Но сможет ли Хелена простить подобный поступок?
Дэвид выпрямился. По лестнице, негромко хихикая, поднимались двое. Голоса показались виконту знакомыми: мужчина женат, но не на ней; дама замужем, но не за ним.
И оба изрядно пьяны.
Гастингс нарочито громко откашлялся. Парочка тут же смолкла, а через несколько секунд послышался шепот — должно быть, состоялось краткое совещание, после чего оба повернулись и уже молча направились вниз.
Прошло несколько мучительно долгих минут, прежде чем Гастингс смог разжать онемевшие, судорожно вцепившиеся в перила пальцы.
Вряд ли эти двое начали бы ломиться в комнату Мартина, тем более что замок наверняка был надежно заперт, да и в ручку скорее всего был засунут стул — так, ради пущей безопасности. Но ведь не исключено, что когда-нибудь где-нибудь кто-нибудь случайно распахнет роковую дверь…
Дэвид медленно поднялся на затекших ногах и прислонился спиной к балюстраде. Он очень хорошо знал Хелену. Проще укротить льва, чем заставить упрямицу изменить решение. Она будет балансировать на краю пропасти до тех пор, пока окончательно не утратит доверие общества.
А ведь даже при всем своем бесконечном желании он не в силах постоянно ее оберегать.
Любовные объятия обладают свойством благотворно влиять на восприятие общей картины мира. Хелена Фицхью, вернувшись в пустую темную комнату, удовлетворенно вздохнула.
Точнее говоря, удовлетворение было неполным, поскольку любовному объятию мешали ночная сорочка Хелены и пижама Эндрю — он чрезвычайно опасался беременности. Но все же до чего ново и волнующе интересно целоваться и прикасаться друг к другу в постели, делая вид, что прошедших пяти лет не было вовсе, а единственное, что их разделяет, — это два слоя тонкой податливой материи!
— Доброй ночи, мисс Фицхью, — послышался во тьме мужской голос.
Сердце Хелены на мгновение остановилось. Гастингс был лучшим другом брата — но не ее.
— Перепутали мою комнату с будуаром одной из своих любовниц? — Хелена быстро нашлась с ответом. Голос звучал ровно, бесстрастно, почти безучастно.
— В этом случае я назвал бы вас ее именем. Логично? — Виконт говорил так же невозмутимо и небрежно.
Вспыхнувшая спичка на миг осветила внимательные строгие глаза Гастингса. Хелену всегда удивляла способность Дэвида казаться серьезным и даже угрюмым… при всей его знаменитой легкомысленности.
Он зажег свечу. В теплом мерцающем свете резкие черты лица виконта напоминали барельеф, а волосы отливали бронзой.
— Где вы были, мисс Фицхью?
— Проголодалась и спустилась в кладовку за кусочком грушевого кекса.
Гастингс задул спичку и бросил в камин.
— И сразу вернулись?
— Непонятно, с какой стати вас это интересует. Да, сразу вернулась.
— Значит, если бы я вас сейчас поцеловал, то ощутил бы вкус грушевого кекса?
Этот человек умел завести в тупик любой разговор.
— Несомненно. Но поскольку ваши губы никогда не коснутся моих, предположение остается спорным, милорд.
Гастингс посмотрел на собеседницу с нескрываемым недоверием.
— Вам, должно быть, известно, что я имею честь быть одним из ближайших друзей графа Фицхью, вашего брата?
Этой дружбы Хелена никогда не понимала.
— И что же дальше?
— А дальше вот что: пребывая в данном качестве, считаю себя обязанным незамедлительно предупредить Фица о вашем недостойном поведении.
Хелена воинственно подняла подбородок.
— Недостойное поведение? Значит, так теперь называется небольшой набег на кладовку?
— Позвольте переиначить вопрос: значит, теперь кладовкой называется постель мистера Мартина?
— Не понимаю, о чем вы.
— Прикажете использовать научные термины?
О да! Мерзкий насмешник с удовольствием бы это сделал. Но поскольку Хелена никак не могла позволить ему получить это удовольствие с ее помощью, то твердо заявила:
— Мы с мистером Мартином давние друзья, а теперь еще и коллеги. Это единственное, что нас связывает.
— Мы с вами тоже давние друзья, однако…
— Мы с вами давние знакомые, Гастингс.
— Что ж, отлично. Мы давние друзья с вашей сестрой, однако Венеция никогда не проводила время в моей комнате. Одна. Ночью.
— Я всего лишь спустилась в кладовку за кексом!
Дэвид покачал головой.
