– Да. Образ не столь совершенный, как кисти Рафаэля или Тициана, но живой и одухотворенный. – Энджел не мог оторвать глаз от ее лица, озаренного отблесками камина. Вряд ли графиня Джиллейн сама осознает, насколько красива и привлекательна для мужчин. Именно такие женщины всегда вдохновляли художников: не те, чья красота в моде в определенный промежуток времени, но те, в чьих глазах светится жизнь. Чья душа красива.
– Как бы я хотела это увидеть! – мечтательно произнесла Лаис.
– Что же вам мешает?
– Я даже не знаю. – Она покачала головой. – Но мне кажется, что просто не судьба.
– Судьба… Может быть, мы сами ее творим? – Он словно слышал сам себя со стороны, словно отделился от тела и парил, глядя вниз, на мужчину и женщину, сидящих у камина.
– Именно так и думали те мастера, которых вы упомянули. Тогда людям казалось, что все в их руках, что они сравнимы с богами.
– Пока не пришла чума. – Энджел с усилием моргнул и отпил вина из бокала, который сжимал в руках.
– Да. И всегда найдется чума, которая докажет людям, что они не всесильны, что есть рок, довлеющий над ними. – Лаис мельком взглянула на него и снова перевела взгляд на пламя камина.
– Каков бы ни был рок, какая ни пришла бы чума, творения рук человеческих говорят, что смерти нет. Я видел фрески в Ассизи. И… Святой Франциск жив, жив до сих пор. Как и Джотто. Один жив в своих книгах, другой – в своих картинах.
– Не всем дана такая жизнь. Кто-то просто умирает.
– Если человек жил достойно, если его любили – он будет жить вечно.
– Да, – Лаис взглянула ему прямо в лицо. – Иногда… Нет, именно так я и предпочитаю думать. Я… Каждое утро я хожу к мужу.
– Я знаю, – слова вырвались против воли. Энджел опасался, что Лаис подумает, будто он следит за ней, но графиня лишь грустно улыбнулась.
– Пока я помню его – он со мной. Дети уже почти забыли Роберта, так что остаюсь только я.
– Вы любили мужа. – Это был не вопрос, просто констатация факта.
– Очень. И он любил меня, любил детей, любил жизнь.
Энджел внезапно понял, понял Лаис, осознал, что она чувствует. Нет, не потому, что он… тоже потерял. Его потеря была другой. Но он понял, что ушло с Робертом Джиллейном из жизни Лаис.
– Я понимаю. Действительно.
– Спасибо, – просто ответила она.
Потом они молчали, но тишина их не тяготила.
– Расскажите мне еще об Италии.
– С удовольствием.
Он рассказал ей о вечном Риме, о сотворении Адама в Сикстинской капелле, о соборе Святого Петра, о грандиозной перестройке, что там сейчас ведется, о гордой Флоренции, доме великолепных Медичи, о свободной Венеции, с ее дворцами и каналами. Он рассказал о пыльных каменных дорогах, что видели еще легионы Юлия Цезаря. Потом он перенесся в Грецию и Вену.
Европа разворачивалась перед глазами Лаис, а он стал ее личным проводником. И графиня так и не спросила, как простому сыну управляющего удалось так много путешествовать. Воспитание, полученное вместе с детьми герцога Аттенборо, объясняло если не все, то многое.
Следующим утром, проснувшись, Энджел ощутил, что что-то изменилось.
Во-первых, дождь прекратился – явно ненадолго, так как небо дышало тяжелыми облаками, и скоро вновь наверняка польет. Во-вторых, за завтраком Лаис улыбалась фехтовальщику гораздо более любезно, чем раньше. Неужели вечерний разговор сотворил это чудо? Энджела и радовало, и огорчало подобное обстоятельство. Меньше всего он хотел привлекать к себе излишнее внимание. И все же вчерашний разговор развлек его, заставил почувствовать себя лучше. Как давно он не говорил об искусстве и путешествиях! Как недавно… Такие простые и недостижимые темы. Вчерашний вечер превратился в окно в чужую жизнь. Недоступную.
