Йонгден понесся ко мне со всех ног, пока я отряхивалась и счищала снег со своей сумки. Убедившись, что я не ушиблась, он шутливо поздравил меня с мастерски, хотя и не по своей воле проделанным спуском. Во всяком случае, благодаря этому происшествию мой путь значительно сократился и, самое главное, к моему юному спутнику вернулось хорошее настроение. Что за смутное предчувствие омрачило на миг его всегда жизнерадостную и беспечную душу? Я умолчу об этом и скажу лишь, что вскоре нам предстояло пережить довольно драматические события.
Облик местности, представшей перед нами за перевалом Айгни, свидетельствовал, что мы вступаем в край, резко отличающийся от только что покинутого. Воздух стал влажным, почва — топкой и местами заболоченной. Повсюду лежал снег: большие пятна белели на жухлой траве, а в оврагах скопились целые сугробы. У докпа, пасших скот на здешних пастбищах, не было причин жаловаться на засуху, в отличие от их собратьев с другой стороны горы.
Вскоре мы вошли в лес; река, зарождавшаяся ниже перевала, продолжала спокойно струиться по узкой долине, переходившей в обширные высокогорные пастбища. За ними мы увидели вход в другую долину и без труда поняли, что она поднимается к перевалу, засыпанному снегом, о котором нам говорили докпа. Отсюда брал начало более крупный водный поток, чем тот, вдоль которого мы следовали, и две реки, слившись воедино, спускались по третьей долине к По-мед. Оттуда, вобрав в себя множество притоков, они устремляются в сторону Йесру-Цангпо, а затем понесут в Индийский океан растаявшие снега могучих горных хребтов, по которым мы шли.
Таким образом, мы добрались до истоков Полунг-Цангпо, верховья которой до сих пор не исследованы. Я только что видела, как рождалась эта река, и обнаружила место, где в нее вливается другой поток. Приходилось довольствоваться этим, так как необычные условия моего путешествия позволяли мне лишь поверхностно обследовать неизведанные края. Однако я испытывала большое желание продолжать двигаться в сторону открывшейся перед нами долины.
Не надеясь добраться по этому склону до вершины перевала, возвышавшегося над долиной, я хотела попытаться дойти до истока начинавшейся под ним реки или хотя бы до прилегающей к нему местности.
Решив снова подняться на гору, с которой мы спускались, я коротко изложила свой план Йонгдену.
Он был еще более немногословен и сказал только:
— Сейчас пойдет снег, а у нас почти нет съестных припасов.
Эти слова заслуживали того, чтобы к ним прислушаться.
Снег?.. Я его не боялась. Развязав котомки и проверив их содержимое, я согласилась с ламой, что еды нам хватит всего на три трапезы. Такое количество можно было растянуть на три дня. Мы пришли в эти пустынные просторы не для того, чтобы объедаться, и, кроме того, не собирались обосновываться в горах навсегда. Беглый осмотр местности удовлетворил бы мое любопытство и позволил бы собрать некоторые сведения для тех, кто заинтересуется неисследованными землями По-юл.
— Итак, вперед!
Снегопад начался на закате. Поначалу редкие снежинки, словно белые бабочки, порхали среди сумрачных деревьев, но мало-помалу снег усилился и стал падать большими мокрыми хлопьями отвесно и равномерно. Это был один из тех затяжных неторопливых снегопадов, что случаются в пору затишья; они окутывают высокие вершины белоснежными шапками и засыпают долины сугробами.
— Давай поставим палатку, — сказала я Йонгдену, — разведем внутри костер и приготовим чай.
Необходимо было подкрепиться: мы ничего не ели со вчерашнего дня.
Сухой древесины оказалось мало, и нам пришлось потратить много времени, чтобы собрать под деревьями достаточное количество хвороста. Торопливо проглотив свой скудный ужин, мы немедленно выбросили головешки наружу, так как от их тепла начал таять снег на тонкой хлопчатобумажной крыше палатки и на наши головы хлынул настоящий ливень.