— А я собственными глазами видел, как без двадцати час вы вошли в комнату мистера Мартина. И когда двадцать минут назад я покинул наблюдательный пост, вы все еще оставались там. Да, кстати: то же самое случилось и прошлой, и позапрошлой ночью. Вы можете обвинять меня во многом, что, несомненно, и сделаете, но только не в безосновательных выводах. По крайней мере, в данном случае.
Хелена похолодела. Коварство Гастингса она явно недооценила. Виконт казался таким же легкомысленным и несерьезным, как всегда. Трудно было предположить, что этот погруженный в себя человек способен догадаться о тайных ночных похождениях.
— Чего же вы хотите, милорд?
— Хочу вернуть вас на путь добродетели, дорогая мисс Фицхью. Понимаю, что в идеальном мире мистер Мартин должен принадлежать вам. Понимаю также, что его жена неустанно молится о том, чтобы благоверный завел любовницу — ведь тогда и она сможет сделать то же самое. Но если ваши отношения перестанут быть тайной, ни одно из этих соображений не будет иметь сколько-нибудь существенного значения. Именно поэтому считаю своим моральным долгом выехать с первыми лучами солнца, чтобы сообщить вашим родственникам и моим близким, дорогим друзьям о том, что их любимая сестра опаснейшим образом рискует и своим добрым именем, и репутацией семьи.
Хелена закатила глаза.
— Зачем вам все это, Гастингс?
Виконт театрально вздохнул.
— Подобная трактовка глубоко меня ранит. Почему в любом поступке вы ищете низменные мотивы?
— Потому что они всегда присутствуют. Что я должна сделать, чтобы вы молчали?
— Молчание невозможно. Не существует такой цены, за которую я согласился бы утаить чреватый роковыми последствиями факт.
— Отказываюсь верить, что вас нельзя подкупить.
— Ах, Господи, что за непреклонная убежденность в моей продажности! До чего же жаль вас разочаровывать!
— Если так, не разочаровывайте. Назовите цену.
Аристократический титул Дэвида был совсем новым: он считался всего лишь вторым виконтом Гастингсом, после дядюшки. Семейная казна не нуждалась в пополнении, так что о фунтах стерлингов не стоило и думать.
— Если я промолчу, Фиц страшно на меня обидится.
— Если вы промолчите, брат попросту ничего не узнает.
— Ошибаетесь. Граф Фицхью чрезвычайно умен и необыкновенно проницателен во всем, что не касается его собственной супруги. Рано или поздно ему непременно станет все известно.
— Но разве вы не из тех людей, кто живет сегодняшним днем?
Дэвид недоуменно поднял бровь.
— Надеюсь, данное высказывание не означает, что кто-то считает меня пустым болваном, начисто лишенным способности думать о будущем?
Хелена не потрудилась ответить на вопрос.
— Уже почти утро. Скоро придут слуги, чтобы разжечь камин. Не хочу, чтобы вас застали в моей комнате.
— Если это произойдет, я по крайней мере имею возможность жениться на вас и тем самым спасти репутацию. А мистер Мартин не способен даже на такую малость.
— Беспредметный разговор. Скажите, чего вы хотите за молчание, и немедленно уходите прочь.
Виконт многозначительно улыбнулся.
— Вам отлично известно, чего я хочу.
— О, только не говорите, что все еще мечтаете меня поцеловать! Кажется, я уже не раз недвусмысленно выражала свое отношение к этим жалким потугам.
— Вовсе я не собираюсь вас целовать! Но вот вам придется поцеловать меня.
Целовать Гастингса? Подобной бесцеремонности Хелена не ожидала даже от него.
— Вижу, мисс Фицхью, вы надеялись стоять неподвижно, сравнивая себя с христианскими мучениками, брошенными на арену Колизея на растерзание львам. Но, как вы не устаете повторять, мне свойственны грубые, низменные вкусы. Поэтому вам предстоит исполнить роль льва, ну а мне… мне остается изобразить мученика. Хочется верить, что хищник окажется невероятно голодным и агрессивным.
— Будь я львом, сочла бы вас тухлой рыбешкой, не пригодной в пищу царю зверей — особенно после того, как отведала плоти самой нежной газели во всей саванне. Надеюсь, сможете простить, если поцелуй окажется недостаточно пылким.
— Напрасные надежды. Не собираюсь прощать ни малейшей халатности. Выбирайте: или вы демонстрируете должное рвение, или рано утром я сажусь в поезд и отбываю на юг нашего благословенного острова.
— А вас удовлетворит удачная имитация?
