Лаис невольно вскрикнула.
– Он сказал, что следил за мной, поджидая удобного случая. «Ах, Энджел! – воскликнул он. – Почему же ты столь непочтителен, что даже не соизволил представить мне свою будущую супругу?» «Брайан, ты пьян, – сказал я. – Ты не имел права врываться в этот дом. Не оскорбляй мою невесту своим присутствием, уходи». Это его взбесило. «Значит, я оскорбляю тебя и ее своим присутствием?! – заорал он. – Я, наследник герцога Девери? Ты совсем зарвался, братец, пожалуй, придется тебя проучить!» Он орал очень долго, брызжа слюной и обвиняя меня во всех смертных грехах, включая любовную связь с Мальборо… Простите, Лаис, что я вынужден это произнести. Я загородил собой Валентайн и крепко держал ее за руку, успокаивая. Мне казалось, что Брайан сейчас закончит кричать и мне удастся выставить его. Ах, каким же глупцом я был! – Энджел на мгновение прикрыл глаза, словно от нестерпимой боли. – Оружие лежало далеко, ведь я не думал, что оно может мне понадобиться в доме Валентайн. Прежде чем я успел сообразить, что на сей раз Брайан с дружками не станут со мной церемониться, они бросились на меня. Их было шестеро, не считая брата, и через некоторое время им удалось меня скрутить и схватить яростно сопротивлявшуюся Валентайн. Брайан стоял надо мной и хохотал. «Ты думаешь, ты тут самый чистый, братик? Ангелочек! Всегда такой правильный, такой добренький! Все эти годы я мечтал, чтобы ты умер, но ты все жил и жил, черт тебя возьми! Даже на войне тебя не пристукнули. Какая жалость! Что ж, теперь я могу прикончить тебя своими собственными руками. Это обрадует моего друга Харли, он не любит шпионов вигов! Но прежде, чем ты умрешь, я хочу, чтобы ты посмотрел…» И он направился к Валентайн. Она смотрела на Брайана в ужасе, а он схватил ее и начал целовать. Тогда она укусила его, начала вырываться, царапаясь, словно дикая кошка. Она кричала, и я рвался к ней, пытаясь вывернуться из рук дружков брата. Когда Валентайн больно ударила Брайана, тот, окончательно озверев, с силой отшвырнул ее от себя. Падая, Валентайн ударилась головой об угол стола и осталась лежать неподвижно. Я сразу понял, что она мертва…
Лаис сидела, прижав ладони к губам, чтобы не закричать.
– Тогда я предпринял последнюю попытку добраться до Брайана, но не смог. Я проклинал его, сыпал самыми страшными ругательствами, какие помнил. Брат смотрел на меня, ухмыляясь. Убийство Валентайн ничуть его не обескуражило. «Отлично, – сказал мой брат, – я и не рассчитывал на подобную удачу. Конечно, следовало бы позабавиться с девчонкой прежде, чем она отправилась в мир иной, но Господь решил так, потому пусть так и остается. Не плачь, мой любимый братик, – он подошел ко мне, – вы встретитесь совсем скоро. Папочка не будет плакать о тебе. Воссоединишься со своей крошкой на небесах, будете там вместе петь песенки…» И он отцепил от пояса свернутую веревку и велел дружкам держать меня крепче. Слуг в доме было немного, все пожилые, и помощи я не ждал. Брайан набросил веревку мне на шею и начал душить. Он все время говорил что-то, вот только я уже не помню что. Кажется, бормотал, как меня ненавидит и как восстанавливает справедливость… В моих глазах потемнело, и я потерял сознание от удушья.
Энджел покачал головой.