Не то чтобы Энджел жаждал там оказаться…
После завтрака он, несмотря на дождь, отправился бродить по саду. Прохладные струи омывали пожелтевшие листья деревьев, цветы поникли, прибитые к земле. Да и цветов осталось совсем немного. Осень…
Изрядно промокнув, но так и не избавившись от смутного беспокойства, Энджел зашел в конюшню. Табби радостно приветствовал его.
– Неужели снова хотите выехать, мистер? Да хороший хозяин собаку из дому не выгонит в такую погоду!
– Не стоит беспокоиться, Табби.
– А мастер Роберт, бывало, и в дождь выезжал, – грустно заметил конюх. – Он очень любил, когда льет. Говорил, что вода питает землю и от того на земле вся жизнь. Не каждый аристократ понимает в земле, а?
– Не каждый. – Энджел прислонился к стенке, скрестил руки на груди и наблюдал, как Табби чистит серую кобылку, игриво мотавшую пушистой челкой. – Граф Джиллейн был хорошим хозяином, верно?
– Да, мистер, да. Его тут все любили! И соседи, и друзья, и, уж само собою, слуги. А что говорить про семью! Графиня так вообще в нем души не чаяла. Она словно тень стала, когда он умер, – бродила и бродила по комнатам и в саду часто плакала, я уж видал. А потом, видать, решила, что негоже деткам видеть матушку заплаканной, ну и взялась поместьем управлять. Тоже недюжинный талант нужен, я вам скажу!
Энджел кивнул. Как он предположил при первом знакомстве, Лаис не была пустой вертихвосткой. И это ему нравилось.
Лучшей хозяйки и желать нельзя.
Глава 9
– Только помните: вы обещали вести себя прилично! – повторила Лаис, помогая детям забраться в карету.
– Мамочка, мы будем вести себя хорошо, правда! – Тамина сияла от счастья. Еще бы! Неделю она и Джерри упрашивали мать, чтобы та взяла их на одну из репетиций спектакля. Дети, разумеется, знали о готовившемся представлении – об этом даже конюх Табби знал, – однако до сих пор Лаис не брала их с собой, когда ехала в Лестер, чтобы репетировать. Маленькие непоседы могли действовать взрослым на нервы. Однако дети так просили, так старались не шалить всю неделю, что Лаис сжалилась и взяла дочь и сына с собой. И придумала, как ей казалось, отличный выход на случай, если Джерри и Тамине вздумается проказничать: пригласила в поездку Фламбара. Мистер Уилсон и мисс Гривз, похоже, слегка обиделись, но Лаис в данном конкретном случае не было дела до переживаний слуг.
При Фламбаре дети не станут вести себя плохо. Стоило взглянуть на его непроницаемое лицо, как это делалось ясно. Энджел помог Лаис войти в карету, затем сел туда сам и захлопнул дверцу.
– Миледи.
Карета тронулась, колеса заскрипели по гравию.
Тамина сидела рядом с Лаис, а Джерри – около Фламбара. Мальчик поглядывал на учителя с большим любопытством, наконец не выдержал и принялся болтать без умолку, периодически задавая вопросы. Энджел неторопливо и обстоятельно отвечал. Однако чем дальше, тем чаще Лаис ловила в его интонациях крепко и надежно контролируемую энергию и пыталась понять, зачем Фламбар ведет себя столь сдержанно. Он держался отстраненно и во время того длинного вечернего разговора, что запал ей в память, и во время недолгих встреч за обеденным столом, и сейчас. А между тем Лаис все сильнее чувствовала несоответствие: достаточно посмотреть, как Фламбар фехтует, чтобы заподозрить в нем человека по меньшей мере нетерпеливого. Зачем он запер самого себя и чем это для него закончится? И, если уж на то пошло, касается ли это ее, Лаис?