— Вполне. Покажите свое мастерство — и о мистере Мартине никто не узнает.
— А вас удовлетворит удачная имитация?
— Вполне. Покажите свое мастерство — и о мистере Мартине никто не узнает.
— Даете слово?
— Нет, это вы дайте слово, что поцелуй превзойдет те, которыми вы только что осчастливили своего давнего друга и коллегу.
— Вы извращенец, Гастингс.
Виконт снова улыбнулся.
— В таком случае вы как раз способны в полной мере оценить мои достоинства, даже если сами об этом не подозреваете. Итак, слушайте: вам предстоит схватить меня за плечи, прижать к стене, засунуть ладони под сюртук…
— Мне сейчас станет плохо.
— Значит, пора действовать. Вперед, я жду нападения.
Хелена поморщилась.
— Фу, до чего же не хочется портить блестящую историю: почти пятнадцать лет я доблестно сопротивлялась вашим мерзким домогательствам!
— Ничто в мире не продолжается вечно, дорогая мисс Фицхью. Не забудьте, что поцелуй должен оказаться страстным, иначе эксперимент придется повторить.
Что ж, оставалось одно: как можно быстрее покончить с тяжким испытанием.
Двумя широкими шагами Хелена преодолела разделяющее их с Гастингсом пространство и схватила виконта за рукава. Но не прижала к стене, как он приказал — специально, чтобы не подчиняться, — а привлекла к себе и впилась в его губы, представив себя акулой с сотней острых как лезвие бритвы зубов.
Или обитательницей преисподней с устами, полными жгучей кислоты и ядовитых испарений, пожирающей душу недруга и с наслаждением поглощающей все совершенные им низкие поступки — в качестве закуски между серьезными грехами.
А может быть, хищным растением под названием «венерина мухоловка», полным сладкого нектара, смертельного для любого насекомого, осмелившегося погрузить хоботок в желанную влагу и отведать угощения. Не пройдет и пары секунд, как глупое создание исчезнет без следа.
Внезапно она уперлась спиной во что-то гладкое и холодное. Только что они стояли посреди комнаты. Откуда же взялась стена? И как случилось, что не она пожирает жертву, а жертва поглощает ее?
Руки Дэвида оказались мускулистыми и сильными, а сам он крепостью напоминал скалу. Ну а губы вместо того, чтобы служить горнилом грязного, жадного вожделения, дарили прохладу и свежесть, как будто он только что напился чистой колодезной воды.
Хелена вырвалась из объятий, отвернулась и провела ладонями по лицу. Дыхание давалось с трудом. Странно, с чего бы это?
— Ах, Господи, — пробормотал Гастингс. — Именно так я это себе и представлял. И не ошибся. Вы меня хотите.
Хелена пропустила замечание мимо ушей.
— А ваше обещание, милорд?
— Об Эндрю Мартине никто не узнает. Можете не волноваться.
— Уходите.
— С радостью. Я уже получил то, ради чего пришел. — Дэвид усмехнулся. — Спокойной ночи, дорогая. Как я и предполагал, долгое ожидание оказалось не напрасным.
Глава 1
Прошло шесть месяцев…
Движение на Флит-стрит застопорилось, и ландо Гастингса застряло в самом центре пробки. Бесконечная вереница ползла ужасающе медленно: дочкина любимая черепаха пришла бы к цели быстрее. Предприимчивые торговцы ловко сновали между экипажами и повозками, предлагая утомленным пленникам имбирное пиво и горячие булочки.
Случись затор на какой-нибудь другой улице, Гастингс немедленно вышел бы из ландо и отправился пешком. Но этот маршрут он выбрал не случайно: именно здесь в одном из домов находилось окно, ничем не отличающееся от двух дюжин других. И все же он неотрывно смотрел именно в это стеклянное пространство, блеск которого сейчас притушили тени надвигающейся грозы.
Если бы виконт сумел оторваться от земли футов на пятнадцать — двадцать и воспарить в воздухе, то непременно увидел бы Хелену Фицхью сидящей спиной к окну в белой блузке, заправленной в темную юбку, с огненными волосами, скромно собранными в пучок. Скорее всего на краю стола стоял бы чайник, еще утром принесенный добросовестной секретаршей, но, в сущности, не особенно нужный.
За полгода может произойти многое — и многое произошло. Гастингс сдержал обещание и ни единым словом не обмолвился об Эндрю Мартине, однако не стал держать в секрете неподобающее леди поведение мисс Фицхью. Рано утром он отправился в Хенли-Парк и сообщил графу и графине, что, воспользовавшись гостеприимством лорда Уэнтуорта, Хелена проводила ночи не там, где должна была бы проводить.
