Во-вторых, следовало как можно реже (если вообще следовало) раздражать оппонентов мельканием в их секторе наблюдения таких занимательных личностей, как Костя и Петрушин. Чем таким они занимательные? Нет, вовсе не тем, что состоят в Исполкоме, который как раз собирается самую малость развлечься тотальной разработкой Льва Карловича Сенковского. А тем, что Ростовский именно к ним рванул за помощью, когда с ним приключилась беда. Это каким же образом простые госслужащие могут помочь товарищу, который ненароком угодил под каток всемогущего концерна-исполина?!
Теперь представьте себя на месте наших оперативно озабоченных товарищей и попробуйте на три счета решить задачу. Звонить нельзя, писать нельзя, встречаться — ни в коем разе, даже мелькать где-то поблизости не стоит. Заниматься художественной самодеятельностью ни в одной из перечисленных форм связи не стоит, потому как достоверно известно, что оппоненты — мастера своего дела.
Ну и как организовать «…надежную, постоянную и бесперебойную связь…» с проблемным парнем Валерой?
Думали целую вечность — с полчаса, не меньше, в конечном итоге таки родили вариант. Правда, связь получалась, по сути, односторонней, но другие способы в обозримой видимости просто отсутствовали.
Ответственным за оперативное обеспечение варианта назначили Васю. Лучшей кандидатуры для такого дела в команде не было. Посвятили в тонкости, обговорили нюансы, уже собрались было на выход… Тут выяснилось, что мероприятие еще не началось, а уже не все гладко: имеет место конфликтное расхождение во мнениях по поводу передачи информации Ростовскому.
Лично с Валерой Вася знаком не был, но парень являлся другом Кости и Петрушина, этого было достаточно, чтобы считать его своим. А со своими Вася так поступать не привык, потому что в некоторых вопросах он максималист. Если свой — значит, до упора, на всю катушку.
— Это что ж, выходит, мы его элементарно подставляем?!
Васе не понравилось, что Ростовскому не собирались сообщать о наличии камер, установленных у него в квартире.
— Ты забыл, что сказал полковник? — напомнил Серега. — «…не артист, будет вести себя неестественно, моментом спалится». Нам противостоят не товарищи из интерната для УО, любую фальшь вычислят с ходу.
— Нет, я понял… Но по факту выходит, что мы его втемную используем?!
— Так надо, Вася, — сказал Костя. — Ты мне веришь?
— Я тебе верю, — неуступчиво насупился Вася. — Но я не понял, чем он там им может сфальшивить. Я так понял, что он пацан неглупый, опером работал…
— Он не профессиональный актер.
— И что?
— Современные сериалы смотрел?
— Ну, что-то там смотрел… Типа, всех подряд валят, куда-то едут на крутых тачках, потом любовь без резины, прямо на капоте…
— Понравилось?
— Пффф!!!
— Ну вот, видишь…
— И что — «видишь»? При чем тут эти чмошные сериалы?
— Когда человек знает, что его снимают, он ведет себя иначе. Надо быть очень хорошим актером, чтобы в присутствии работающей камеры вести себя так же, как в жизни — чтобы зритель ни на секунду не усомнился в достоверности происходящего на экране.
— И что?
— Валера парень развитой и очень даже неглупый… Но он не профессиональный актер. А это не на полчаса собраться и выйти в эфир: по сути, вся его жизнь дома будет в объективе.
— И что?
— Ты чего такой трудный? Будет фальшивить через каждые пять минут, вот что! Озираться, глазами искать камеры, вести себя неестественно и так далее!
— Ну, понятно… — кивнул Вася, пряча взгляд.
Сказал, чтобы отвязались — в тоне явственно сквозило: «Все равно сдам с потрохами! Это наш человек. И этот наш человек имеет право знать, что его снимают на камеру…»
— Ладно. Давай немного поиграем на твоем поле…
Костя в таких ситуациях не привык ограничиваться полумерами: в конечном итоге «пациент» должен абсолютно добровольно и сознательно принять точку зрения «доктора» и совершенно искренне считать первоначально отрицаемый им посыл единственно верным и потому в своем роде непогрешимым. А иначе зачем вообще затевать воспитательный процесс?!
— Оперируем понятными тебе категориями. Представь себе, что ты в рейде…
— Так… — Вася заинтересованно приподнял бровь. — Рейд — это хорошо. Не скучно и можно чем-нибудь поживиться.
