Глава 5
Замкнутый космос
Он ошибся. Юрий Алексеевич не стал бы номером один, если бы делал что-то шаляй-валяй. Аномалия была закреплена как полагается – по предусмотренной схеме. И, значит, нужно было повозиться, чтобы освободить ее от крепления. Черт возьми, это требовало дополнительного времени, но вовсе не за счет отвязки ремней: стало невозможно отвертеться от необходимости проникнуть в оставленную Гагариным капсулу еще глубже, чем получилось сейчас. Но альтернативы не имелось. «Интересно, – несколько отрешенно размышлял Владислав Николаевич, – хоть кто-нибудь в ЦУПе выскажет правильную догадку, на каком этапе операции я потерял сознание? Никто наверняка не додумается до заклинившего люка, а уж тем более до слишком толстого скафандра, в котором я застряну». Перед тем, как несколько стравить воздух из многослойной резины, он горестно вздохнул.
Одновременно ему требовалось перекрыть вентиль поступления кислорода. Можно сказать, он собирался нырнуть на глубину в вакууме. Полный идиотизм, тем более он делал это не из капсулы наружу, а совсем наоборот. Однако на первом этапе все получилось неожиданно быстро. Разумеется, имелись трудности. В когда-то рассчитанном на Земле-маме варианте, в том, при котором он должен был прийти для спасения товарища, предусматривалось, что в «Кузнечике» в нужное время загорится внутреннее освещение. Да, именно, спасатель и спасаемый будут пожимать друг другу руки в крайнем случае при свете аварийной лампы. Сейчас все происходило совсем не так. Почему же, подумают некоторые, Юрий Алексеевич напоследок не мог включить всю иллюминацию? Но ведь «Кузнечик» не имел собственных солнечных батарей и не мог пополнить энергию извне. И, значит, режим экономии являлся навязанным свыше обстоятельством, то есть намечался на уровне законов природы. Включение кабинного освещения дистанционно, с борта «Зонда-9», не предусматривалось. Вот внешние «габариты» задействовать было можно. Это Волков сделал еще на этапе сближения, ибо при всей радарной умности не мешало иметь визуальную подстраховку. К тому же она крайне пригодилась в фазе первичного вакуумного штурма.
Зато сейчас, в процессе проникновения в капсулу, Волков оказался развернут не той стороной. Или не в ту сторону. (Как тут правильно выразиться? Те, кто ни разу не надевал скафандр, не поймут всей специфики.) Из этого положения было удобно отсоединять загнанную в свинцовый ящик Аномалию, но вовсе невозможно включить плафоны освещения. И значит, приходилось дальше и дальше сажать батарею прикрепленного к плечу фонаря. В низкотемпературном вакууме она садилась невероятно быстро, хотя, если разобраться, почему? Вакуум – ничто. Он не обладает никакой теплопроводностью, он, по сути, – идеальный изолятор. Тем не менее он отсасывал энергию. Где-то здесь у физиков не сходились концы, однако Владиславу Николаевичу не становилось от этого легче.
Он уже раскрутил три из четырех болтов, когда понял, что воздух в легких закончился. Требовалось срочно открывать вентиль. Если бы сейчас далекие наземно дежурящие медики могли следить за его дыханием, им бы самим поплохело. Возможно, он бы продержался еще сколько-то секунд, но хватит ли потом времени нащупать спасительную трубку? Скафандр снова распух, но места сейчас было вдоволь, и он продолжил вращение крепящих элементов. Можно было радоваться тому, как все здорово получилось хоть на этом этапе. Ведь известно, что русские болты иногда поддаются только кувалде. (Весьма любопытно представить работу с ней в невесомости.) Сейчас инженеры-разработчики не подвели, и окончательно далекий Юрий Алексеевич не перестарался, закрепляя эту таинственную штуковину, из-за которой они попали на Луну на два-три года ранее планируемого срока. Волкову некогда было хитро складировать раскрепощенные гайки. Пока он возился с ремнями, все четыре выясняли для себя планируемо долгосрочные орбиты вокруг его головы. «Я не дам вам такой возможности, – подумал он с внезапно накатившимся весельем, – летайте тут сами по себе. Адью!»