Родственники сразу поняли, о чем идет речь, и немедленно приняли меры. Хелену то ли уговорили, то ли заставили уехать в Америку в сопровождении сестры и невестки — якобы затем, чтобы на месте изучить деятельность колледжа Рэдклиф — женского учебного заведения в составе Гарвардского университета. И не просто изучить, а написать подробную статью на эту животрепещущую тему.
Таинственные события, имевшие место в кампусе Гарвардского университета, закончились одним из самых интригующих скандалов лондонского светского сезона. В гостиных то и дело упоминались имена старшей сестры мисс Фицхью — красавицы Венеции — и герцога Лексингтона. Необходимо отметить, что их пышная, хотя и весьма скоропалительная свадьба превзошла самые смелые ожидания.
Вскоре после этого яркого события граф Фицхью, брат-близнец Хелены, наконец-то осознал, что давно влюблен в свою состоятельную супругу — особу, на которой женился исключительно под давлением чрезвычайно неблагоприятных финансовых обстоятельств.
В жизни самого Гастингса мало что изменилось: разве что возлюбленная виконта проявляла к нему еще большую неприязнь, чем прежде. Их жизненные линии продолжались, время от времени пересекаясь и всякий раз порождая яркую вспышку. Но подобно образам волшебного фонаря, и сюжет драмы, и движения героев оставались иллюзорными, повторяясь в бесконечном замкнутом хороводе. Ничего существенного не происходило. В подобном ключе они общались с детства, и сейчас, много лет спустя, Дэвид чувствовал себя ничуть не ближе сердцу Хелены, чем чайник на столе — привычный и в то же время абсолютно незначительный.
А потому он сидел в ландо и среди бела дня смотрел на ее окно — точно так же, как когда-то по ночам смотрел на дверь.
Окно распахнулось. Хелена, слегка перегнувшись через подоконник, окинула взглядом улицу.
Виконт знал, что увидеть его она не сможет: соседний экипаж служил надежной защитой. Но все равно сердце забилось быстрее, а дыхание участилось.
И как всегда, спустя секунду волнение Гастингса сменилось уже привычным унынием: даже не обратив внимания на то, что творится внизу, она сразу посмотрела вдаль — в ту сторону, где находился дом Эндрю Мартина.
Гастингс честно выполнил данное Хелене обещание и не назвал имени соучастника преступления, однако родственники мисс Фицхью провели собственное расследование и выяснили личность негодяя. В результате Дэвид получил от Фица заслуженную оплеуху за сокрытие полной правды, а Эндрю Мартин, хотя и избежал физического воздействия (еще более заслуженного), был недвусмысленно оповещен о невозможности продолжения знакомства.
Хелена отчаянно скучала. Гастингс оставался лишь одним из толпы, в то время как Мартин был воздухом, небом и солнцем.
Дэвид неотрывно смотрел на свою богиню до тех пор, пока окно не захлопнулось и она не скрылась из виду. А потом вышел из ландо, приказал вознице по мере возможности двигаться домой и двинулся прочь.
Должно быть, окно было закрыто неплотно, потому что с улицы по-прежнему доносился надоедливый шум.
Хелена прижала ладонь к виску, а пальцами другой руки нетерпеливо забарабанила по последнему письму Эндрю. Она читала его уже сотни раз и все же снова и снова пробегала глазами знакомые строчки:
«Моя дорогая!
Рад узнать, что ты благополучно вернулась из Америки. Все это время отчаянно скучал. Стоит ли говорить, с каким восторгом я получил твою записку с предложением встретиться и как буду рад снова тебя увидеть!
Я много думал о нашем прошлом, настоящем и будущем. Несмотря на испытанное счастье и огромную честь, оказанную твоим благосклонным вниманием, не могу не понимать, что каждое мгновение украденной радости угрожает тебе страшной опасностью.
Разумеется, во всем, что произошло, исключительно моя вина. Нельзя было позволить себе даже слабого проблеска надежды на то, что мы сможем соединить наши судьбы. С моей стороны было крайне эгоистично не понять раньше, что своей любовью я помешал тебе создать собственную семью и вести добропорядочную жизнь, лишенную лжи и страха разоблачения».
С огромным трудом Хелене удалось убедить Эндрю в значимости своих желаний и доказать, что если она хочет поддерживать интимные отношения, то имеет право следовать этому выбору с полным пониманием возможных последствий.