«Трудами. Еп. перный театр». Илья смотрел в окно, как послушник – обычный мужик в разномастном камуфляже и высоких ботинках – открывает ворота, кланяется «Тойоте». И, чтобы не молчать, спросил:
– А почему тут везде дерьмом воняет? Канализацию прорвало?
Исидор вывернул руль влево, вывел машину на шоссе и дал по газам, да так, что стрелка спидометра свалилась за сотню.
– По распоряжению отца-эконома все нечистоты сливаются прямо в речку в овраге за стеной. Батюшка благословил не строить нормальную канализацию, а жить, как в старину, – пояснил «брат».
«Ну да, ну да. В старину…» Больше Илья не произнес ни слова, думал только об одном – как бы не проколоться завтра, как пережить встречу с ревнителем старины, как сдержать тошноту и что делать, если организм откажется подчиняться. Ничего, надо просто немного потерпеть, результат того стоит. Если меркушевский братец все еще здесь, то в руках будет знатный козырь, жирный, окончательный, убойный, в конце концов. Если все подтвердится, то выкрасть шизофреника из «санатория» – плевое дело, а дальше… План родился сам собой, все получалось легко и просто. Разумеется, Меркушев пойдет на все, лишь бы спасти пусть чокнутого, но все же родного братца, будет сговорчивым и покладистым, согласится кое-что забыть и на что-то закрыть глаза. По самому большому счету Илья Кондратьев с ним в расчете, осталось последнее…
Второй половины дня и большей части ночи ему хватило, чтобы обдумать и перепроверить свой план, главная роль в котором отводилась Меркушеву Вадиму. Упор делался на родственные чувства – ведь что может быть прочнее в нашем зыбком мире?.. Проверить все еще раз, прикинуть, кое-что оставить на потом, чтобы обдумать еще раз… Спать Илья улегся далеко за полночь. А проснулся от торжественного оглушительного перезвона колоколов, в них били с таким усердием, что по всей гостинице звенели стекла.
– Новый отец-настоятель сегодня пожалует, – со слезами на глазах возвестила «матушка» с ресепшен. – Вот радость-то, вот радость!
И закрестилась так усердно, словно отгоняла мух. Илья направился к выходу. Новый настоятель – принесла же его нелегкая, не мог еще денек подождать. Ищи теперь этого Исидора… Кстати, во сколько они сегодня встретиться договаривались?
В воротах было не протолкнуться, все обитатели монастыря сбежались к белокаменной арке, дабы встретить нового главаря. Илья попытался пробраться через толпу, но быстро бросил эту затею, кое-как выбрался на газон, остановился за спинами толпы. Бесполезно, это безумие надо просто переждать, а уж потом искать способ вернуться на «подворье», на крайняк можно такси вызвать, дорогу-то он знает… Кстати, это мысль, жаль, что раньше не догадался.
В гуле, криках и звоне он различил гудки машин, приподнялся на носки. В ворота въезжали два блестящих черных лимузина в тонировке, причем первый, как издалека показалось Илье, был бронированный. «Майбахи» проплыли через ворота и остановились напротив стены древнего храма. Открылись дверцы, из машин вышли люди. Черное, белое, зеленое, золотое – все смешалось на крохотном пятачке, раздался восторженный рев толпы, ее отбросило назад, Илья едва успел отбежать от бордюра, взял немного вправо и оказался впереди процессии. Первым шествовал высокий с мрачным, жутко бледным худым лицом бородатый старик в черных одеждах, за ним еще двое таких же – изможденных, отрешенных, но помоложе и покрепче. А за ними, весь разряженный, как новогодняя елка, в блеске камней и одежде из дорогой яркой ткани шел тот самый юноша в кружевных лосинах. Правда, сейчас его облекала новая, блестевшая под солнцем золотыми нитями вышивки, мантия, но капризная улыбка и тощая несерьезная бороденка со вчерашнего дня никуда не делись. Молодой человек надменно поворачивался во все стороны, его высокий, тоже блестящий, причудливой формы головной убор покачивался в такт движениям нового отца-настоятеля. Следом топал зверообразный Амвросий, расталкивал пузом случайно оказавшихся на пути «братьев» рангом помельче, ни на шаг не отставал от юноши в высокой, расшитой золотом шапке. Подошел почти вплотную и ласково потрепал подопечного чуть ниже спины, разгладил лапищей ткань, зыркнул по сторонам. Кажется, кроме Ильи, этот маневр никто не заметил, толпа стонала в экстазе, гудели машины, звонили колокола, в глаза бил ослепительный солнечный луч. Прекратить, остановить этот кошмар, убраться куда подальше нечего было и надеяться, все это можно было только пережить. И отойти некуда, со всех сторон орут, подобно той кликуше, экзальтированные паломники, ревет молитвы братия, да так, что голова разламывается и уши вянут. И черт бы с ней, с толпой, с воплями, истериками и парой припадков, сразивших наиболее впечатлительных, хуже другое – дорога на «подворье» отрезана надолго, туда сейчас соваться нельзя. Назойливого просителя просто выкинут на радостях куда подальше; пока у них все успокоится, пока устаканится, пока выяснится, кому платить, – пройдет не один месяц, и этих месяцев у него нет. А это значит, что продуманный план летит к чертям, неизвестно, где брат Меркушева, а сам Валерка по-прежнему недосягаем. Недосягаем для переговоров, для шантажа и угроз обнародовать интимные и кровавые подробности из его прошлого. Значит, остается последнее, вернее, то, с чего Илья начинал, то, о чем подумал в первую очередь, когда решился на долгий обходной путь. «Меркушев, я убью тебя, пристрелю, как собаку, на глазах у твоей охраны. А дальше – разберусь, мне будет легче только от того, что ты сдох». Электричка остановилась, с шипением открылись двери. Илья невежливо отодвинул с дороги нагруженную кошелками женщину и первым выскочил на перрон Ярославского вокзала, зашагал вместе с толпой к метро.