Он уже освободил ремни и легко стронул с места ящик с Аномалией. «Великая вещь – невесомость, – размышлял он, снова вдыхая, перед новым стравливанием воздуха. – Вряд ли я сумею сдвинуть эту штуку на Земле». Весьма вероятно, в этом мире почти истребленного кислорода ему удавалось заглядывать в щель будущего. Он дернулся назад, точнее, вниз, в летящую под ногами масштабность лунной карты. Но практики работы в невесомости у него было еще кот наплакал. Движение оказалось слишком резким. Он ударился обо что-то ногой. Удар не был болезненным: в этом мире ликвидированного веса плавность и упругость держали все под контролем. Однако Волкову на мгновение показалось, что он зацепился. Он снова резко дернулся. Не рассчитал. Врезался во что-то плечом. Совсем не почувствовал этого, даже не заметил. Зато фонарь внезапно потух.
По сути, в этом не было ничего страшного: вокруг не присутствовало атмосферы, и фонарик не рождал привычную комфортность медленно сходящей на нет плотности света по краям. Здесь даже не было никакого конуса с резко обрубленными гранями – просто пятно высвеченных предметов впереди, и все. Однако, несмотря на свою мелочную комфортность, это пятно, оказывается, производило психическую связку с отдаленной на четыреста тысяч километров цивилизацией. И не просто техногенной, а вообще цивилизацией. Нельзя забывать, что человек, забравшийся в заполненную вакуумом капсулу, уже много часов был предоставлен сам себе, а последнее время вообще оказался отрезан даже от самой возможности общения. Кроме того, в текущие секунды он дышал тем, что могли заглотнуть легкие загодя.
Он дернул руку к погасшему фонарю. Нащупал. Кручение и щелканье ничего не дали. Он понял, что останется в этой темной, абсолютно мертвой гробнице навсегда. Он снова толкнул что-то ногами, или это показалось – все здесь было такое пушисто-мягкое. Но каждое движение здесь, даже без касания внешних вещей, имело инерционные последствия. Без опоры или реактивного момента не получилось бы сдвинуть себя в сторону хоть на микрон, но вот относительно вращения – всегда пожалуйста. Паника, а возможно, и нулевая плотность пригодной к усвоению концентрации кислорода давно заставила бросить счет улепетывающим куда-то в бездну секундам. Он снова дернулся, уже не сознательно – интуитивно – нащупывая волшебный вентиль. Что-то, а скорее кто-то темный и страшный перехватил его руку. Это было уже слишком. Волков заорал.
Если бы радио доносило его голос до ЦДКС, те, кто постарше, начали бы шарить по карманам в поисках валидола.
Глава 6 Акция прикрытия
– Над Луной наш корабль, – пояснил свою мысль будущий маршал Советского Союза Устинов. – К тому же, как вы утверждаете, Мстислав Всеволодович, самый совершенный в мире. Не кажется ли абсурдным в этих условиях, что наш советский человек все-таки должен погибать?
– Вот именно, – шевельнулся в кресле Генеральный секретарь. – И не просто советский человек, а еще и первый в мире космонавт! Гражданин Вселенной!
Академику Келдышу захотелось улыбнуться. То, что предлагало верховное начальство, полностью отвечало его собственным планам. Он сдержался, притушил сияние глаз, ибо это не соответствовало трагичности момента.
– Уважаемые товарищи, не только как первое ответственное за освоение космоса лицо, но просто как коммунист, я полностью разделяю ваши тревоги и вашу позицию. Более того, я уверен, что наши космические странники будут просто признательны за разрешение посадки на естественный спутник Земли, а уж тем более за право спасения своего товарища. Хотя, понятное дело, на текущий момент они не имеют никакого понятия о полете «Зонда-9».
– В наших героях мы не сомневаемся, Мстислав Всеволодович, – уставил в Келдыша свои увеличенные очками зрачки генерал-полковник. – Мы понимаем, что их только успевай сдерживать: наш отряд космонавтов всем скопом пойдет на смерть, если это понадобится Родине. Однако партия в нашем лице требует от вас полного осознания ответственности. Ответьте нам со всей прямотой, способен ли наш «Союз-11» произвести предлагаемую спасательную операцию без сучка и без задоринки?
– Может ли наша доблестная ракета не только сесть, но еще и взлететь из этого кратера? – хмуря свои знаменитые брови, уточнил Леонид Ильич Брежнев.
Различные вариации сверхсжатых и самых развернутых ответов-лекций пронеслись в голове президента Академии наук СССР в максимально ускоренной перемотке. Но в общем-то он нисколько не волновался, так же точно, как никогда ранее не волновался на экзаменах – он всегда знал материал на «пять», а чаще всего на «шесть».
– Товарищи, я со всей ответственностью заверяю партию и правительство, что «Союз-11» – самый совершенный в мире лунный корабль – с успехом выполнит возложенную миссию. Только… – академик на секунду запнулся. Но это был специальный, мгновение назад продуманный ход. Он сработал, ибо все восседающие за столом перестали дышать и впились глазами в дважды Героя Социалистического Труда.