Она делала вид, что принимает участие в беседе, тоже отвечала на какие-то вопросы Джерри и Тамины, а сама тем временем украдкой пыталась поймать взгляд Энджела. Оказалось, это практически невозможно: Фламбар смотрел куда угодно, только не на хозяйку. Он спокойно глядел в глаза Джерри, еле заметно улыбался непосредственным восклицаниям Тамины, а от Лаис словно отгородился стеной. И это оказалось тем более обидно, что ранее графиня, как ей почудилось, сумела немного отодвинуть завесу его недоверия.
День стоял туманный и промозглый; в приоткрытое окно долетал запах мокрой земли и прелых листьев. Древесное золото понемногу осыпалось, обнажались черные ветви, и в медленном засыпании природы жило свое особое очарование. Лаис приподняла занавеску и выглянула в окно: поля, терявшиеся в туманной дымке, казались бесконечными. И тишина, такая драгоценная тишина, прерывавшаяся лишь стуком колес и копыт да ленивыми окриками кучера. Раньше Лаис испытывала умиротворение, созерцая засыпающую осеннюю природу; теперь ей что-то мешало это сделать. Словно нечто внутри противилось даже самой идее умирания, пусть даже временного, до весны.
Невнимание Фламбара засело в душе как заноза. Ну зачем он так? И почему для нее, графини Джиллейн, это так важно? Вечерами Лаис, бывало, долго не могла заснуть, и тогда ее мысли часто обращались к Энджелу. Он несчастен, это заметно, однако не Лаис дала ему это несчастье. Графиня никак не могла смириться с мыслью, что Фламбар таков от рождения, ей казалось, за его молчаливостью скрывается тайна. И этот след от веревки, про который Энджел сказал, что это дело рук грабителей… У Лаис нет причин ему не верить.
Она заставила себя отвлечься от неприятных мыслей и улыбнулась Джерри, выспрашивавшему у Фламбара, чем отличается толедская сталь от всех остальных.
Лестер – старинный город, расположенный на берегах реки Сор. Когда-то здесь основали свое поселение римляне, проявлявшие немалый интерес к Британским островам, и до сих пор можно было увидеть остатки их укреплений и проложенных ими дорог. Бывший в составе королевства Мерсия и называвшийся тогда Ратаэ, завоеванный датчанами, многократно разрушавшийся и восстанавливавшийся, Лестер напоминал Лаис птицу феникс. Там, где раньше ходили воины в кожаных кирасах и гребенчатых шлемах, где саксы воевали против норманнов лишь для того, чтобы спустя пару веков народы окончательно смешались, теперь жил и дышал немалый фабричный город, которому прочили большое будущее.
Карета миновала древнее аббатство, возведенное еще в начале двенадцатого века; серые стены выступали из тумана, навевая мысли о седой старине и призраках минувшего. Еще немного – и вот дорога привела к городским воротам, за которыми лежал лабиринт улочек.
Мрачная погода не смущала жителей Лестера: народу на улицах оказалось полно. Дети с любопытством смотрели в окошко на торопливых горожан, узкие окна домов, лавочки торговцев под причудливыми вывесками. Наконец карета остановилась на одной из центральных улиц, неподалеку от реки, и кучер, спрыгнув на землю, распахнул дверцу.
Городской дом лорда Джейкоба был выкрашен в нежно-голубой цвет и поражал изяществом отделки фасада. На крыльцо поспешно выскочил лакей в богатой ливрее, глубоко поклонился гостям и поприветствовал их. Энджел помог всем выйти из кареты. Слегка оробевшие Джерри и Тамина взяли Лаис за руки, а Фламбар следовал позади; так они все и вошли в дом лорда Джейкоба.
