Интермир. Серебряная греза - Нил Гейман

Нил Гейман, Майкл Ривз Интермир. Серебряная греза

The Silver Dream

An InterWorld Novel

Story by Neil Gaiman and Michael Reaves

Written by Michael Reaves and Mallory Reaves

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Writers House LLC и Synopsis Literary Agency.

Copyright © 2013 by Neil Gaiman, Michael Reaves and Mallory Reaves

© А. Сафронов, перевод на русский язык, 2015

© Издательство АСТ, 2015

Перечень персонажей

Джои Харкер

Джей/О ХрКр – киборг мужского пола, юная версия Джои.

Джаи – старший офицер мужского пола. Высокодуховен, любит многосложные слова.

Джейкон Хаарканен – женского пола, полуволчица.

Джо – женского пола, крылата, но способна летать лишь в магических мирах.

Йозеф Хокун – мужского пола, выходец с более тяжелой планеты. Крупный и сильный.

Джея – женского пола, золотисто-рыжая, сладкоголосая, как сирена.

Джено – женского пола, полукошка. Озорница.

Ежи Харкар – мужского пола, проворный и ловкий птицечеловек с перьями на голове вместо волос. Лучший друг Джои на Базе.

Жуакин – мужского пола, новый Путник.

Джолиетта – женщина-вампир. Подруга-соперница Джо.

Йоренсен – командир мужского пола. Добродушный молчун.

Жару – мужского пола, библиотекарь. Фанат знаний, эксцентричен и дружелюбен.

Жейяр – мужского пола, учитель импровизации и культуры. Весел, харизматичен.

Джеми – женского пола, преподавательница основных языков.

Эрнан – мужского пола, интендант. В хозяйстве строг и прижимист.

Жират – женского пола, учительница алхимии. Создана из эктоплазмы.

Джоб – старший офицер мужского пола, командир отряда. Спокоен, участлив.

Джона – офицер мужского пола. Из магического мира. Кожа у него как древесная кора.

Джорисина – офицер женского пола. Из магического мира. Похожа на эльфа.

Джозеф Харкер (Старик) – главнокомандующий Интермира. Пожилая версия Джои. Суров, имеет кибернетический глаз.

Джозетта – женского пола, адъютант Старика. Дружелюбна, собранна, деловита.

Джози – женского пола, офицер. В ее длинные золотистые волосы вплетены ножи.

Глава первая

Зовите меня Джо.

Сделайте милость.

Нет, я вовсе не против «Джои». Нормальное имя, славно послужившее мне в юные годы. Но то-то и оно. Мне теперь шестнадцать, даже почти семнадцать, и я уже не чувствую себя Джои. Впрочем, неудивительно: версий у меня больше, чем клонов в «Звездных войнах». Если вдуматься, я вроде как пережил самый крутой личностный кризис всех времен и народов, так что имею полное право хотя бы выкинуть одну паршивую буковку из собственного имени.

Все это я пытался растолковать Джаи, что было непросто, поскольку наш отряд как раз засекли лазутчики Бинарии и обстреливали нас особо зловредными снарядами, с виду похожими на здоровенные ртутные капли. И потом, чтобы поболтать с Джаи так запросто, надо чтобы тебе в детстве вживили в загривок словарный чип. Мне не вживили.

Джаи меня выслушал, выпустил в ответ очередь таких же ртутных снарядов (вообще-то их называют «плазменные стручки», если вам интересно), а потом спросил:

– Твое решение безальтернативно?

У него за спиной Джейкон, вся такая мохнатая и гибкая, вскочила на крышку энергетического конденсатора и зарычала, выглядывая очередную жертву. Похоже, мою девичье-волчью версию все это слегка забавляло. Такая уж она, ничего не попишешь, – но, с другой стороны, что тут плохого, если кто-то любит свою работу…

– Извини! – буркнул Джаи, поверх моего плеча шаря излучателем по огромному цеху заброшенной электростанции. Потом нажал спуск. «Бдум!» – откликнулся излучатель. В нагруднике защитного костюма Джаи, точно в кривом зеркале, отразилось судорожное шевеление – бинарий на гравитроне хотел исподтишка атаковать, но плазменный стручок его сшиб и положил конец, как выразился бы Джаи, связующей силе атомов. Я бы сказал проще: лазутчик шпокнул, растаяв в дымном облачке.

Наступило короткое затишье, и я им воспользовался, чтобы уточнить смысл вопроса, который Джаи мне задал пару секунд назад.

– Чё? – переспросил я. (В отличие от Джаи, я пользуюсь общедоступным языком.)

– Твое решение безальтернативно? – терпеливо повторил Джаи и повел излучателем: бдум! бдум!