Вскоре стало ясно, что посохи странников, которые мы использовали как подпорки, не смогут долго выдерживать тяжесть снега, быстро скапливавшегося на крыше. Эти палки были нам очень нужны, и мы не могли допустить, чтобы они сломались. Поэтому мы соорудили себе возле скалы укрытие из одной ткани, положив на края палатки несколько камней. Проделав это, мы залезли под нее и тут же уснули.
Я проснулась от невыносимой духоты и попыталась встать, но при первом же движении уткнулась головой в крышу. Сразу же стало ясно, что крыша прогнулась под тяжестью снега, грозя похоронить нас заживо.
Наше положение не было критическим, так как масса, давившая на палатку, не была еще слишком большой, но все же следовало поскорее выбраться наружу, пока укрытие окончательно нас не придавило.
Я растолкала Йонгдена, спавшего крепким сном. Он понял, что произошло, без моих разъяснений.
— Поворачиваемся осторожно на живот, — скомандовала я, — затем дружно встаем и толкаем палатку спинами… Вы готовы?.. Начали!..
Мы оказались на свободе, но чувствовали себя неуютно: снег продолжал падать, и нечего было даже пытаться создать себе новый кров, ибо нас тут же засыпало бы снова. Времени на отдых не было; мы снова двинулись в путь и шли весь остаток ночи и следующее утро, но далеко не продвинулись. Во-первых, рыхлый и уже глубокий снег затруднял движение, и, кроме того, под сугробами таился предательский лед, образовавшийся от первоначального слоя снега, который сначала частично растаял, а затем снова замерз. Мы скользили как по катку и после нескольких часов такой ходьбы почувствовали себя разбитыми.
Около полудня нам посчастливилось обнаружить са фуг[119], и это нас очень обрадовало.
Мы немедленно обосновались в пещере, а также развесили палатку как полог, зацепив ее за корни, торчавшие над нашими головами. Нам не из чего было развести костер, ибо редкие карликовые кусты, которые еще росли на этой высоте, стелясь по земле, скрылись под снегом. Мы съели несколько горстей тсампа, запивая снегом, который растапливали во рту, а затем провалились в сон, обессилев после двух почти бессонных ночей, и проспали до рассвета. Утром снег все еще продолжал идти. По сугробам, которые намело перед нашим доисторическим жилищем, было ясно, что он падал всю ночь.
Тем не менее я решила попытаться обследовать эту часть долины и подняться на гору, насколько возможно, оставив вещи в пещере, чтобы чувствовать себя свободнее. Мы забрали бы их на обратном пути, так как в любом случае нам пришлось бы вернуться назад, чтобы спуститься к селениям.
В этих пустынных краях, да еще на заметенных снегом дорогах, можно было не бояться воров.
Когда мы вышли из пещеры, снег медленно, но неумолимо кружился; в общей сложности снегопад продолжался уже более сорока часов. Мы наткнулись на непреодолимые препятствия наподобие тех, что я видела на обратной стороне склона; стало невозможно двигаться по низине. Тогда я забралась на соседний косогор, откуда разглядела сквозь зыбкую пелену белых хлопьев невысокие волнистые плоскогорья или очень пологие склоны, поднимавшиеся к вершинам. Однако я предположила, что снег выровнял почву и изменил облик местности. Все альпинисты знают, как зима искажает линии горных пейзажей, так что кряжи, которым снежный наряд придает округлые формы, летом являют взору острые выступы и неприступные пики.
Не без труда спустившись со своей наблюдательной вышки, я направилась туда, где, по моему мнению, на дне неглубокого ущелья прятался источник, впадающий в реку, протекавшую по главной долине. Я устремилась к этой цели, но внезапно за моей спиной послышался крик. Оказалось, что Йонгден решил сократить путь и упал в овраг. К счастью, яма была неглубокой, но с почти отвесными стенками, по которым было нелегко спуститься вниз. Прошло несколько минут, прежде чем я добралась до своего несчастного спутника.
Он лежал в потрепанном монашеском одеянии на снегу, где алели капельки крови, словно позируя для некой трагической картины.