– Не мучайте нас, Мстислав Всеволодович, – не выдержал Брежнев. – Мы люди военные – не ученые. Говорите без обиняков.
– Если бы это была простая экспедиция, ее можно было бы начать когда угодно. Хоть через неделю: в нашем корабле хватит и энергетических и воздушных запасов. Однако нам нужно спасать человека, попавшего в безвыходную ситуацию. Команду на подготовку к старту нужно переслать немедленно.
– Это само собой разумеется, – согласился Устинов, совсем не моргая под своими толстенными линзами.
Брежнев неторопливо кивнул.
– Кроме того, – продолжил будущий министр обороны, – посадка и взлет «Союза» послужат маскировке. При соответствующей радиоигре мы введем нашего потенциального противника в заблуждение.
– Американцы, товарищ Келдыш, никаким образом не догадаются, на каком из кораблей в действительности помещена эта самая Аномалия, – пояснил Леонид Ильич. – Мы обведем президента Никсона вокруг пальца.
Президент Академии наук не изменился в лице, хотя именно в этот миг до него дошли истинные цели посадки. Незапланированный подвиг Гагарина послужил прекрасным спусковым механизмом для осуществления акции прикрытия. Получалось, что к принятию решений окружающих правителей гонит сама судьба, а не предусмотренный план. Цепь событий позволяла ускользнуть от ответственности не только перед другими, но и перед собой. Кроме того, сами производимые в космосе действия приобретали не предусмотренную ранее законченность и красоту.
Глава 7 Задача
Корабль, производящий сейчас маневры в окрестностях Луны, отличался от идущего по другой орбите «Зонда-9» принципиально. И даже от наматывающего витки американского «Аполлона-13» он отличался не меньше. Это было нечто совершенно новое. Казалось, что этот корабль выскочил прямо из фантастических книг. В какой-то мере так и было. Этот волшебный корабль, совершающий в настоящее время облет естественного спутника, построило государство, объявившее о своем существовании только полвека назад. Сравнительно со старыми перечницами, поделившими мировую арену, оно являлось бабочкой-однодневкой, однако то, что оно дерзало осуществлять, вызывало у империй-долгожительниц зубочелюстную боль. Корабль, носящий стандартное название «Союз», был, разумеется, совершенно не обычной системой. Он превосходил по любым параметрам все доселе применявшиеся для полетов на Луну комплексы. Он мог находиться на поверхности до четырнадцати суток, то есть его экипаж был способен проводить на Луне долговременные плановые исследования. То, что «Союз-11» мог, стартовав с Луны, отправиться на Землю без всяких промежуточных стыковок, являлось огромным шагом вперед, примерно равным тому, что произойдет через десятилетие, когда появятся многоразовые космические системы. Да и вообще, корабль обеспечивал полет и посадку на небесное тело трех космонавтов одновременно. Виной тому, что сейчас их наличествовало два, был случай.
Еще? Представьте, этот великолепный корабль являлся первым, на котором космические путешественники готовились совершить посадку на Селену, сидя в удобных, подогнанных по фигуре креслах. Что здесь удивительного? Извините! До этого даже в «Аполлонах» экономия горючего заставляла астронавтов перемещаться в пространстве стоя. Естественно, они облачались в мягкие изнутри скафандры и вокруг царила невесомость, но, согласитесь, человек все-таки не птица и со времен появления самолетов он привык летать сидя. Тем более когда посадочный модуль, в коем ты помещен, вращается и опрокидывается согласно командам бортовой ЭВМ. Приближающаяся Луна может в один момент валиться на голову, а через минуту накатываться сбоку. Любоваться всеми этими переворачиваниями перспективы лучше все-таки в креслице, пристегнувшись прочно ненавязчивыми ремнями.
Сейчас корабль, который по совсем недавним инструкциям уже и не собирался садиться, получил новые шифрованные указания.
– Нам повезло, – доложил напарнику-командиру Виктор Иванович Пацаев, дешифровав сообщение из ЦДКС, – мы все-таки попадем на Луну. Правда, я не слишком понял задачу. Поясните, что значит: «Там вы должны будете подобрать нашего, хорошо известного вам человека»? Это аллегория или так и есть? Разве на Луне уже были или есть наши? Сделать запрос, товарищ подполковник?
– Не надо, – сказал Георгий Тимофеевич Добровольский, внешне сохраняя безразличие, но в душе тоже удивляясь. – Я думаю, в ближайшее время нам все подробно распишут.