— Не в целевом, а так, в свободном полете…
— Да я уже и забыл, когда такое было в последний раз! — Вася с искренней грустью шмыгнул носом. — Последние два года только и делаем, что всякой дрянью занимаемся…
— Не уклоняйся от темы. Ты в рейде, вычислил духа в том месте, где вроде бы не должно быть активных формирований…
— Не, погоди! — возмутился Вася. — Ты сам только что оттуда — зачем всякую фигню рассказываешь? Они там активные могут быть где угодно: что в Беное, что пятнадцатом молсовхозе, что на Ханкалинском рынке, под носом у штаба группировки! Если так «вроде бы не должно быть» считать, вырежут, на фиг, всех подряд!
— Хорошо, будем выражаться точнее…
Костя довольно осклабился — «завел» товарища. Товарищ к теме неравнодушен, проявляет эмоции. Тем быстрее можно добиться нужного результата.
— Ты вычислил «духа». Ты понятия не имеешь, какого амира это человек, но есть у тебя подозрения, что он выведет тебя на солидную нычку или сборный пункт…
— Это хорошо, что ты не сказал — «базу», — тепло отметил Вася. — А то я уже подумал было, что ты тут, в городе, совсем скурвился…
«База» — это у нас любят. Только и слышно: «разгромили базу боевиков» или «уничтожили перевалочную базу террористов». База — это место, где солдат спит, питается, лечится, тренируется, готовится к очередной акции и вообще просто живет. А все это «дух» делает в родном селе. Оно неотделимо от всеобщего партизанского движения, потому что «дух» (моджахед) — плоть от крайней плоти своего народа, и не надо их относить к разным категориям. А для организации локальных акций есть «схроны», где хранится экипировка, и пункты сосредоточения — это по-военному, или просто места сбора личного состава. Захочет амир (так называемый полевой командир) провести акцию, оповестит «духов», они соберутся в условленном месте, получат задачу, экипируются соответственно случаю, и вперед — «на работу». После работы все положили на место и разъехались по селам…
Но это так, отвлеченный комментарий, чтобы понятна была реакция маленького боевого робота Васи.
— И вот ты «ведешь» его долго и счастливо, крадешься, как та кошка за мышкой… И вдруг, в один прекрасный момент, отчетливо понимаешь, что он тебя вычислил!
— Ну ты профессор… — обиделся Вася. — С чего это он меня «вычислил»? Что ж я совсем, по-твоему, квалификацию потерял?
— «Считай противника равным себе, пока не убедишься, что он мертв», — вмешался Серега, процитировав Петрушина.
— Это особый «дух», — Костя с благодарностью посмотрел на Серегу. — Такой же, как и ты. Весь из себя продуманный и до задницы интуитивный. Или, скажешь, в природе не может существовать второго Васи Крюкова со знаком минус?
Вася досадливо поморщился, вспомнив последнее дело команды — там как раз был такой умелец-ловкач, почти его точная копия. Редкостный гад, доложу я вам, — помучились с ним изрядно.
— Ну, вычислил… И что?
— Он к тебе еще не повернулся, — продолжал Костя. — Но по его спине, напряженно сведенным лопаткам и вообще по всем признакам ты понял: еще секунда — прыгнет в кусты, укроется и…
— Валю не раздумывая, — буркнул Вася. — Мог бы и не спрашивать, и так ясно. Что ж я, буду ждать, когда он изготовится и начнет по мне палить?!
— Ну вот. А теперь представь себе, что Валера — «дух», а СБ «РОСГАЗа» — это ты.
— Ну ты сравнил!
— Угу. А по части шпионажа они такие же мастера, как ты в аспекте войсковой разведки. То есть любой нюанс выхватывают враз. И вот смотрят они за Валерой и вдруг понимают: парень прекрасно знает, что его снимают!
— Пффф… — Вася фыркнул, как рассерженный кот, и тревожно нахмурился. — Но это же не значит, что они его тут же без базара завалят?!
— Да, очень может быть, что «тут же» не завалят, — вступила Лиза. — Но сразу начнут искать, по каким каналам парень получил информацию о камерах. Перевернут все верх дном, подключат все резервы — это вопрос успеха операции, церемониться не будут. И еще… Неизвестно ведь, в каком объеме и какого рода закрытости информацию к тому моменту получит наш подопечный. Бывает, знаете ли, такая информашка, за которую будут «валить без базара» всех подряд, невзирая на чины и заслуги перед Отечеством.
— В общем, ты можешь сказать Ростовскому, что его «смотрят», — завершился Костя. — Рот тебе не заткнешь, это факт. Но теперь ты знаешь, к каким последствиям это может привести.
— Да ладно вам! — Васины щеки уже вовсю алели, как отсвет пожарного зарева на высохшем за лето заброшенном мясокомбинате. — Что ж я, по-вашему, совсем дикий? Я прекрасно понимаю, что такое оперативная необходимость!
