С третьего этажа. Зимой. Несколько часов на снегу. Переломы, после которых выживет разве что кошка. Впрочем, им природа подарила возможность превращаться в полете в белку-летягу, так что о переломах и речи быть не может. Кошке, но не человеку. Это не интрижка и не банальная семейная ссора, здесь что-то другое, за что убивают голыми руками, что и попытался сделать Меркушев. Странно, что Рита осталась жива, ей повезло, или?.. Только она сама может рассказать ему, что произошло тогда зимним вечером, только она или Валерка. А Дивноморск сейчас ближе и офиса «Трансгаза», и многочисленных меркушевских поместий и квартир, разбросанных по всем континентам, кроме разве что Антарктиды. Хотя черт его знает, поговаривали же, что Гитлер не сдох в своем берлинском бункере в мае сорок пятого, а в подледном городе недалеко от Южного полюса обосновался… Чем подонок Меркушев хуже его?
– Спать! – Илья опустил жалюзи и улегся на кровать, положил ладонь на повязку, легонько надавил, и рана отозвалась тупой ноющей болью. Нет, еще долго, очень долго, пока он может ждать, только ждать и делать все, что скажет ему врач. А он, по всему видно, свое дело крепко знает.
Знал, и не просто неплохо, а отлично, на крепкую советскую «пятерку», да и цель у них двоих была сейчас одна – поскорее освободить койко-место. И в один из теплых дождливых дней начала июня Илья был полностью свободен и абсолютно здоров. За ворота клиники, как и обещал врач, его выпустили в более чем приличном виде, «голова» с телевидения на прощание подкинула немного наличных – через медперсонал, разумеется, не осчастливив личным визитом, зато на словах напомнив о договоренности хранить вечный обет молчания. И теперь Илья мог идти куда угодно, на все четыре стороны – на вокзал, в метро, в ночлежку для бомжей или самую дешевую гостиницу для нелегалов. Илья раздумывал недолго, решился и послал куда подальше мысль наведаться к «сейфу», весьма соблазнительную и притягательную мысль, надо отметить. Для СБ Меркушева он пока в рядах безвестно отсутствующих, и время вскрыть свое инкогнито не настало. А у «сейфа» его могут ждать, хоть и времени прошло уже немало, и нычку давно ушлые охранники могли найти и выпотрошить подчистую. Или не эсбэшники, а местные, особо любопытные… Поэтому двинул на вокзал, прямиком к расписанию поездов, отбывающих из Москвы в сторону Черного моря. Ближайший уходил через два с половиной часа, что Илью вполне устраивало. Огорчала только заломленная проводницей сумма за проезд в служебном купе, и то лишь до Новороссийска. До небольшого городка на побережье предстояло добираться самостоятельно.
Деваться некуда – он заплатил, сколько потребовалось, и на сорок с небольшим часов стал хозяином двухместного, узкого, как футляр для очков, купе. Зато его никто не дергал, никто не лез с разговорами и предложением выпить, вагон под завязку оказался набит стремящимися к морю мамашками с разновозрастными горластыми детьми и парочками, рвавшимися на Черноморское побережье в поисках романтики. От этой оравы Илью надежно скрывала дверь купе, поезд тронулся вовремя, Москва осталась позади.
Больше суток под ногами дрожал пол, тряслись потолок и стены, грохотали колеса, звенела чайная ложка в стакане, упрятанном в тяжелый подстаканник. Гудели встречные поезда, через открытое окно лицо обдувало теплым ветром, а пейзаж постепенно менялся – исчезли хмурые елки и ностальгические березки, поля стали шире, лес понемногу вовсе исчез, на его место пришли холмы. Солнце уже не просто грело, а ощутимо покусывало кожу, воздух стал плотнее и жарче, а небо выше. Новороссийск встретил вовсе уж нестерпимой влажной жарой и воплями зазывал, предлагающих стосковавшимся по морским волнам бледнолицым обитателям средней полосы «дешевые квартиры на самом берегу моря». Илья протиснулся через толпу, нашел стоянку такси и уже через десять минут, отдав водителю последние деньги, ехал по кое-как залатанной дороге, уводившей все вверх и вверх, в горы. К дому номер четыре по Среднегорной улице подкатили через час с небольшим, Илья вышел из машины и остановился под старым высоченным каштаном, накрывавшим своими листьями добрую половину двора. Тихо, очень чисто и безлюдно, что вполне соответствует распорядку жизни в приморском курортном городке. Хозяева квартир на лето разъехались кто куда, предоставив жилье курортникам, а пляжники греют пузо на берегу или бороздят морские просторы, веселье начнется вечером, благо и домашнего вина в избытке, и погода к прогулкам на свежем воздухе располагает…
Илья направился к первому подъезду, поднялся на пятый этаж, остановился перед дверью с цифрой «пятьдесят семь», протянул руку к кнопке звонка. Нажал, подержал так немного, отпустил, прислушался к звукам за обитой дешевым, основательно ободранным дерматином дверью. Вроде подошел кто-то с той стороны и смотрит в глазок. Но ничего не видит, кроме фрагмента зеленой футболки – Илья стоял к двери вплотную. Снова надавил кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока с той стороны не загремел сначала ключ, а потом цепочка.
