Андрей хотел ее остановить, но Бурмистрова уже встала и, шатаясь, отправилась в ванную. Вернулась она через десять минут, и на этот раз было похоже, что она действительно взяла себя в руки. Взгляд ее стал осмысленным, слезы высохли, и даже лицо ее приобрело более или менее четкие очертания.
– Простите, – чуть охрипшим от слез голосом проговорила Бурмистрова, – обычно я так себя не веду. Садитесь, кофе сейчас все же будет. А вы пока объясните мне, что же стряслось с Толиком? Неужели это сделали преднамеренно? А самое главное – кто это сделал?
«Да, дама пришла в себя», – отметил Андрей, устраиваясь за большим овальным столом.
– Кто это сделал, нам и самим хотелось бы знать, а насчет преднамеренности – вряд ли можно случайно ввести человеку дозу смертельного яда внутримышечно.
– Значит, это был укол? Что же это за яд такой, что человек скончался так стремительно? – Голос Лены звучал все тверже. Она не виновна, и каждое новое подтверждение ее невиновности делало ее сильнее. – И где была Кайса Робертовна? Ведь он скончался в кабинете?
А Бурмистровой здорово полегчало! Голос твердый, кофе вон разливает, и руки даже не дрожат. Поведение вдовы все больше интересовало Андрея Петровича. Хотя он по-прежнему склонялся к мнению о ее невиновности, но вот так ли крепко она сама была в ней уверена? Ведь еще двадцать минут назад она с ума сходила от горя. Или от страха? «Любопытная дамочка, однозначно, стоит заняться ею вплотную», – принял решение Андрей, беря из рук хозяйки маленькую изящную чашечку.
– Елена Сергеевна, на какую дату назначен ваш развод? – как бы невзначай спросил Андрей в тот момент, когда Бурмистрова взяла в руки свою чашку.
– Развод? – Рука ее не дрогнула, а на лице появилось выражение искреннего изумления.
Она так долго убеждала себя, что никакого развода нет и не будет, что добилась-таки нужной спонтанной реакции.
– Да, ваш с покойным супругом развод, – кивнул Андрей, отпивая глоток кофе.
– Боюсь, вы что-то перепутали, мы с мужем не собираемся разводиться. Точнее, не собирались. – Последняя поправка была произнесена ею с должной долей скорби.
Госпожа Бурмистрова окончательно оправилась, с каждой секундой она все более основательно входит в привычный для себя образ английской леди, и, кажется, помог ей в этом Андрей, сам того не ведая. Пожалуй, ему повезло, что он застал вдову в столь плачевном состоянии, хотя бы разок удалось взглянуть на нее в «естественном виде». Больше она ему такой возможности не предоставит.
– А мне кажется, что вы что-то скрываете, – продолжил беседу Андрей. – Любовница вашего мужа вполне ясно объяснила мне ситуацию. Анатолий Игоревич подал на развод и сделал ей предложение. Они собирались пожениться в середине лета.
– Простите, КТО вам это сообщил? – распрямляя спину, с видом оскорбленного королевского достоинства спросила Елена Сергеевна. – Любовница? – Последнее слово было произнесено ею брезгливо, так, словно оно марало благородные уста. – У моего мужа нет и никогда не было любовницы. Он порядочный человек и преданный семьянин, и мне бесконечно больно слышать, что едва он скончался, как менее порядочные и достойные люди принялись тут же марать его имя!
Прозвучало это весомо и убедительно. Но не для Андрея.
– Значит, вы никогда не встречались с Ириной Владиславовной Скобелевой и не слышали о ней?
– Кто это?
– Та самая любовница, она работает в больнице юрисконсультом и совершенно не скрывает связывавших ее с вашим покойным мужем отношений.
Повисла пауза. Лена никак не могла придумать правильного, достойного ответа на подобное заявление, слишком уж прямолинейное, бестактное и какое-то вызывающее. Пауза затягивалась.
– Простите, – наконец ответила Лена. – Я просто не могу придумать, что мне сказать. Я абсолютно уверена в своем муже, а что касается этой дамы… Я думаю, вы сами лучше знаете, что с ней делать и как воспринимать ее инсинуации.
