— Верно. Но на самом деле событие произошло вовсе не так давно.
— Значит, вы обнаружили, что участок не такой древний, как вы считали, — заметил Спартан.
Ашер кивнул.
— Я так понимаю, раз вы пригласили нас сюда, то теперь можете назвать более конкретную дату.
— Я велел Истону выслать ровер, оборудованный самым лучшим магнитометром. Он может очень точно измерить смещение магнитного поля. В качестве отправной точки мы взяли образцы с места раскопок.
Спартан нахмурился и опять поерзал.
— И?..
— Участку не десять тысяч лет и не пятьдесят тысяч. Он появился всего шестьсот лет назад.
Воцарилось ледяное молчание. Первым заговорил Спартан.
— И этот… это упущение как-нибудь скажется на наших шансах на успех?
— Нет.
Ашеру показалось, что он заметил мимолетное выражение облегчения, которое промелькнуло по лицу адмирала и тут же скрылось под маской обычной сдержанности.
— И каковы ваши выводы?
— Разве не очевидно? Событие из незапамятного прошлого переместилось в период письменных исторических источников.
— К чему вы ведете, доктор? — спросил Королис.
— К чему? Я веду к тому, что должны быть свидетели катастрофы. Должны остаться письменные сообщения.
— Значит, надо назначить исследователя, который этим займется, — сказал Спартан.
— Я так и сделал.
Спартан нахмурился.
— С соответствующей проверкой? И соблюдением секретности?
— Его анкета безупречна, он историк из Йеля. И не подозревает, для чего именно мне это нужно.
— Хорошо. — Адмирал встал. — Тогда, если у вас все, я предлагаю вам вернуться в медпункт и посмотреть, не сотворил ли доктор Крейн чудо диагностики?
Ашер тоже поднялся.
— Ему надо дать допуск, — тихо сказал он.
Брови Спартана взлетели вверх.
— Простите?
— Его надо ввести в курс дела. Дать доступ на уровни закрытой зоны. Полный доступ. И без вооруженного сопровождения.
— Доктор Ашер, это невозможно, — вмешался Королис. — Мы никогда не пойдем на подобный риск.
Ашер смотрел на адмирала.
— Крейну надо беседовать с пациентами, изучать их действия, искать векторы, выявлять возможные зоны влияния. Как он станет это делать, если мы заткнули ему рот да еще и завязали глаза?
— Я очень высоко ценю ваших специалистов, доктор Ашер, — мягко заметил Спартан. — И вам советую.
Ашер на миг замер, тяжело дыша, — он пытался взять себя в руки.
— Нам были даны полномочия, адмирал, — наконец сказал он хрипло. — И вам и нам — вместе вести работу на станции. Вместе. До этого момента я ни на чем не настаивал. Но если встанет выбор между секретностью и безопасностью станции, я тут же пошлю к черту всякую секретность. Вам стоит об этом помнить.
Ученый развернулся, распахнул дверь и вышел.
12
На «Глубоководном шторме» было два корта для сквоша; чтобы поиграть, приходилось записываться за три дня вперед. Крейн решил, что только благодаря влиянию Ашера им удалось выкроить полчаса времени, позвонив всего несколько минут назад.
— Я никогда бы не заподозрил в вас любителя поэзии, — сказал Ашер, когда они встретились на корте, — но что вы в сквош играете, это сразу видно.
— Наверное, все дело в моем телосложении, — ответил Крейн. — Или вы перечитали мое резюме.
Ашер рассмеялся, подбрасывая в руке маленький серый мячик.
Крейна не удивило, что Ашер захотел с ним встретиться. В конце концов, он уже на станции более тридцати шести часов, и теперь руководитель научной группы хочет узнать, как обстоят дела. Удивило только выбранное место. Но Крейн уже начал привыкать к тому, как действует Ашер: поддерживает дружескую и непринужденную атмосферу, но дает понять, что нужны результаты, и причем немедленно.
Крейна это устраивало, и он был даже рад встрече, потому что ему и самому было о чем поговорить.
— Давайте разогреемся пару минут, — предложил Ашер и протянул мяч. — Подадите?
Крейн покачал головой.
— Начинайте.
Он следил, как Ашер посылает мяч к передней стене сильным точным движением. Тогда он попятился, балансируя на цыпочках и ожидая возвращения мяча. Мяч отскочил, и Крейн ударил с лёта, целясь в дальний угол.
Несколько минут они играли молча, изучая мастерство, опыт, стратегию друг друга. Крейн считал, что Ашер старше его как минимум лет на двадцать пять, но практики у него, похоже, больше. Сам Крейн играл так себе — половина его ударов вылетала.
— Что такое с этим кортом? — спросил он наконец, поднимая мяч и перебрасывая его Ашеру.
