, правой за рукоятку. Большой палец почти машинально нажал на предохранитель, сразу опуская его в нижнее положение на градацию автоматического огня, а указательный тут же нажал на спусковой крючок, выпустив короткую очередь в живот бандиту. Заорав, бандит свалился на пол, зажимая живот двумя руками. Вторая очередь повалила под стол забирающегося туда человека в белой чалме и расшитом халате. Куда он хотел, туда и попал.
– Иди… Иди, пока зовут…
Юрий резко дернулся, отчего женщина сама подалась вперед, и сам подтолкнул ее. Не сильно, но направленно. И женщина получила то, что должен был получить Коровин – удар прикладом в лоб. Она сразу упала на спину, не выдержав столкновения с жестким пластиком приклада, пролетела мимо Коровина, не успев даже руками взмахнуть. А высокий крепкий бандит застыл в изумлении с поднятым оружием, соображая, как он умудрился ударить сообщницу. Юрий, даже не вспоминая теорию, начал действовать так, как его учили, причем учили до автоматизма. Не думая о том, что автомат на короткой дистанции становится только помехой тому, кто его держит, он шагнул вперед и ухватился за повернутое к нему прикладом оружие двумя руками: левой за цевье, правой за рукоятку. Большой палец почти машинально нажал на предохранитель, сразу опуская его в нижнее положение на градацию автоматического огня, а указательный тут же нажал на спусковой крючок, выпустив короткую очередь в живот бандиту. Заорав, бандит свалился на пол, зажимая живот двумя руками. Вторая очередь повалила под стол забирающегося туда человека в белой чалме и расшитом халате. Куда он хотел, туда и попал.
Связанные пленники зашевелились, священник молча смотрел на Юрия, а двое других поворачивали головы, сами вместе со стульями поворачивались и что-то говорили, но рядовой не слушал их. Он не забыл постороннее движение в дверях, резко развернулся, высунул автомат за косяк и дал одну за другой три очереди. Кто-то упал и застонал, а второй стал ругаться матом так громко, что его, наверное, на площади было слышно. После этого можно было и выглянуть в коридор.
Один бандит лежал на полу и дергался в судорогах. Второй стоял, согнувшись, и держался руками за выбритую голову. Вся голова была в крови, и лицо бандита было в крови, из-за чего он не мог видеть происходящее, но бритая голова светилась даже в сумраке коридора, и Юрий направил в нее следующую очередь. Вдруг входная дверь распахнулась, и в дом вбежал еще один бандит. Очередная очередь выбросила его наружу.
Только после этого рядовой Коровин, вытащив из-за пояса первого убитого большой кривой нож, разрезал веревки пленникам, освобождая их.
В это время автоматная очередь разбила стекло в окне, и одна из пуль пробила священнику плечо. Но он, не обращая внимание на ранение, схватил стоящий у стены автомат, перебросил его милиционеру, второй автомат перебросил солдату, сам сунулся под стол, где валялся труп в зеленом халате, и поднялся уже с пистолетом АПС в руке, умело досылая патрон в патронник.
– Сколько всего бандитов? – спросил Юрий.
– Еще четверо, – ответил священник. – Не стоять против окон. Спрятаться. Ты скольких убил?
– Здесь двоих, троих в коридоре. – Коровин слегка растерялся от того, что отец Георгий оказался таким боевым священником.
– Значит, правильно, еще четверо… – подтвердил отец Георгий.
И в подтверждение ему сразу четыре автомата заговорили с улицы, полностью разнеся стекла во всех окнах. В комнате с пылью полетела со стен штукатурка, причем целыми кусками, оголяя кирпичную кладку.
Юрий дал ответную очередь на звук, не высовываясь сам. Точно так же стреляли священник с солдатом, и только милиционер решил стрелять прицельно, но желание видеть противника обернулось для него трагедией. Бандиты стреляли точно, и сразу несколько пуль раскроили милиционеру голову. Он упал там же, под окном, на спину и лежал, глядя в потолок остекленевшим уцелевшим левым глазом, правый был выбит пулей.
Коровин обернулся и быстро перебежал, пригнувшись, к порогу, к тому месту, где лежал первый из убитых бандитов. У него на поясе он видел подсумок с гранатами для «подствольника». Зарядив подствольный гранатомет, Юрий пристроил приклад на плечо, чтобы отдача от пуска гранаты самого его с ног не сбила, дождался, когда бандиты в очередной раз выбьют пыль из стен и попытаются свалить остатки штукатурки, засек по звуку расположение бандитов, поднял автомат и выстрелил. Бандиты тут же огрызнулись в ответ, но их реакция показала, что выстрел из «подствольника» был удачным. Теперь по дому стреляли только двое бандитов. Так же удачно дал очередь и солдат, после чего лишь один автомат продолжал стрелять в окна. А потом раздалось сразу множество автоматных очередей, но ни одна пуля в окно не влетела. Нетрудно было догадаться, что стреляли по бандиту, и он уже не отвечал. Коровин выглянул в окно и увидел бежавших к дому спецназовцев, тех самых, что отправились за водой. Прапорщик среагировал на стрельбу в поселке и быстро прибыл на место, чтобы завершить бой…
– С местными бандитами я как-то нашел общий язык, – говорил отец Георгий прапорщику, – а этот имам Керим из другого района. Прослышал, что у нас храм работает, и пришел сюда. Богословский диспут хотел провести с оружием в руках. Спасибо вот солдатику вашему, выручил.
