Вот сейчас взять — стоим в очереди на шмон. Я- то привычный к этому, а вот приехавшие на заработки, бывшие советские врачи и инженеры — первое время сильно возмущаются. «Унизительно», мол. А толчки драить это как? Почётно? Как попавшая в плен пехота, мы расплачиваемся за проигрыш державы в холодной войне.
Секьюрити Офисэр описывает: во что мы одеты, и что лежит у нас в карманах. Утром будет сравнивать в надежде, что мы спиздим носки или футболку. Тогда он нас поймает и покажет своим боссам, что не зря отъедает здесь задницу.
Наивный гном. Мы не мехиканы, которые пиздят все, что блестит. Мы представители мёртвого варшавского блока. Того самого блока, что держал их в страхе несколько десятилетий. Русские идут, мать вашу!
Наших на восточном побережье пруд-пруди. Но здесь и грузин и молдаван, и хохол, и поляк, и монгол, и серб, и чех — братья. Плевать какая дома политика, здесь мы все — рюски. По рюски говорят почти все, даже монголы. Единственное, что прижилось и интернационализировалось это польское слово «курва», остальное на языке Пушкина и Достоевского.
Я вырос в стране без национальностей, как в Америке сейчас, хотя тут со цветом кожи сильные непонятки. Вот во всех анкетах не наша пятая графа, а еще похлеще «цвет кожи». К чему это? Сбой плавильного котла? Вот в тех штатах на юге, где раньше на импортированных рабах все держалось, сейчас тюрем больше чем бензоколонок. Зыки убирают мусор, кладут асфальт, валят лес. Девяносто процентов зэков на юге — потомки тех, кто въехал в Америку в виде багажа. Смуглые на подбор.
К говорящим на русском и английском в нелегальной среде существует мистическое уважение, как к посвящённым волхвам. Гарантированный заработок в твёрдой валюте. И мексы стараются сюда к нам не лезть. У нас интеллектуальное превосходство, мы ракеты запускали, до того как на унитазы переключились. Мексы тусуются вдоль западных границ и на югах. Хотя расползаются потихоньку. Осваивают новые земли. Так что, думаю, если крепко возьмусь за испанский прямо сейчас — и на старости лет голодным сидеть не буду.
Наши никогда не воруют в магазинах в которых работают — зачем? Неужели трудно за всю ночь перекинуть ценник с десятидолларового набора китайских ножей на ста пятидесятидолларовую цифровую фотокамеру?
Приходи потом днём и покупай в автоматической кассе, как белый человек. Сканируй себе мёрчандайз. Вам ещё приятного дня пожелают на прощание. Даже если заметят — придёт вежливый манагер, скажет «Ну извиняйте, наша ошибка — ваша удача, разница теперь за счёт заведения!» Главное не втягиваться сильно — может войти в опасную для здоровья привычку. Например, как Эдик Селезнев — купит мешок опилок за доллар, а сам его дорогущими инструментами нафарширует. Потом в другом магазине той же сети сдаст за деньги. Однако примелькался — ходит теперь с электронным браслетом на ноге, как редкая человекообразная обезьяна, охраняемая государством.
А то купят рюкзачок баксов за семь перед самым закрытием. Утром на шмоне покажут «офисэр» квитанцию — «Вот купил, вот, рюкзак, понимаешь.» А что напихал туда за ночь, это уж не его собачье дело. Как говорится — «Совесть лучший контролёр». Открыть рюкзак они почему то не имеют права, если сам не лохонешься и не покажешь что там внутри.
***
У меня сегодня в смене новичок, и я спешу ему растолковать все эти премудрости, чтобы избежать неприятностей с ментами утром. Утром ноги будут гудеть и жить будешь только мечтой о пиве, а не о детективе с участием шерифа.
— Тебя как зовут?
— Раф
— Раф? Это не имя, а марка машины!
— Ну, Рафаэль, вообще-то, мой отец армянин. Это в хай-скуле уже стал — «Раф»
Понятно — тоже Борах. Как и я.