Ученый уверенно поймал его рукой.
— А, вы заметили. Нам надо было учитывать планировку станции. Потолок дюймов на двенадцать ниже, чем требуется. Для компенсации мы сделали корт немного глубже, чем обычно. Мне надо было сразу сказать вам. Когда привыкаешь, то оказывается, что такие размеры тоже хороши. Ну что, еще потренируемся?
— Нет, давайте сыграем.
Крейну выпало начинать, он выбрал сторону и сделал подачу. Ашер ответил быстрым ударом в дальний угол, и пошла серьезная игра.
Они обменялись ударами, и Крейн не мог не оценить мастерство ученого. Сквош — это отчасти подвижный спорт, а отчасти шахматная партия, поединок умов, стратегий и выдержки. Ашер все время старался вести, а его мощная подача вдоль боковой стены заставляла Крейна постоянно быть настороже. Он-то думал, что травмированная рука ученого не даст ему играть в полную силу, но Ашер, кажется, научился пользоваться правой рукой не только для замаха, но и для сохранения равновесия. Еще не успев осознать, Крейн начал безнадежно проигрывать.
— Партия, — сказал наконец Ашер.
— Девять-четыре. Боюсь, не очень хороший результат.
Ашер весело рассмеялся.
— В следующий раз у вас получится. Как я и говорил, к необычному размеру в конце концов привыкаешь. Давайте, ваша подача.
Во второй партии Крейн обнаружил, что Ашер прав: привыкнув к более низкому и глубокому корту, он понял, что играть ему стало легче. Крейн провел несколько атак и смог послать мяч за пределы зоны подачи, заставив Ашера играть у задней стенки. Теперь он уже не просто концентрировался на приеме мяча, но и мог занять лучшую позицию. Игра затянулась, и ему удалось победить Ашера со счетом 9:8.
— Поняли, о чем я говорил? — спросил Ашер, тяжело дыша. — Вы быстро учитесь. Так мы с вами сыграем еще несколько раз, и вам придется искать более опытного партнера.
Крейн усмехнулся.
— Ваша подача, — сказал он, бросая мяч Ашеру.
Ашер поймал мяч, но подавать не стал.
— Ну а как там Уайт?
— Он все еще на седативах. Коктейль из халдола и атавана. Против психоза и против тревожности.
— Я слышал, вы использовали весьма оригинальный способ уговорить его. Бишоп что-то говорила про стриптиз.
Крейн слабо улыбнулся.
— Человека в таком остром состоянии можно отвлечь, если его шокировать. Я сделал то, чего он никак не ожидал. И выиграл немного времени.
— У вас есть предположения, что с ним произошло?
— Корбетт сейчас составляет полный психологический портрет — насколько позволяет состояние пациента. Но диагноз мы пока поставить не можем. И это странно. Уайт совершенно адекватно разговаривает, даже несмотря на успокоительное. Но совсем недавно он был весь какой-то взвинченный и реагировал только на внутренние стимулы.
— То есть?
— Он был неуправляем, видел галлюцинации. А теперь забыл об этом. Не помнит даже тех жутких звуков, из-за которых с ним такое случилось. Свидетели и друзья говорят, что накануне замечали кое-какие странности, ведь обычно он был сдержанным. В анамнезе Уайта никаких психических расстройств нет. Думаю, вы и сами это знаете. — Крейн помолчал. — Я считаю, его надо вывозить со станции.
Ашер покачал головой.
— Увы…
— Если не ради Уайта, то ради меня. Мне уже надоели коммандер Королис и его подчиненные. Они день и ночь в палате, караулят Уайта, чтобы он не сказал, чего не следует. Например, где на исследовательской станции можно взять брикет пластида.
— Боюсь, ничего тут сделать не могу. Как только вы выпишете Уайта, мне придется запереть его в комнате. Только тогда Королис отстанет.
Крейну показалось, что Ашер говорит с какой-то горечью. Ему не приходило в голову, что и руководитель научного отдела тоже страдает от пресса секретности на «Глубоководном шторме».
Он догадался, что Ашер только что дал ему намек — вряд ли у него будет другая возможность сказать то, что нужно.
«Пора», — подумал Крейн. И набрал воздуха в грудь.
— Кажется, я начал наконец понимать, — заговорил он.
Ашер, который смотрел на мячик в своей руке, поднял взгляд:
— Что?
— Зачем я здесь.
— Это ясно. Вы здесь для того, чтобы решить наши медицинские проблемы.
— Что?
— Зачем я здесь.
— Это ясно. Вы здесь для того, чтобы решить наши медицинские проблемы.
— Нет. Я хочу сказать: почему выбрали именно меня.
