Действительно, по сути дела, он мог быть уверен лишь в одном. В будущем ему предстоит встреча, третья встреча, и это предвидение посещало его сны и его грезы наяву. Всеми клеточками своей крови Пол знал, что ему предстоит еще раз встретиться с Галаданом, и эта встреча будет последней. Его судьба и судьба повелителя волков были тесно переплетены, и одному Ткачу известно, чья нить оборвется, когда они встретятся.
У него за спиной раздались шаги на палубе, прервавшие устойчивый ритм бросков и отскоков Ланселота. Потом легкий и очень четкий голос произнес:
— Господин мой Ланселот, если вам это доставит удовольствие, я мог бы стать для вас лучшим партнером, чем ваша тень, — произнес Дьярмуд дан Айлиль.
Пол обернулся. Слегка вспотевший Ланселот смотрел на Дьярмуда с серьезной учтивостью, которую выражали и его лицо, и поза.
— Я был бы вам очень признателен, — ответил тот с мягкой улыбкой. — Уже давно я не сражался против вооруженного мечом человека. Значит, у вас есть на корабле деревянные, учебные мечи?
Теперь настала очередь улыбнуться Дьярмуду, его глаза лукаво сверкали под светлыми волосами, казавшимися еще более светлыми на солнце. Это выражение было знакомо большинству находящихся на борту.
— К сожалению, нет, — тихо ответил он, — но я рискну утверждать, что мы оба достаточно искусно владеем мечами, чтобы не причинить друг другу вреда. — Он сделал паузу и поправился: — Серьезного вреда.
Воцарилось короткое молчание, которое прервал третий голос, раздавшийся поодаль:
— Дьярмуд, едва ли сейчас время для игр, не говоря уже об опасных играх.
Командирские нотки в голосе Лорина Серебряного Плаща стали еще более явственными после того, как он перестал быть магом. Его тон и внешность приобрели еще большую целеустремленную властность с того момента, как Мэтт вернулся из мертвых, и Лорин дал клятву служить своему старому другу, который был королем Банир Лок до того, как стал Источником мага в Парас Дервале.
В то же время его власть — как и любого другого человека — всегда резко обрывалась там, где начинались желания Дьярмуда. Особенно желания такого рода. Против воли Пола его губы улыбались, когда он смотрел на принца. Уголком глаза он увидел, как Эррон и Рот вручают Карде клочки бумаги. Пари. Он ошеломленно покачал головой.
Дьярмуд вынул меч из ножен.
— Мы сейчас в море, — сказал он Лорину с преувеличенной рассудительностью, — и плыть нам еще, по крайней мере, целый день, в зависимости от ветра и мастерства нашего капитана, которое не беспредельно, — тут он мельком взглянул на Колла, стоящего у руля. — Возможно, нам больше никогда не представится удачного случая поиграть. Милорд?
Последний вопрос был адресован Ланселоту и сопровождался салютом мечом, повернутым под таким углом, что луч солнца отразился от него прямо в глаза Ланселоту. Тот искренне рассмеялся и отсалютовал в ответ, а потом аккуратно отодвинулся в сторону, держа перед собой свой меч.
— За святую честь «Черного кабана»! — громко произнес Дьярмуд под свист и приветственные крики зрителей. И движением кисти и плеча сделал росчерк клинком.
— За честь моей дамы, королевы, — машинально произнес Ланселот.
Мгновенно воцарилась тишина. Пол инстинктивно бросил взгляд в сторону носовой палубы. Артур стоял, глядя вперед, туда, где должна находиться земля, как все знали. Через мгновение Пол снова повернулся, так как клинки соприкоснулись и уже начали танец.
Он никогда еще не видел Дьярмуда с мечом. Он слышал истории об обоих сыновьях Айлиля, но впервые видел схватку воочию и, глядя на нее, понял кое-что насчет того, почему воины Южной твердыни следовали за своим принцем с такой непоколебимой преданностью. Одни лишь игра воображения и пыл не могли бы сотворить подобные мгновения на мрачном судне в открытом море. Незамысловатая истина об этом решительно непростом человеке состояла в том, что он достигал поразительного мастерства во всем, за что ни брался. В том числе и в бое на мечах, как теперь убедился Пол, нисколько не удивляясь.
Удивило Пола то, — хотя, размышляя об этом после, он поразился, что не был готов к этому, — с каким трудом принцу удавалось удержать свой меч после первого же соприкосновения клинков.
Ибо его противником был Ланселот Озерный, и никто никогда не мог превзойти его в этом искусстве.
С той же экономной, почти абстрактной точностью, с которой он сражался со своей тенью, этот человек, который недавно лежал в чертогах на дне моря среди самых могущественных мертвецов всех миров, продемонстрировал команде «Придуин», почему не мог.
