Ну вот, к примеру, поскольку речь зашла о прекращенном деле Минаева, очень было любопытно услышать Гусаковскому, что у адвоката, получившего достаточно приличную сумму за освобождение задержанного с поличным, то есть с наркотиками в кармане, директора «Сибцветмета», оказывается, полным-полно дружков-приятелей в Генеральной прокуратуре. А те поговорили, посидели за коньячком разок-другой, да и прекратили уголовное дело. Кто нынче может, тому все просто!
А еще и собственных раздолбаев хватает, но об этом уже говорил Толубеев Андрею Ильичу. С кем работать приходится! Уму непостижимо!..
Опять же и депутат! Ведь слова доброго о нем не скажешь! Дуболом, каких мало… Этому бы все интриги вязать, а пользы от него практически никакой.
Вот в этом, пожалуй, был согласен с генералом Гусаковский. Его тоже стал раздражать удобно устроившийся в Государственной думе посланец белоярцев. Нет, тот конечно же не забывал напоминать, что представляет самые животрепещущие интересы края в высшей законодательной власти, не забывал и обращаться с постоянными просьбами помочь ему в том и этом, словом, тянул на себя, как мог. Ограничиваясь при этом крутыми обещаниями, козыряя громкими фамилиями, близостью к президентской администрации и прочим слугам народа, как их называли в недавнем прошлом. А звание народного избранника нынче вообще отпадает за ненадобностью. Избрали, посадили себе на шею, а теперь кормите и не надоедайте докучливыми просьбами. Все равно никто до срока не снимет, не отзовет, если только не попадешься на явном уже криминале. Да и то найдутся друзья по фракции, которые не сдадут, не отменят и депутатский иммунитет…
Полностью согласен был со своим старым товарищем Андрей Ильич. И не раз заявлял об этом с высоких трибун, отчего и прослыл не всегда управляемым. Но одно ведь дело заявлять, а совсем другое — следовать собственным заявлениям. И это тоже большая политика, будь она неладна…
Но из всего услышанного от Ивана Ивановича в машине, по дороге к «домику», Гусаковский сделал для себя один главный вывод. И был он малоутешительным. Ну, во-первых, с такими помощниками затевать серьезную борьбу с Минаевым может только неумный человек. Оборзевший депутат, наркоман-журналист, алкашня-свидетели… Куда что катится?…
Во-вторых же, Минаев только кажется уязвимым — этаким интеллигентиком с принципами, выше которых для него ничего не существует. А на самом деле — так получается — за ним стоит вон какая силища!
Нет, у губернатора и в мыслях не было сойтись с Минаевым, да хоть и в том же «домике», за дружеским столом, договориться путем, прекратить распри между городом и предприятием, поделить финансы, чтоб и волки сыты, и овцы целы. Может, не совсем точно применима пословица, особенно когда твердо знаешь, кто овцы. Но жить-то надо. А вот Минаев, после всех пертурбаций, вряд ли поутихнет. Скорее, наоборот, сделает все, чтобы насолить и губернатору, и другим своим недругам.
Звонил вчера — ночью уже — Игорь-то Платонович Журавлев, племянник депутата… Голосок заполошный, растерян парень. А всего и дела-то, что отменил прилетевший из Москвы генеральный директор общее собрание акционеров «Сибцветмета», которое с таким старанием и напором форсировал Игорек. Надеялся, что, пока Минаев загорает в клетке, успеет произвести смену руководства. Да, большие планы имел, почти наполеоновские. Уверял, что проблем нет. А они — нате вам! И ведь как уверял! Какие авансы давал! Хорошо, что Гусаковский как человек хоть и решительный, но и достаточно при этом осторожный, то есть умеющий не лезть туда, где уже припекает, ограничился устной поддержкой и тоже взаимными обещаниями. Мол, ты давай начинай, а я в нужный момент организую существенную поддержку. Но слова ими и остаются, их к делу не подошьешь, зато конфликт города и комбината выглядит теперь обыкновенной внутренней драчкой, склокой в руководстве предприятия. И кто из них прав, а кто виноват — это уже вопрос, как говорится, интересный…
И еще одну истину понял Гусаковский: кавалерийским наскоком обозначенного врага не взять. Значит, нужны более сильные и действенные меры. Вот о них и надо было поговорить с Иваном, в общем, мастером всякого рода интриг. А потом, ведь есть же и его собственная заинтересованность. Денег хочешь? Так паши!