«Вот это класс!» – искренне восхитился Андрей. Ни одного лишнего или фальшивого слова или жеста. Услышав подобное заявление, шестьдесят процентов женщин обрушило бы на голову соперницы град оскорблений и угроз, тридцать девять процентов залились бы горючими слезами, проклиная подлого лицемера и обманщика, отнявшего их лучшие годы. И лишь один небольшой процент сумели бы сохранить в этой ситуации лицо, не опустившись до оскорблений и истерик. Браво, госпожа Бурмистрова! Сплошное достоинство.
Глава 8
Следователь ушел. Лена закрыла за ним дверь и прошла в гостиную.
Она не виновна! Она не убийца! Господь сжалился над ней, он избавил ее и от позора, и от нравственного падения. Как далеко она зашла? Она стояла на краю пропасти. Какое счастье!
И Лена рассмеялась счастливым смехом. Все же нервы ее нуждаются в серьезном лечении… Она подлетела к бару и, достав оттуда бутылку любимого Толиного коньяка, плеснула себе внушительную порцию, потом достала коробку шоколадных конфет и, устроившись за обеденным столом, достойно отпраздновала свое спасение.
Она пьет. Пьет одна, средь бела дня, как алкоголичка! Эта мысль ее развеселила еще больше, и она, засунув в рот очередную конфету, – совершенно неинтеллигентно, так, что щеки оттопырились, как у хомяка, пошла к бару за добавкой. Второй бокал помог ей обрести гармонию, излишняя веселость ушла, пришло хмельное блаженство. Лена сидела за столом и рассматривала узоры на коробке конфет. Надо же, какое совпадение: кто-то еще решил убить Толю. Интересно, кто это? И за что? А почему, интересно, следователь вообще пришел к ней? Странный какой-то, ни о чем особенно не спрашивал, кроме этого дурацкого развода. Хорошо, что она заранее все предусмотрела. Но все же, разве он не должен был спросить ее о друзьях и коллегах мужа, о том, были ли у него враги?
Мысли эти показались Лене здравыми и тревожными. Ведь он расследует убийство, в таком случае он должен изучать все контакты покойного. Семья, конечно, тоже входит в круг подозреваемых, но ведь Лена мужа не убивала.
– А кто об этом знает, кроме тебя? – задала она себе вслух вопрос. – Елки-палки!
Лена уже стояла на ногах, крепко сжимая от страха руки. Боже мой! А ведь у нее действительно есть мотив, и она предприняла попытку; а если они нашли капсулы «Орантола» и сделали анализ? А если она оставила какие-то отпечатки или еще чем-то себя выдала?
– Нет, нет, нет! Я была осторожна! – принялась уговаривать себя вслух Лена.
После отравления капсул она выбросила мышьяк на помойку, в нескольких кварталах от их дома. С тех пор прошла почти неделя, мусор наверняка давно вывезли на свалку, никаких следов найти невозможно. Перчатки отправились туда же. Никаких доказательств нет!
Или есть? А если следователь окажется непорядочным и решит не искать истинного убийцу, а предпочтет все свалить на нее? Ведь бывает такое?
К кому же ей обратиться? Надо пожаловаться кому-нибудь на работу этого следователя. Господи, Толя всегда знал, кому и когда звонить. У него были связи, знакомства, он мог решить любую проблему. А она? Она, безмозглая дура, всю жизнь посидела на шее у мужа, даже машину водить не научилась!
Лена вдруг осознала свою полную беспомощность перед жизнью. Она так привыкла жить за спиной у мужа, что не имела ни малейшего понятия о многих вещах. Она даже не знала, в каких банках хранятся их деньги и сколько их. Следователь спросил ее об их с мужем сбережениях, и она честно ответила, что все деньги хранились на счетах мужа, она этих вопросов не касалась. Что же до суммы накоплений, то, по словам Анатолия, они составляли несколько сотен тысяч долларов. Кажется, триста с чем-то. Книжки муж хранил в сейфе на работе… книжки? Какие книжки, сейчас у всех банковские карты! Она даже этого не знает! Лена с горечью тряхнула головой. А хранить их на работе было надежнее. Больница хорошо охранялась. Его кабинет стоял на сигнализации, в коридоре были установлены видеокамеры, а в кабинете имелся надежный сейф… даже два. Один внутри другого. Однажды Толик показывал Лене, как надежно он хранит их добро. И Лену все это вполне устраивало, мужу было лучше знать, как хранить сбережения. Ей он всегда выделял необходимые суммы. Ни в чем не отказывал, а у нее не было привычки предъявлять завышенные претензии.