— Откуда?
— Мы с Ростова, в 1986 году приехали. Беженцы мы. Мой отец — верующий-пятидесятник.
— В 86? Да ты, наверное, уже легальный?
— Мы — граждане США.
— А! Ну тогда «ку!»
— Ку?
— Кино есть такое «Кин-дза-дза», видел?
— Это с Томом Крузом?
— Не-а, не с Томом.
— А что ты тут с хай-скулом и паспортом полы драить собрался?
— Мне надо очиститься.
Очиститься ему надо, блин. Это что — монастырь ибетский? Промтоварный магазин самой распространённый в США розничной сети. Очиститься тут невозможно не на каком астрально-кармическом уровне.
— ???
— Не могу писс-тест пройти на нормальную работу. Шаблю шалу.
Тогда все ясно.
Тут теперь кроме резюме на собеседование надо анализ мочи приносить, «писс». Так называемая «drug-free work atmosphere рrogram — на работу без наркотиков».
Ну это уже давно, а вот какая у эмплоеров новая фишка, они теперь всеми правдами и неправдами стараются выяснить ваш сетевой никнейм в Фейсбух, так вот потом, и интервью никакого не надо –увидят пару фот, где вы косого размером с жд шпалу раскуриваете или на мосту под юбками с фотиком рыбачите, и можете идти в другую компанию — здесь вы на хрен не нужны со своей чуткой и ранимой душой художника-извращенца.
А таких как Раф они называют — уайт трэш — белый мусор.
Обратите внимание — подчёркнуто БЕЛЫЙ. Небелый — это мусор автоматически. Есть белые районы и богатые белые районы. Богатых черных районов нет. Аномалия природы.
— Ладно. Мне твой писс-тест не нужен. Главное — если скомуниздить чего захочешь, посоветуйся сперва.
— А что такое «скомуниздить»?
Рафа вывезли на «землю обетованную», когда ему было всего два года.
Его русский язык — копия русского языка родителей. Закостенелого, мертвого и пересыпанного библейской терминологией.
Сленг он не понимает. Телевизора у них тоже нет. Приходится адаптировать поток моей речи, как будто я с мамой своей говорю. Иногда мы перескакиваем на английский. Легче объясняться.
Выговор Рафа настолько хорош, что у меня текут слюни. Завидую. Почему некоторым годами зубрить приходится, а кому-то автоматом, просто так, на готовенькое?
Через сорок минут нахожу его в ланч — руме. Комната поделена на две части стеклянной перегородкой. Одна половина для курящих, другая для тех, кто их ненавидит. Раф сидит на smoking-половине и тянет из блестящей трубочки-дивайса. Он наполняет легкие дымом и держит так долго, что лицо его багровеет, как у человека опрометчиво злоупотребившего виагрой.
— Эй Раф!
Я умышленно застою его врасплох. Пусть знает, кто здесь босс. Я старший помощник младшего дворника.
— Захочешь курить, я в принципе не против, только спроси — где. Для таких вещей есть отдел садоводства, там и днем-то мало кто бывает, вентиляция отличная, давай идём. Хорошая хоть дрянь-то?
— Какая дрянь?
— Ну шала твоя, хорошая? (все равно не отстану, даже если скажешь –плохая).
— Эта не шала. Это спид. Я два раза по магазину прошел — ноги устали. Как вы тут — без спида? Speed gives you a boost- спид заряжает!
— Кофе, блин, пьем для бусту. Go ahead, blaze it — давай припаливай!
На дне дивайса полу растаявший айсберг спида. Я подношу к нему огонек зажигалки и он быстро, с пшиком, плавится, источая молочный парок. С вершины пирамидки прозрачной слезой сбегает юркая капелька, но добежав до основания резко мутнеет и останавливается. Nice! Я направляю парок себе в мозг. Straight up!