Глава 2
Это было что-то вроде нокаута после хорошего удара: не хотелось ни думать, ни действовать, ни говорить. Впрочем, общаться все равно было не с кем, телефон с заветной сим-картой Илья не включал уже неделю, ибо незачем было. Паршиво признавать себя обойденным, привычка опережать службу безопасности «Трансгаза» если не на десяток шагов, то на два-три точно, сыграла злую шутку. Правда, в монастыре свинью ему не лично Тынский подложил, а высшие силы, но от этого не легче. Нет, можно выждать месяцок-другой, пока на «подворье» все уляжется и вернется в свою колею, но нет у него ни месяца, ни даже недели. Солнце светит, зеленая трава вовсю прет, листва заколосилась, а он пялится тупо в монитор или в окно, мерит комнату шагами да наматывает круги в парке поблизости – до одури, до мушек перед глазами, а все ради чего? Ради мысли умной, чтоб посетила наконец, осенила, ибо крутилась эта самая мысль в последнее время исключительно вокруг Валеркиных следов в Матрице и завела в тупик. Можно головой о стену побиться, можно назад возвращаться, можно подкоп рыть – все способы хороши, лишь бы из него выбраться. Или проводника найти, чтобы вывел на свет божий за умеренную плату. Хотя стоп, проводник как раз имеется и уж заждался, поди, истосковался в ожидании весточки.
«Меркушев, мне вот что интересно: галлюцинаторная параноидальная шизофрения, да еще и непрерывная, с прогрессирующим течением, – это у вас семейное? От папеньки-извращенца передалось или матушка постаралась? Или сосед два раза отметился? Персонал психушки номер пять братца твоего до сих пор вспоминает, в том смысле, что надеется его в гробу увидеть. Я их всячески понимаю и поддерживаю…» – и дальше еще строк десять в том же духе. Илья прочитал текст еще раз и отправил его по назначению, получил уведомление почтового сервера, что письмецо доставлено адресату. Расплатился на выходе из интернет-кафе, сбежал с третьего этажа и уже на улице включил мобильник-запаску. Ждать, пока подъедет «тревожная группа», не стал – достало это жалкое зрелище, в печенках уже сидит, надоело – и направился к перекрестку. На светофоре зажегся красный, Илья остановился позади небольшой толпы, приготовился ждать. Телефон ожил через рекордные одиннадцать минут, и номер, как всегда, не определился. Илья выждал три гудка, ответил после четвертого.
– Мы готовы обсудить с вами условия…
Вот день сурка, ей-богу. Они что – автоответчик поставили? Что за методы, что за манеры, в конце концов?
– Валерке в жопу свои условия засуньте, – предложил Илья. – А потом мне расскажете, как все прошло. Тынский, это ты? Чему тебя только в академии ФСБ учили? Или ты не закончил? Недоучка, что ли?..
«Автоответчик» заткнулся, собеседник взял паузу, и она неожиданно затянулась. Илья уже решил, что разговор окончен, но «отбой» пока не нажимал, перешел через проспект и шел вдоль домов к метро, когда с «той» стороны снова заговорили:
– У меня диплом с отличием, если это важно. Имелись в виду ваши условия. Говорите, мы готовы к переговорам…
– А Валерка где? – перебил Тынского Илья. – Я тебе в прошлый раз что сказал? Говорить буду только с ним, а ты никто, и звать тебя никак. Слушай, давно хотел спросить – Гришину Наташку ты убил? Если забыл – напомню: ее на рельсах нашли, после того как товарняк по ней проехал. В состоянии алкогольного опьянения. Не товарняк, понятно, а Наталья. Она же хозяина твоего тогда на даче застала, с девочкой… Или ты не в курсе?