– Иногда мне жаль, что Брайан не закончил дело… Очнулся я четверть часа спустя, в разгромленной гостиной. Я лежал на кушетке, а надо мной склонился гвардейский капитан, один из людей Джона. Он и его солдаты искали меня, чтобы передать поручение от Мальборо, и подоспели как раз вовремя, чтобы спугнуть Брайана с дружками. Вовремя для меня, но слишком поздно для Валентайн… Я не мог говорить, однако капитан все понял без слов. Они увезли меня оттуда в мой собственный дом, пресекая попытки остаться рядом с мертвой Валентайн; на следующее утро я заставил себя встать и направился к отцу. Я был полон решимости рассказать герцогу, что произошло, и потребовать справедливости. Мой брат убил мою любимую и едва не задушил меня – неужели это останется безнаказанным?! Приехав в Девери-Хаус, я поднялся к отцу; его секретарь сообщил мне, что герцог плохо себя чувствует. Я все-таки вошел. Отец лежал на кровати и выглядел потерянным и бледным. Прежде чем я попытался что-то произнести – я надеялся, что голос хоть немного будет мне повиноваться, а если нет, я все напишу от руки, – герцог начал кричать на меня тонким и жалким голосом. Он кричал, что Брайан все рассказал ему про меня, что я недостоин называться его сыном и не должен больше показываться ему на глаза. Что он так и знал: я пойду по кривой дорожке. Что он оказывает мне неслыханную честь, не отдавая меня в руки правосудия. Я так и не понял, в чем Брайан обвинил меня, и узнал лишь сегодня, от Либурга. Мой старший братец, оказывается, свалил вину за смерть Валентайн на меня, представив все так, будто я был пьян и прикончил девушку, а затем попросил защиты у могущественного Мальборо… Тогда я не стал ничего спрашивать у отца, развернулся и ушел. Мною владело лишь одно желание: застрелиться.
– Он не понимал, что говорит… – прошептала Лаис.
– О нет, он прекрасно понимал, – возразил Энджел. – Всю жизнь отец считал Брайана гением, а меня – никчемным вертопрахом, и он не мог ошибиться. Ведь ошибка означала, что всю жизнь нужно перечеркнуть. Я считал герцога сильным человеком, а он им не был. Во всяком случае, не настолько, чтобы принять правду.
– И что же вы сделали?
– Я бы застрелился, – буднично сообщил Энджел. – Но у порога Девери-Хауса меня поджидал экипаж графа Лангбэйна. Он и Либург вцепились в меня, будто гончие в зайца, и поклялись глаз с меня не спускать в ближайшее время. Я даже не мог им возразить. Мы давно дружили, они так же связаны с Мальборо, как и я… Дальше потянулась череда дней. Я устроил похороны Валентайн, а друзья позаботились о том, чтобы до поры до времени замять эту историю. Никаких свидетелей преступления Брайана, лишь мои слова… Кто бы поверил? Кто бы на моем месте решился убить больного отца словами о том, что его старший сын, на которого возложено столько надежд, – чудовище? Все это сочли бы интригой Мальборо против своих политических противников: если тень падет на Брайана, она падет и на Харли. Я не мог убить брата, потому что неспособен на такое злодейство, – чем я тогда буду лучше его?
Фламбар запустил пальцы в волосы и тут же снова уронил руку.
– Иногда я задумываюсь: почему Брайан не пристрелил меня, уходя? Почему, заслышав голоса солдат, не вытащил пистолет и не нажал на курок? Кто знает, что происходит в голове больного человека… Через короткое время он об этом пожалел, или его покровитель отдал соответствующий приказ, – когда я выходил из дома вечером, на меня напали. Мне удалось отделаться весьма легко. Я оставался нужен Джону, и я написал ему; ответ пришел очень быстро. Мальборо велел мне спрятаться где-нибудь подальше, ни слова не говорить даже друзьям, а он вызовет меня, когда опасность уменьшится. Мне было все равно. Я предупредил всех о том, что уезжаю, приказал не искать меня и пошел к лорду Ангусу Эйвери; показал записку от Джона и получил требуемую помощь. Эйвери вспомнил, что вам нужен фехтовальщик, и справедливо полагал, что меня не станут искать в Лестершире, в доме вдовы, с которой я даже не знаком. Я не опасался быть узнанным: вам ли не знать, как замкнуто провинциальное общество, к тому же я не планировал покидать ваше поместье, пока Джон не напишет мне. Меня накрыло равнодушие, и я благодарил Бога за этот дар, позволявший меньше чувствовать боль. Я отправился в Лестершир и приехал к вам, и я обманул вас, Лаис, потому что мне было все равно.