— Ничего страшного, пустяки, — тотчас же произнес лама, желая меня утешить. — Видимо, я стукнулся головой о выступ скалы и содрал немного кожу, но, похоже, у меня нет серьезных повреждений, так что не пугайтесь. Удар лишь слегка оглушил меня.
Йонгден попытался встать, но у него вырвался стон; он побледнел и пробормотал, закрыв глаза:
— Ох! Моя нога!..
Он снова попробовал подняться, и снова ничего не вышло.
— Я не могу, — сказал Йонгден со слезами на глазах, видимо от боли, — я не могу держаться на ногах.
Мне стало страшно. Неужели он сломал ногу?.. Что же мы будем делать одни в этой глуши, без еды, и вдобавок снег продолжал прибывать с каждым часом.
Я сняла с юноши сапог и осмотрела его ногу. Оказалось, что кости целы. Мой спутник лишь вывихнул лодыжку и ушиб колено. Какой бы сильной ни была боль после несчастного случая, риска для жизни или здоровья пострадавшего я не видела. По крайней мере, в населенной местности ему ничто бы не угрожало, но здесь…
— Ох! Моя нога!..
Он снова попробовал подняться, и снова ничего не вышло.
— Я не могу, — сказал Йонгден со слезами на глазах, видимо от боли, — я не могу держаться на ногах.
Мне стало страшно. Неужели он сломал ногу?.. Что же мы будем делать одни в этой глуши, без еды, и вдобавок снег продолжал прибывать с каждым часом.
Я сняла с юноши сапог и осмотрела его ногу. Оказалось, что кости целы. Мой спутник лишь вывихнул лодыжку и ушиб колено. Какой бы сильной ни была боль после несчастного случая, риска для жизни или здоровья пострадавшего я не видела. По крайней мере, в населенной местности ему ничто бы не угрожало, но здесь…
Йонгден, как и я, осознавал, в какое трудное положение мы попали.
— Постарайтесь выбраться из оврага с помощью коленей и рук… как сможете, — сказала я, — а я вас поддержу. Затем попытаюсь вас нести. Мы должны вернуться в са пуг, и там посмотрим, как быть дальше.
Несмотря на все мое желание, мне не удалось уйти далеко: у меня не хватало сил, чтобы двигаться с такой тяжелой ношей по снегу, под которым таились ямы и камни, о которые я спотыкалась на каждом шагу.
Йонгден неохотно подчинился моему решительному приказу и позволил себя нести. Затем он попробовал идти сам, опираясь на мое плечо и свой посох. Он едва волочил ноги, останавливаясь на каждом шагу, и капли пота стекали ему на лоб из-под ламаистской шапки. Мы добирались до пещеры несколько часов.
В пещере я растерла распухшую лодыжку бедного Йонгдена и перевязала ее его поясом. Больше я ничем не могла ему помочь.
Как и накануне, у нас не было огня, и мы дрожали, лежа на промерзшей земле. Снег, которым мы утоляли жажду во время пути, и ледяная вода, выпитая за обедом, усугубляли мучительное ощущение внутреннего холода. И все же, если бы не тревога за сына, наше незавидное положение показалось бы мне не лишенным прелести. Чары этой ночи в глубине девственных гор были настолько сильными, что я позабыла о своих опасениях, а также о физической усталости, которая начинала сказываться. Долго, почти до самого рассвета, я неподвижно сидела, наслаждаясь одиночеством среди полной тишины и покоя этого сказочного заснеженного края, отрешившись от всех забот и погрузившись в неизъяснимое блаженство.
Немного подремав, я открыла глаза и первым делом увидела Йонгдена. Он стоял на одной ноге, прислонившись спиной к земляной стене и опираясь на посох. Его поза напомнила мне некоторых духов, которых изображают на сводах даосских пагод, и при других обстоятельствах я бы рассмеялась, но бедный парень выглядел расстроенным.
— Я не могу идти, — произнес Йонгден, — я уже несколько раз пытался, но это невозможно.
Его щиколотка сильно распухла, и стопа была немного искривлена. Мы были вынуждены остаться.