– А Валерка где? – перебил Тынского Илья. – Я тебе в прошлый раз что сказал? Говорить буду только с ним, а ты никто, и звать тебя никак. Слушай, давно хотел спросить – Гришину Наташку ты убил? Если забыл – напомню: ее на рельсах нашли, после того как товарняк по ней проехал. В состоянии алкогольного опьянения. Не товарняк, понятно, а Наталья. Она же хозяина твоего тогда на даче застала, с девочкой… Или ты не в курсе?
Снова пауза, собеседник получил очередную плюху и срочно ищет вариант ответа. Подождем, потерпим, метро рядом, здесь выход с кольцевой станции, народу полно, вэлкам, ищите – фиг найдете его в толпе.
– Может, обсудим это при встрече? При личной встрече, если вы не против? – предложил полковник. – Не очень удобно вести такие разговоры по телефону, надеюсь, вы понимаете, о чем я.
«Конечно, понимаю. Штук пять, если не больше, микрофонов пишут сейчас любое мое слово, любой вдох и выдох, как и твои, Тынский, кем бы ты ни был. И вот так, в присутствии подчиненных, пусть даже притравленных на человека, признаваться в убийстве – да тебе проще застрелиться или под поезд сигануть, под товарняк. Результат гарантирован, проверено…» Теперь молчал Илья. Отошел в сторонку от огромной тяжеленной двери, через которую под землю и обратно рвался поток пассажиров, осмотрелся, приглядываясь к толпе, к подходившим к остановке маршруткам и автобусам, к машинам, вставшим в плотной пробке, перекрывшей проспект. «Встретиться хотите, на меня посмотреть, себя показать? Ладно, уговорили…» В голове формировался уже смутный, с расплывчатыми пока контурами новый план. Основные наметки появились вчера, а сейчас понемногу начинают вырисовываться первые подробности.
– Условия хотел? Вот тебе мои условия – я согласен на встречу, если на нее приедет сам Меркушев. Доволен?
По молчанию в трубке не понять – рад Тынский пусть крохотному, но все же успеху, впрочем, оно и неважно.
– Где, когда? Назовите место и время, – моментально отозвался полковник. – Я передам ваши пожелания Валерию Сергеевичу, но ничего не могу гарантировать.
– А ты постарайся. Напрягись, мозги включи. И сделай все, как я сказал. Ибо велик Интернет, и денег у меня хватит, чтобы вашу кодлу на весь мир ославить. И не только Интернет, за границей полно желающих порыться в грязном белье поставщиков природных ресурсов. А у меня вашего дерьма… В общем, ты меня понял. Денька через два-три в это же время мне перезвони, я место назову, где вас ждать буду. Все, Тынский, вольно. – И выключил телефон, не слушая, что там абонент бубнит напоследок в трубку. – «Место и время» – перебьешься, чтобы я тебе заранее рыбное место назвал. Знаю место, тебе понравится…
Этот район Москвы Илья знал плохо, хоть и бывал тут частенько. Пролетал мимо в бронированном фургоне, в прошлой жизни, пока сопровождал ценные и особо ценные грузы, наведывался в филиал одного из крупных банков, обеспечивая инкассацию. Рядом громоздятся старые кирпичные девятиэтажки, между ними выходит на поверхность труба теплотрассы, чтобы метров через тридцать скрыться за забором. Здесь четыре зимы назад он впервые увидел Мишку, тот вылез из-под бетонных плит над толстой, в обмотке, трубой и, как звереныш, смотрел на людей в форме. Перепугался до смерти, юркнул обратно и больше не показывался. А утром после смены Илья вернулся сюда, подождал, окликнул выбравшегося на свет божий пацана, шагнул ему навстречу. Тот среагировал моментом – молча рванул вдоль трубы, вскочил на нее, подпрыгнул, уцепился за выступы в кирпичном заборе и перемахнул на ту сторону. Илья сгоряча бросился следом и оказался на кладбище – огромном, старом, заросшем, с жутковатого вида памятниками из белого когда-то мрамора, с надгробиями и склепами, в одном из которых и отыскали потом менты Мишку. Уже после того, как жить они стали все вместе, мальчишка признался, что на кладбище ему жилось хорошо, там было много добрых людей, они приносили ему еду и даже иногда давали деньги. Днем он промышлял среди могил, а ночевать ходил на теплотрассу, где отдавал местным обитателям дневную выручку, за что его не выгоняли на мороз, а разрешали спать в тепле. В общем, кладбище выигрывало по сравнению с детдомом, давало тому сто очков форы, но Илья это безобразие в тот же год прекратил. И вот снова жизнь делает круг, приводит его к одной из исходных точек, с которой предстоит стартовать.