Глава 20
Он наклонился вперед и протянул руку; Лаис, которую ужаснул рассказ, не сразу поняла, чего хочет Энджел. Затем сообразила. Пальцы у Фламбара оказались холодными, как ноябрьская вода.
– Простите мне, прошу вас, – негромко сказал Энджел. – Я не желал обманывать вас. И мне стало совестно, когда я узнал вас ближе. Время шло, с каждым днем Валентайн все отдалялась, а вы… все приближались, и я сам не заметил, как почти предал себя, и…
Он резко выпустил руку Лаис, откинулся назад и произнес уже другим тоном, более сухим и официальным:
– Как бы там ни было, что случилось, то случилось. Сегодня Лангбэйн приехал сюда с друзьями, вассалами отца, которые дружили и со мной. Герцог Девери умер, и Брайан получил титул. Титул, но не наследство. Либургу удалось убедить герцога перед смертью, что я ни в чем не виноват, и указать на истинного виновника бед в семье. Отец не мог не передать титул старшему сыну, а вот лишить состояния – в его власти. И он оставил мне все. Теперь я владелец всех денег, земель и зданий, принадлежащих семье, за исключением герцогского майоратного замка и маленького куска земли при нем, и мне предстоит что-либо с этим сделать.
Он умолк, утомленный; Лаис нестерпимо хотелось прикоснуться к его лицу, стереть печать усталости и горя, наполнить жизнью застывшие черты. Бесполезно. Теперь уже окончательно и бесповоротно – бесполезно. Энджел любил Валентайн, он до сих пор ее любит, сильнее и больнее, чем сама Лаис – Роберта. Мертвые стоят рядом, они не уходят. Мертвые смотрят на нас печальными провалами неподвижных глаз и кладут руки на плечи. От любимых мертвецов никуда не уйти.
Он умолк, утомленный; Лаис нестерпимо хотелось прикоснуться к его лицу, стереть печать усталости и горя, наполнить жизнью застывшие черты. Бесполезно. Теперь уже окончательно и бесповоротно – бесполезно. Энджел любил Валентайн, он до сих пор ее любит, сильнее и больнее, чем сама Лаис – Роберта. Мертвые стоят рядом, они не уходят. Мертвые смотрят на нас печальными провалами неподвижных глаз и кладут руки на плечи. От любимых мертвецов никуда не уйти.
Не в силах справиться с собой, Лаис встала и подошла к окну. Солнце только что зашло, оставив землю холодным сумеркам. Тонкий серпик луны казался по-детски потерянным в безбрежном небе. Энджел за спиной молчал. Что ему сказать? «Если ты будешь со мной, я сумею тебя спасти»? Но ведь это неправда.
Скрипнуло кресло, и через пару мгновений Лаис почувствовала, что Фламбар стоит у нее за спиной. Его руки коснулись плеч Лаис, и графиня вздрогнула. Он сам – мертвый, и сам не знает, удастся ли воскреснуть. Как воскресать, когда тебя исковеркали, выбили душу, заставили бежать? И как при этом по-прежнему не ненавидеть? Если бы кто-то поступил так с ее любимым, Лаис без колебаний уничтожила бы обидчика. Незнакомца. Но если бы зло содеял ее собственный отец? Лаис попробовала представить себе это и содрогнулась. Убить брата, родного человека, в котором течет та же кровь, что и в тебе… Возможно ли это, если твоя душа не мертва?
А душа Энджела еле теплится, но живет.
– Лаис, – негромко позвал он, и волос коснулось его теплое дыхание, – я все-таки обидел вас?
– Нет! – Она стремительно повернулась, не замечая, что стоит слишком близко, и жалея лишь, что Энджел опустил руки. – Как вы можете такое думать! Я потрясена, мне безмерно вас жаль, и я ничуть не зла на вас за то, что вы меня обманули! Злиться и обижаться за такое… Господи, насколько мелочной нужно быть! Когда с вами поступили так… – Она почувствовала подступающие слезы и судорожно сглотнула.