— В общем, ты можешь сказать Ростовскому, что его «смотрят», — завершился Костя. — Рот тебе не заткнешь, это факт. Но теперь ты знаешь, к каким последствиям это может привести.
— Да ладно вам! — Васины щеки уже вовсю алели, как отсвет пожарного зарева на высохшем за лето заброшенном мясокомбинате. — Что ж я, по-вашему, совсем дикий? Я прекрасно понимаю, что такое оперативная необходимость!
— Вот и славно, — пробурчал уже давно поглядывающий на часы Глебыч. — Тогда хорош трепаться, и пошли заниматься делом…
Глебыч открыл машину Ростовского — на этот раз как родную, буквально на два счета, Вася юркнул на заднее сиденье и шурупом ввинтился под чехол. Записку забирать не стали — нельзя исключать такой вариант, что сегодня Ростовский за машиной не придет.
Остальные уселись в комитетский микроавтобус, Глебыч занял место водителя. Он сегодня дежурит: развозит всех «задержавшихся по служебной необходимости», потом возвращается и ночует в Исполкоме.
Дежурство — атавизм военного образа жизни. В принципе нет необходимости круглосуточно держать в штаб-квартире дежурного офицера: охрана на уровне, опасаться несанкционированного проникновения пока что не приходится, мгновенно решать внезапно возникающие задачи на новом месте не доводилось и вряд ли доведется в ближайшую пятилетку… А просто привыкли. Как-то не укладывается в голове, что можно организовать служебно-боевую деятельность без графика дежурств и надежного товарища, дремлющего у телефона на казенном диване. Привычка — вторая натура.
Встали подальше, у выезда, приготовились к долгому ожиданию. А зря приготовились: дисциплинированный Ростовский прибыл в восемнадцать тридцать — ровно через полчаса после окончания рабочего дня.
— Значит, собственно в спальню не пустили, — удрученно заметил Костя. — И еще вопрос: вообще взяли или нет?
— Если бы это сказал Вася, это было бы нормально, — укоризненно заметила Лиза. — Вроде бы такой мудрый, с ученой степенью… Если не в курсе, напомню: даже у мозамбикских павианов существует период ухаживания. Пусть маленький, плохонький — но сразу никто не запрыгивает.
— У Васи тоже существует, — оживился Глебыч. — Помните, в доме отдыха — два с половиной часа ухаживал…
— Да я совсем не про то! — смутился Костя. — Что вы к словам цепляетесь? Имеется в виду, что не удалось с ходу преодолеть дистанцию отчуждения. Товарища не пустили ближе, держат пока на расстоянии.
— Период ухаживания, — упрямо повторила Лиза. — Придется запастись терпением: некоторое время будут привыкать друг к другу, она будет к нему присматриваться, оценивать, сравнивать фактический образ со своей романтической фантазией…
Ростовский что-то спросил у стражей на входе. Стражи, заблаговременно предупрежденные, проверили документы, положительно сделали ручкой. Никого нет, все ушли домой, но машину можете забрать — разрешили.
Через пять минут машина Ростовского свернула за угол, проехав совсем близко от комитетской «Газели». Вслед за ней тотчас же, этак ненавязчиво и элегантно, пристроилась вынырнувшая откуда-то из переулка темная «Мазда» (вечернее освещение, колер определить трудно) и ровненько пошла на границе визуального контроля.
— Есть контакт, — удовлетворенно заметил Глебыч. — Ну все, давайте по домам. Прямо по дворам развозить не буду — мне еще Васю подбирать…
А Вася лежал, прикинувшись огнетушителем, на заднем сиденье и напряженно размышлял: как бы покорректнее заявить о своем присутствии? Люди на такие вещи реагируют по-разному. Даст от неожиданности по тормозам — а движение тут очень даже оживленное, будет ДТП… Может, пискнуть: типа, я не мышка-наружка, а автомобильный хомячок Вася…
— Ну давай, рассказывай, — буднично предложил Ростовский, не повышая тона и не поворачивая головы.
— Давно заметил? — Вася в два приема выбрался из-под чехла и лег на сиденье головой к правой двери, свернувшись калачиком.
— Как сел, сразу.
— Прямо-таки сразу… — обескураженно пробурчал Вася. — Назад вроде не смотрел, сидел ровно…
— Просто почувствовал.
— Что почувствовал?
— Постороннее присутствие. Если ты не в курсе, я некоторое время был офицером спецназа, а потом целых десять лет работал опером.
— В курсе… Если заметил, почему не реагируешь?
— А чего тут реагировать? Валить меня пока вроде бы некому и не за что. Это главное. С этими я сегодня целый день кувыркался, им нет смысла на заднем сиденье валяться. Остается единственный вариант. Так что — здравствуй, Вася Крюков!
— Оп-па… Откуда инфо?