Рядышком Джей/О пальнул из своей лазерной руки по кучке атакующих лазутчиков.

– Он хочет сказать, ты точно решил? – любезно разъяснил он. Я закатил глаза и не стал ему отвечать. У Джей/О словарный чип в загривке имеется, и он не упускает случая об этом напомнить.

– Вправду ли я хочу изменить свое имя? Да.

– Нет, я спрашиваю, сколь глубоко ты убежден, что по биологическим часам своего организма ты достиг шестнадцати.

Я уж хотел сказать, чтоб Джаи не шибко умничал, но осекся. В чем-то он прав.

По большому счету, перемещения Путников нельзя назвать путешествиями во времени, однако всем нам известно, что время вовсе не самостоятельно: в каждом из мириадов миров, представляющих собой разнообразные вариации Земли, оно течет по-своему. Хоть я никогда не встречал такую планету, где время отличалось бы от субъективного, – скажем, Землю, на которой все го-о-во-ря-я-ят… о-ч-е-н-ь… ме-е-ед-л-е-н-н-о, или Землю, где всесуетятсяточновнемомкиноибешенострекочут, – но это еще ничего не значит. На самом деле все равно в разных измерениях время движется быстрее или медленнее. И еще мы знаем, что после долгого визита в другой мир внутреннее чувство времени сбоит: организм должен заново приспособиться к изменившейся темпоральной реальности.

Как обитатель Интермира я вдоволь навидался всяческих параллельных измерений. Так что у Джаи имелись веские основания для такого вопроса. Ну, до некоторой степени. Как я понимаю, я мог быть старше, чем значилось в моей метрике. Или моложе. Но загвоздка в том, что невозможно определить скорость времени «вне» измерения, в котором ты пребываешь. И даже если бы способ нашелся, то как быть с Промежутком – этой безумной лоскутной мешаниной из всевозможных реальностей и миров, через которую Путник срезает дорогу из одного измерения в другое? Кроме того, все это слишком субъективно и привязано к сознанию, так что тебе и впрямь «столько, на сколько ты себя чувствуешь».

Все это я высказал Джаи, но тот взглянул на меня так, словно я заявил, что небо голубое. (Как правило. Здесь-то оно, скорее, зеленоватое.)

– Ультимативно, – ответил он, снова поставив меня в тупик. – Но сколь глубоко ты убежден, что твоя таковость определяется твоей номенклатурной единицей?

– Чего?

– Твоей номенклатурной единицей. То есть именем.

– Это я понял. Моя так… что?

– Таковость. Твоя сущность. Свойства, которые делают тебя тобой, а не, скажем, мной.

– Даже я этого не знал, – проворчал Джей/О и, похоже, спрятал новую информацию в загашник.

– Забавная мысль, – заметил я. – Учитывая, что ты – это я. Или я – это ты, если угодно.

– Все обладают свойствами, придающими уникальность. Именно таковость делает тебя тобой.

Бдум! Бдум! Шпок!

Я раздумывал над его словами, пока очередной корнеплод отдавал концы. К подобным зрелищам я уже почти привык, что было неплохо, но вместе с тем внушало опасения, если вы меня понимаете. Излучатель разрушал атомные связи: чик – и всё. Вернее, шпок. Конечно, эти существа не вполне люди. С виду вроде человек, а присмотришься – кожа восковая и какая-то недоделанная. Оно и понятно: это, в сущности, клоны, созданные из целлюлозы и растительного материала. Бинарии здорово намастырились штамповать пушечное мясо. Не хуже магов ХЕКСа, чьи армии укомплектованы зомби. И чего дергаться, что кого-то убиваешь, если жертва уже на девять десятых мертва? Но меня тревожило, что я отношусь к этому все спокойнее. Понимаете?

Я хотел еще что-нибудь сказать, но тут раздались шаги Йозефа. Он родом из гораздо более плотного мира, поэтому его походку трудно не распознать.

– Что случилось? – спросил я не оборачиваясь: выцеливал очередного корнеплода.

Джозеф медлил с ответом; я нажал на гашетку (шпок!) и глянул через плечо.

– У них подкрепление, – обеспокоенно прогудел Йозеф.

– Большое? – спросил Джаи, и я понял, что дело плохо, поскольку обычно все его реплики не короче десяти слогов.

Йозеф кивнул:

– Такое, что враз не сочтешь.

Джей/О уставился на соседний брандмауэр.

– Подключаюсь к камере наружного наблюдения, – сообщил он.