И вот сейчас, после смерти Толи, она задумалась: а как она теперь получит эти деньги? Куда идти и где о них спрашивать, и не присвоят ли их чужие люди? Вопросы были отнюдь не праздные и очень ее встревожили. Надо срочно навести справки. Надо кому-то позвонить и все выяснить.
Но вот кому? Может, этому следователю? Или лучше обратиться к постороннему юристу? Конечно, не объясняя всех подробностей. Лена была в замешательстве.
А как быть с квартирой, дачей и прочим? Что ей теперь делать?
Лена зашагала по комнате. Надо позвонить подругам и спросить, нет ли у кого-нибудь знакомого грамотного юриста. Лена не привыкла обращаться к посторонним за помощью, все ее проблемы решал Толя. Но теперь его нет, а жить как-то надо, и лучше позаботиться обо всем заранее. И Лена отправилась за записной книжкой. Ни обеда, ни ужина она не приготовила, и дети, придя домой, были поражены увиденной ими картиной. На кухне стояли посреди стола грязные чашки! Кровать в спальне была смята, дверцы шкафа распахнуты, а в гостиной посреди стола высилась бутылка коньяка и грязный же бокал. Бокал стоял прямо на полировке, без всяких салфеточек. Тут же лежала открытая коробка конфет. А мама – не накрашенная, небрежно причесанная, сидела у телефона, не проявляя никакого беспокойства по поводу царившего вокруг хаоса. Впервые в жизни дети испытали настоящее потрясение, даже смерть отца не произвела на них такого впечатления. Ведь с ними была мама! Несгибаемая, надежная, железобетонная, бесстрашная, умная, рассудительная, умеющая держать любой удар. Ей было по плечу все. Она никогда не теряла присутствия духа, с ней было спокойно и надежно. И недавний разговор Никиты с матерью подтвердил их уверенность в том, что бояться нечего. Да, отца не стало, но деньги есть, а в остальном можно положиться на маму.
Лена зашагала по комнате. Надо позвонить подругам и спросить, нет ли у кого-нибудь знакомого грамотного юриста. Лена не привыкла обращаться к посторонним за помощью, все ее проблемы решал Толя. Но теперь его нет, а жить как-то надо, и лучше позаботиться обо всем заранее. И Лена отправилась за записной книжкой. Ни обеда, ни ужина она не приготовила, и дети, придя домой, были поражены увиденной ими картиной. На кухне стояли посреди стола грязные чашки! Кровать в спальне была смята, дверцы шкафа распахнуты, а в гостиной посреди стола высилась бутылка коньяка и грязный же бокал. Бокал стоял прямо на полировке, без всяких салфеточек. Тут же лежала открытая коробка конфет. А мама – не накрашенная, небрежно причесанная, сидела у телефона, не проявляя никакого беспокойства по поводу царившего вокруг хаоса. Впервые в жизни дети испытали настоящее потрясение, даже смерть отца не произвела на них такого впечатления. Ведь с ними была мама! Несгибаемая, надежная, железобетонная, бесстрашная, умная, рассудительная, умеющая держать любой удар. Ей было по плечу все. Она никогда не теряла присутствия духа, с ней было спокойно и надежно. И недавний разговор Никиты с матерью подтвердил их уверенность в том, что бояться нечего. Да, отца не стало, но деньги есть, а в остальном можно положиться на маму.
И теперь на их лицах читалась глубокая, неподдельная паника. Их мать не могла допустить такого! С ней что-то случилось! А что, если они переоценили ее? А если она не такая, как они думали? Что с ними будет?