Они двигались очень быстро на качающейся палубе. Нетренированному глазу Пола казалось, что настоящая опасность таилась в выпадах и порезах, которыми они награждали друг друга. Через головы вопящих зрителей он взглянул на Лорина, а потом на Колла и прочел одинаковую тревогу на лицах обоих.
Он подумал было о том, чтобы вмешаться, знал, что его они послушаются, но тут же почувствовал бешеное биение собственного пульса и осознал, что Дьярмуд создал у него — и у всех остальных — настроение, прямо противоположное тому молчаливому унынию, в котором они находились всего пятнадцать минут назад. И не двинулся с места. Принц, понял он, точно знал, что он делает.
Постепенно, различными способами, Дьярмуду, отступающему перед головокружительным натиском Ланселота, удалось оказаться рядом с бухтой каната, лежащей на палубе. Идеально рассчитав время, он быстро отступил, обогнул бухту и, низко пригнувшись, нанес удар, словно серпом, на уровне колен Ланселота, удар в полную силу, который мог бы изувечить противника.
Его парировал отведенный клинок, очень быстрый клинок. Ланселот встал, шагнул назад и с радостным блеском в глазах воскликнул:
— Смело!
Дьярмуд, вытирая пот с глаз раздутым ветром рукавом, свирепо усмехнулся. Затем без предупреждения прыгнул вперед. Ланселот отступил, сделав несколько быстрых шагов, но затем снова его меч превратился в мелькающий вихрь, и он стал наступать, тесня Дьярмуда назад, к люку, ведущему в трюм.
Увлеченный, совершенно забыв обо всем, Пол следил за отступлением принца. Он увидел кое-что еще: отступая, парируя удары, Дьярмуд часто отводил глаза от противника и бросал быстрые взгляды на стоящего у поручней Пола или мимо него, через его плечо, в море. Пол повернулся, чтобы посмотреть, что там такое, и тут же услышал крик принца:
— Пол! Берегись!
Все присутствующие резко обернулись, чтобы посмотреть, включая Ланселота. Что позволило Дьярмуду без усилия сделать выпад клинком вслед за своим прозрачным обманом…
…И клинок был выбит из его руки и взлетел в воздух. Ланселот сделал полный пируэт и снова оказался лицом к Дьярмуду, но стоя на одном колене, а его меч со всей силой этой замкнутой, молниеносной дуги обрушился на меч Дьярмуда, и тот чуть не вылетел за пределы палубы.
Все было кончено. На мгновение воцарилось ошеломленное молчание, потом Дьярмуд расхохотался во все горло, шагнул вперед и крепко обнял Ланселота под одобрительный рев людей из Южной твердыни.
— Нечестно, Ланс, — раздался низкий голос, полный насмешки. — Ты сталкивался с этим приемом раньше. У него не было ни одного шанса. — Посреди палубы стоял Артур Пендрагон.
Пол не заметил, как он подошел. Никто из них не заметил. Пол с радостью увидел улыбку на лице Воина и ответный блеск глаз Ланселота и снова про себя поклонился Дьярмуду.
Принц продолжал смеяться.
— Шанс? — задыхаясь, переспросил он. — Мне пришлось бы его связать, чтобы получить этот шанс!
Ланселот улыбнулся, все еще сдержанный, собранный, но уже не скованный. Он взглянул на Артура.
— Ты помнишь? — спросил он. — Я уже почти забыл. Гевейн однажды это пробовал, не так ли?
— Да, — ответил Артур, все еще забавляясь.
— У него почти получилось.
— Почти, — согласился Артур. — Но не получилось. Гавейну никогда не удавалось тебя победить, Ланс. Он пытался всю жизнь.
И при этих словах надвинулось облако, хотя небо оставалось голубым, а солнце таким же ярким. Недолгая улыбка Артура угасла, затем улыбка Ланселота. Двое мужчин смотрели друг на друга, и выражение их лиц вдруг сделалось непроницаемым, в них отразился груз истории. Среди внезапно наступившего молчания на «Придуин» Артур снова повернулся и ушел на нос в сопровождении Кавалла.
С болью в сердце Пол посмотрел на Дьярмуда, который ответил ему невеселым взглядом. Позже он объяснит ему, решил Пол. Принц не мог знать: никто из остальных, кроме, возможно, Лорина, не мог знать того, что знал Пол.
Это знание он получил не от воронов и не от Древа Жизни, а из легенд своего собственного мира: знание о том, что Гевейн, один из рыцарей Круглого Стола, действительно всю жизнь пытался победить Ланселота в бою. Это были дружеские бои, все, до самого конца, который наступил для него от руки Ланселота в настоящей битве, которая была частью войны. Войны, в которую Артур был вынужден вступить после того, как Ланселот спас Джиневру от сожжения на скачках в Камелоте.