Джей/О – моя киберорганическая версия с планеты, которая сейчас очухивается после Войны машин. В нем больше гидравлического масла, чем крови, и потому его побледневшая физиономия говорила, что дело из рук вон плохо. Джей/О моложе меня на пару лет. На заданиях всегда хладнокровен (и не упускает случая это отметить), но вот в такие минуты я вспоминаю, что он совсем еще мальчишка.

– Давай глянем, – сказал я.

У Джей/О один глаз кибернетический – на вид ничем не отличается от обычного, но снабжен электронной схемой. Глаз этот вспыхнул, и на стене появилась черно-белая проекция улицы. Поначалу смотреть было не на что – остовы домов, искореженная арматура и все такое. Но потом…

Что-то шевельнулось.

Да как пошло шевелиться!

Сквозь проломы в стенах, канализационные люки и даже трещины в тротуарах на развороченные улицы хлынули корнеплоды. За пару минут их набралось не меньше сотни. И они всё прибывали.

Джей/О транслировал только изображение, да я и не уверен, что там был какой-то звук. И впрямь, жуткое зрелище: в полном безмолвии волна за волной приближались враги…

Потом я смекнул: тишина означала, что они уже внутри, на электростанции, и приостановили атаку. Ну конечно – зачем тратить силы, когда можно просто сидеть и ждать? Нас всего шестеро, а их пять сотен с лишним…

Мои терзания по поводу собственного имени вдруг показались какой-то чушью.

Стены и пол начали подрагивать. Овощные клоны подошли вплотную.

– Ну что, бесстрашный вожак? – спросила Джо, еще одна моя версия – девушка с белыми ангельскими крыльями за спиной.

– Думаю, нам крышка, – прогремел Йозеф. Как правило, здоровяки флегматичны, а такого богатыря еще поискать.

– Фига с два! – Я крепче ухватил излучатель.

Джейкон повернулась ко мне – на мохнатой мордочке поблескивали глаза.

– И что ты собираешься делать?

– Что-нибудь придумаю, – ответил я с уверенностью, которой вовсе не чувствовал.

Выстрел корнеплода уничтожил камеру, к которой подключился Джей/О. Картинка лопнула, и на экране теперь не отображалось ничего, кроме статических помех. На дальнем краю цеха копошились бойцы бинариев, уцелевшие в первой атаке. Позади меня разлетелось окно, и корнеплоды полезли внутрь.

Я судорожно огляделся – влево, вправо, вверх, вниз. В потолке виднелись отдушины, через которые, видимо, можно попасть в вентиляционные шахты, но это вряд ли сгодится. Йозефу не пролезть – он вдвое меня крупнее и вчетверо тяжелее. Крылатая Джо здесь может только планировать – для полета ей необходимо, чтобы воздух был пропитан магией, а здешний мир, полностью захваченный бинариями, гораздо ближе к технологическому краю Дуги. Да и больше одного пассажира ей не поднять.

Я вскинул руку, готовясь отдать приказ к атаке. Времени на другие варианты уже не осталось. Портала поблизости я не чувствовал, так что через Промежуток нам не смыться. Если бы Тони пошел с нами на задание, все могло бы сложиться иначе, но многомерный малыш вел себя точно кот: время от времени куда-то пропадал и не возвращался неделями.

Требовалось чудо, однако в окружении бинариев не шибко верилось в «бога из машины».

Оставалось только драться. Но прежде чем я успел отдать приказ, воздух перед нами накалился. Повеяло приятным теплом – будто зябким вечером оказался у камина. Сияние превратилось в овал, из которого вышла девушка.

Моих примерно лет. Темная лохматая шевелюра и чудной наряд, будто собранный из разных времен и мест: мавританские шальвары, мантия эпохи Возрождения и блуза, смахивавшая на викторианскую. Но все это я разглядел позже. В тот миг я заметил только ее руки.

Вернее, ногти. Каждый был точно крохотная монтажная плата. Девушка наставила правый указательный палец на лазутчиков Бинарии. Ноготь налился зеленым светом; свет окутал корнеплодов, и они… окоченели. Не в смысле замерзли – просто замерли. Потом девушка протянула к нам левый мизинец, он тоже засветился, и нас накрыло пурпурным светом.

Прежде чем все исчезло, девушка взглянула на меня. Я успел подметить фиалковые глаза в обрамлении длинных ресниц.

– Привет, симпатяга, – сказала девушка. И подмигнула.

Джейкон ухмыльнулась, показав клыки. Я понял, что цех исчезает, а сам я заливаюсь краской до корней волос.

Глава вторая

Вам смешно, а я славлюсь тем, что могу заблудиться по дороге от койки в туалет.