– Мы квартиру не сдаем, – предупредили из-за двери. В щель между створкой и косяком Илья видел в полутемной прихожей невысокого рыхлого мужика в майке-«алкоголичке» и пестрых шортах. Вид у мужика встревоженный, лицо вытянутое, лысина мокрая, смотрит недоверчиво и вот-вот захлопнет дверь. Илья просунул носок туфли между створкой и рамой, проговорил спокойно:
– Мне квартира не нужна. Мне надо увидеть Риту. Меркушеву Риту. Она дома?
– Нет! – мгновенно отреагировал мужик и попытался захлопнуть дверь.
Илья аккуратно потянул на себя дверь за ручку, цепочка натянулась, мужик в коридоре побагровел и, кажется, вот-вот заорет во все горло.
– Нет ее, говорю я вам!
Они боролись с дверью каждый со своей стороны. Мужик вцепился в ручку обеими руками, тянул на себя, Илья сдавать позицию не собирался, молчал, в надежде что мужик успокоится.
– Кто там?
При звуке женского голоса дяденька застыл, крутанул головой вправо, с ненавистью покосился на Илью и отцепился от ручки. Стало тихо, Илья слышал, как в квартире что-то негромко шуршит и позвякивает, словно по коридору везут велосипед. Мужик произнес что-то негромко и отошел в сторону, цепочка слетела, грохнулась со звоном о стену, Илья шагнул в коридор и захлопнул за собой дверь.
– Вы кто?
В полумраке он не сразу понял, куда смотреть, глазел по сторонам, потом с опозданием сообразил, глянул вниз. «Как цыганка… Точно она, похожа». Густые черные волосы собраны в небрежный пучок, темные глазища под черными тонкими бровями пристально изучают гостя. Без испуга, без паники или страха – спокойно так, уверенно и с любопытством. Вот только губы… и скулы со странными широкими шрамами, стесанный подбородок уходит вбок, отчего нижняя пухлая губа нелепо отъезжает в сторону. Поэтому и речь невнятная, глуховатая, нечеткая, словно кукла говорит или человекообразный робот, а не женщина, красивая и еще молодая, лет пять назад любой бы голову потерял к чертовой матери при виде «цыганки», но не сейчас, увидев ее в инвалидном кресле.
– Меня зовут Илья, – назвался он, справившись с голосом и желанием послать все к черту и валить отсюда куда подальше. Она не будет говорить с ним, выкинет его из квартиры, и правильно сделает…
– Что вам нужно? Вы… от него?
Илья кивнул, пояснений не требовалось – они говорили и думали сейчас об одном и том же.
– Рита, мне нужна ваша помощь… – Он пытался, но не мог отвести глаз от когда-то совершенного, но сейчас чудовищно изуродованного лица бывшей Валеркиной жены. Та не отворачивалась, она вообще не шевелилась, смотрела на Илью, лишь постукивала тонкими пальцами по колесам инвалидной коляски.
– Почему вы решили, что я помогу вам?
Впрочем, нет, он ошибся, просто сказался шок – говорит она нормально, но тоже волнуется, хоть и старается это скрыть. Из комнаты за спиной послышался шепот, Илья обернулся, но мужик – видимо, отец Риты – тут же спрятался обратно.
– У вас на это есть причины, – проговорил Илья, глядя на женщину. Та отвернулась и толкнула колеса коляски, сдала назад и оказалась в комнате, отъехала к стене.
– Проходите!
Не обращая внимания на шипение и предостерегающий вскрик за спиной, Илья шагнул следом и оказался в небольшой, очень светлой комнате. Рита захлопнула дверь и покатила к лоджии, махнула рукой Илье:
– Идите сюда, здесь удобно. – Она подъехала к уставленной ящиками с цветами внешней стенке, развернулась на коляске и показала Илье на табуретку. Он сел, положил на пол рюкзак и смотрел прямо перед собой, на дымную зыбкую полосу на горизонте – за крышами пятиэтажек он видел море. Но опомнился, повернул голову и встретился взглядом с Ритой. И невольно рассматривал ее лицо – неестественной формы, в белых шрамах, на свету их стало еще больше, и они никогда не загорят на солнце, неестественную позу, странный поворот головы и положение рук на острых, обтянутых длинной светлой юбкой коленях.