Спид — не спит. В тело врывается торнадо. Пляска ведьм. Я снова молод и полон сил. Метла развязывается и из меня льётся сумасшедший поток слов — мыслей, совершенно гениальных. Я останавливаюсь только тогда, когда замечаю по глазам Рафа, что он не понимает и половины моей обгоняющей саму себя речи.
Вырываю у него трубочку, выжигаю остатки и повторяю тоже самое по-английски. Speed it up, babe, spit it out! Давай, бэйби, жги, выплесни что на груди накипело!
Утром после работы, пролетевшей как одна секунда, Раф просит купить ему упаковку пива. Двенадцать бутылок, как говорят американцы, с длиной шеей. Лонг некз. Хочет притормозить спидовые побочки.
Нет двадцати одного, поэтому пиво ему не продают. А сигареты продают с восемнадцати. Прикол, что алкоголь здесь не продают ещё и по воскресениям. Вот откуда Горбачёв срисовал свой «проебишн». Страна викторианских нравов.
— А может лучше спида возьмем, я полностью финансирую транзакцию? Спорим, я одной затяжкой целый камень выжгу? А?
— А где шабить его будем?
— Было бы ЧТО «шабить». И ваще не говори больше — «шабить», уши режет, так уже лет двадцать никто не говорит. Шабить! Шаланды полные кефали…
Раф везёт меня на автобусный вокзал Грейхаунда. Грейхаунд — самый дешёвый способ американских передвижений. Но и самый опасный. Его пользуют ребята похуже тех арабов, что не смогли сдать пилотский экзамен одиннадцатого сентября.
Поэтому поедете на этих «серых собаках», снимите сперва ювелирные украшения. Наличные из кошелька перекиньте во внутренний карман. И на станциях пересадки следите, чтобы ваш багаж не уехал в Сент Луис вместо Феникса. В Америке царит железный, упорядоченный бардак, образца Советского Союза начала перестройки. Это мне очень нравится, но я, увы, знаю чем это все кончится. Имеется, так сказать, опыт. Как говорят сами американцы вопрос только «когда?»
Недалеко от входа в терминал тусуются несколько черных барыг. Стиль их одежды напоминает урюков из Саманного города в Стане. Но у этих в крови музыка и спид — они пританцовывают на месте, как будто мёрзнут. Вечное движение приматов искалеченных злоупотреблением стимуляторов.
Раф быстро направляется к ним.
— А в Москве, знаешь, раньше бабушки продавали Солутан прямо через дорогу от площади Дзержинского, перед конторой русского ФБР. Прикинь?
Милые бабушки-убийцы. Накатывает ностальгия. Москва солутановая, пусть обрюзгла ты, милая и пусть дыхание твое иной раз пахнет азиатчинкой — я прожил там целую жизнь. Проскочил очередной уровень.
— А что такое «солутан»?
— Русский Судаффед. Лекарство от астмы и душевной тоски.
***
Когда я только приехал, я очень не любил черных. Бесила их становая манера одеваться. Ну и побаивался немного, само-собой. Пойми какие потёмки в душе у человека с темной кожурой. Но позже я их понял. По уровню раздолбайства и отрицания власти они несколько близки русским.
Система имела их много лет. Они адаптировались. Прикольно, что в них нет полутонов. Негр или злой, как собака или добрейший, как ангел небесный.
В отличие от большинства белых, у них есть душа. Об этом говорит их музыка — от ритм-энд-блюза до хип-хапа.
Благодаря последнему, они отымели-таки белую систему. Все молодое белое поколение с богатых и высокомерных районов одевается и говорит с легким негритянским акцентом. С тем самым за который до начала восьмидесятых не принимали не в один университет.
— Ищите чего, братва? Хотите один, а может быть два? Хотя на два у вас бабла хватит едва! Да вы попробуйте, попробуйте сперва! Манера диалога тоже хипхапная, любят повыгибаться, прёт с них кураж — не отнять.