Когда-то я думал, что просто обделен путеводным инстинктом – уж такой уродился. Но за последние два года я понял, что все не так просто. Оказалось, что так паршиво я ориентируюсь только в трех основных пространственных измерениях: длине, широте и высоте. Однако существуют и другие направления, целая уйма. По крайней мере еще восемь, а то и больше.

Если вы повторите мою ошибку и попытаетесь зримо представить эти восемь направлений, под прямым углом отходящие от трех общеизвестных, у вас заломит лоб, будто от мороженого. Где находятся эти дополнительные измерения? Почему с ними нельзя взаимодействовать, как с тремя нам знакомыми?

Короче говоря, в тот самый миг, когда возникла вселенная, утверждают великие умы нашей Базы, эти величины были «компактифицированы» (звание ученого прелестно еще и тем, что можно выдумывать новые слова), то есть каким-то образом съежились до размеров меньше атомного диаметра. Если взять одну из величин «большой тройки» – скажем, направление «вверх», – ее можно использовать как бесконечный вектор и унестись прочь от Земли – миновать Луну, Марс, покинуть Солнечную систему и кануть во мрак. «Вверх» никогда не кончится.

Всё потому, что мы (во всяком случае, большинство из нас) обитаем в трехмерном мире (или, говоря формально, четырехмерном, если время считать за четвертое измерение). В трехмерном мире трем векторам хватает места, чтобы от точки разойтись под углами девяносто градусов: они взаимно перпендикулярны. (Время пока можно не брать в расчет, так как до определенной точки удаления по асимптотической кривой оно остается константой.) Но есть и другие вселенные, где правила «мягче» и для иных направлений остается больше «места».

Понимаю, представить это трудно. Но запомните: о вселенной мы знаем лишь то, что отфильтровано нашими органами чувств, а это далеко не всё. Возьмите, к примеру, спектр электромагнитных волн. Он включает в себя всю энергию, питающую космос: от длинных ленивых радиоволн, с которыми мы знакомы благодаря кухонным микроволновкам, до рентгеновских и гамма-лучей, которым хватает мощи пронизать целую галактику. А видим всего лишь крошечный ломтик из всего этого волшебного и бесконечного разнообразия энергии – какие-то жалкие семь цветов. Это все равно что получить приглашение на роскошный банкет, где вам позволено лишь подбирать объедки с тарелок.

Поэтому вспомните все, что сейчас я сказал, и попытайтесь вообразить все это разом. Представьте предметы невиданных цветов и текстур. Они перемещаются под немыслимыми углами, шныряют туда-сюда и преображаются, издавая удивительные звуки. Теперь все это перемешайте. И представьте, как это отражается в двух треснувших зеркалах, поставленных друг против друга. Примерно так и выглядит Промежуток.

Вот туда-то девушка нас и забрала, и это было самое мучительное из моих перемещений. Я уже и со счету сбился, сколько раз путешествовал по Промежутку, но еще никогда от прыжка меня так не мутило.

Еще не открыв глаза, я уже понял, где мы. Все мои органы чувств, внутренние и внешние, кричали об этом в один голос. Об этом же говорили невероятные переменчивые звуки: на первом плане – перезвон ветряных колокольчиков, а далеким фоном – автомобильные гудки, рокот, птичий щебет, шум воды и обрывки древнего, еще тридцатых годов, инструментала – «Пауэрхаус» Рэймонда Скотта[1], которого обожал мой отец. Если вы смотрели старый мультик «Веселые мелодии» от «Уорнер Бразерс», то, наверное, помните эту музыку. Пахло паприкой и шоколадом, а еще тянуло вязким лекарственным запахом, который я не смог определить. Ветерок то ласкал, будто перышко, то царапал, как мелкий наждак. И это, прошу заметить, я еще даже глаз не открыл.

А вот теперь открыл.

Я стоял на чем-то вроде глобуса от «Рэнд Макнелли»[2]. Планетка была футов двадцати в поперечнике, а я торчал из нее под углом в сорок пять градусов где-то посередке между экватором и южным полюсом, точно Маленький Принц на своем астероиде (если считать за южный тот полюс, что располагался «внизу»). Соратники мои тоже стояли или парили неподалеку на таких же штуковинах.

И что-то тут было не так.

Нелепая мысль: ведь в Промежутке по определению всё не так. Это, можно сказать, квинтэссенция нетакости, энтропийная свалка. Сказать, что здесь что-то не так, все равно как назвать лорда Догнайфа страшненьким.

Однако чувство «чего-то не такого» было безошибочным. Мало того, оно не отпускало.

Тут и Джо открыла глаза, и по их выражению я понял, что она чувствует то же самое.

– Куда ты нас приволок? – Во взгляде Джей/О читался укор.

– Никуда я вас не волок! – огрызнулся я. – Это всё девушка!