– Да знаю я об этом проклятье, Янош, – поморщился Квасневский. – Как и все в городе. Не один раз, еще гимназистом, бегал с хлопцами к «проклятому» фольварку. И в полнолуние, и в полночь… Но ни привидений, ни оборотней так и не увидел.
– Спасибо, – Семеняк взял чашку у секретарши. – Товарищи, а можно и мне узнать, о чем разговор? Я тоже люблю страшные истории. Тем более о призраках…
– Ерунда, – отмахнулся Квасневский. – Обычные байки. В каждом селе бабушки детворе что-то такое рассказывают. Чтоб сорванцы не лазили куда не следует без присмотру.
– Ну, вряд ли товарищ Гайос настолько впечатлительный, что пришел бы сюда с обычной байкой. – Игорь Степанович налил себе чаю и зачерпнул меду. – Думаю, нам стоит его выслушать. Раньше к донесениям Трубочиста претензий не было. Значит, слова товарища по-прежнему заслуживают внимания. Рассказывайте, Янош. Все, что считаете важным. Хоть о проклятии, хоть о призраках. Хоть о вурдалаках. Разберемся…
– Хорошо. Это действительно очень старая история. Почти что ровесница самого Залесья… Юзеф Заика[8], от которого ведется род Якалов, пришел в наши края будто бы из Южной Германии, где воевал в компании Красных псов на стороне Габсбургов. Но, как поговаривают, деньги, на которые он купил себе земельный надел, получены не за победное завершение Тридцатилетней войны, а как результат умения самого Юзефа входить в доверие к людям. Благодаря чему капитан ландскнехтов поручил Заике хранение ротной казны. А когда в одном из боев противник захватил обоз Красных псов, то и казна, и ее хранитель попросту исчезли. Денег было жаль, но роту потрепали так сильно, что искать пропавшего казначея было некому…
Квасневский кашлянул в кулак, намекая, что слишком длинный экскурс в историю излишен.
– Впрочем, разбой и насилие – краеугольный камень любого состояния, – согласился рассказчик. – История, положившая начало легенде, случилась в начале восемнадцатого столетия. Тогда существенно разросшимся и весьма доходным хозяйством заправлял Тадеуш Якало. Именно он решил, что к деньгам рода не хватает герба, пусть даже самого захудалого. Но надо знать нашу шляхту… Усы закручивают, даже если в латаных шароварах и босиком. Все, к кому Якало засылал сватов, от мезальянса отказались. Кроме одной семьи. Там уж совсем швах был: полная нищета, земли – конфедераткой накрыть можно, и дочерей, как гороха… Но и эти – чтобы гонор шляхетский сохранить – потребовали от зятя ввести молодую жену в новый дом. И не просто дом – настоящее палаццо! Мол, чтобы все видели, как сильны его чувства, и поняли – этот брак не сделка, а настоящая любовь. Которая, как известно, всесильна и не признает преград. В том числе сословных…
Гайос перевел дыхание и промочил горло чаем. Заметно было, что рассказывать ему нравится. И Семеняк тайком подал знак Квасневскому не мешать.
– Выбора у Якало не было. Впрочем, он особо и не торговался. Понимал, что за герб надо платить. А тут деньги даже из семьи не уходили – дом для себя и наследников… Так что подошел к строительству с неожиданным размахом. Архитектора прямо из Милана выписал…
– Янош, – все-таки не выдержал Квасневский, – помилосердствуй. Мы же не в кабачке пани Моники пиво пьем… Хватит байки править. Переходи к сути. Или ты думаешь, что у нас с товарищем комендантом совсем больше никаких дел нет?
– Как скажете, товарищ Анджей, – не стал спорить тот. – А суть такова. Итальянский архитектор в том палаццо помимо всего прочего спланировал потайную комнату для хранения богатства Якалов. Сокровищницу то есть. А потом – исчез. Как и не было человека… Когда в город приезжал – его многие видели. А как уехал – ни одна живая душа…
– Понятное дело, – кивнул Игорь Степанович. – Гитлеровцы всегда военнопленных расстреливали после строительства любого мало-мальски важного объекта. Вот и ваш Заика наверняка так же сделал, чтобы секрет свой в тайне сохранить. Мертвецы лучше живых хранят тайны. Да и платы не требуют.
– Примерно так легенда и гласит. – Гайос подтвердил догадку коменданта. – Что хозяин запер архитектора в той самой сокровищнице, где итальянец и помер от голода и жажды. Или задохнулся… В любом случае смерть его была насильственной, а тело не погребено, как полагается по христианскому обычаю. Именно с тех пор в фольварке Якалов поселилось привидение. Когда смирное, а когда – ох, какое лютое… То целое поколение никого не трогает, а то – несчастье за несчастьем роду своих убийц приносит. Весь род под корень… Так что имение третья вода на киселе наследует. Никого ближе не остается в живых. И так уже, считай, третью сотню лет.