Теплотрассу он обошел стороной, сразу направился к забору. Неплохо, совсем неплохо, чахлые кустики успели основательно разрастись и прекрасно скрывают за собой все, происходящее на трубе. И забор чертовски хорош собой, не забор – мечта налетчика. Постройка старая, затейливой архитектуры – с кирпичными выступами, идущими вдоль забора «лесенкой», одно удовольствие по ней подниматься, что Илья и проделал, в минуту оказавшись на верхней кромке ограды. Внизу все обстояло не так благополучно, теплотрасса здесь уходила под землю, поэтому прыгать пришлось почти с двух метров, но на траву и мягкий дерн. Тогда-то, зимой, в сугроб летел, задумываться некогда было, а вот сейчас надо присмотреться. Но приземлился Илья благополучно, огляделся – нет, пусто, только просматриваются невдалеке позеленевшие от времени и дождей ангелы и вычурные памятники, а живых никого, что сейчас тоже совсем неплохо. Чумное, немецкое – кто только не обрел здесь покой за двести с лишним лет. Иноземцы, дворяне, герои почти всех войн прошлых и нынешнего столетий, актеры, врачи, мошенники, ученые – Илья пробирался между оградами, читал еле различимые, слившиеся с поверхностью камня надписи, с трудом разбирал шрифт, вышедший из употребления больше века назад. Миновал мощный, едва ли не до половины ушедший в землю, покрытый лишайником и мхом склеп, вышел на посыпанную песком дорожку. Странное место – центр Москвы, а людей не видно, и тихо так, аж в ушах звенит, словно провалился к чертовой матери огромный город, провалился в преисподнюю, как ему и было многократно предсказано…
Но нет – появилась на горизонте первая живая душа, даже целых две – издалека вроде женского пола, одеты во все черное, волосы дыбом, курят, спорят о чем-то хриплым матом. Постояли, побросали окурки и потащились куда-то в сторону, пропали в оживших по случаю весны, опутавших надгробия и памятники зарослях. Дальше места пошли людные, навстречу попадались и посетители, даже иностранного происхождения – несколько раз Илья невольно выхватывал в разговоре заморскую речь и даже понимал обрывки сказанного. То ли могилы своих предков господа из Западной Европы искать приехали, то ли, наоборот, давно нашли и ведут к ним дрожащих от любопытства соотечественников. А сам шел, ориентируясь не по приметам, по наитию, искал коллектор, о котором говорил ему Мишка, через который пацан неоднократно лазил и выбирался у железнодорожного полотна рядом со станцией, где полно и терминалов, и вагонов, и составы на путях стоят длиннющие, с километр, если не больше. Звучало все это заманчиво, но нуждалось в проверке, поэтому Илья быстро шел по дорожкам, не обращая внимания на окружающие красоты. Проскочил воздушную беседку под небесно-голубым куполом, подивился размеру толпы, это сооружение окружавшей, и двинул дальше, раздумывая на ходу, что бы увиденное могло означать. Дорога шла под уклон, привела к овражку, на дне которого и обнаружилась зарешеченная труба. Пряталась она за особо жуткого вида полуразваленным склепом, ровесником самого кладбища, и, возможно, поныне хранившем в себе кости москвичей, умерших от чумы еще в шестнадцатом веке. Задумываться об этом Илья не стал, достал из рюкзака купленную накануне за копейки куртку, натянул ее поверх своей и боком пробрался между кем-то заботливо выдранным металлическим прутом решетки и бетонным боком коллектора.
Высокие ботинки пригодились, хоть воды на полу было и немного, зато хлама – хоть отбавляй. Стараясь не шуметь, Илья раскидывал с дороги что помельче, крупные завалы, например, из колес «КамАЗа» или холодильника, обходил стороной, обтирая курткой покрытые рисунками и надписями стенки коллектора. Свет померк, под ногами хлюпало сильнее, воздух стал влажным, запахло гнилой органикой. Глаза привыкли к полумраку, Илья перешагнул основательно обглоданный крысами собачий труп, невольно спугнув стайку грызунов. Те шарахнулись в темноту, из виду мигом исчезли их мерзкие голые хвосты, Илья чертыхнулся и пошел дальше, не забывая оглядываться. Нет, никто не последовал его примеру, под землю не полез, предпочитая осматривать могилы сверху. «Они же тут, рядом лежат…» По спине пробежал противный холодок, подвело желудок, и Илья невольно ускорил шаг. Ничего, он уже близко к цели, уже подрагивает «пол» и «потолок», уже слышен ритмичный грохот. Прав Мишка, станция близко, знать бы еще, чем он там занимался, паршивец… Даже думать неохота, что пацан бродил здесь один, зимой, и лет ему было меньше, чем теперь. Когда он снова в детдоме. И Лизка тоже. А Ольга…