– Лаис… – прошептал он.
– Мне так жаль, – пробормотала она, уже не сдерживая слезы. – Так жаль…
Он склонился и поцеловал ее.
На сей раз Энджел не церемонился. Теперь Фламбар целовал ее, будто свою женщину. В тишине беспрерывно и беспорядочно колотились два сердца. Поцелуй ошеломил Лаис. Она всхлипнула, ощущая, что слезы все еще бегут по щекам, и подалась вперед.
Руки Энджела неизвестно как оказались на ее спине, а руки Лаис – обхватили его голову. Мягкие волосы, горячая кожа, и почему у него пальцы такие холодные, почему… В поцелуе сплелось все: и напряжение долгих одиноких ночей, и страх, и надежда, и томительное ожидание. И – для Лаис – осознание того, что нужно ловить момент.
Энджел сознался. Он поцелует ее, а затем уедет. Он не простой учитель фехтования; теперь он – наследник герцогских земель. Нужно перестать думать о нем, как о ком-то близком и хотя бы теоретически доступном. Маленькая сказка, существовавшая лишь в воображении Лаис, завершилась.
Но если ее поцелуй утешает его, она утешит.
– Лаис, – он снова выдохнул ее имя и с трудом оторвался от ее губ. – Вы…
– Тшш, – она еще не была готова услышать, что он сейчас уедет. Нет, только не сразу. Однако Фламбар уже сделал шаг назад.
– Я веду себя неподобающим образом…
– О Господи. – Графиня глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. – Хорошо. Неподобающим. Но вы же можете продолжить?
Энджел, кажется, не ожидал услышать подобную фразу. Он усмехнулся.
– А вы желаете, чтобы я продолжил? – Фламбар протянул руку и провел кончиками пальцев по мокрой от слез щеке Лаис. – Миледи, вы прекрасны. Я недостоин вас.
– Если вы хотите сказать мне, что уезжаете, то говорите быстрее. – Лаис отстранилась и отвернулась, не в силах это выносить. Пусть лучше уйдет, если ему не нужно сочувствие и поддержка. Любовь-то ему точно не нужна.
– Уезжаю? – в некотором замешательстве переспросил Фламбар, и Лаис вновь взглянула на него. – Вообще-то я хотел испросить позволения остаться в вашем доме еще на несколько дней. Я не дал своим друзьям ответа, и мне нужно подумать. Если бы вы выгнали меня, я бы отправился в Лестер. И, в любом случае, не могу же я подвести вас и покинуть Лестершир, не выполнив всех обязательств!
– Вы имеете в виду мистерию? – Лаис улыбнулась.
– Да. Несправедливо лишать вас ангела.
– Ангела. – Она покачала головой. – Вас. Скептики говорят, ангелов не существует, и я почти готова в это поверить.
– Ну что вы, – тихо произнес он, – я есть.
Лаис глубоко вздохнула и сцепила руки за спиной; ей хотелось ясности, и все же она не могла решиться и потребовать ответов. Как можно говорить о чувствах, когда Энджел столько пережил? Его отец умер три дня назад, и, как бы ни злился Фламбар на старого герцога за то, что тот не желал его слушать, он все равно его любил. Наверное, молился за него. Лаис вздрогнула.
– А ваш брат, – медленно произнесла она, – не оставил попыток вас убить?
Энджел пожал плечами.
– Сие мне неведомо. Именно поэтому я рассердился, что Лангбэйн с товарищами приехали именно сюда, а не вызвали меня письмом в Лестер. За ними могли следить… а могли и не следить. Прошло достаточно много времени, чтобы мой след слегка затерялся. Хотя, – Энджел вздохнул, – видит Бог, я веду себя как последний глупец, появляясь в дворянском обществе Лестера. Хотя я сильно изменился за последние месяцы, кто-нибудь может меня узнать.