Начальник отдела научных исследований смотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Видите ли, сначала я не знал, что и думать. Я ведь не пульмонолог, не гематолог. Если бы рабочие страдали от кессонной болезни, то зачем приглашать меня? Но оказывается, что дело тут не только в этом.
— Вы так думаете?
— Я уверен. Получается, что в атмосфере станции нет ничего необычного или странного.
Ашер продолжал смотреть на него, но ничего не говорил. Крейн, глядя ему в лицо, спросил себя, не напрасно ли он затеял этот разговор. Но теперь, начав, надо выкладывать все.
— Я поместил одного из пациентов с ишемией в гипербарическую камеру, — продолжал он. — И знаете, что обнаружил?
Ашер по-прежнему не отвечал.
— Я обнаружил, что она ничуть не помогает. Но это еще не все. По датчикам камеры, атмосферное давление в норме — как внутри, так и снаружи. — Крейн выдержал паузу. — Значит, все эти разговоры о повышенном давлении, об особом составе воздуха — просто для отвода глаз?
Ашер стал разглядывать мячик.
— Да, — сказал он, помолчав. — И очень важно, чтобы вы ни с кем этой информацией не делились.
— Конечно. Но почему?
Ашер бросил мячик об пол, поймал и задумчиво стиснул в руке.
— Нам нужно было объяснить, почему никто не может сразу покинуть станцию.
— Значит, все эти разговоры об атмосфере, о долгом процессе акклиматизации и еще более долгой реабилитации — лишь отличная дезинформация?
Ашер еще раз кинул мячик об пол и зашвырнул в угол. Больше можно было не притворяться, что они играют.
— Все эти камеры, в которых мне пришлось сидеть, — имитация?
— Нет, они настоящие. Это рабочие декомпрессионные камеры. Просто все приспособления в них сейчас отключены. — Он бросил взгляд на Крейна. — Так вы говорили, что поняли, зачем вас пригласили.
Крейн сглотнул.
— Увидев показания гипербарической камеры, я сложил наконец два и два. Для того же, чем я занимался во время «Бури в пустыне»?
— Да, а кроме того, вы знаете, что случилось с подводной лодкой «Спектр».
Крейн с удивлением посмотрел на него.
— Вам и это известно?
— Нет. Информация по-прежнему засекречена. Но адмирал Спартан знает. Ваши навыки диагноста, опыт работы с… со странными медицинскими ситуациями в очень тяжелых обстоятельствах — вот ваши настоящие плюсы. И раз из соображений безопасности Спартан согласился пустить на станцию только одного человека, то вы стали самой лучшей кандидатурой.
— Вот, опять секретность! Я никак не могу понять одну вещь…
Ашер вопросительно на него посмотрел.
— К чему все эти тайны? Что такого в этой Атлантиде, что нужно принимать столь суровые меры? И кстати, почему государство решило вбухать сюда столько денег, предоставить такое дорогое оборудование? Неужели для археологических раскопок? — Крейн взмахнул рукой. — Послушайте, одно только содержание станции обходится налогоплательщикам не меньше чем в миллион долларов в день.
— На самом деле, — тихо вставил Ашер, — сумма гораздо больше.
— По моему опыту общения с бюрократами из Пентагона могу сказать: они не очень-то интересуются древними цивилизациями. А такие агентства, как Национальная служба океанографических исследований, ходят обычно с протянутой рукой, выклянчивая крохи у правительства, — вы и сами знаете все это лучше, чем я. Но здесь у вас самое современное, самое засекреченное оборудование для проведения каких-то невероятных работ. — Он помолчал. — Да, вот еще что: станция обеспечивается энергией от ядерного реактора? Я повидал немало атомоходов, чтобы догадаться. А на моем бейдже стоит радиоактивная метка.
Ашер улыбнулся, но ничего не ответил. Занятно, подумал Крейн, каким неразговорчивым стал человек в последнее время.
На миг на корте повисло напряженное, неуютное молчание. У Крейна имелась про запас еще одна бомба, самая большая, и он понял, что нет смысла беречь ее.
— В общем, я подумал обо всем этом, — заговорил он. — И единственный ответ, который приходит мне в голову: там, внизу, не Атлантида. А что-то другое. — Он посмотрел на Ашера. — Я прав?
Ашер глянул на него задумчиво. Потом кивнул — едва заметно.
— И что там? — не унимался Крейн.
— Простите, Питер. Не могу вам ответить.
— Нет? Почему?
— Потому что, если я вам скажу, боюсь, адмирал Спартан прикажет вас убить.
Услышав такое, Крейн начал было смеяться, но посмотрел на Ашера и осекся. Потому что руководитель научных работ, всегда готовый повеселиться, на этот раз даже не улыбался.