Глава вторая
– Занимательная история, – Игорь Степанович вытряхнул из пачки сигарету, прикурил от поднесенной Квасневским спички и уточнил: – Только к нашим делам она с какого боку?
Трубочист взглядом попросил разрешения угоститься и тоже закурил.
– Вы только не смейтесь… Я и сам понимаю… Но люди, особенно на окраинах, обеспокоены. Говорят – в палаццо Якалов снова неупокоенный дух архитектора объявился. Истинный упырь! И это не просто слухи. Пропадают люди. Жертвы нападения тоже есть… И в таком виде, что зверье больше от трупов оставляет. Недолго и до паники.
За дверями кабинета раздался сдавленный вскрик и что-то с грохотом упало.
Семеняк отреагировал быстрее других. Миг, и он уже у двери. Дернул створку и присел, прячась за косяком, привычно уходя с линии огня. К счастью, за порогом всего лишь ползала на коленях секретарша председателя, собирающая разлетевшиеся по полу документы… и – занятый тем же вестовой Семеняка, рядовой Остапчук.
– Что здесь происходит, пани Катажина? – Квасневский тоже не растерял еще партизанских навыков. Стоял рядом и строго глядел на женщину.
Секретарша покраснела.
– Ох, Матка Воска Ченстохова… Как же это, пан председатель… Разве можно в полночь такие страхи вспоминать! Тут не то что папки из рук… сердце из груди выскочит.
Для наглядности пани Кася приложила ладонь к пышному бюсту, надо сказать, весьма бурно вздымающемуся. Похоже, женщину всерьез испугало известие о появлении упырей в Залесье. Даже странно… За годы фашистской оккупации можно было привыкнуть, что самое жуткое чудовище – тот, кто считает себя арийцем, сверхчеловеком.
– Пани Катажина! Вы что… подслушивали? – нахмурился Квасневский. – Это… это… у меня слов нет!
Бледные щечки секретарши вмиг покраснели, и она быстро поднялась. Почти вскочила.
– Да как вы могли такое подумать, пан Анджей?! Я только подошла сообщить, что жолнеж[9] пришел. Ну, и услышала, конечно… Вы так громко беседовали… – Женщина еще пыталась супить аккуратно выщипанные бровки, но любопытство пересилило. – А это правда? Об упыре? Знаете, я тоже вчера на рынке слышала, будто бы Зоею Станкевич не швабы в лес уволокли, а…
– Вздор, – отмахнулся председатель горисполкома. – Бабские сплетни и ничего больше. Учительница за колхозы и национализацию земли агитировала. Понятно, что тем, у кого поместья были, это не нравится. Как переловим гадов – на суде услышите. И сами прекратите слухи распространять.
– Ну, да… ну, да… – быстро закивала секретарша. – Я так и объясняла. Только люди все равно боятся. Говорят, за последнюю неделю в тех местах почти два десятка человек пропало. И не только молодиц.
– Что-то мало… для рынка, – раздраженно проворчал Квасневский. – Могли бы и больше… Человек тридцать – сорок, в сам раз для слухов.
– Пани Касю, вы не волнуйтесь. Разберемся. – Семеняк взял молодую женщину под руку и отвел к ее рабочему месту. – Остапчук, а ты чего столбом застыл? Докладывай.
– Виноват. – Боец, неловко удерживая в руках кипу бумаг, изобразил нечто среднее между стойкой по команде «смирно» и «бегом». – Наряд внизу, товарищ комендант.
– Хорошо. Товарищ Гайос, если у вас больше нет вопросов к председателю, проводите бойцов к месту.
– Вопросов нет. Но вы прикажите солдатам, чтоб не расслаблялись… Нет, нет, я понимаю, что все они знают устав караульной службы… – заметив, что комендант хочет что-то сказать, железнодорожник заговорил быстрее, не давая себя перебить: – Просто там другое… – он сделал странный жест, словно хотел перекреститься, но передумал. – Пся крев! Я же всю жизнь в Залесье. И в сад Якалов с такими же школярами, как сам… Товарищ комендант, прикажите, чтобы часовые открывали огонь на поражение сразу. Без каких-либо «Стой, кто идет?». По всему, что увидят. Даже если им покажется, что это пес или какая иная живность. Или… ребенок.
– С ума сошел?! Встать! Смирно!
Возможно, Игорь Степанович был излишне резок, но похоже, у совершенно спокойного до сей минуты ветерана подполья начался неконтролируемый приступ паники. Такое случается с людьми, многое пережившими, ходившими по грани и постоянно рискующими жизнью. И нет лучше лекарства на эту хворь, чем грозный командирский окрик.
Подействовало. Янош дернул подбородком, но сумел взять себя в руки.