– Слушаю вас, – проговорила Рита. – Можете просто задавать мне вопросы. Но хочу предупредить – если вы мне наврали, я наведу на вас порчу, на вас и на вашу семью. Вы…
– Не надо! – оборвал ее Илья. – У меня нет причин врать вам. Зато полно поводов прострелить Валерке башку. Думаю, вам будет приятно узнать об этом. По ряду известных нам обоим причин.
Рита повернула голову, провела пальцем по тонкому колючему стеблю багровой розы, коснулась лепестков едва раскрывшегося бутона. Илья глянул на профиль женщины и перевел взгляд на широкую призрачно-голубую, блестящую под солнцем выгнутую полосу горизонта. Невыносимо видеть, что Валерка сделал с этой красотой, это был не припадок, Меркушев бил ее расчетливо, даже не изуродовать собирался – убить, причем голыми руками. Возможно, попади она к хорошему хирургу, все могло быть по-другому, и лицо можно было спасти. Лицо – возможно, но не сломанный позвоночник.
– Слушаю вас, – повторила Рита. – Чем я могу вам помочь? Я бы с удовольствием постояла рядом, посмотрела, как вы разнесете Валерке башку, но, как вы говорите, по ряду причин вряд ли смогу присутствовать при этом лично.
– Расскажите мне о себе, – попросил Илья и положил ладони на горячие от солнца перила.
История заняла минут десять, а большего и не надо, чтобы узнать, как жизнь яркой, по-настоящему красивой девчонки превратилась в кошмар. Победительница конкурса красоты, модельное агентство, красивая работа, хорошие деньги, уверенность в своих силах, в безоблачном будущем, поклонники – богатые, состоявшиеся мужики. Валерка разогнал всех и, подобно крокодилу, что прячет добычу под корягой, пожелал владеть этим сокровищем единолично, поступил точно так же. Увез Риту в Москву и практически запер в роскошной квартире. Правда, заточение щедро компенсировалось, да и Рита, по характеру оказавшись домоседкой, в «свет» особо не рвалась.
– Я даже детей от него хотела, – проговорила она. – Но бог действительно все видит. Какое счастье, что моя мечта не сбылась. – Она даже попыталась перекреститься, но опустила руку, помолчала, потом заговорила вновь: – Меня все устраивало, я не требовала ни яхт, ни дорогих машин. Выезжала только с его охранником по магазинам да в монастырь.
– Куда? – Илья не сразу сообразил, о чем идет речь.
– В монастырь, – повторила Рита. – Это недалеко от Москвы, километров семьдесят по Ярославскому шоссе. Там жил его брат Вадим, я навещала его, Валерка не возражал.
Семьдесят километров от Москвы, ну да, все верно. Он и сам не так давно наведывался в те края, в санаторий, как выразилась завотделением подмосковной психбольницы. На «медбратьев» посмотрел, с персоналом пообщался. Значит, на верном пути был, да высшие силы в последний момент оборотку включили, пришлось выметаться.
– Брат Меркушева живет в монастыре? – заинтересованно переспросил Илья. – Он что – монах? Отшельник?
– Нет, он больной, у него шизофрения или что-то подобное. Его лечат…
– Постом и молитвами? – не сдержался Илья, губы Риты нехорошо дрогнули, она ничего не ответила. В дверь комнаты постучали, но женщина не реагировала, прикрыла глаза и вроде собиралась с духом. Прошло с минуту, пока она вновь не заговорила:
– Да, там много таких… убогих, за них платят родственники, если не хотят сдавать их в обычную лечебницу. И в тот день я тоже была у Вадима, в тот день, когда все произошло.
Илья только-только собрался задать ей этот вопрос, но сделал вид, что его тут вообще нет, старался не напоминать о своем присутствии. Рита говорила словно сама с собой, еще раз заново переживала день, разделивший ее жизнь на «до» и «после». Она приехала в «санаторий», «брат»-надзиратель привел Вадима, они втроем пошли прогуляться. Все было как всегда, все как обычно – шизофреник нес какую-то чушь, таращился на паломников и периодически принимался орать во всю глотку молитвенные песнопения.
– Мы шли мимо памятника, там есть такой, из черного мрамора, это могила какого-то бандита, я толком не поняла. Мы сто раз ходили мимо, и что с Вадимом случилось в тот день, я так и не поняла. И уже никогда не узнаю.
«Помню!» – едва не вырвалось у Ильи, он прикусил язык и кивнул женщине, давая понять, что внимательно слушает ее. Снова пауза, лай собаки во дворе и стук в дверь. Рита вскинулась, заторопилась, заговорила шепотом, отчего ее речь снова стала несвязной, Илья едва мог разобрать сказанные ею слова.