Дьярмуд попытался, печально подумал Пол. Это была доблестная попытка. Но судьба этих двоих мужчин и женщины, которая их ждала, была слишком запутанной, чтобы ее можно было хоть ненадолго облегчить смехом или радостью.
— Смотрите внимательно, лентяи! — ворвался в его мысли звучный голос практичного Колда. — Нам надо вести корабль и, возможно, еще предстоит сражаться с парусами. Ветер меняется, Дьярмуд!
Пол оглянулся и посмотрел на юго-запад, туда, куда указывала протянутая рука Колла. Ветер теперь стал очень сильным, осознал он. Он поднялся во время боя на мечах. Глядя назад, он смог различить, напрягая зрение, темную линию на горизонте.
И в это мгновение он ощутил в своей крови спокойствие, означающее присутствие Морнира.
Младшие братья не должны летать на созданиях, обладающих такой необузданной силой. И не должны так выглядеть и говорить, как прошлой ночью Табор, перед тем, как он полетел в сторону гор. Правда, она много раз слышала, как родители говорили об этом (ей удавалось многое услышать), а три ночи назад в ее присутствии отец поручил охрану всех женщин и детей одному Табору.
Но Лиана до вчерашней ночи еще никогда не видела единорога, явившегося к нему во время поста, и лишь теперь она начала по-настоящему понимать, что произошло с ее младшим братом. Она больше унаследовала от матери, чем от отца: плакала она редко и неохотно. Но она поняла, что эти полеты опасны для Табора, а потом услышала этот его странный голос, когда он сел на спину животного, и поэтому, когда он улетел, Лиана заплакала.
Она не спала всю ночь, сидела на пороге дома, где жила с матерью и братом, до тех пор, когда незадолго до рассвета небо прочертила падающая звезда и опустилась к западу от них, у реки.
Очень скоро Табор пришел пешком в лагерь, поднял руку, приветствуя изумленную женщину, стоящую на страже. Он легонько прикоснулся к плечу сестры молча прошел внутрь и упал на постель. Это было больше, чем усталость, она это поняла, но ничего не могла поделать. Тогда Лиана тоже легла и уснула тревожным сном. Ей снился Гуин Истрат и светловолосый человек из другого мира, который стал потом Лиадоном, и весна.
Она встала с восходом солнца, даже раньше, чем мать, что было необычным. Оделась и вышла наружу, сперва убедившись, что Табор еще спит. В лагере еще все спали, кроме тех, кто нес караул у ворот. Она посмотрела на восток, где возвышались горы, а потом на запад, где сверкала Латам, а за ней уходила вдаль Равнина. Маленькой девочкой она думала, что Равнина не имеет конца, и в каком-то смысле ей до сих пор так казалось.
Стояло чудесное утро, и, несмотря на все заботы и плохой сон, ей стало немного легче на душе, когда она услышала пение птиц и почувствовала свежесть утреннего воздуха.
Лиана пошла навестить Гиринта.
Войдя в дом шамана, она несколько секунд помедлила, чтобы глаза привыкли к темноте. Они проверяли его состояние несколько раз в день, она и Табор, повинуясь чувству долга и любви. Но старый шаман ни разу не шевельнулся с тех пор, с того момента, как его принесли сюда, и на его лице было написано такое ужасное страдание, что Лиана почти не могла смотреть на него.
Но все-таки смотрела каждый раз, в поисках намека на то, как ему помочь. Как предложить помощь тому, чья душа путешествует так далеко? Она не знала. Ей была присуща отцовская любовь к своему народу, материнская спокойная уравновешенность, упорный характер и немалое мужество. Но там, куда ушел Гиринт, все это не имело значения. Она все равно продолжала приходить, и Табор тоже: просто для того, чтобы присутствовать, участвовать, пускай даже самую малость.
Поэтому она снова стояла на пороге и ждала, пока темнота немного рассеется, и тут услышала голос, знакомый ей всю жизнь, который произнес тоном, который она тоже знала всю свою жизнь:
— И сколько же старику приходится нынче дожидаться завтрака? — Лиана слегка вскрикнула, девчоночья привычка, от которой она до сих пор не могла избавиться. Потом быстро очутилась в комнате, и уже стояла на коленях рядом с Гиринтом и обнимала его, и плакала точно так же, как плакал бы ее отец в подобный момент, а может быть, даже и мать.
— Я знаю, — терпеливо сказал он, гладя ее по спине. — Знаю. Тебе очень жаль. Этого больше никогда не произойдет. Все это я знаю. Но, Лиана, поцелуй утром, даже очень приятный, все же не заменит завтрак.
Она смеялась и плакала одновременно и пыталась обнимать его изо всех сил, не причиняя вреда его хрупким костям.