От злоупотребления спидом негр слегка пожелтел. Левое веко бьётся в тике, как у мессира Воланда. Зубы крошатся, а руки суматошно не находят себе места. Руки нервно ищут покоя.
— Кристалл.
— А вы не менты ведь, правда не менты?
Идиот. Если мы — менты, разве заявим ему об этом?
Однако как мне объяснил потом Раф, работающий под прикрытием мент в гражданке обязан прямо ответить, что он мент, если его прямо спрашивают. Если мент скажет «нет», а позже арестует барыгу, в суде показания мента аннулируются. Так, что не удивляйтесь, если уличный барыга задаст вам такой тупой, казалось бы, вопрос. Можете даже и не ждать, скажите эдак в стиле хип хап « эй, ты, привет, я не мент, бля, я не мент!»
— Кристалл, айс, спид, мет, средство похудания Дженни Кранк. You name it!
— Ничего такого не держу. Но у меня есть немного счастья. Совсем чуток. Хотите простого человеческого счастья?
Негр хитро улыбается беззубым ртом. Мы выбераем огромный булыжник «счастья».
Деньги негру показываем, но не даём. Надо сперва попробовать, что это за счастье такое, может просто дроблённый нафталин. От нафталина счастлива бывает только моль, да и то очень-очень короткое время.
Зайдя с негром за угол, мы дегустируем счастье из маленькой стеклянной трубочки, типа той какой берут из пальца кровь. Крошка от камня вдавливается в один, весь закопчённый конец трубки и нагревается.
Я смотрю, как негр обсасывает трубочку толстыми губами и с тоской думаю о возможном спиде. Спид и спид. Два способа скорейшего достижения кладбища.
Не успеваю выпустить ещё дым, как вдруг на меня накатывает неземная сила. Это и в правду очень похоже на счастье. Необъяснимый баланс переодической системы элементов в мозгу.
Я поворачиваюсь к негру и вдруг спрашиваю его голосом Владимира Познера:
— А готов ли ты сейчас прямо встретится с Господом? Что ты скажешь своему Творцу? Есть ли тебе вообще чего сказать Отцу Небесному?
Уголком глаза вижу как лицо Рафа, уже обрадованно-расслабленного, что все прошло хорошо, трансформируется в символ «ОФИГЕТЬ!».
Но реакция барыги совершенно неожиданная. Негр вдруг начинает плакать. Плакать навзрыд, как ребёнок.
ГЛАВА 3
«ГЛОССОЛАЛИЯ»
Мы плавим в трубочке спид, болтаем и слушаем Шнурова.
Раф никогда не слышал Шнура. Он не знает, что значит «разводка» и «бухать». Блаженный.
Приятно наблюдать его радость, когда он понимает смысл русского сленга интуитивно, на лету. Все равно он — рюски. Шевчука он тоже мигом схватывает:
«Я открыл окно, и весёлый ветер разметал все на столе
Глупые стихи, что писал я в душной и унылой пустоте»
— Поезжай в Россию, Раф, проветрись. Там жить никак невозможно — можно только отдыхать. Но ТАК отдыхать ты сможешь нигде на свете! Езжай! Я тебе пару адресочков дам — в два счета сделают из тебя человека!
Ну, чего ты тут не видел? Получил чек — положил в банк. Пришёл домой — выписал десяток чеков сам. Напился в пятницу в хлам. А в понедельник — побритый и наодеколоненный — на работу, ждать новый чек. Человек-винтик.
Сколько вот тебе лет, сколько?
— Через два месяца будет двадцать один.
— Вот видишь, я в твои годы успел побывать замом главы представительства крупной фирмы, и, кажется, уже сидел.
Да, точно-точно, уже «отбывал». Или бегал от ментов? Не — вроде ещё бегал…
А вот что, скажи мне, что в твоей жизни здесь было интересного, светлого?
— Ну. Ну не знаю. Мы с Толяном отцовский минивэн перевернули в Миннесоте.