– Может, она заболела? – шепотом спросила Полина, стоя в дверях гостиной и с испугом глядя на брата. – Может, у нее температура?
– Не говори ерунды. При чем здесь тогда коньяк и грязная посуда? Нет. Что-то не так! Иди к себе, я попробую поговорить с ней.
– Давай вместе. – Полине вовсе не хотелось сидеть у себя и мучиться неизвестностью, пока Никита будет разыгрывать из себя «большого».
– При тебе она не будет так откровенна. Иди. Я все тебе расскажу. И знаешь что? Убери-ка на кухне. И приготовь что-нибудь пожевать. Хоть макароны. Есть ужасно хочется.
Полина ушла, а Никита продолжал стоять в дверях, глядя на мать. Она его не замечала. Она разговаривала по телефону, держа наготове блокнот и бездумно водя ручкой по бумаге. Его мать никогда так не делала. Она либо писала, либо нет. Это была мелочь, но Никита с рождения был внимателен к мелочам. Он был очень замкнут, наблюдателен и склонен к анализу. Причем своими умозаключениями он никогда ни с кем не делился, считая откровенность явлением, близким к стриптизу. Ведь никому не приходит в голову переодеваться на людях, так почему же надо свои мысли вываливать на всеобщее обозрение? Особенно учитывая тот факт, что мысли у окружающих, как правило, были примитивными, поверхностными, убогими, крайне банальными. Сродни чахлому телу с дряблыми мышцами или женскому целлюлиту. Такие… гм… вещи рекомендуется держать при себе.
Друзей у Никиты никогда не было, но приятелей было много. Он охотно обсуждал с ними фильмы, музыку, девушек, но все его высказывания были обезличены и нейтральны, дети его неискренность ощущали, но поскольку в ней не было ничего оскорбительного или агрессивного, мирились с ней. А с годами у Никиты даже появилась репутация человека глубокого и загадочного.
На самом деле Никита этой своей замкнутостью временами тяготился, поскольку привык держать в себе не только мысли, но и чувства, и эмоции, а справиться с таким грузом в подростковом возрасте не так-то и просто. Но иначе он жить не мог, поскольку был плоть от плоти своих родителей. Особенно сильное влияние на Никиту имела мать. Она была образцом, эталоном, идеалом, абсолютно всем. Никогда в жизни Никита не встречал никого более достойного и совершенного, чем она. В основном потому, что остальные люди с удивительным легкомыслием демонстрировали миру свои слабости и несовершенства, а мать с ними всегда боролась и успешно побеждала.
Но сейчас с ней случилась беда, Никита пока не знал какая, но был готов поддержать ее, подставить плечо. Одно он знал твердо: смерть отца не могла так ее подкосить, произошло что-то еще. Он выяснит, что, и поможет ей. Обязательно.
Никита вошел в комнату и, подойдя к матери, положил руки ей на плечи, как делал иногда отец, когда она была расстроена, и тут случилось и вовсе что-то ужасное. Мама обернулась к нему, взглянула ему в лицо своими влажными несчастными глазами и, уткнувшись лицом ему в живот, заревела. Как девчонка.
Глава 9
Андрей Петрович Усов сидел у себя в кабинете и смотрел на полученную им справку. Справка была выдана районным судом Московского района и сообщала о дате слушания по делу о разводе Бурмистрова А.И. и Бурмистровой Е. С. Истцом выступал Бурмистров.
Та-ак! Андрей Петрович откинулся на спинку кресла и уперся взглядом в здоровую белоснежную махину на плакате, символизирующую счастливую жизнь в средиземноморском раю. Похоже, покойный Бурмистров оправдал его надежды, оставив толстый пласт неразрешенных проблем в личной жизни.
Вопрос, стоявший перед Андреем, был прост. Кто соврал? Вдова или покойник?
Рассмотрим вариант первый. Бурмистрова знала о грядущем разводе, но по каким-то своим соображениям от всех скрывала этот факт, да еще так мастерски, что ни коллеги по работе, ни родственники, ни собственные дети понятия ни о чем не имели. И даже его смогла обвести вокруг пальца! Он ей поверил. Такой высококлассный обман требует недюжинных усилий. Ведь врать приходится круглосуточно. И не просто врать, а ежесекундно имитировать полнейшее благополучие. Такие усилия должны как-то окупаться.
