Теперь Кристобаль чувствовал, что крепко держит Аргентину в своих щупальцах. И не один. Множество организаций охватили страну, уставшую от вялой власти жены мертвого президента, от бедности и бесцельности существования.
Благодатная почва, в которую когда-то упали зерна марксистской идеологии, дала щедрые всходы. Но народ… Народ, за счастье которого боролись монтонерос, не был готов поддержать восстание. Это понимали все. Пример соседних государств был показателен. И значит, народ надо было подтолкнуть.
Для этого годились все средства.
Эту мысль неоднократно повторял сам Кристобаль.
10
Когда десяток человек, одетых в форму национальной гвардии, ворвались на рынок в квартале Бальванера, никто не заподозрил ничего дурного. В последнее время в городе часто можно было увидеть солдат. После взрыва в парке Колон правительство ввело в городе чрезвычайное положение и вытащило армию из казарм.
«Хватит пролеживать бока, пусть поработают», – решили простые аргентинцы и махнули на мундиры рукой.
Солдатам эта затея тоже пришлась по нутру. Сменить скупой казарменный быт на прогулки по городу… чем же плохо? Патрулирование, если правильно подойти к этому вопросу, может доставлять удовольствие. К тому же благодаря активным действиям агентов влияния большая часть солдат относилась к марксистам с сочувствием. А значит, всегда была вероятность того, что патруль закроет в нужный момент глаза, и, с другой стороны, была гарантия, что никто не станет нападать на таких замечательных парней, несущих трудную службу.
Одним словом, военных никто не боялся. И когда десять человек, вооруженных винтовками «FARA», влетели через главные ворота, внимание на них обратила только ленивая дворняга, дремавшая в пыли.
– Марксисты! Монтонерос! – неожиданно громко заорали солдаты. – Выходите, подонки!
Рынок примолк в удивлении. Солдаты неуверенно топтались около входа. Первый порыв прошел, и теперь они не знали, что делать.
– Марксисты! – снова закричал одетый капралом.
– Что они делают? – поинтересовался торговец рыбой у соседа.
– Ловят монтонерос, – ответил тот.
– На рынке?
Его сосед, пожилой рыбак с длинными, как у сома, усами, только пожал плечами и обратился к капралу:
– Простите, сеньор… Вы ищете кого-то?
– Конечно, ищу, идиот! – рявкнул капрал. – Вы тут прячете революционеров! Выдайте их нам, и никто не пострадает!
– Каких революционеров, сеньор?
– Самых обычных! Тех, что взрывают людей! – Капрал рыскал взглядом по прилавкам, стараясь не вглядываться в лица. Его солдаты чувствовали себя неуверенно, жались за его спиной, словно собираясь убежать. – Выдавайте революционеров, или я начну обыск!
– Это незаконно! – вдруг воскликнула сидевшая неподалеку старуха в цветастом платке. Она торговала мелкой сушеной рыбешкой, которая подобно серебристым тонким макаронинам была раскидана по ее лотку. – Кто вы такие?
Эта фраза словно послужила спусковым механизмом для капрала, который только и искал повод.
– Мы солдаты правительства! – визгливо закричал он и ударом ноги перевернул старухин прилавок. Рыбешка разлетелась в стороны. – Мы выполняем приказ!
Солдаты кинулись вперед, расталкивая продавцов, переворачивая лотки и топча товар. Поднялся невероятный шум. Все кричали, размахивали руками. Редкие покупатели спешили убраться подальше. Старики и старухи сбежались со всех сторон рынка и повисли на капрале с криками.
Кто-то из мужчин пытался сопротивляться, но сильные руки оттолкнули его. Солдаты в ярости разнесли прилавок смутьяна.
Крики и вопли продолжались до тех пор, пока капрал не выхватил из кобуры пистолет и дважды не выстрелил в воздух. Все замерло: перекошенное лицо военного, испуганные фигуры продавцов, кто-то с фотоаппаратом… А потом, в этом застывшем мгновенье, та самая старушка, что торговала мелкой сушеной рыбешкой, вдруг сдвинулась со своего места. Приблизилась к капралу и ударила его ладонью по лицу.
В тишине, наступившей после выстрелов, пощечина прозвучала оглушающе громко.
– Старая ведьма… – процедил капрал сквозь зубы. – Я солдат правительства!..
– А мне плевать, хоть сам президент, упокой господь его душу, – и старушка плюнула. Точно на блестящий армейский ботинок.
Капрал обезумел. И сделал то, о чем впоследствии сильно жалел.
Он ударил торговку рукой, в которой все еще была зажата рукоять пистолета.