В просторном холле, где отражения танцевали в многочисленных зеркалах, а потолок, расписанный пузатыми ангелочками, являл собою истинный шедевр, лакеи приняли у гостей верхнюю одежду и со всем почтением сопроводили прибывших в большую гостиную. Там уже собралось весьма внушительное общество: не менее десяти женщин и несколько мужчин, которые, правда, предпочитали держаться чуть в сторонке. И немудрено: дамы щебетали, сгрудившись у клавесина, шуршали листами дорогой нотной бумаги и периодически принимались наигрывать кусочки из музыкальных партий. В углу Лаис заметила лорда Эшли; увидев ее, тот весьма обрадовался и, поднявшись, подошел поприветствовать.
– Лаис, я рад видеть вас… – Он нахмурился, глядя через плечо графини, и та поняла, что лорд Эшли заметил Энджела. Ранее они не сталкивались, и Лаис немного забеспокоилась: уж не вообразил ли себе Арчибальд, что… При мысли о том, что лорд Эшли может посчитать Фламбара поклонником графини Джиллейн, Лаис слегка покраснела. Пришлось быстро прояснять ситуацию и представлять Энджела другу. Лорд Эшли тут же перестал хмуриться.
– Миледи, – негромко произнес Фламбар, когда формальности были соблюдены, – я буду неподалеку, и, если понадоблюсь вам, позовите. – Он указал на стул, стоявший в самом дальнем углу, около маленького камина.
– Хорошо. – Лаис проводила фехтовальщика взглядом и повернулась к Мэри Джейкоб, которая уже спешила к ней.
– Ах, как хорошо, что ты здесь! – хозяйка дома обняла Лаис. – Этот Касболд гениален и несносен! Он намеревался заехать сам, однако некоторое время назад прислал записку, что не сможет. А вместе с запиской – новые ноты, и мы вот уже битый час пытаемся их разобрать. Это одна из моих партий, и хор тоже поет. Может быть, у тебя получится? Ты играешь на клавесине едва ли не лучше нас всех.
Дамы встретили появление Лаис с восторгом. Джерри и Тамину также приняли благосклонно, принесли для детей небольшие стульчики и усадили тут же, поблизости. Лаис украдкой оглянулась: Фламбар устроился на том месте, что указал ей, и сидел, будто каменное изваяние, скрестив руки на груди. По его лицу никак нельзя было понять, заинтригован он или скучает. Он ведь привык бывать в высшем свете, напомнила себе Лаис. Воспитываясь с детьми герцога Аттенборо, Фламбар наверняка часто выходил в свет. Интересно, что он думает сейчас, глядя на провинциальное общество? Лаис казалось, что она готова пожертвовать четвертью своего состояния, лишь бы это узнать.
Ноты и вправду оказались очень трудными. Барон Касболд не искал легких путей; неизвестно, смог бы он с такими талантами блистать при королевском дворе, однако местное дворянское общество ему заинтриговать удалось. Лаис пыталась сыграть партию, останавливаясь каждую минуту и разбирая ноты. Дамы, в свою очередь, пытались петь. Выходило жалобно и вразнобой.
– Никуда не годится, – подвела итог Мэри, когда партия завершилась. – Это невозможно спеть.
– Не стоит отчаиваться! – Белинда Гросвенор, улыбчивая кудрявая особа, в чьем доме проводилось большинство балов в сезон, была настроена оптимистично. – Нам всего лишь надо немного потренироваться.
– Ах, ну почему Касболд не мог написать что-либо попроще, – пробормотала леди Мэрривезер, дородная дама пятидесяти лет. У нее было роскошное меццо, и хотя уговорить ее участвовать в забаве стоило больших трудов, лорд Эшли и с этим справился. – Что-нибудь веселое и несложное, вроде рождественских песенок, которые исполняют наши дети в сочельник. Если няньки их научат, конечно же…
– Ему стоило приехать самому, – заметила Мэри. Она ужасно переживала, что у нее не получается. Ей доверили главную роль, а тут такой конфуз! – Мне кажется, что я пою слишком высоко. Или так и нужно? Давайте попробуем еще раз.