— О, Гиринт, — прошептала она. — Я так рада, что ты вернулся. Так много всего произошло.
— Не сомневаюсь, — ответил он совсем другим голосом. — Посиди минутку спокойно, чтобы я мог прочесть это в тебе. Это будет быстрее, чем рассказывать.
Она повиновалась. Это столько раз происходило прежде, что уже не казалось странным. Эта сила составляла сердцевину сущности шаманов, она приходила вместе с их посвящением. Через короткое время Гиринт вздохнул и слегка откинулся назад, в глубокой задумчивости.
— Ты сделал то, зачем отправился туда? — спросила Лиана через мгновение.
Он кивнул.
— Это было очень трудно?
Снова кивок. Больше ничего, но она давно его знала, и она была дочерью своего отца. И еще она видела его лицо, пока он путешествовал. В ее душе шевельнулось чувство гордости. Гиринт был одним из них, и что бы он ни совершил, это было нечто великое.
Ей хотелось задать еще один вопрос, но она боялась.
— Я принесу тебе поесть, — сказала она, приподнимаясь.
Но Гиринту редко нужно было задавать вопросы вслух.
— Лиана, — пробормотал он, — не могу сказать тебе наверняка, потому что у меня еще не хватает сил, чтобы дотянуться до самого Селидона. Но думаю, я бы уже знал, если бы там произошло что-нибудь плохое. С ними все в порядке, дитя мое. Позже мы получим известия, но можешь сказать матери, что с ними все в порядке.
Облегчение расцвело в ней, словно еще один восход солнца. Она снова обняла его за шею и поцеловала.
Он ворчливо сказал:
— Это все равно не заменит завтрака! И должен тебя предупредить, что в мое время любая женщина, которая так поступила, должна была быть готовой пойти намного дальше!
Она тихо рассмеялась.
— О, Гиринт, я бы с радостью легла с тобой в любой момент, стоит тебе только пожелать.
В кои-то веки у него сделался удивленный вид.
— Никто не говорил мне таких слов уже очень давно, — после короткого молчания ответил он. — Спасибо, детка. Но лучше займись завтраком и пришли ко мне брата.
Но Лиану невозможно было застать врасплох.
— Гиринт! — воскликнула она с притворным изумлением.
— Я знал, что так ты и ответишь! — проворчал он. — Твой отец так и не смог научить своих детей хорошим манерам. Это не смешно, Лиана дал Айвор. Он только что проснулся.
Она ушла, все еще смеясь.
— И завтрак не забудь! — крикнул он ей вслед.
И только когда Гиринт убедился, что она его не может услышать, он позволил себе рассмеяться. Он смеялся долго, так как испытывал глубокое удовлетворение. Он снова на Равнине, куда уже не надеялся когда-либо вернуться, решившись на путешествие над морскими просторами. Но он действительно сделал то, для чего пустился в путь, и его душа уцелела. И что бы ни произошло у Селидона, это было не слишком плохо, не могло быть, иначе даже в таком ослабленном состоянии он знал бы об этом с самого момента своего возвращения.
Поэтому он несколько секунд смеялся и позволил себе — это было несложно — мечтать о завтраке.
Все изменилось, когда пришел Табор. Он проник в мысли мальчика и увидел, что с ним происходит, а затем прочел о том, что сделала Ясновидящая в Кат Миголе. После этого еда показалась ему безвкусной, а сердце покрылось пеплом.
Она гуляла по саду позади Храма вместе с Верховной жрицей, если только, подумала Шарра, это крохотное пространство можно назвать садом. Человеку, выросшему в садах Лараи Ригал и знающему каждую тропинку, водопад и раскидистое дерево в его стенах, ответ был и так ясен.
И все же здесь таились неожиданные сокровища. Она остановилась рядом с клумбой сильваина — серебристо-серых роз. Она и не знала, что они растут так далеко на юге. В Катале их не было: говорили, что сильваин цветет только на берегах озера Селин, у Данилота. Это были цветы светлых альвов. Она сказала об этом Джаэль.
Жрица рассеянно взглянула на цветы.
— Это подарок, — пробормотала она. — Очень давно, когда Ра-Латен сплел туман над Данилотом и альвы начали свое долгое затворничество. Они прислали нам цветы сильваина, чтобы мы их помнили. Они растут здесь и еще в дворцовом саду. Не много, почва им не подходит или что-то другое, но несколько кустов всегда цветет, а эти, кажется, выдержали зиму и засуху.
Шарра взглянула на нее.
— Они не имеют для тебя значения, правда? — спросила она. — Интересно, а вообще есть то, что имеет для тебя значение?
— Среди цветов? — подняла брови Джаэль. Затем, помолчав, ответила: — Были цветы, которые имели значение: цветы у Дан Моры, когда начал таять снег.