— А больше некому. Мне Костя с Петрушиным все уши про твои похождения прожужжали. Так что я с тобой вроде бы как давно и крепко знаком. Машинка у меня не шибко габаритная. Костя, например, на заднем сиденье вряд ли поместится в лежачем положении, не говоря уже о Петрушине…
— Ну, понял. Записку прочел?
— Ага.
— В общем, все сурово и непросто, сам понимаешь.
— Понимаю. Если заметили — я даже ни разу не позвонил сегодня.
— Да, насчет этого ты молодец. «Хвост» за нами есть?
— Ты знаешь, как ни странно — не заметил. То ли квалификацию теряю, то ли хлопцы мастера.
— «Хвост» есть. У тебя маяк в тачке. Едут спокойно на двойной дистанции, по маяку.
— Так… Понятно теперь, почему я их не замечаю… И давно поставили?
— Не знаю. Нашли сегодня.
— Серьезные ребята. И вообще, я с такой организацией впервые в жизни сталкиваюсь. Все настолько мощно и солидно — аж дух захватывает… Ты пишешь?
— Пишу. Костя сказал, твои эмоции нужны. Тембр и все такое прочее.
— Ну-ну… А он не сказал, как мы теперь связь держать будем?
— С завтрашнего дня начинаешь бегать «пятерку».
— Бегать «пятерку»… Дело хорошее, но, боюсь, у меня теперь не будет времени…
— По утрам. Подъем в шесть ноль-ноль, и вперед.
— В шесть ноль-ноль?! Ну вы даете… Я же «сова»! Вся физнагрузка всегда — во второй половине дня, это правило номер один. В последний раз утром бегал лет пятнадцать назад, когда еще взводом командовал. Да и они (короткий кивок за окно) могут всполошиться. Если ведут давно — это будет эксцесс. Не бегал, не бегал — и на тебе, побежал вдруг…
— Придется потерпеть, брат, — Васе, кажется, нравилось выступать в роли сурового и беспощадного инструктора. — Других вариантов просто нет. Товарищи вас слушают, пишут все, будут разбирать потом. Утром мать спросит, куда собрался спозаранку, ответишь: бегать. А ты ж не бегал никогда! А теперь буду. Теперь, мама, это у меня единственная доступная физкультура. После того, как меня отовсюду поперли и нагрузили по горло разными ответственными обязанностями по перевозке крутых вип-персон. Скажешь это с грустью в голосе…
— Вот так прямо «с грустью»?! Ну вы даете…
— Других вариантов нет, — напомнил Вася.
— Ладно, разберемся с этим… Дальше что?
— Дальше — думай маршрут.
— Маршрут утренней пробежки?
— Да. Думай место, где можешь на ходу сорвать кулончик.
— Кулончик?
— Вот такой, — Вася снял с шеи шнурок с цилиндриком в кожаном чехле — МР3-плеер с диктофоном, на который в настоящий момент писалась их беседа, и протянул руку меж сидений.
— MP3-плеер, что ли?
— Ну да, типа того… В общем, я повешу в том месте, где покажешь. Думай также место, где потом повесишь, в конце пробежки. Я заберу.
— То есть ты будешь каждый день ездить в Дмитров?
— Да.
— Ну, с таким же успехом можно передать из рук в руки и не надо никуда вешать…
— Исключено.
— Почему?
— Риск. За тобой наблюдают. Даже если очень хорошее место выберешь — все равно риск остается. А так — ты пробежался, никого нет, я тихонько забрал — и все. Держи карту, — Вася просунул меж сидений подробную схему Дмитрова и пачку фломастеров.
— Вот так прямо сразу?!
— А чего ждать? Думай, на светофоре будем стоять — поставишь отметки. Фонари вон повсюду, светло, как днем. Потом подробно опишешь мне эти места, дашь ориентиры. На всякий случай думай пару резервных пунктов, мало ли…
Родной город Валера знал как свои пять пальцев: ему хватило трех светофоров, чтобы нанести обстановку и подробно объяснить, что это за места.
— Ну вот, самое главное сделали, — Вася упрятал схему за пазуху и облегченно вздохнул. — Да, совсем забыл!
— Чего?
— Пока бегаешь, надо все наговорить на диктофон. Ну, какие новости, твои впечатления, ощущения…
— Да неужели?! А я думал, его сосать или жевать надо!
— Гы-гы… Молоток! А еще там будут вопросы. Прежде чем наговаривать, послушай — Костя будет задавать вопросы, которые его интересуют.
— Вот, блин, жизнь пошла…
— В смысле?
— Не далее как сегодня утром мы спокойно разговаривали без всяких там диктофонов — и ни одной собаке до этого не было дела.