– Прошу извинить, товарищи командиры… Сорвался. Я не трус и не паникер… Утром, когда следы увидите, сами поймете. А пока просто поверьте. Нечисто там… Как Бог свят, нечисто. Зря парней погубим, если что. Но решать вам. И отвечать… тоже.
Трубочист решительно поднялся, всем видом демонстрируя готовность отправляться немедленно, куда прикажут.
– Я понял тебя… друг. – Игорь Степанович потер подбородок. – Такие дела, значит. Что ж… Утро недалече. Остапчук, бойцов в распоряжение товарища Гайоса. Он покажет вагон, охрану которого надо организовать. Ничего не трогать и никого не подпускать. Стрелять без предупреждения во всех… во все, что увидят. Никакого пароля! Утром я лично сниму пост. Приказ ясен?
– Так точно.
Если вестовой и удивился, то виду не подал.
– Выполнять. Вернешься, доложишь. А мы с вами, пан Анджей, еще немного потолкуем. Я вообще-то по другому вопросу зашел. Но раз пошел такой коленкор, можно и объединить.
Семеняк плотно прикрыл дверь и вернулся к столу.
– Это не о том ли фольварке товарищ Трубочист говорил, где у фрицев то ли разведшкола была, то ли лаборатория какая-то секретная? И на территорию которого нам так и не удалось проникнуть.
– Он самый. – Квасневский встал и открыл окно. – И мы ходили, и из других отрядов людей посылали… Даже армейская разведка ползала. Слышал в штабе Центра партизанского движения, три группы потеряли, после чего командование фронта приняло решение нанести бомбовой удар.
– Это я помню. Как и то, что от здания одни развалины остались.
– А я о чем? Камня на камне не оставили… В щебенку перемолотили. Яма на яме, груда мусора и перепаханное поле… Никто бы не выжил.
– Ну, так, если я верно понял нашего связного и паню Касю, о живых разговор не идет. А привидениям самое место на руинах, – хмыкнул Семеняк. – Разумеется, как убежденный атеист я во всю эту чепуху не верю. Если в руинах и завелся упырь, то наверняка из ныне здравствующих фашистских недобитков или их наймитов.
Игорь Степанович снова закурил. Помолчал немного и резко хлопнул ладонью по столу.
– Как считаешь, товарищ Анджей, не пора ли нам прижать к ногтю всю эту нечисть?! Всех этих упырей, прячущихся по лесам, озверевших от крови бандитов, не желающих признавать выбор своего же народа? Что-то слишком распоясались, сволочи. Почти каждый день – убийство, грабежи, поджоги. Сколько можно терпеть? Мы власть или сироты убогие?
Квасневский вздохнул.
– Прав ты, Игорь Степанович, прав… спору нет. Но они же честный бой не примут – в лес уйдут. А наших сил на войсковую операцию не хватит. Да и какие там силы? Взвод милиции и комендантская рота. Едва-едва самые важные объекты прикрыть хватает. Да что я тебе рассказываю, будто сам не знаешь!
– Рота… – махнул рукой Семеняк. – Семеро сержантов с боевым опытом, а остальные, в том числе и офицеры, пацаны необстрелянные из последнего призыва. Я каждый день прошу и напоминаю ротному, чтобы в караул их меньше чем по двое не ставил. С таким войском сунуться к «лесовикам» – всех там и положим.
– Что же ты предлагаешь? – Квасневский вопросительно уставился на боевого товарища. – Ведь не жаловаться ж пришел? Насколько я тебя знаю, товарищ Семеняк, пустой разговор затевать не любишь.
– Верно… А пришел я к тебе, товарищ Анджей, за тем, чтоб обмозговать сложившиеся обстоятельства. Мой командир всегда приговаривал, что не бывает безвыходных ситуаций, а только те, что не имеют очевидного решения. Эх, – вздохнул Игорь Степаныч, – где он теперь? Была бы моя группа здесь, через месяц всю нечисть повывели бы, как вшей.
– Да, – согласился председатель, – отряд опытных диверсантов в нашем случае лучше, чем полк НКВД.
Помолчал немного и спросил:
– Что, так и не давали о себе знать? Полгода уже скоро, как мы их проводили. И старый Збышек тоже пропал, как в воду канул… Тьфу-тьфу-тьфу…
Семеняк помотал головой и снова потянулся за сигаретой.
– Тишина… Полковник Стеклов еще в конце января звонил. У них тоже почти нет достоверной информации. В замке графа Соколовского, куда направлялась наша группа, находилась секретная лаборатория «Аненербе». К сожалению, перед отступлением фрицы успели ее взорвать. Единственное, что удалось установить: аккурат перед прибытием в замок группенфюрера СС Отто Шварцкопфа там что-то случилось. Была ночная стрельба, гарнизон вырезали почти полностью. Уцелело всего несколько человек. Эсэсовцы из охраны группенфюрера потом долго кого-то искали в болотах. Пригнали целый батальон егерей, полицаев. Брали местных проводниками. Они и рассказали, что фрицы большую награду за какого-то профессора сулили. Но больше никаких подробностей. О диверсантах никто и слова не слышал. Хотя все понимали, что это ж не немцы сами себя перестреляли.