Много ли ей было надо, той старушке? Может быть, она умерла бы сама, в тот же день. Прямо за своим прилавком, упав лицом в сушеную рыбешку, которую покупали и тихонько воровали мальчишки…
Может быть, ей подошел срок?
Возможно.
Но вышло так, что умерла она от удара капрала, одетого в форму национальной гвардии. Умерла сразу. Просто осела мешком на пыльный камень Серебряного Города.
Толпа отшатнулась от солдат. За какую-то секунду они оказались в центре огромного круга испуганных глаз. Чужие и лишние.
– Ладно… – прошептал капрал, вытирая пот. – Ладно… Я солдат. Я выполняю приказ…
И они быстрым шагом покинули рынок.
Чтобы появиться во всех газетах, на первой странице под крупным заголовком: «Гвардейцы убивают горожан!»
11
Тем же вечером одна из этих газет, «Buenos Aires de la tarde», легла на стол атташе по культуре посольства Советского Союза в Аргентине.
– Читали, Антон Яковлевич? – поинтересовался атташе у посольского водителя.
Водителем Антон Яковлевич Ракушкин был действительно хорошим, хотя основной род его деятельности лежал в несколько иной области. Точно так же, впрочем, как и у атташе. Оба они были офицерами одной и той же организации, и пословица «Есть такая профессия – Родину защищать» была для них не пустым звуком.
– Читал, Юрий Алексеевич, – ответил Ракушкин.
– Что думаете на этот счет?
Капитан Ракушкин пожал плечами.
– Может быть, провокация, Юрий Алексеевич. На местных солдат непохоже. Они сами из тех же слоев…
– Согласен. – Яковлев, атташе по культуре, кивнул. – Может быть, и провокация. Только как-то уж очень топорно, не находите?
– Ну, во-первых, журналист мог сгустить краски. А во-вторых, есть же и человеческий фактор.
– Что, переволновался человек и старушку кокнул? Тоже мне Раскольников. А скандал-то крупный получился! На бульваре Конституции была попытка нападения на патруль. Солдаты стреляли в воздух. Кому, вы думаете, выгодно такое положение дел?
Ракушкин кашлянул.
– Я знаю многих представителей местного… э-э-э… подполья, для них это… как бы вам сказать – слишком. Хотя играет на руку именно им.
– Странно это, Антон Яковлевич. – Юрий Алексеевич еще раз пробежал глазами передовицу и отбросил газету. – И надо бы разобраться. Попробуете?
– Есть! – Капитан выпрямился в кресле.
– Я не приказываю, – мягко поправил его Яковлев. – Я прошу. Мы с вами сейчас не в Москве. Тут своя специфика. Так что вы попробуйте разобраться. Дело, в общем-то, не сложное. Просто необходимо получить информацию, не более того. Попробуете?
– Попробую.
– И поймите, хотя вопрос и невелик, но значение ему придается большое.
12
1853 год. Санкт-Петербург.
Нехитрая процедура.
В небольшую медную трубочку наливается два миллилитра нитроглицерина, и помещается все это в небольшой тигель, наполненный песком. Обрывок воспламенительной нити… Взрывом разносит и сам тигель, и толстую каменную плиту, служащую подставкой. В пыль.
Удивление и восторг зрителей, среди которых Эммануил Нобель и его сын Альфред. Оба поражены.
Профессор Зинин удовлетворенно кланяется.
1862 год. Хеленборг. Городок под Стокгольмом.
Эммануил и Альфред Нобели основали кустарное производство нитроглицерина.
Через год Альфред изобретает инжектор-смеситель, который делает процедуру производства более безопасной. Однако в сентябре 1864 года лаборатории в Хеленборге взлетают на воздух! Сто килограммов нитроглицерина сносят с лица земли производственный и складские корпуса. При взрыве гибнут люди, среди которых брат Альфреда, Эмиль. От пережитого горя Нобеля-старшего разбивает паралич.
Катастрофа не останавливает Альфреда. Он берет дело в собственные руки и продолжает опыты. Нитроглицерин производят по всей Европе, в том числе и в России.
В это же время многие ученые относятся к практическому применению нитроглицерина со скепсисом, указывая на его нестабильность и опасность.
Нобель ищет решение.
И находит его в 1867 году, смешивая нитроглицерин с кремнистой горной породой.
Новое вещество, безопасный взрывчатый порошок Нобеля, он называет динамитом.
В этом не было никакой случайности. Никакого случая. Протечки нитроглицерина и так далее… Нет. Только работа, долгие и опасные исследования.
Нобель ищет решение.
И находит его в 1867 году, смешивая нитроглицерин с кремнистой горной породой.