Расслабленный хорошей банькой, Толубеев был в полнейшем кайфе и похотливо поглядывал на суетящуюся у стола Лидию, которую друг Андрюша пообещал оставить здесь с ним на ночь. Но, сделав одолжение, Гусаковский посчитал необходимым сперва решить дело. Как быть с Минаевым в новых условиях? Вопрос серьезный.
— Я тебе еще не все рассказал, — помаргивая глазками, слабо махнул ладонью Толубеев. — Это тоже твоего сраного депутата касается.
— Слушай, Ваня, он сейчас далеко не самое главное!
— Как сказать! Выслушай, а после сделаешь вывод. Я ведь не с бухты-барахты к тебе намылился. И прибыл, честно говоря, почти инкогнито! Во! — Он поднял указательный палец, подчеркивая значительность события.
— Ваня, друг ты мой сердечный, плевать мне на всяких депутатов! Вот отрину от кормушки — и посмотрим, что запоет! Не знаю, как еще убедить тебя, что мне очень мешает Минаев. Сидел бы он в своем кабинете — и хрен бы с ним, но он же метит на мой стул! А впереди добрых три месяца, и общественное мнение, будь оно трижды проклято, сто раз успеют переменить, вот в чем беда.
— А ты что, ас, хочешь пройти безальтернативно? Вроде как не положено, — заметил Толубеев.
— Это у вас в Москве не положено, у вас даже на выборы дворников, поди, собирают группы поддержки! Демократы хреновы… Эта проблема пусть тебя не волнует. Мне вот доложили, что Минаев зачем-то вдруг со своим предшественником пробует снюхаться. Был, ты знаешь, еще при Валерке, прежнем губернаторе, в директорах комбината Юрка Кобзев. Тот еще прохиндей! Так вот, отыскал его Минаев на пенсии, какие-то переговоры завел, а я так думаю, что хочет он к истории с миллиардами вернуться, которую наша прокуратура благополучно похерила. Если раскопает и вернется, нам всем может мало не показаться. А меня после этого известия, да теперь и твоих рассказов о тех ребятках, которые Алешку взялись в столице-то выручать, сильно беспокоит одна мысль: а ну как он и их успел уже натравить? У тебя есть кто в Генеральной прокуратуре?
— Поискать — всегда найдем.
— Надо поискать, Ваня. И к Алешке отнестись теперь без легкомыслия, дорого может обойтись.
— Пусть-ка Лидочка пойдет погуляет маленько, Андрюша, — совершенно трезво, хотя было принято на грудь уже немало, сказал Толубеев. — Оно, правда, где знают двое… но все-таки.
— А пойдем-ка в кабинет, нам туда перенесут что надо. А ты, Лидочка, пока телевизор посмотри, чем нас нынче поливают? Очень интересно знать, понимаешь…
— Вот что, Андрей, — начал Толубеев, когда они уединились, — как ни противен тебе твой депутат, а ты послушай…
— Опять ты о нем! — скривил лицо губернатор.
— Ты неправ. Он мне звонил и сказал вот что. Уезжая из Москвы, Минаев этот ваш поручил своему журналисту, ну который жидко обосрался с наркотиками, срочно написать большую статью про те три миллиарда, которые ты только что поминал. И сказал также, что сам будет ее печатать. Не слабо?
— А депутат откуда узнал?