Квасневский машинально глотнул из кружки давно остывший чай и снова поморщился. Хотел позвать секретаршу, чтоб раз и навсегда запретить ей подмешивать полынь, но передумал. Какой, к чертям собачьим, чай? О другом думать надо. А полынь – травка полезная, особенно когда все больше всухомятку питаешься. Хоть и горчит, сволочь.
– Ничего, Степаныч, ты же не хуже меня знаешь, что на войне всякое случается. Уходила группа от преследования ночью, забрались в глубь болот. Может, раненые есть. Рацию повредили или потеряли. Связи нет, местности не знают… Обстановки тоже. Затаились. Выжидают…
– С октября? С ранеными? Без продуктов? Ты сам-то в это веришь?
Квасневский помолчал, но все же упрямо качнул головой.
– Согласен. Но на войне разное случается…
– Что ж, может, ты и прав… – Игорь Степанович устало протер глаза. – Ладно, хватит из пустого в порожнее переливать. А то скоро сами в базарных теток превратимся. Давай вернемся к разговору о лесных бандах.
– Ага, значит, я был прав! Есть конкретное предложение?
– Не так чтобы конкретное. Скорее задумка… – Семеняк тоже отхлебнул из кружки, но даже не заметил, что выпил. – Свою диверсионную группу создавать надо, товарищ Анджей.
Председатель горисполкома внимательно посмотрел на коменданта.
– Звучит грозно… Только кадры откуда? Сам говоришь – у тебя необстрелянные бойцы. У меня, в милиции, старики да комиссованные, что под мобилизацию не попали. И те, кто не дорос до призыва.
Семеняк опять взялся за сигаретную пачку, но та оказалась пустой. Смял ее недовольно в кулаке и выбросил в открытую форточку.
– А давай по списку. Начнем с меня… Вторым, думаю, товарища Вайду привлечь. Нечего ему попусту по району носиться. С протоколами и зам управится. А у Стефана боевого опыта на четверых хватит. Одного-двух сержантов из караульной роты у Рогозы выпрошу. Лейтенанта Мурзина из второго взвода тоже можно… Смышленый парень. Вот только с проводником… Не знаешь, куда наш Томаш Лесник запропастился?
– Кудлатый? – искренне удивился Квасневский. – Знаю, конечно. В костеле ксендзу прислуживает. Ты же помнишь, он когда еще обет давал.
– Помню, – кивнул Игорь Степанович. – Томусь часто повторял, что если переживет войну, а фрицев прогонят из Польши, обратится к Богу.
– Вот и исполняет обещанное. А зачем он тебе, Игорь? Забыл, что Лесник в последнем бою правую руку потерял? Теперь много не навоюет, даже если захочет.
– Мне, Анджей, не руки его нужны, а глаза и чутье. Томаш в лесу за сто шагов человека чует. Лучше зверя… По следу рыбу в пруду найдет. Без него нам лесовиков до морковкиного заговенья ловить.
Семеняк решительно поднялся.
– Слушай, председатель, а как сам-то? Не надоело штаны в кабинете просиживать? Не, я понимаю – должность, обязанности, ответственность… А может, ну их? Тряхнем стариной? Что пани Кася о полуночи говорила? Самое время для нечисти, да? Давай прямо сейчас в тот страшный фольварок наведаемся? Авось и поймаем упыря с поличным. У меня внизу «виллис» с водителем. Два автомата. К каждому по паре дисков. Остапчук вернется – третий ствол. А заодно по пути Томуся навестим. Побеседуем с ним задушевно… Как смотришь?
Вместо ответа Квасневский вынул из выдвижного ящика ТТ и сунул пистолет за пояс. Подумал, выудил из того же ящика лимонку и положил в карман пиджака. Потом достал похожую на нее польскую наступательную Z-23 и протянул Семеняку.
* * *Несмотря на позднее время, Томаша Лесняка искать не пришлось. Оказалось, что бывший партизан служил при костеле не только помощником ксендза, но и сторожем. В довоенное время никому бы и в голову не пришло, что храм нуждается в охране, но за последние годы слишком многое изменилось в головах и душах людских. И теперь даже Божье имущество лучше не оставлять без присмотра. У многих столько всего накопилось, что страх согрешить вора точно не остановит.
Впрочем, функции охранника однорукий партизан осуществлял скорее в психологическом плане, нежели практически, отпугивая потенциальных злодеев самим наличием сторожа, который может поднять шум в самый неподходящий момент. А воздаяния от закона они пока опасались.