— Шикарно, Раф, шикарно. Минивэн. Миннесота. Романтика. Это вы жили раньше в минисотах?
Из сбивчивого рассказа выясняется, что на восточное побережье они переехали совсем недавно. Дом Мракисянов в Миннесоте был у самой канадской границы.
В Канаде, оказывается, проживает несколько крупных общин христиан-пятидесятников. До этого я слышал о шестидесятниках — а тут пятидесятники какие..
Все равно отчего-то ассоциации с хрущёвской оттепелью. Евтушенко представился и Рожденственский — оба почему-то в католических сутанах.
Общины поддерживают полунатуральное хозяйство, и стараются до минимума свести контакты с внешним миром.
В огромной Канаде, где населения меньше чем в московской области, эти общины представляют собой государство-в-государстве. Они практически самодостаточны. Пресвитеры решают, кому и кем становится, кому и как жить. Думаю и баблом они вертят солидным. Кое-кто точно вертит.
Сообразив, что тут пахнет баблом, я стал прислушиваться внимательней, стимулируя речь Рафа редкими пыхами лунного камня на дне стеклянной трубки.
Итак, отец Рафа, брат Александр, пламенный активист-пятидесятник, эмигрировав из Ростова, помогал желающим, переправляя их через границу в эти общины. Творил господню работу. Служение. И желающих переместится на общинные хлеба было больше, чем достаточно.
Хотя некоторых, я уверен, больше волновала Канада и превосходные госпрограммы для халявщиков, чем жизнь вечная.
По словам Рафа, на определённом уровне, в дело, как водится, вмешался лукавый, потому что захотели переправляться в Канаду и недобрые люди. Ну как без них то?
Недобрые люди отвели глаза пресвитеру тамошней церкви, и он регулярно стал принимать от них дорогие подарки и значительные пожертвования. Так что брату Александру пришлось выводить в Канаду всех кого не попадя. В три смены. На лицо перегибы и злоупотребление служебным положением, батюшка!
Вскоре, углядев все нечестивство, отец Рафа наотрез помогать грешникам отказался, и недобрые люди тихой зимней ночью проломили ему голову в его же собственной бане. Алюминиевой битой для игры в бейсбол. Отголосок весёлых девяностых в замшелой Миннесоте
Господь в тот чёрный день сохранил жизнь отца, потому что, видно, главного своего дела на земле отец ещё не сделал. Таким было откровение, полученное от Господа в момент первого удара битой по голове. После этого отец легко вознёсся над землёй, но ангелы убедили его вернуться в скорбную земную юдоль. Довести до конца служение. Вернуть овец доброму пастырю.
Так что из Миннесоты им вскоре пришлось уехать. Не стало им места в тамошней общине. Так что забросил их Господь в городок, где постоянно базировался тогда ваш покорный слуга.
Чтобы передать вам потерю от их переезда добавлю, что это равнозначно переезду от красот озера Байкал в какой-нибудь Жаркурган. Или кишкообразный Ашгабат.
— Раф, а ты сам-то веришь в Него, в Господа?
— Конечно, верую! Мне просто курить эту дрянь надо бросить и покаяться. Очиститься. Я смогу! Знаешь, когда грешник кается, ангелы на небе радуются. Это в Писании сказано. Обязательно покаюсь и исповедуюсь. Поближе к светлому празднику Пасхи.
После этих слов Раф снова затягивается спидом. У него лёгкие безразмерные какие-то, и я с печалью фиксирую исчезновение очередной порции простого человеческого счастья.
— А я тоже верю, Рафик. Может не хожу в церковь, не молюсь, но верю! Как же без веры?
Знаешь меня когда первый раз на этап в зону погнали, менты, овчарки, автоматы, прожекторы- страшно — вот уж где я взмолился –«Спаси и Сохрани, Господи, спаси и сохрани!» Мне кажется я хорошо знаю Христа. Ты фильм последний Гибсона видел? Или вот — грибов псилоцибиновых пробовал когда?