— Так сам журналист и доложил. Перекупил его депутат у Минаева. Не знаю, что он за товар, но мне представляется полным ничтожеством. Однако, как известно, именно ничтожный зверь, загнанный в угол, бывает особо опасен. Минаев угрожал ему, чем, не знаю, но журналист его явно боится. А еще больше он боится, что и мы его возьмем за жопу. Вот и крутится, как глист!
— Считаешь, напишет?
— А куда ему деваться. Я так думаю, что он позвонил, чтоб заранее предупредить. А потом, ты же знаешь, вся эта сволочь всегда была продажной изначально.
— А убрать… проблему? Трудно?
— Вот, вижу — мыслишь в правильном направлении. Солидарен с тобой. Но, следуя твоей логике дальше, я бы предложил убрать две проблемы, как ты выразился. Что знает этот твой Кобзев?
— А все знает!
— Опасен?
— Если пойдет на поводу у Минаева, то да.
— А если не пойдет? Не успеет, к примеру?
Гусаковский выразительно посмотрел на Толубеева и усмехнулся.
— Ты чего? — нахмурился тот.
— Показалось, что ты постарел, Ванька. Ан нет! По-прежнему гусар! Хорошая мысль. Вообще-то я в тебя всегда верил.
— Приятно слышать… Тогда попробуем проработать такой вариант. Для Москвы. Ты потом Лидке намекни, что тот паренек, что как-то навещал ее здесь, может получить от нее новое задание. Ну и соответствующий гонорар. Не сомневаюсь, что этой нашей дамочки на всех хватит и еще останется.
— Так, заметано. Дальше?
— А дальше я днями подошлю к тебе парочку своих оперков, им надо будет показать клиента, а дальше они и сами разберутся, что и как делать. Я в них верю, настоящие профи. Пришлю как бы для усиления, по просьбе местных товарищей, которые организуют ко мне соответствующее письмо.
— Ты хочешь одним махом обоих?
— Зачем? Алешку трогать не надо, но вот засадить так, чтоб никакой Меркулов его не достал, это уж моя, извини, профессиональная честь. Ребятки и постараются. А этого, как его? Кобзева?… Да ты Лидке же и скажи — пусть тот паренек и поработает. И добавь гонорару, не скупись, дело того стоит.
— Дело не в гонораре, а в чистоте работы.
— Ну жалоб ведь пока не было?
— Бог миловал.
— Надеюсь, и дальше служба не подведет. Правда, всяко бывает. Тут ведь как? И на старуху бывает проруха.
— Бывает. Но нам — нельзя.
Не прошло и нескольких дней, как в местном «Хилтоне» снова появился высокий мужчина тридцати с небольшим лет, приятной наружности, со спортивной сумкой на плече.
Увидев знакомого по прошлому приезду швейцара, по-приятельски подошел к нему, хлопнул по плечу и шутливо-серьезным тоном поинтересовался, какие новости.
Швейцар узнал, заулыбался, помня щедрые чаевые. Стал рассказывать, что крещенские морозы малость отпустили: мол, в прошлый раз — эна как поджимало! А нынче вроде потеплело маленько. Для Сибири, считай, Африка. Поинтересовался, надолго ли в гости.
— Обычные дела, — небрежно отмахнулся приезжий, сбрасывая с плеча сумку. — Пусть поваляется, а я пока пойду номерок оформлю. Пару деньков придется… — Наклонился к самому уху швейцара: — А что ты в тот раз намекал насчет?… — Он большим пальцем потыкал себе за спину, в сторону ресторанных дверей. — Еще не перевелись девочки-то?
Швейцар напустил на лицо таинственности, подмигнул, будто заговорщик заговорщику:
— А что, есть желание прямо с корабля на… — прикрыл ребром ладони рот, — на баб?
Подмигнул и приезжий:
— Вот именно.
— Так попозже. Нет, в том плане, что и сейчас найдется, да попозже ранжиром, будет так сказать, повыше. С после обеда.
— Ну что ж, — рассудил потенциальный клиент, — пока то да се, устроюсь, приму вид, а там, говоришь, и подойдут?
— Так точно!