Бурмистрова говорила, что у мужа были накопления на сумму в триста тысяч долларов или что-то около того. Скобелева сообщила ему, что покойный обещал жене щедрое содержание в случае мирного развода. Интересно, это сколько? Вопрос был далеко не праздным, и Андрей Петрович взялся за телефон.
– Ирина Владиславовна, добрый день, Усов беспокоит, из следственного отдела. Взаимно, – кивнул головой Андрей на горячее приветствие юрисконсульта. – Ирина Владиславовна, не могли бы вы припомнить, какие именно условия предлагал господин Бурмистров супруге при разводе? Конечно, если он вообще вас информировал о своих планах, – последняя фраза была стандартным «крючком», стимулирующим откровенность оппонента.
– Разумеется, я в курсе! – тут же гордо заявила Скобелева. – Он предполагал оставить ей квартиру, дачу и ежемесячно выплачивать алименты в размере сорока тысяч рублей на детей, отдельно оплачивать их занятия, лечение и отдых. Но содержать саму Бурмистрову он, естественно, больше не собирался.
– Разумеется. Благодарю за помощь.
– Вы уже провели обыск? Нашли что-нибудь? – услышал Андрей торопливый вопрос, когда уже собирался проститься и повесить трубку.
– Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы, – не без удовольствия ответил Усов, вешая трубку. Железная блондинка его раздражала.
Итак. Сорок тысяч в месяц. Четыреста восемьдесят тысяч в год. Плюс занятия, отдых, лечение детей. Округлим до пятисот пятидесяти. Дальше Андрею понадобился калькулятор. Триста тысяч наследства в переводе на рубли составляет примерно девять миллионов, разделить их на пятьсот пятьдесят тысяч… получается шестнадцать лет. Вряд ли Бурмистров планировал так долго выплачивать алименты. Его сыну уже шестнадцать лет, дочери двенадцать. Да. Убийство Бурмистрова, очевидно, было выгодно вдове. Но ведь не все убивают бывших мужей из-за вопроса о разводе.
Рассмотрим другой поворот. Скобелева дамочка властная, жесткая. Сперва она завела роман, подмяла под себя Бурмистрова, потом начала его шантажировать, требуя развода. Чем именно шантажировать – вопрос отдельный, тут надо покопаться. У Бурмистрова крепкая идеальная семья, двое детей, одно дело – роман на стороне, другое – развод. К такому повороту он мог быть не готов. Чтобы успокоить любовницу, он подает заявление о разводе, возможно, в ее присутствии, она успокаивается, а он планирует заявление потом тихонько забрать. Жене, естественно, о своих махинациях он ничего не сообщает. В это же время он пытается решить вопрос со Скобелевой, разойдясь с ней полюбовно. Скобелева далеко не дура, она понимает, что от нее хотят избавиться, и из мстительности травит любовника. Вторая версия понравилась Андрею Петровичу больше, потому что ему не нравилась Ирина Владиславовна. А возможно, она хотела убить Бурмистрова не только из мстительности. Кто знает, что связывало эту парочку помимо любовных утех? Может, она помогала ему документы подделывать, а он ей взамен сладкую жизнь обещал, но деньги зажал? Пришлось бедняжке его грохнуть, чтобы забрать причитавшуюся ей долю.
Кстати! Пора проверить сейф господина Бурмистрова и прояснить его реальное финансовое положение.
Весть о готовящемся в кабинете покойного главврача обыске облетела больницу со скоростью шквалистого ветра. Так что, когда Андрей Петрович в сопровождении директора больницы, начальника отдела по управлению персоналом, специалиста по вскрытию сейфов и старшего лейтенанта Окунькова подходил к кабинету, начальственный коридор заполняла плотная толпа сотрудников и ходячих больных, не очень-то осведомленных о сути происходящего, но очень чувствительных к нездоровым сенсациям.