Новое вещество, безопасный взрывчатый порошок Нобеля, он называет динамитом.
В этом не было никакой случайности. Никакого случая. Протечки нитроглицерина и так далее… Нет. Только работа, долгие и опасные исследования.
А через десяток лет, в 1887 году, Нобель делает мощный бездымный порох, превосходящий взрывчатыми свойствами черный.
Эти два вещества, бездымный порох и динамит, собрали и собирают по сей день кровавую жатву по всему миру. Никто и никогда не считал людей, убитых пулями и разорванных динамитом. Атомная бомба, газовые камеры, бактерии, все эти ужасы и кошмары войны – всего лишь шалости перед человеком с динамитной шашкой в руке.
Атомная бомба слишком страшна, чтобы быть примененной. Газы не подчиняются ничему, кроме переменчивого ветра. А бактерии не знают границ и пределов.
И только изобретение Альфреда Нобеля несет смерть и разрушение по всему миру, одинаково легко уничтожая и революционеров, и угнетателей, и мирных людей.
Говорят, что открытие было случайным. Говорят, что все, чего добивался Альфред, это облегчение горных работ.
Нет, нет. Взрывать горы и строить туннели прибыльно, но не настолько. Больше всего денег приносит война.
Говорят, что булыжник – оружие пролетариата. Не верно! Динамит – настоящее оружие пролетариата.
Эту нехитрую истину понимал и Кристобаль Бруно.
В Буэнос-Айресе было несколько мастерских, которые производили взрывчатку. Все они были хорошо законспирированы и размещались в помещениях совершенно безобидных производств. Одно, где работал Аркадио Мигель, на складах типографии. Другое в портовых доках, где даже днем появляться было небезопасно, а полиция была куплена и перекуплена. И еще одно в пригороде, на заднем дворе скобяной лавки. Последняя лаборатория была самой мелкой, там просто готовили сырье и ремонтировали оружие.
Ответом на рыночный погром стали развешенные по всему городу листовки, в которых говорилось все то, что обычно пишут революционеры. «Угнетатели». «Преступный режим». «Грядущая свобода». «Не останется без отмщения».
Заявление для прессы ушло в газеты, но ни одна редакция не отважилась напечатать этот текст. Поэтому «Открытое письмо» было развешено на всех столбах сразу же после того, как патрули прошли по городу и сорвали первую листовку.
Революционерам не нужно искать повод, чтобы кинуть бомбу. Но вдвойне приятно делать это, когда повод имеется.
Через сутки после того, как солдаты ворвались в ворота рынка, у КПП казармы, где располагалась национальная гвардия, на воздух взлетела начиненная взрывчаткой машина. Взрывной волной был уничтожен блокпост с часовыми и грузовик с провиантом. Осколками посекло автобус. Среди пассажиров были раненые – в основном рабочие, оттрубившие смену на заводе.
Еще один взрыв прозвучал через несколько минут после первого. Разлетелась в клочья патрульная машина с солдатами.
Все время, пока гигантская шестеренка двигалась, перемалывая людей, Кристобаль Бруно сидел в баре и пил виски. Акцию со взрывом машины у казарм можно было назвать его победой. Самому Кристо не пришлось делать ничего, он только подтолкнул механизм, и огромный маховик сдвинулся со своего места. Маленькие винтики революции, люди, пришли в движение.
Но почему-то Кристо не ощущал триумфа.
Он пил дешевый, пахнущий сивухой виски. Морщился от удушливого запаха пота, казалось насквозь пропитавшего эту забегаловку. Какие-то матросы шумно кутили в углу, кто-то спал, упав на стол возле недопитой рюмки.
Неожиданно Кристо подумал, что его самого ждет такое же будущее. Допьет эту бутылку, начнет следующую, а потом сознание отключится, и он упадет. А очнется где-нибудь в подворотне с вывернутыми карманами. Чудная перспектива для революционера.
Он опрокинул еще стакан.
На душе было мутно.
Вообще запои случались с Кристобалем Бруно редко. Борьба не давала времени для таких слабостей. Но у каждого, даже самого сильного человека должна быть какая-то отдушина. Обычно это или наркотики, или алкоголь, или женщины.
Наркотики Бруно презирал. Они делали из человека раба, а именно рабство было главным врагом Кристобаля. От женщин тоже веяло опасностью. Они делали человека слабым. Например, Аркадио Мигеля, который из-за любви не мог взорвать трибуны. Оставался только алкоголь. Редко, но, как говорится, метко.
Бруно сидел лицом к двери, когда она распахнулась и в душное помещение вошла девушка. Она отмахнулась от матросов, приглашавших ее к столу, поморщилась и нашла взглядом Кристобаля.