— Благодарю за службу! — шутливо отдал честь мужчина и ловко сунул швейцару в боковой карман фирменного пиджака сложенную пополам купюру достоинством в пятьдесят рублей. Не сильно велика цена, но очень важно, чтобы служивый приглядел, не тормозил вопросами, лишний раз на приличный кадр указал и прочее, чем обычно занимаются услужливые провинциальные сторожа дверей.
Гостиница эта считалась лучшей в городе. А так как народу приезжего здесь всегда было много, то и с номерами иной раз возникали проблемы. Особенно многочисленный контингент, проживающий в гостинице, составляли, естественно, южане, люди так называемой «кавказской национальности», прибывающие сюда в сибирскую глубинку, как правило, с коммерческими целями. Народ они не бедный и старались занять номера побогаче, попросторней. Своеобразное зеркальное отражение их потребностей. Хотя нужды, чаще всего, в том никакой не было. Но пыль в глаза пустить, понты раскинуть, — пожалуй, для них самое милое дело.
По этой причине на долю остальных приезжих, лишенных желания постоянно пускать эту самую пыль в глаза, оставались либо самые неудобные номера, либо чересчур дорогие.
Зная это положение, местная администрация, имеется в виду — городская, постоянно держала под своим контролем один из этажей двадцатипятиэтажного билдинга. Иногда этот этаж называли губернаторским клубом, поскольку здесь имелся приличный зал для заседаний и несколько хорошо оборудованных служебных помещений. Другие же номера находились как бы на броне администрации — забытое нынче слово «бронь» обозначало, что поселиться в таком номере можно было, лишь получив разрешение кого-нибудь из руководителей края.
Подобная «бронь» была загодя выписана на имя Суслина М. Л., ответственного сотрудника Министерства внутренних дел. Вмиг оформив свое прибытие — для этого всего-то и потребовалось лишь предъявить симпатичной администраторше в рецепшене красное удостоверение, после чего очередь черноголовых приезжих была слегка оттеснена в сторону, — Суслин вернулся к швейцару, забрал свою сумку, еще раз подмигнул по-приятельски и отправился к лифту. Пятый этаж — невысоко, можно в крайнем случае и пешочком. Теперь оставалось бросить вещи, принять хороший душ — Максим добирался сюда поездом, поскольку в сумке вез необходимый для работы «инструмент», — и дожидаться либо телефонного звонка, либо посещения. Здесь был установлен порядок: как только в «губернаторских номерах» появлялся новый жилец, сведения об этом сразу поступали во-он туда, через обширную площадь, в громадное серое здание краевой администрации. Ну а как поступит сигнал, так об этом узнает прекрасная Лидочка. И, пожалуй, не удержится лично засвидетельствовать свое удовольствие от встречи со старым дружком. А подобные встречи на бегу известно, чем кончаются, благо «девушка» — большая мастерица на разного рода экспромты.
Он оказался, в общем, прав в своих предположениях, разве что посещение состоялось не сразу же, а спустя три часа не очень томительного ожидания. Максим включил телевизор, убавил громкость и завалился на диван. Он не любил поезда, хотя пользоваться ими в работе приходилось нередко, все по той же причине. А не любил потому, что не мог нормально выспаться: если не зануда-попутчик со своими вечными проблемами, то рывки вагона, пьяный шум за стенкой и прочие прелести дорожной жизни. А сейчас, под легкую музыку, бормотание диктора, он так хорошо всхрапнул, что, открыв глаза, увидел, что за окнами давно уже вечер. Ну, если не будет гонца от заказчика, то пора бы подумать и о краснощекой сибирской красотке, для которой, возможно, обслуживание клиента еще не превратилось в нудную и оттого скучную, автоматически выверенную обязанность.
И только он об этом подумал, как услышал веселый стук в дверь. Веселый оттого, что пришедший (или же пришедшая, что — лучше) не стеснялся стука и к тому же «выстучал» какой-то неуловимый песенный ритм.
