– Это, господа, требования. То, чего хотят от нас господа марксисты.
– И чего же они хотят? – поинтересовался Доминик Фернандес, глава тайной полиции. Он сидел развалясь, широко расставив жирные ноги. Его фигура, обрюзгшая, расплывшаяся, вызывала у генерала омерзение.
– Вообще-то это должны были сказать мне вы. – Видела стоял, отвернувшись к окну.
– Они же не присылают мне своих требований, – улыбнулся Доминик.
Генерал покосился в его сторону, но промолчал.
– Итак, господа, что же мы будем делать? – обратился он ко всем собравшимся. – Я позвал почти весь старый правительственный кабинет. И хочу услышать ваше мнение.
– Поорут и разойдутся. – Доминик Фернандес улыбнулся жирными губами. – Такое и раньше бывало. Зря вы их остановили.
– Надо было пропустить к президентскому дворцу?
– Такое уже было.
– Хорошо. Какое еще есть мнение?
– Мое дело – экономика… – Министр экономики отодвинул от себя листки.
– Которой нет! – прорычал Видела. – Нет вашей чертовой экономики! А есть толпа людей, которые верят не вашим россказням, а марксистам. Вы вчитайтесь, вчитайтесь! Фабрики рабочим! Вот что они хотят…
В кабинете царила тишина. Наконец Видела повернулся к собравшимся.
– В общих чертах я понимаю ваше молчание как согласие с Домиником Фернандесом. Он же свою точку зрения выразил со всей определенностью.
– Не совсем так, – подал голос министр внутренних дел. – Там мои люди. Они удерживают толпу, согласно вашему распоряжению. И я бы предложил разогнать демонстрацию. Но у меня нет на это сил.
Видела посмотрел ему прямо в глаза.
– Силы будут.
Он нажал на столе скрытую кнопку. Двери со стуком распахнулись. На пороге стоял отряд солдат.
– Арестуйте этих господ, – распорядился Видела.
Когда возмущенных министров вытолкали прикладами в коридор, генерал поднял телефонную трубку.
– Полковник… Вы можете начинать.
Аугусто Рикас споро развернулся и двинул на своем фургоне подальше от полицейской линии. И едва успел затормозить, когда дорогу ему преградила махина пожарной машины. Водитель зло прогудел и замахал руками.
– Святая дева Мария, – бормотал Аугусто, забыв с перепугу, где находится задняя передача. В конце концов ему удалось отъехать назад и пропустить два бронированных водомета.
Не в силах победить собственное любопытство, Рикас остановил фургон в зоне прямой видимости от места событий и забрался на крышу.
К оцеплению сзади подошли водометы. Из бронированных пожарных машин выпрыгнуло десятка два человек подкрепления. Кто-то достал ручной мегафон и принялся орать на демонстрантов. Аугусто ощутил укол ревности и уже собрался спрыгнуть, чтобы вернуться к своим обязанностям, как вдруг произошло нечто ужасающее.
Со стороны демонстрантов раздались крики. Потом рев мотора. Аугусто как раз слезал со своего фургончика и не видел подробностей. Когда он поднял голову, на полицейское оцепление несся объятый пламенем грузовик.
Аугусто видел, как разбегаются в разные стороны черные фигурки полицейских. И как из одного водомета бьет струя воды, точно в лоб несущемуся автомобилю. Видимо, кто-то там, в пожарной машине, решил сбить пламя. Тщетная попытка!
Грузовик врезался в заграждение, как таран.
Пламя жарко взлетело к небесам. Из кабины водомета выпрыгнула объятая огнем фигура. Покатилась по асфальту.
Толпа с ревом кинулась вперед.
Полиция попыталась вернуться на место, окружить единственный действующий водомет. Прочертили дымные траектории шашки со слезоточивым газом.
Но поздно!
Толпа ревущих людей захлестнула щиты, опрокинула. Кто-то принялся неистово раскачивать водометную машину. Уцелевшие полицейские собрались в каре, отступая к выходу с улицы. В них полетели камни, бутылки с зажигательной смесью. Рванули первые «торпеды», старавшиеся пробить стену щитов.
Аугусто Рикас терзал зажигание фургончика и никак не мог завести мотор. Никогда еще в жизни Аугусто не испытывал такого ужаса. И когда дверь его автомобиля распахнулась, он завизжал от страха, как женщина.
Его схватили крепкие руки. Ничего не видя и не слыша, Аугусто кричал и брыкался, но его выволокли на асфальт и отшвырнули в сторону. Над головой оглушительно загрохотало. На миг наступила тишина, и кто-то гаркнул:
– Даю вам пять секунд. После этого вы все объявляетесь вне закона! Говорит полковник вооруженных сил Хулио Алказар. У меня есть приказ стрелять!