– Только не начинай, – простонал Бруно, когда девушка решительно села напротив.
– Чего не начинать, Кристо?
– Того, что я пьян, что я… Ты знаешь, Леонора, я не пью просто так. И не пью часто. Сейчас я никому не нужен, все дела двигаются без меня. И от моего пьянства нет никакого вреда.
– Мне плевать на то, что ты пьешь. Мне это не мешает. Но мне не наплевать на то, что ты делаешь.
– Я тебя не понимаю, Лео…
– Отлично понимаешь! – Леонора стукнула кулачком по столу. – То, что ты делаешь, настолько безнравственно… Что я даже не знаю, зачем я пришла сюда.
– О чем ты?
– Ты уничтожаешь все. Уничтожаешь нашу мечту! Нашу борьбу! Идею! Как ты не понимаешь, что так… так нельзя?!
– Я по-прежнему тебя не понимаю. – Кристо налил себе еще виски.
Леонора вышибла стакан из его рук. Бруно поморщился и пододвинул к себе бутылку.
– Номер на рынке – твоих рук дело?!
Кристобаль вздохнул.
– Это были солдаты национальной гвардии…
– Вздор! Бруно, солдаты были в казарме. Не было никакого налета! Ты знаешь это не хуже моего! Солдат не было на рынке. Не могло быть!
– А с чего ты взяла, что я имею к этому отношение? Солдаты – нет, а я – да. Кто из нас пьян?
– Ты сам признавал, что народ надо подхлестнуть! Ты говорил, что провокации имеют право на существование! Ты приветствуешь террор! Ты к нему стремишься только потому, что хочешь отодвинуть Комитет! Тебе только повод нужен!
– Иди домой, Лео. Ты не в себе. И не понимаешь, что говоришь…
– Я отлично понимаю! – Леонора вскочила. Хотела еще что-то сказать, но только возмущенно фыркнула и метнулась к двери.
– Лео! – вдруг крикнул Кристобаль.
Она обернулась на мгновение.
– Я этого не делал… – сказал Бруно.
Хлопнула дверь. Девушка исчезла.
13
Конечно, Буэнос-Айрес – не самое безопасное место на земле, особенно ночью. Но для того, кто вырос в этих кварталах, нет ничего необычного или страшного. Словно сам город хранит своих обитателей. Да и любой грабитель знает, что с местного пешехода взять, собственно, нечего. Другое дело турист. Вот желанная добыча.
Леонора решительно свернула в неосвещенный переулок, который вел к берегу Ла-Платы. Это был короткий путь к дому. Хотя на самом деле она не знала, куда идет. Ноги сами несли ее.
Леонора плакала. Поэтому тени, вставшей поперек дороги, сразу и не заметила.
– Остановитесь. – Крепкое мужское плечо выросло на ее пути. Лео едва успела затормозить.
Сзади отлепились от стен еще двое.
– Не нужно спешить. – Голос говорившего был низким, тяжелым и будто бы с легким, неизвестным Леоноре акцентом.
– Что вам нужно? – Девушка отступила назад, потом сообразила, что таким образом движется точно в руки мужчин, подошедших сзади, и отпрыгнула к стене.
– Просто поговорить.
В руках одного из незнакомцев вспыхнул фонарик. Осветил лицо говорившего.
Обыкновенный мужчина. Усы. Морщины. Европеец. Приезжий?
– Я знаю про вас достаточно. Вы активистка Марксистского Комитета. Одна из немногих, кто входит в круг руководителей движения. Доказательств у меня хватит. Фотографии, записи, протоколы. Если хотите, я могу прямо сейчас отконвоировать вас в канцелярию тайной полиции. Они будут только счастливы. Поверьте мне, там сейчас примут любую помощь. Два взрыва подряд. Террористов не слишком жалуют все государственные службы. Желаете?
В тусклом свете фонарика было видно, как он издевательски изогнул руку, словно предлагая Леоноре прогулку.
– Подите к черту! Я не имею никакого отношения к тому, что вы говорите! – крикнула девушка. – Я буду кричать!
– И позовете полицию? – удивился незнакомец. – Тогда наша встреча, безусловно, закончится в тайной канцелярии. Выбирать, конечно, вам, но я бы не стал так рисковать. К тому же я не имею к вышеназванным организациям никакого отношения и скорее сочувствую вашим действиям. Мне просто нужен ваш ответ на вопрос.
– Какой, к дьяволу, вопрос?! – Леонора говорила громко, но все же не настолько, чтобы привлечь чье-то внимание. – Задавайте и убирайтесь!