Тот выслушал его и сразу позвонил в батальон, откуда уже выслали на всякий случай взвод для проведения «зачистки» в поселке, а там, в свою очередь, позвонили в районную прокуратуру, чтобы сообщить о случившемся.
Отделение водовозов осталось в селе дожидаться посланный взвод, а рядовой Коровин ушел с отцом Георгием в храм. Беседовали они, сидя на скамейке в пределе для оглашенных, потому что больше присесть было негде. В алтарь, естественно, священник солдата не повел.
– Вы с оружием хорошо обращаетесь, батюшка, – заметил Юрий.
– Я – бывший майор воздушно-десантных войск. После Афгана только стал священником, – не вдаваясь в подробности, объяснил отец Георгий. – А ты, значит, меня искал?
– Да. Поговорить хотелось. Понимаете, я окончил перед армией семинарию, а после армии тоже собираюсь священником стать. Но сомневаюсь, достоин ли, после того как в бою убивал бандитов.
– У меня были такие же сомнения, когда я из армии уволился, – задумчиво покачал головой отец Георгий. – Поэтому изначально я хотел даже в простые монахи уйти, чтобы в грехах своих каяться, и пришел в монастырь к архимандриту Алексию, чтобы стать сначала послушником. Он и спросил меня напрямую, а кто будет веру православную защищать, если все захотят только молиться и собственного спасения искать? И рассказал о Сергии Радонежском. Святой Сергий не только благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву, он ему и перед битвой послание прислал, чтобы поддержать дух княжеской рати. Это послание с благословением читали перед ратным строем. Кроме того, святой Сергий послал с Дмитрием двух своих схимников [17] , Пересвета и Ослябю. До монашества оба были знатными боярами и
известными русскими воинами. Ты понимаешь, что такое схима?
– Понимаю.
– Если уж нам у Сергия Радонежского не учиться, то не знаю, у кого еще учиться… – заключил отец Георгий и замолчал, считая, что сказал все.
Это был совет, не высказанный прямо, тем не менее, вернувший Юрия Коровина в уравновешенное состояние, пресекая все его сомнения.
– Если тебе будет от этого польза, могу благословить тебя на защиту православия и Родины, – предложил священник.
– Благословите, батюшка… – Рядовой встал, склонил голову и сложил крестообразно перед животом раскрытые ладони.
Отец Георгий благословил и посоветовал на прощание:
– А вообще, не только перед исповедью, а просто так, когда на душе плохо станет, или почувствуешь, что сделал что-то не так, или просто в сомнениях… читай «Покаянный канон ко Господу нашему Иисусу Христу». Это всегда помогает и душевное здравие возвращает. Никогда не забывай, что сказал Господь: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» [18] .
– Спаси Бог [19] , батюшка…
Несколькими днями позже комбат сообщил, что на рядового Коровина отправлено второе представление к награде. Теперь уже за освобождение людей из плена. И обе медали Юрию вручали перед строем одновременно.Уже сам став отцом Георгием, Юрий часто вспоминал того отца Георгия, думал даже найти его и пообщаться, но он тогда даже не узнал его фамилию, неудобно показалось спрашивать. А по одному имени найти священника очень сложно. И жизнь пока не забрасывала молодого отца Георгия в Чечню, где он мог бы съездить в тот поселок… Отложив в сторону томик святителя Игнатия, отец Георгий нашел в сумке молитвослов и раскрыл его по закладке на «Покаянном каноне ко Господу нашему Иисусу Христу». Все простые и доступные слова канона ложились на душу и вызывали острые и противоречивые чувства. С одной стороны, отец Георгий чувствовал себя кающимся грешником, а с другой – что Господь его слышит и причисляет, как Пастырь, к овцам стада своего. «Житие на земли блудно пожих и душу во тьму предах, ныне молю Тя, Милостивый Владыко: свободи мя от работы сия вражия и даждь ми разум творити волю Твою.
Кто творит таковая, якоже яз? Якоже бо свиния лежит в калу, тако и аз греху служу. Но ты, Господи, исторгни мя от гнуса сего и даждь ми сердце творити заповеди Твоя».
В дверь постучали так громко, что задумавшийся священник вздрогнул, возвращаясь мыслями к текущему дню, и, отложив молитвослов, сказал: