– Коли ты взялся цитировать трактаты, то вот тебе, получай! – И Бофранк прочел приличествующие моменту строки:
– Ты не прав, друг мой Хаиме, – возразил Жеаль. – Не о чревоугодии говорил я, а всего лишь о скромной закуске, дабы не захмелеть прежде времени.
– Это легкое вино из Кельмо, его пьют обыкновенно без закусок, разве что с фруктами, – сказал Бофранк, подымая кувшин. – Что же до закусок, то я тешу себя надеждою отведать их в большом количестве и самых разных сортов на твоей свадьбе, о которой ты что-то совсем перестал говорить, хотя недавно часу не проходило, чтобы ты не высказался на сей предмет.
– Уж будь спокоен, когда мне придет время сочетаться брачными узами с прелестной Эвфемией, для тебя найдется местечко за столом, – смеясь, отшутился Жеаль. – А вот на твоей свадьбе я вряд ли выпью бокал, уж скорее это случится на соответствующем торжестве у нашего юного друга.
Субкомиссар и Жеаль воззрились на юного Фолькона, неожиданно прочитавшего эти строки, с недоумением и удивлением, отчего тот покраснел и опустил глаза долу.
– Такое не грешно цитировать почтенному старцу, но вам-то, вам?! Стыдитесь! – попенял юноше Жеаль. – Хотя стихи недурны, недурны… Вам, верно, не повредит выпить, ибо от столь скучных мыслей случается несварение желудка, а вино его, как известно, гонит прочь. Наливай же его в бокалы, друг мой Хаиме, и расскажи скорее, что подвигло тебя оставить Академию и вернуться к праведным и опасным трудам.
Бофранк, как мог, описал Жеалю происшедшее, не касаясь, само собою, встречи с Волтцем Вейтлем и Демелантом. Жеаль не был ни изумлен, ни поражен.
– Ты поступил разумно, – сказал он. – Академия – достойное место, но этот упырь, признаться, заинтересовал даже меня. Я знаю, ты не жаждешь славы…
– Отчего же? Жажду. Я надеюсь, что, может быть, отец оценит мое усердие и станет более благосклонен ко мне, ведь мы, как тебе известно, до сих пор не разговариваем…
– Как бы там ни было, для начала тебе нужно поймать либо прикончить упыря. Посему спешно посылай хозяйку за вином, ибо вот-вот, – Жеаль сверился с часами и согласно кивнул: – да, вот-вот прибудет наш старый и добрый знакомец Альгиус, которому есть что сказать тебе.
Подобного поворота субкомиссар не ожидал, но послушно позвонил в колокольчик и попросил хозяйку купить вина в лавке. Та, ворча, отправилась за покупкою, а юный Фолькон запоздало заметил, что сходил бы и сам, ибо негоже в такую непогоду посылать женщину на улицу.
– Пусть ее, – отмахнулся Жеаль. – Старая ведьма не упустит своего и скажет, что лавочник продал вино дороже, чем обычно, потому что повысились таможенные пошлины или на виноградниках случился неурожай.
Кувшин опустел как раз к возвращению хозяйки, с которой явился и весьма промокший Альгиус. Почтенная матрона – которая, к слову, была не такой уж старой ведьмой, как отрекомендовал ее Жеаль, – посетовала, что к хире Бофранку сегодня так много гостей, что среди них (тут она посмотрела на Альгиуса) может затесаться бог знает кто. Удалилась она, как и в прошлый раз, с ворчанием, однако тут же вернулась с закусками – кровяной колбасою, копченой рыбою и сыром двух сортов, мягким и твердым.
Бофранк тем временем представил Альгиуса Фолькону, отчего-то забыв сделать наоборот (юноша скромно смолчал), после чего выявил интерес к причине появления толкователя у него на квартире.
– Если не ошибаюсь, я должен был навестить вас; отчего же вы сами явились сюда? Это не возмущение вашим поступком, а всего лишь любопытство.
– А хотя бы и возмущение, – не смутясь, отвечал Альгиус. – Я не щепетилен, хире Бофранк, и давно это понял и принял. Если ты родился не таков, как все, – готовься к приключениям, вот что я вам скажу. Они тебя сами найдут, и очень скоро. Может быть, именно поэтому я предпочитаю обычному вину пиво, а пиву – крепкое ржаное или ячменное вино. Вы спросили, почему я пришел? Пришел я потому, хире Бофранк, что толкование вашего сна у меня вышло престранное и преопасное, вот что я скажу. И я рад был бы, кабы его можно было разрешить моченым горохом, как в случае с владельцем винной лавки, но не тут-то было… Не хочу испугать вас, хире Бофранк, но выходит так, что вам в ближайшее время всяко придется умереть.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой Альгиус поясняет суть сновидения Бофранка, после чего все посещают с тем же делом референдария Альтфразе и отправляются на поиски упыря
– Эй! Эй! – воскликнул Проктор Жеаль, в волнении перевернув кувшин, оказавшийся, к счастью, уже пустым. – Шутки твои становятся совсем негодными!
– Я и не шучу, – сурово сказал Альгиус, поправив свои длинные волосы; выглядел он в самом деле весьма серьезным. – Я сверился с книгами, за многие из которых верные слуги миссерихордии с радостью отрубили бы мне дерзновенные руки и выкололи любопытные глаза. Увы! Все говорит о том, что сновидение хире Бофранка, возобновлявшееся несколько ночей подряд, имеет лишь одно толкование – грядущую смерть, проистекающую из целого сонма опасностей.
Я попробую объяснить вам, из чего это следует. Почтенный хире Бофранк обычно видит себя во сне подле памятника герцогу Энрадеру на площади Ольдсвее. Герцог Энрадер, как известно, славен тем, что в сражении был пленен, после чего заживо сварен в кипящем масле, куда опускали его не сразу, а медленно, отчего умирал он примерно двое суток. Над городом хире Бофранку видится огромная луна ярко-красного цвета – несомненно, она означает собой кровь, что ясно и без отдельного толкования.
То, что почтенный хире Бофранк в своем сне гол, казалось бы, ничего особенного не значит – весьма часто люди видят во сне голыми как себя, так и окружающих, и это далеко не всегда сны фривольные и непристойные. Ничего угрожающего в этом не было бы, кабы хире Бофранк не держал бы в руках вместо шпаги корявую палку, а вместо пистолета – ночной горшок. Горшок этот, скажу я вам, особенно меня огорчил, ибо если палка указывает на беззащитность перед лицом зла, то горшок знаменует беззащитность чрезвычайную, в сочетании с предательством и подлостью.
Теперь о кошках. Как ни странно, кошки во сне обыкновенно кошек и означают, хотя принято считать, что черная кошка приносит несчастье. К тому же кошки, равно как многие другие дикие и ручные твари, чаще всего не могут быть явно отнесены к сторонам зла и добра, а вернее сказать – находятся над таковыми, ибо существуют сами по себе. А вот человеческие глаза у кошек указуют на присутствие оборотня – я уж не знаю, откуда ему взяться, но именно так трактуется сон. В целом и выходит, что вокруг хире Бофранка сплошь опасность, предательство и неминуемая смерть, предваряемая многими мучениями.
Я закончил.
Субкомиссар поспешно налил толкователю вина, которое тот поспешно выпил большими глотками. Затем Альгиус с сожалением развел руками и сказал:
– Я не хотел испугать или обидеть вас, хире Бофранк, но иного выхода, нежели сообщить вам всю правду, не видел. Буде повезет, она поможет вам предупредить эти события и избежать их – таковое возможно, пусть я и не могу дать более четкого совета. Ибо кто предупрежден – тот вооружен.
– А не навестить ли тебе хире Альтфразе? – вдруг спросил Бофранка Жеаль. Он выглядел озабоченным и к вину уже не притрагивался. – Я справлялся: он давно уже выпущен под наблюдение своих родных и проживает в собственном доме, не оставляя изучения природы сна и иных любопытных вещей.
– Если вы ищете подтверждения моим словам, сходите к старику, – неожиданно поддержал Жеаля толкователь сновидений. – О нем говорят разное, но знания его несомненны. К тому же я ни разу не видел его, и буду признателен, когда вы и меня возьмете с собою.
– Дождь кончился, – сказал Фолькон, выглянув в окно. – Если желаете, я найду экипаж.
– Референдарий живет неподалеку, можно дойти пешком, – пресек его старания Жеаль. – Стало быть, мы пойдем к нему прямо сейчас!
Альтфразе обитал в приземистом доме из красноватого камня, мимо которого Бофранк проходил не раз и не два. Прислужника у входа не было, и толкователю пришлось долго колотить в двери, прежде чем некий мордастый увалень не выглянул наружу и не осведомился, для чего же прибыли досточтимые хире. Узнав, что они желают видеть по важному делу референдария Альтфразе, увалень с грубоватой любезностью пригласил их войти и, держа перед собою свечу, повел по темной лестнице на второй этаж, где в большой комнате с занавешенными окнами коротал свои дни хире Альтфразе.
– Референдарий живет неподалеку, можно дойти пешком, – пресек его старания Жеаль. – Стало быть, мы пойдем к нему прямо сейчас!
Альтфразе обитал в приземистом доме из красноватого камня, мимо которого Бофранк проходил не раз и не два. Прислужника у входа не было, и толкователю пришлось долго колотить в двери, прежде чем некий мордастый увалень не выглянул наружу и не осведомился, для чего же прибыли досточтимые хире. Узнав, что они желают видеть по важному делу референдария Альтфразе, увалень с грубоватой любезностью пригласил их войти и, держа перед собою свечу, повел по темной лестнице на второй этаж, где в большой комнате с занавешенными окнами коротал свои дни хире Альтфразе.
Старик был облачен в халат с кистями, порядочно засаленный и покрытый всякого рода пятнами, а также ночной колпак; обстановка в комнате была сродни таковой в жилище Альгиуса, только книг было заметно больше.
– Чем могу служить? – спросил старик приятным бархатным голосом.
– Меня зовут Хаиме Бофранк, я субкомиссар Секуративной Его Величества палаты, – без обиняков начал Бофранк, – и я хотел бы получить от вас помощь. Не могли бы вы растолковать мне сновидение, что мучает меня вот уже несколько ночей подряд? Дело в том, что я уже обратился к одному сведущему человеку, и он открыл мне вещи неприятные, даже жуткие, посему я хотел бы проверить это.
Бофранк был испуган словами Альгиуса, хотя и не признавался себе в этом. Он с самого начала чувствовал, что сон не сулит ничего хорошего, но никак не ожидал, что дела его настолько плохи.
– Кто же этот умник? – спросил старик ехидно.
– Я не хотел бы называть его имени.
– Что ж, я попробую помочь вам, ибо постиг многое. Я знаю, кое-кто считает меня утратившим рассудок, но я не таков – нет, смею вас заверить, почтенные хире! Годы и годы посвятил я учению, постижению знаний, и знания эти светлы – ведь даже святая миссерихордия не нашла в моих работах и откровениях еретического умысла! Ведь, как известно, не должно наказывать даже за колдовство, если оно принесло пользу, – например, в таких случаях, как излечение болезни или отведение бури. Сие суть природный дар, посланный господом, точное знание секретов природы, и его надо отличать от искусственного, рожденного благодаря помощи дьявола. Но не будем более об этом! Займемся делом! Что нужно вам? Мне ведомо многое: гадание по семенам – аксиномантия, с помощью петуха или иной птицы – алектриомантия, с помощью муки или отрубей – альфитомантия, с помощью внутренностей детей и женщин – антинопомантия…
– Полагаю, мы не будем заниматься таковой? – осведомился не без отвращения Бофранк.
– Как будет вам угодно… По числам – арифмомантия, на игральных костях – астрагаломантия, по воздуху – аэромантия. Можно также гадать по травам – суть ботаномантия, по звукам из живота – это называется гастромантией, по земле – суть геомантия.
И если уж существует гадание по земле, то как не быть гаданию по воде? Называется оно гидромантией, так же, как гадание по вращению шара – гиромантия, а по пальцам – дактиломантия.
Есть люди – и я отношусь к их числу! – сведущие в идоломантии – гадании по изображениям и фигуркам, а также в ихтиомантии – по рыбам.
Гадание по дыму именуется капномантией, по растопленному воску – карромантией, по зеркалам – катокстромантией, по медным сосудам – каттабомантией. Тот, кто гадает по свету свечей и ламп, называется лампадомантом, по миске с водою – леканомантом…
– Позвольте, но гадание на воде называлось как-то иначе, – вмешался Альгиус.
– Прошу заметить, что в том случае речь шла о воде иной, скажем, проточной, а тут говорится о миске, – сказал с плохо скрываемым возмущением Альтфразе. – Итак, это леканомантия, и не путайте ее с гидромантией! Существуют также ливаномантия – гадание по сжиганию ладана, литомантия – по камням, махаромантия – при помощи ножей, сабель и иных клинков, ойномантия – по вину…
– Сей способ я бы не прочь испытать, – вставил с усмешкою Альгиус, но референдарий лишь презрительно на него посмотрел и продолжил:
– Омфиломантия – по форме пупка, ониромантия – по снам, онихомантия – по гвоздям, ономатомантия – по именам, орнитомантия – по полету и крику птиц, пиромантия – по огню, подомантия – по ногам, роадомантия – по звездам, сикомантия – по винным ягодам, спаталамантия – по шкурам, костям или экскрементам, стареомантия – по явлениям природы.
Прервавшись, Альтфразе сделал несколько глотков из кувшина, чтобы промочить пересохшее горло. Воспользовавшись этой паузой, Бофранк молвил:
– Из названного вами нас более всего интересует ониромантия, сиречь гадание по снам, об одном из коих я уже сказал вам, едва вошел.