13
У самых дальних границ Шотландии — за Скаем, за Гебридами — лежит архипелаг Сент-Килда. Это самая крайняя точка Британских островов, состоящая из грубо окатанных коричневых валунов, едва заметных в пене прибоя; мрачное, суровое, раздираемое морем место.
На самой западной точке Хирты, главного острова, над солеными водами Атлантики вздымается тысячефутовый гранитный мыс. На его вершине высится длинный серый Гримуолд-Касл, старый, хаотично выстроенный монастырь, предназначенный противостоять и дурной погоде, и катапультам; его окружает звезда каменных куртин из местной породы. Обитель была возведена в тринадцатом веке одним из монашеских орденов, искавших убежища и от гонений, и от секуляризации, все шире распространяющейся по Европе. Прошло несколько десятилетий, и в поисках уединенного места для молитв и размышлений о духовном к ордену стали присоединяться, спасаясь от духа разложения англиканских обителей, другие братья: картезианцы, бенедиктинцы. Обогатившись за счет пожертвований послушников, библиотека Гримуолд-Касла стала одним из самых крупных монастырских книжных центров в Европе.
Вокруг монастыря начали селиться рыбаки, обслуживая те немногие мирские потребности, которые монахи не могли удовлетворить сами. Слава обители ширилась, и помимо новых братьев там привечали и случайных путников. В период расцвета Гримуолд-Касла дорога пилигримов вела из средневековой богадельни через огороженную поляну, покрытую травой, прямо к воротам с подъемной решеткой в стене куртины, вилась вниз по крутому склону в деревушку, а оттуда путь лежал дальше, на Гебриды.
Ныне гостеприимная дорога пилигримов исчезла, и только кое-где редкие пирамидки из камней возвышались над таким же каменистым пейзажем. Деревенька рядом с монастырем обезлюдела несколько веков назад. Остался лишь монастырь, и его мрачный, исхлестанный штормами фасад по-прежнему смотрит на запад, на холодные воды Атлантики.
* * *За длинным деревянным столом в главном зале библиотеки Гримуолд-Касла сидел посетитель. Руками в белых хлопчатобумажных перчатках он переворачивал пергаменовые страницы старинного фолианта, для лучшей сохранности разложенные на льняном полотне. В воздухе плавала пыль, свет был тускловат, и посетитель немного щурился, чтобы разобрать слова. У его локтя высилась стопка других книг — иллюстрированные рукописи, старопечатные фолианты, древние трактаты, переплетенные в тисненую кожу. Примерно каждый час появлялся монах, уносил прочитанное гостем, перебрасывался с ним словом-другим и удалялся. Посетитель же то и дело отвлекался, чтобы сделать беглые заметки в блокноте, но с течением времени эти перерывы стали все более и более редкими.
Наконец, когда было уже далеко за полдень, в библиотеку вошел другой монах, который принес новую стопку рукописей. Как и его собратья по ордену, он был одет в простую сутану, подпоясанную белым вервием. Он казался старше остальных и шествовал более размеренным шагом.
Монах прошагал по центральному проходу читального зала. Подойдя к столу посетителя — единственному занятому столу в зале, — он положил древние книги на белое полотно.
— Dominus vobiscum,[5] — сказал он с улыбкой.
Мужчина за столом встал.
— Et cum spiritu tuo.[6]
— Пожалуйста, сидите. Вот еще рукописи, которые вы просили.
— Вы очень любезны.
— Мы только рады. Нынче, увы, ученые навещают нас очень редко. Похоже, мирские блага теперь ценятся выше, чем просвещенный разум.
Мужчина улыбнулся.
— Или поиски истины.
— Что часто одно и то же. Хорошо сказано. — Монах достал из складок сутаны мягкую тряпицу и любовно протер старые книги. — Вас зовут Логан? Доктор Джереми Логан, профессор средневековой истории в Йеле?
Гость посмотрел на него.
— Да, я доктор Логан. Но сейчас в академическом отпуске.
— Сын мой, не бойтесь, я не шпионю за вами. Я — отец Бронвин, настоятель Гримуолд-Касла. — Вздохнув, монах сел у дальнего конца стола. — Во многих смыслах это тяжелая работа. Вы, наверное, думаете, что такой старый монастырь, как этот, не страдает от внутренней волокиты и мелких дрязг. Но, сказать по правде, дело обстоит наоборот. Мы находимся так далеко от центра, жизнь наша проста и скромна, а новые послушники появляются у наших ворот крайне редко. Сейчас здесь меньше половины от того числа насельников, что было еще пятьдесят лет назад. — Он опять вздохнул. — Но есть в моем положении и утешительные стороны. Например, я руковожу всеми библиотечными и библиографическими делами, поскольку, как вы знаете, собрание Гримуолд-Касла остается нашей единственной и самой главной ценностью — прости, Боже, мою страсть.