– Вадим увидел женщину, она стояла рядом с оградой и крестилась на памятник. Обычное зрелище, но Вадима как подменили. Он кинулся к этой женщине, перепугал ее до полусмерти, да и нас тоже, орал, выл, пытался вцепиться ей в волосы. Мы кое-как оттащили его, повели в дом, послушник ушел за батюшкой, а я осталась с Вадимом. И он рассказал мне… Он убил свою мать! Рассказал подробно – как изгонял из нее бесов, оглушив сначала, а потом лил ей в рот святую воду, пока мать не захлебнулась. Как прибежала и вмешалась сиделка, тоже «одержимая», как ей тоже пришлось до смерти нахлебаться воды. И как сидел рядом с трупами три дня, ожидая, что они воскреснут, как и положено, в третий день. А потом его нашли. Всех нашли – и Вадима, и трупы обеих женщин.
Странно, но Илья ничего не почувствовал – ни ненависти, ни отвращения, ни ужаса. Подумал только, что надо бы дополнить «досье», но теперь это невозможно. Ноутбук давно вывернула наизнанку СБ Меркушева или лично Тынский, полковник-головорез.
– И вы ему поверили? – проговорил Илья. – Шизофренику?
– Нет, – ответила Рита. – Не поверила, но очень испугалась. Я сразу уехала, а дома… Часа два я не решалась начать разговор, а потом спросила у Меркушева, вернее, рассказала ему все, что узнала от Вадима. И все… – Она провела рукой по волосам, поправила заколку и теперь тоже смотрела на море.
Теперь понятно, почему в Матрице он не нашел ничего о матери Меркушевых, смерть женщины обставили как естественную, а ее сына-убийцу упрятали сначала в ду́рку, а потом в монастырь. Валерка уже мог себе это позволить, денег хватило.
– Думаете, вас это из-за слов безумца? – Все уже понятно, он может прощаться и уходить. И думать, как вернется в Москву, как найдет жилье, где раздобудет оружие… Теперь он просто обязан уничтожить Валерку и его братца заодно. Это уже не просто блажь, или месть, или личная неприязнь – это обязанность, долг, необходимость, им не место даже в клетке зоопарка, им вообще среди людей не место, это даже не выродки, все гораздо хуже, чем он мог предположить…
– Он бил меня так, что я поняла – мне не жить, – говорила Рита. – Сначала он сломал мне нос, потом выбил зубы. И все это молча, он даже не заорал на меня ни разу – я лишь успела задать вопрос и сразу получила по лицу. Потом, когда я уже не могла двигаться, он изнасиловал меня, не как женщину, а как животное, и тоже молча, я заметила, что у него с губ падает пена. Все это длилось долго, очень долго, он приехал ко мне после обеда, а когда все закончилось, за окном было уже темно. Я лежала на полу, а он стоял рядом, надевал штаны. Потом вытер лицо и сказал, что сейчас отрежет мне язык. И ушел в кухню, гремел там посудой и ящиками, швырял все на пол. Я поднялась с пола и выпрыгнула в окно, хотела убежать, но не смогла даже шевельнуться. Я не говорила об этом даже своим родителям, они не знают подробностей, зато их знаете вы. Убейте его, прошу вас, и тогда я смогу спокойно умереть. Я вам заплачу́.
«Пена у рта. Я уже слышал это раньше, но той женщины нет в живых…» Илья не успел произнести ни слова, а Рита уже выехала в комнату, пропала в полумраке квартиры. Негромко хлопнула дверь, послышались голоса – мужской и женский, потом все стихло, до Ильи доносился лишь негромкий шорох. Он поднялся с табуретки, перегнулся через перила. В жаркий день стало холодно, по хребту побежали мурашки, в ушах все еще звучали слова Риты. «Сломал нос, выбил зубы… пена у рта… как животное… отрезать язык». Нет, все же приступ, припадок, аффект, в этом состоянии шизофреника изолируют от общества и надежно фиксируют, за ним наблюдает персонал, следит, чтобы тот вовремя принимал лекарства. А не руководил концерном-монополистом по добыче, переработке и транспортировке газа в добрую половину стран Старого и Нового Света. Эту тварь надо остановить, живьем вогнать в землю, а перед этим кол осиновый в башку забить, чтобы наверняка, чтобы не вылез… «Кроме тебя, некому…» Илья повернул голову. Он не слышал, как Рита оказалась рядом, смотрел на ее изуродованное лицо, перекошенные плечи и тонкие губы в мелких шрамах, губы, за которыми остались лишь осколки зубов. «Никакой Швейцарией тут и не пахло, в районной больнице ее лечили, по месту жительства. И на свои наверняка, или родители помогли, когда она вернулась…» Илья подобрал с пола рюкзак и глупо застыл на одном месте, не зная, как быть дальше. Сказать «спасибо, до свидания»? Она плюнет ему в лицо и будет права, с дураками только так и поступают. Но Рита показала ему на табуретку, Илья послушно сел, положил рюкзак на колени.