– Отчего же?! – воскликнул неугомонный референдарий. – Есть ведь еще гадание по теням, по поведению животных, по пеплу, по свернувшемуся молоку, по руке, по написанному на бумаге…
– Но меня интересуют прежде всего сны, – сказал субкомиссар. – К тому же, насколько я знаю, вы достигли несравненных успехов именно в этой области.
– Это так, хире, – с достоинством отвечал Альтфразе, – и я вас с вниманием выслушаю, но прежде пускай этот юнец, что смотрит то ли на меня, то ли вон в тот угол, – этого понять я никак не могу, пускай даже я провалюсь тотчас же в подпол ко всем ста двенадцати дьяволам преисподней… так вот, пусть он покинет мое жилье и более тут не появляется, ибо он чрезмерно глумлив и не умеет вести себя в приличном обществе.
Хихикая и закрывая ладонью рот, Альгиус поспешил покинуть комнату, а довольный референдарий огладил свои неопрятные одежды и сказал:
– Кого я никогда не любил, так это глупцов, рассуждающих о вещах, неподвластных их пониманию! Но полноте; что же вы хотели рассказать мне?
Бофранк со вздохом поведал референдарию о своем сне, подумав, что делает сие уже не в первый раз и даже, вполне может быть, уже напоминает лицедея. Референдарий слушал внимательно, кивая в такт словам субкомиссара, когда же тот закончил, произнес со скукою:
– Сон ваш банален и прост для прочтения, оттого я не стану употреблять здесь специальных слов и цитировать людей, сведущих в сих вопросах. Скажу прямо: ничего хорошего ваш сон вам не несет, и я бы на вашем месте тотчас озаботился разрешением своих земных дел, а еще лучше удалился бы в монастырь – к служению господу, ибо это единственный способ как-то отсрочить скорбный удел. А теперь, почтенные хире, я желаю отдыхать, дабы потом кое-что записать для своей книги. Тому же юному олуху, которого я выгнал вон, лучше всего дайте хорошего пинка и гоните от себя прочь, как и я; ибо узнал я его – это жалкий штукарь Альгиус прозваньем Собачий Мастер. Не знаю, отчего его именуют таковым странным образом, но уж наверное не за благие дела и заслуги.
Сложив руки на животе, референдарий показал, что не имеет намерения продолжать разговор, и присутствующим не оставалось ничего иного, кроме как покинуть комнату.
Альгиус обнаружился внизу – он приятельски беседовал с давешним мордастым увальнем-привратником. Из беседы с ним Альгиус вынес, что референдарий, по мнению домашней челяди, совсем рехнулся и никто не понимает, отчего же его выпустили из приюта для скорбных рассудком.
– Но кое-что я все же понимаю, – добавил Альгиус, показывая изрядной толщины книгу. – «Рассуждения», автор – не кто иной, как хире Альтфразе.
– Где ты ее взял? – поинтересовался Жеаль, хотя ответ был и без того абсолютно ясен.
– Не в лавке же купил, – отвечал Альгиус с неизменной улыбкою. – Там лежало их две кипы, не убудет… Полагаю, хире Альтфразе стал надобен миссерихордии, которая, как сам он сказал, закрывает глаза даже на его художества с чтением снов и прочие смутные вещи. А книга прелюбопытная! Вот, к примеру: «В Оксенвельде жил похотливый деревенский малый, имевший дело с коровой, которая вскоре забеременела и через несколько месяцев произвела на свет плод мужеска пола, который был не теленком, но человеком. Многие видели, как он выходил из живота своей матери: подняв новорожденного с земли, отдали кормилице. Мальчик вырос, был воспитан в истинной вере и заявил, что хочет молитвой и трудом искупить грех своего отца, и так продолжалось до зрелости. Но к старости он стал чувствовать в себе отдельные коровьи наклонности, например тягу к поеданию травы и жеванию жвачки.
Что следует думать об этом?
Был ли он человеком?
Для меня это несомненно; но я отрицаю, что его матерью была корова. Каким же образом это могло случиться? Дьявол был уведомлен о грехе его отца и ради своего удовольствия сделал корову якобы беременной, а затем тайно принес откуда-то младенца и поместил его в корову, которая раздулась от ветров, чтобы казалось, будто он родился от коровы».
– Вот так, – наставительно произнес Альгиус, закрывая книгу. – Как ни крути, а виноват дьявол. Что ж, поделом ему! Но вы, хире Бофранк, вижу, невеселы – неужто Альтфразе толковал ваш сон так же, как и я?