В данном случае он прямо-таки зрил в будущее. Сказывался жизненный опыт. Хотя Добровольский был всего на пять лет старше бортинженера и также совершал свой первый в жизни космический полет, он являлся военным и потому прошел гораздо более серьезную, хотя и несколько однобокую школу жизни.
Через некоторое время на борт пришло новое, достаточно подробное сообщение. Снова произвелась дешифровка, и космонавты получили некоторое, относительно правдивое представление о произошедших на Луне событиях. Надо сказать, что, поскольку «Союз-11» находился на более высокой ступени развития по сравнению с «Зондом-9» и обладал относительно большей энергетической свободой, это сказалось даже на таких «мелочах», как средства связи с Землей. Например, в нем имелась небольшая, но отдельная вычислительная машина для шифровки приходящих и отправляемых сообщений. Кстати, за счет спланированной заранее смены кодов американские средства радиоразведки до сих пор не смогли прочесть ни одной радиограммы, пересылаемой с борта «Союза-11». По большому счету, они до сей поры сомневались, является ли новый корабль русских пилотируемым или все-таки роботизированной системой. Это было явное достижение СССР в деле камуфляжа своих намерений.
– Странно, что мы не наблюдали «Зонд», – удивился командир корабля Добровольский. – Если он садился в кратере Лемонье, мы должны находиться с ним примерно на одной орбите. Тем более, он гораздо примитивней и имеет над Луной стыковочный модуль.
– Не обязательно, Георгий Тимофеевич, – пожал плечами бортинженер. – Над этой же точкой Луны можно пройти по достаточно большому количеству орбит. Разумеется, имеются более или менее оптимальные. Но даже временной разницы в старте достаточно для рассогласования. Помимо того, он может находиться с другой стороны планеты.
– Может быть, может быть, Виктор, – кивнул подполковник авиации Добровольский. – Что ж, давай рассчитаем, во что обойдется наш новый маневр в плане горючего.
– Приступаю, Георгий Тимофеевич, – шутовски приложил руку к голове Пацаев и, сделав кувырок в воздухе, подлетел к пульту ЭВМ. – Проверим расчеты Центра.
Глава 8 Опочивальня
Если бы принц из сказки Андерсена искал свою принцессу на Луне, ему бы никак не удалось отселектировать ее с помощью теста на чувствительность посредством подсовывания в перину горошины. Видите ли, на Луне очень мягко. Разумеется, не за счет слоя растолченной метеорами пыли, а из-за малой силы тяжести. Так мягко, что даже когда вы сидите на грунте в многослойном скафандре, ощущения сходны с возлежанием на пуховом матрасике. Так что спать, если хочется, вполне получается. Сон – штука полезная. Нетворческим натурам он помогает без скуки преодолевать очередные вехи жизни. Творческим – делать перерыв, зарядку батарей мозга наработанной за период бодрствования информацией. Поскольку процесс зарядки логико-биологических батарей штука сложная, в период наращивания нейронных соединений возможны всякие сбои. Когда коррекции подсознания не хватает, оно вынуждено дергать из небытия высшие инстанции. Сознание выбирается из своего тайного логова, начинает частично, урывками, командовать протекающими процессами. Это состояние принято называть дремой. Эдакая полусон-полуявь.
Примерно в таком качестве и протекал сон Юрия Алексеевича Гагарина. Ибо, несмотря на всю летно-космическую накатку и долгое психическое привыкание к опасности, сложная биологическая машина его не слишком массивного тела не желала мириться со скорым коллапсом индивидуальной вселенной. Она продолжала искать не существующий в реальности выход. И потому насладиться сном в полной мере не удавалось. Тревожили, заставляли распахивать веки глупые внутренние поводы. И тогда зрачки впитывали вовнутрь пустоту окружающей суперпустыни, равной которой по статике нет на Земле нигде, даже в сердце убитого льдом материка – Антарктиды, а уж тем паче не сравниться с ней пышущей жизнью Сахаре. Поводы для побудки были мелки. То надоедала оттягивающая губу трубочка «сокопровода». Выплевывать ее в сегодняшних обстоятельствах не рекомендовалось. Мало ли что? Вот сейчас только выплюнешь, тут же захочется пить, причем чем дальше – тем нестерпимее. Закон подлости в полной мере. А ведь в безвоздушном окружении – палец под стекло не засунешь. Так и будешь выпячивать губы в желании, покуда они не пересохнут, а сам ты не свихнешься от жажды. Потом, когда через сотню-другую лет твою подсушенную Солнцем и выхолощенную морозом мумию найдут, ленточка языка все еще будет свисать. Сплошная непристойность – такое даже не получится показать по телевизору восхищенным старинным подвигом потомкам.