Аугусто не решался открыть глаза, только сжался в комочек и обхватил голову руками.
– Раз!
Это работала его машина, кто-то, вероятно сам полковник, говорил в микрофон.
– Два!
Лопнула неподалеку бутылка. Аугусто окатило жаром пламени, но он все равно не открыл глаз.
– Три!
Через плотно зажмуренные веки по глазам ударила вспышка света. Аугусто, не зная того, вошел в историю. Его снимок, фотография маленького человека, лежащего в позе зародыша у солдатских ног, обойдет весь свет.
– Четыре!
Рикас услышал, как лязгнули затворы. И от этого тихо завыл. Он не видел, что в солдат, рассредоточившихся по улице, летят камни, арматура и коктейли Молотова. Пять секунд, щедро выделенные полковником Алказаром, демонстранты потратили не зря. Они отошли за полыхающие машины и убрали подальше женщин и молодежь.
– Пять!
Полковник поднял руку. Аугусто открыл глаза, в ужасе оглядываясь вокруг. Он видел только сапоги, зеленую одежду и собственную машину. Свой родной фургончик.
– Огонь!
Полковник Хулио Алказар за разгон этой манифестации получит орден. В результате столкновения с демонстрантами погибнет один солдат, семь полицейских и сорок пять мирных жителей, в том числе женщин и детей. Пути к отступлению будут отрезаны, поэтому вскоре митингующие окажутся в кольце. Сумевших вырваться будут отлавливать армейские патрули. Из всех ушедших из дома в тот день вернутся обратно только три человека.
С этого дня в Буэнос-Айресе будет объявлен комендантский час.
Техническая школа Военно-морского флота, спешно переоборудованная в тюрьму и фильтрационный центр, примет в этот день своих первых заключенных.
В тот день писатель и публицист Лара Рауль скажет, что все люди вокруг в единочасье сошли с ума.
Он будет прав.
74
– Я что-то пропустил? – поинтересовался Ловега, когда Антон вошел в палату.
Около его кровати сидели хмурые парни, которых Ракушкин видел с ним в первый день знакомства.
– Очень многое. – Антон присел на подоконник. В приоткрытое окошко задувал свежий ветер. В палате было прохладно. – Не замерзнете?
– Можете не беспокоиться. – Рауль лежал неподвижно, как лежат инсультники.
– Прежде всего я хочу представить вам моего друга и помощника. – Антон кивнул в сторону Таманского. – Это Константин. Он тоже из Союза и находится в курсе дела.
Ловега покосился на Костю и едва заметно кивнул.
– Хорошо. Можете без предисловий тоже вводить меня в курс дела. Мне рассказать вам нечего. У меня такое чувство, что я заснул, а проснувшись, обнаружил, что почти не могу двигаться, все тело болит и я не могу даже под себя сходить. Никакого света в конце туннеля я не видел и голосов не слышал. Так что теперь рассказывайте вы.
– Хорошо. Прежде всего, в стране военный переворот. – Антон посмотрел на часы. – Через два часа наступит комендантский час.
– Кто у власти? Что с президентом?
– Диктатором объявил себя генерал Хорхе Видела. Очень деятельный человек. О судьбе Изабеллы Перон я ничего не знаю. Скорее всего она жива. И, видимо, в тюрьме. Это, так сказать, общие новости. Теперь по нашим делам. Я прошел не по всему вашему списку. Однако того, что я видел, мне хватило.
– Так-так…
– Видимо, кто-то, и я предполагаю кто, прошелся по этому списку до меня. Фактически все лидеры подпольных групп, те, кто входил в Комитет, убиты. Гонсалес, Вольке, этих видел сам. О Крепком Эрнесте читал в газетах. За то, что ты жив, можешь благодарить только своих людей, которые не покидали больницу, и собственную кому. Те, кто убрал Комитет, явно не надеялись на то, что ты очухаешься.
– Кто жив? – прохрипел Рауль.
– Жив? – Антон улыбнулся. – Я понимаю, о чем ты думаешь. Но дело тут, как мне кажется, гораздо сложнее. Жив, конечно же, Кристобаль Бруно. Который сейчас возглавляет сопротивление. Его ребята организовали на днях манифестацию с погромами, против них были выпущены войска, есть множество убитых. Сегодня, видимо в ответ, взлетела на воздух машина с солдатами, которые собирались в увольнительную.
Рауль тихо застонал.
– Город засыпан листовками и наводнен патрулями. Самое удивительное, что в борьбу включились все. Если раньше на идею революционной борьбы население плевало, то сейчас будто плотину прорвало. Люди разделились – на тех, кто поддерживает власть, и на тех, кто готов кидать бутылки с зажигательной смесью. Патрули гребут всех. Нас с Константином пока спасают только бумажки из посольства. Но боюсь, что это ненадолго. Мне уже было предложено сворачивать работу.