Они попробовали еще раз, и еще, и еще. Выходило как-то не очень.
– Не получается! – в отчаянии воскликнула Мэри. В ее больших голубых глазах стояли слезы. Мэри была доброй девушкой и ужасно переживала, если попадала в ситуации вроде этой.
– Ну-ну, милочка, не стоит так расстраиваться! – Леди Мэрривезер попыталась утешить исполнительницу главной роли. – Все преодолимо! Я предлагаю послать за Касболдом; пусть явится и отвечает – если не за свои слова, то за свои ноты уж точно!
– Если бы он мог, то и так приехал бы, – возразила Белинда.
– К тому же Касболд объясняет столь запутанно, что вряд ли поможет нам, – фыркнула молоденькая Диана Трапнелл.
Лаис задумчиво теребила нижнюю губу, когда за спиной у нее послышалось вежливое покашливание. Обернувшись, графиня увидела Фламбара. Интересно, зачем он покинул свой стул? Джерри и Тамина вели себя тихо, зачарованные звуками музыки и пением женщин.
– Леди. – Энджел почтительно поприветствовал дам, и его поклон сделал бы честь любому аристократу. – Я прошу прощения за то, что прерываю вашу беседу. Позволено ли мне будет сказать несколько слов?
Лаис краем глаза заметила, что мужчины в другом конце комнаты отвлеклись от разговора и с удивлением смотрят на Фламбара. Лорд Эшли даже подошел поближе, чтобы слышать, что скажет Энджел.
– Кто вы, молодой человек? – вопросила леди Мэрривезер, обмахиваясь веером и заинтересованно глядя на фехтовальщика.
– Мое имя – Энджел Фламбар, миледи, – снова поклонился тот. – Я учитель фехтования мастера Джеральда Ормонда.
– Ах, Лаис, так это ваш учитель, о котором рассказывала мне леди Фитчетт! – воскликнула Мэри и улыбнулась Энджелу. Лаис мысленно прокляла длинный Кассандрин язык. – Добро пожаловать! Лаис, почему же ты не представила нам своего… – Мэри запнулась, подбирая слово, и все-таки нашлась: —…помощника?
– Непростительное упущение с моей стороны, – вздохнула графиня. Она видела, с каким любопытством дамы смотрят на Энджела, и могла понять почему. Высокий, отлично сложенный и красивый, он производил потрясающее впечатление. Теперь, когда он немного освоился в Джиллейн-Холле и стал менее похож на фамильный призрак, Фламбар заслуживал женского внимания более, чем кто-либо из мужчин в этой комнате. Во всяком случае, Лаис он казался самым красивым из присутствующих джентльменов. И мужчины это чувствовали: вон какое неприятное выражение лица у лорда Эшли.
– Еще раз прошу прощения, что прервал вас, – Энджел поцеловал руку Мэри. – Однако я услышал, что у вас возникли затруднения с партией.
– О, но вряд ли помочь нам в ваших силах, юноша, – снисходительно произнесла леди Мэрривезер. – Вы ведь учитель фехтования, а не музыки?
– Тем не менее музыке меня обучали, – не дрогнул Фламбар; Лаис мысленно ему зааплодировала. И тут же нахмурилась: Энджел – музыкант? Ко всему прочему? Господи, да сколько талантов скрыто в этом человеке? Неожиданно она вспомнила, как он рассказывал ей об итальянской опере. Конечно же, он разбирается в музыке… А в чем он вообще не разбирается?
– И вы можете помочь? – с надеждой спросила Мэри.
– Я постараюсь, если мне будет позволено. – Фламбар склонил голову, ожидая решения. Безукоризненно. Даже нечего возразить.
– Не слишком-то обнадеживайте наших дам, мистер Фламбар, – недовольно произнес лорд Эшли. – Партия действительно трудная.