– Не думаю. Те, кто постоянно ездит в Лондон, редко общаются с теми людьми, в среде которых вращаюсь я. – Лаис помолчала. – Вы просили позволения остаться – оставайтесь. Мой дом всегда открыт для вас.
– Благодарю. Это очень важно для меня.
Она хотела спросить, насколько и почему важно, и не спросила.
Ведь Энджел по-прежнему любит Валентайн, так к чему лишние вопросы? А она, Лаис, на Валентайн совсем непохожа – иначе первая реакция при встрече Энджела с ней оказалась бы гораздо более бурной. К сожалению или к счастью, сходства между графиней Джиллейн и погибшей возлюбленной Фламбара нет. И что это означает, остается лишь гадать. Лаис думала, что рассказ Энджела поможет ей разобраться в ситуации, а в результате запуталась еще больше.
– Вам нужно отдохнуть. – Она решительно тряхнула головой. – Простите, если я недостаточно почтительна по отношению к вам, но вы ведь сами приучили меня к другому. – Энджел слабо улыбнулся в ответ на шутку. – Предоставить вам комнаты, более соответствующие вашему статусу?
– О нет. Я предпочту остаться учителем фехтования. – Намек на улыбку вновь скользнул по его губам.
– Это разумно. И поможет не проговориться мне.
– Вы, миледи, не настолько легкомысленны, чтобы проговориться о таких вещах.
Лаис кивнула.
– Я привыкла, что вы – мой слуга, а привычки так просто не забываются. Поэтому ступайте отдыхать, Энджел. И не показывайтесь мне на глаза раньше завтрашнего утра. Ужин принесут вам в комнату.
– Такие приказы очень приятно исполнять. – Он взял ее руку, коснулся губами тыльной стороны ладони, а затем вышел, не сказав более ни слова.
Лаис провела без сна большую часть ночи. Элен давным-давно отправилась на боковую, дом затих, и лишь графине не спалось. Да и как можно заснуть после всего, что она узнала сегодня?
Энджел – герцог. Боже мой. Конечно, он не носит этот титул, сейчас он пока (всего лишь, о Господи!) маркиз Гамблинг, хотя и этого вполне достаточно. Образ скромного учителя фехтования накладывался на образ того человека, что говорил сегодня с дворянами в гостиной, и единой картины не получалось. С Лаис Энджел вел себя почти как прежде. Кто из них настоящий? Отличается ли один от другого? Или Энджел Фламбар Мариско – совсем другой человек, которого Лаис еще не знает?
Она подозревала, что верен последний вариант.
Энджел был другим. Когда он рассказывал о себе, Лаис видела перед мысленным взором почти незнакомого человека. Более открытого, жизнерадостного, дружелюбного, веселого. Фламбар говорит, что Брайан не убил его, и ошибается. На самом деле убил. Брат уничтожил прежнего Энджела, оставив лишь крохи тем птицам, что решатся их подобрать. И Лаис безумно жалела, что ей не удастся познакомиться с тем Фламбаром и стать хотя бы его другом. Да, Энджел по-прежнему не ожесточился, он верит, что люди в большинстве своем – хорошие, и даже старается не судить их, хотя мог бы. Хуже другое. Он замкнулся в себе и отгородился от мира стеной старательного равнодушия, за которой и горит пожар его души; редкие искры, долетающие оттуда, не смогут разжечь полноценный костер. Энджел и не хочет этого. Он всю жизнь провел, позволяя себе любить и верить в лучшее, и судьба доказала ему, что он может ошибаться. Жестокий урок, испытание, посланное свыше. Что именно Энджел извлек из этого урока? И права ли Лаис, строя все эти предположения?
Она чувствовала, что права.
Ведь все эти недели, исподтишка изучая Фламбара, она успела хоть немного узнать его. Он не изменился фатально, просто потерял желание жить так, как прежде. Он плыл по течению, говорил с людьми, фехтовал, играл с Джерри и Таминой и носил в душе знание о том, что произошло. Лаис содрогнулась, представив, какими были ночи Энджела. И какие они сейчас. Может ли он заснуть? Ей так хотелось пойти и проверить, однако Лаис опасалась, что совершит ошибку.