– Что же вас удерживает?
– То, что я узнал.
– Поделитесь?
– Слишком долго рассказывать. Главное – то, что происходит сейчас в Аргентине, коснется всего мира. То, что делается сейчас, это только модель. Отработка эксперимента. Именно из Буэнос-Айреса эта чума начнет расползаться дальше и дальше… Самым простым способом сейчас было бы подвергнуть Аргентину атомной бомбардировке. Но я думаю, что это невыполнимо. Поэтому придется двигаться более долгим путем.
– Я плохо вас понимаю.
– Вы мне не поверите все равно. Но факт, что я все еще тут, сам по себе должен кое о чем говорить.
Рауль молча рассматривал Антона.
– Но относительно вас, Рауль, у меня есть кое-какие планы.
– Я разбит параличом, если вы не заметили.
– Но голова-то еще работает?
– Возможно. – Ловега покосился на столик, и сидевший рядом человек тут же подал ему стакан воды.
– Этого вполне достаточно. Дело в том, что кто-то должен возглавить подполье после смерти Кристобаля.
Рауль молчал.
– Это должен быть человек, который может остановить войну с новой властью на условиях, выгодных самой власти.
– Это как же?
– Сейчас монтонерос – подонки, которые устраивают взрывы, погромы и теракты. Так вы выглядите в глазах общественности. Недавняя манифестация тому примером. Власть будет вынуждена, повторяю, вынуждена развязать ответный террор. И помочь вам в вашей борьбе будет некому. Даже соцстраны не станут мараться помощью террористам и бандитам, которые прикрываются марксистскими идеалами. Вы останетесь в изоляции и неминуемо будете раздавлены хунтой. Пока из живых лидеров остались только вы и Кристобаль.
– Да, но я не могу руководить из больницы.
– Это не проблема. – Антон пожал плечами. – У вас есть надежное место?
– Найдется.
– А прикормленный доктор?
– Конечно. В моем возрасте это полезно.
– Отлично.
Через пятнадцать минут они катили тележку с Раулем по больничному коридору. Тележка была старая, железная. Таманский решил, что Антон взял ее в морге. Колесики грохотали и вращались с ужасающим визгом. Из палат выглядывали редкие больные. Наконец выскочила медсестра.
– Что происходит?!
– Поднажмем, – сказал Антон, и процессия ускорилась.
– Стойте! – Медсестра побежала следом.
Когда они выскочили в вестибюль, дорогу им преградил охранник.
– Не останавливаемся!
Отчаянно грохочущая тележка едва не сбила парня с ног, толкнула дверь и оказалась на улице. Антон задержался.
– Сеньоры и сеньориты! – Он поднял вверх руку. – Прошу без паники! Вас только что покинул пациент, который мог причинить вам множество хлопот. Счет в больничную кассу будет оплачен своевременно.
Он выскочил за дверь, чтобы запрыгнуть в подъехавший автомобиль.
– Послушайте, Рауль, мне нужно десять человек. Надежных, как… Как скала!
Ловега, лежавший на заднем сиденье, прохрипел:
– Найдется! Если выберемся, то найдется!
Машина колесила по улицам Буэнос-Айреса.
– Как стало пусто, – обратил внимание Таманский. – Раньше тут всегда были пробки. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь! – почему-то радостно сообщил Антон. – Угроза попасть под комендантский час положительно сказывается на дорожном движении. Вы, кстати, запоминайте, запоминайте! Получится замечательная статья!
Они говорили по-русски, Антон обратил внимание, что Рауль жадно вслушивается в звуки незнакомой речи, и пояснил:
– Мой друг удивляется тому, что нет пробок. Военные справились с проблемой движения!
Ловега слабо улыбнулся.
– Кстати, как вы считаете, ваш друг Джобс все еще тут или уже смылся?
– Почему вы спрашиваете?
– Очень странный тип, я все гадаю, будет он участвовать в предстоящей игре или нет.
Таманский пожал плечами.
Машина направлялась к северному выезду из города.
– Кстати, Рауль, вам этот автомобиль дорог?
– Не слишком. Он краденый.
Антон понимающе кивнул.
– Вы мне чем-то напоминаете главу банды. Эдакого босса мафии, как его принято изображать в американском кино.
– Я иногда думаю, – Ловега дышал тяжело, с присвистом, – что между нами нет никакой разницы. Просто на каком-то этапе наши интересы расходятся.
– Ваши интересы с мафией?
– Да, конечно. Нам обоим не нравится нынешняя власть. Но цели у нас разные. Революционер мыслит шире.