Потирая глаза, Максим пошел к двери, повернул ключ, и на него словно пахнуло свежим морозцем. Чистым воздухом, смешанным с приятным запахом духов. Ветерком удовольствия.
— Нет, вы только посмотрите! — радостно воскликнула шагнувшая в прихожую Лидия и спиной закрыла за собой дверь. — Надо же! Он, оказывается, спит! И ждать не стал? Ну что стоишь, раздевай! — И она широко распахнула руки.
Пока он помогал ей раздеться, ее губная помада основательно исчеркала его щеки, нос и подбородок. И чего она у нее вечно мажется, подумал он с легким раздражением, мельком увидев свое лицо в зеркале. Есть же какие-то… которые совсем не мажутся. Или это она таким вот образом всякий раз утверждает свою власть над мужиком? Нет, у Максима не было никаких иллюзий относительно такой милой и щедрой с ним Лидочки. Поскольку и эти ее замечательные качества тоже имели непосредственное отношение к ее же работе. А в прошлый раз ему показалось, что даже в момент самого острого оргазма она умудрилась не потерять нити их прерванного приступом страсти разговора. О чем тут рассуждать!..
— Ты, разумеется, не ужинал? Очень хорошо, и я голодна, как волчица! Сейчас закажем ужин в номер, а заодно и прикинем наши дела, хорошо? Но учти, я беру инициативу на себя!
Отлично, подумал он. Впрочем, инициатива-то исходит не от нее. И даже, скорее всего, не от местного губернатора, хотя про него и говорят, что личность он неординарная, а значит, способен на многое, в том числе, видимо, и на специальные операции. Но информацию о новых заказах Максим все же получает в Москве. А Лида до сих пор могла разве что догадываться о сути его работы, не более. А может, уже знала? Ох, черт их разберет! Знала — не знала, какая теперь разница? Есть заказ, значит, есть и посредник между заказчиком и исполнителем. Ну что ж, получается, что на этот раз таким посредником является подружка детства, не растерявшая для него своей привлекательности и возбуждающая в нем горячее желание. А он, чудак, уже собрался было притащить в номер местную шлюшку!..
— Подождем ужина или?… — церемонно спросил он, сознательно не закончив фразы.
— С «или», дружок, мы и начнем, когда отсюда уйдет официант, — как-то озабоченно ответила она, моя руки в ванной. — Я, наверное, у тебя останусь… — Она вышла с полотенцем в руках. — Если у тебя нет иных планов. — Она отдала ему полотенце. — А?
— Чудик! Какие могут быть планы, когда я вижу рядом тебя?
— Ой! Охмурять девочек вы все ба-альшие мастера! — Она игриво прижалась к нему крутым бедром. Ее рука скользнула по его груди, опустилась ниже, еще… — Молодец! — констатировала она. — Я соскучилась, а то ведь сплошная работа… — И скривила лицо, будто проглотила какую-нибудь откровенную гадость…
Они отрывались по полной программе. Давно не чувствовал себя полностью выжатым лимоном Максим Леонидович Суслин, хоть и не страдал от отсутствия, так сказать, «присутствия» женского пола. А чего ему — мужик видный, в силе, при деньгах, на кого, бывало, «клал глаз», тех и увозил к себе, никогда не задумываясь о последствиях. Но с Лидкой словно бес какой-то вселялся. И ведь второй раз. Вот же девка! Довела его до полного изнеможения, выгнала под душ, а когда он, красиво запахнувшись простыней, словно какой-нибудь древний грек, явился пред ее очи, она уже раскрыла свою сумочку и разложила на столе несколько фотографий-визиток. Со всех, в разных ракурсах, смотрел на Максима пожилой мужик с седым ежиком волос. Отвисшие щеки, глубокие складки от ноздрей к подбородку, резкая вертикальная морщина на лбу и острый взгляд из-под приспущенных тяжелых век. Запоминающееся лицо. Максим подумал, что такие физиономии, как правило, бывали у бывших, как их называли, промышленных генералов, крепких директоров крупнейших производств…