Впереди показался блокпост. Деревянные ежи, обмотанные колючей проволокой. Из мешков сложено пулеметное гнездо, ствол смотрит куда-то в небо. Трое солдат скучают около шлагбаума. Когда показался автомобиль, они оживились. Двое взяли винтовки на изготовку, третий полез за мешки.
– Подбавь газу! – крикнул Антон и высунулся в окно. – ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!
– Что он делает?! – Таманский придерживал совсем взбесившегося товарища.
Рауль начал издавать странные лающие звуки. Костя с трудом понял, что это смех.
– ПОМОГИТЕ! – надрывался Ракушкин и размахивал какой-то тряпкой. – Солдаты армии Аргентины, помогите нам!
Машина на огромной скорости приближалась к блокпосту. Из-за мешков выскочил сержант. Он что-то орал солдатам, размахивал руками, и Таманский понял, что сейчас произойдет. Он завопил и потянул Антона внутрь.
Солдаты вскинули винтовки. Машину метнуло вправо. Затем влево.
Лобовое стекло разлетелось на мелкие кусочки, на Таманского навалился Антон. Под Костей что-то хрипел Ловега.
Автомобиль метался по трассе, как безумный. Потом раздался оглушительный треск, что-то грохнуло. На какой-то момент машина зависла в воздухе. Таманский зажмурился, всем телом ощущая, как его ломает о все углы, бьет о крышу… Но нет! Автомобиль бахнулся днищем и, надсадно рыча мотором, понесся дальше.
Что-то пару раз ударилось в багажник сзади, словно камешки из-под колес. Сильный ветер гулял по салону.
Таманский поднял голову.
– Рауль, вы живы? – поинтересовался Антон.
– Кажется, – прохрипел Ловега. – Если доеду до точки назначения, то буду жить вечно. Вы псих, сеньор Ракушкин. У вас не все дома!
– Иногда. – Антон обессиленно откинулся на сиденье. – Но не сегодня. Блокпост с деревянным шлагбаумом, без бронетехники, с одним пулеметом и солдатами, которые и на стрельбах-то бывали хорошо если один раз. Погодите, через неделю из Буэнос-Айреса мышь не выскользнет. Железобетонные блоки. БТР. Увеличенный офицерский состав. Рауль, армия не готова воевать. Если бы не сержант, нас бы вообще пропустили без единого выстрела. Пулеметчика трясло вместе с пулеметом… о чем вы говорите? Но есть один печальный момент. Машину надо бросать. Погоня будет.
Водитель прижался к правой обочине. Остановился.
– Так, аккуратно вытаскиваем Рауля… – распорядился Антон. Но водитель не пошевелился.
– Вытаскивайте сами, – сказал он тяжело. – Я поеду дальше и уведу их далеко. Эти места я знаю. Носилки в багажнике. Я уеду на запад, а вы идите к морю. Там деревня.
Таманский увидел, что парень прижимает к груди руку. Из-под плотно сжатых пальцев пробивалась кровь.
75
В Буэнос-Айрес возвращались уже вечером, почти в полной темноте.
Антону удалось уговорить какого-то индейца отвезти их в город. Старик спрятал деньги в карман поношенных брюк и ушел в сарай, который, видимо, служил ему гаражом. Изнутри донесся рык, потом выстрел, потом все стихло.
– Он там кого-то убил? – спросил Антон Таманского.
– Меня не спрашивай.
Через некоторое время рык повторился. Поднялся до рева, потом стал стихать и перешел в голодное урчание. Вспыхнул свет, и наружу выехал, покачиваясь на рессорах, здоровенный пикап. Машина постоянно норовила заглохнуть, и индеец часто подгазовывал.
– Ого, – прошептал Таманский. – У моего деда такая стоит. В деревне. Только не заводится уже. Лет сто.
Антон легко запрыгнул в кузов, подал Косте руку.
– Залезайте.
Автомобиль тронулся. Его подбрасывало и трясло даже на самых мелких камешках. Косте приходилось цепляться за поручни изо всех сил, чтобы не вылететь наружу.
– В город нас не пустят, – прокричал Антон, стараясь перекрыть рев двигателя. – Попробуем обойти блокпост.
– Не проще ли было пересидеть в деревне?
– Нет.
Таманский пожал плечами.
– Мне нужно домой, – неожиданно для самого себя сказал он.
Антон кинул на него непонимающий взгляд.
– Я имею в виду… – замялся Таманский. – Туда… Где я жил… в Буэнос-Айресе.
Ракушкин молчал, ожидая продолжения.
– Там меня ждут.
Костя вдруг понял, что слово «дом» у него теперь ассоциируется только с одним местом. С квартирой Маризы.
– А кто вас ждет дома? – спросил Ракушкин и поправился: – Я имею в виду в Союзе.
Таманский задумался.