В течение нескольких часов мы обсуждали свои дальнейшие действия. Я предложила Йонгдену остаться в пещере с вещами и питаться тсампа, которая еще была у нас в запасе, а я тем временем отправилась бы за помощью в деревню. Мой сын сомневался, что крестьяне захотят утруждать себя, чтобы прийти на выручку двоим нищим; кроме того, было опасно показывать им деньги и предлагать приличное вознаграждение за хлопоты — это могло бы привести к еще более досадным последствиям.
Возможно, Йонгден проявлял излишний пессимизм по отношению к жителям По, но он руководствовался не только этими соображениями. Мы не подозревали о том, какое расстояние отделяет нас от ближайшей деревни, и лишь приблизительно представляли дорогу, которая туда ведет. Несколько дней назад, спускаясь с перевала Айгни, мы заметили три тропы, но, скорее всего, теперь их засыпало снегом.
Что будет, вопрошал Йонгден, если я собьюсь с пути и мне придется блуждать среди снегов без пищи? А если вдобавок со мной произойдет несчастный случай, подобный тому, что сделал его неподвижным, и у меня не хватит сил, чтобы добраться до цели?
Как бы мой сын ни сгущал краски, нельзя было отрицать, что опасности, о которых он предупреждал, существуют. Меня охватывал неописуемый ужас при мысли, что я должна оставить своего бедного спутника одного в пещере, где ночью на него может напасть какой-нибудь голодный зверь: волк, медведь или леопард — и он совершенно беззащитен перед ними.
Время шло, а мы все продолжали строить планы, от которых тут же отказывались. В конце концов я решила спуститься в долину, чтобы убедиться, не зимуют ли там докпа, и вернуться в тот же вечер в пещеру, если пастухи не захотят перенести ламу к себе.
Я шагала целый день, встретила два опустевших стойбища, но там не оказалось ни души. Мне было жаль возвращаться со столь неутешительными известиями к сыну, который ждал меня, дрожа от холода.
Насколько лучше было бы нам в какой-нибудь хижине, где по крайней мере можно согреться у огня. Я обязана любой ценой найти что-нибудь, из чего мы сможем развести костер. Но как это осуществить? У меня не было ни сумки, ни тряпицы, куда положить сухой навоз, чтобы он не отсырел за время пути; для этого требовался кусок толстой шерсти. Я сняла с себя нижнюю юбку из плотной саржи тибетского производства, завернула в нее топливо, завязала узелок своим поясом и, взвалив его на спину, повернула обратно.
Возвращение было трудным. Снег шел непрерывно, и мое легкое китайское платье — единственная одежда, которая на мне осталась, — тотчас же промокло; мне казалось, что я принимаю ледяную ванну. Стало темнеть, а я находилась еще далеко от са пуг. Я не могла заблудиться, так как все время следовала вдоль реки, но в темноте трудно было разглядеть пещеру, расположенную на довольно большом расстоянии от берега. В конце концов я задумалась, следует ли продолжать подниматься по долине или пора поворачивать обратно. Я собиралась позвать Йонгдена, но тут заметила огонек чуть повыше того места, где остановилась, чтобы оглядеться, и поняла, что лама решил указать мне дорогу и зажег восковую свечу, которую мы хранили в одной из котомок.
— Я чуть не умер от страха, — сказал он, как только я вошла в пещеру. — Когда стемнело, а вас все не было, я стал воображать всякие ужасные вещи.
Огонь, который мы поспешили развести, и горячий чай, сдобренный тсампа, придали нам бодрости, хотя, в сущности, наше положение ухудшилось.
У нас оставалось лишь две-три чайные ложки тсампа и немного чая, а мы по-прежнему не знали, далеко ли до ближайшего селения и ведет ли туда прямая дорога; кроме того, Йонгден все еще был не в состоянии идти.
— Не беспокойтесь обо мне, жетсунема, — сказал мне лама, когда я обсушилась у огня. — Знаю, что смерть вас не пугает. Я тоже ее не боюсь. Я долго массажировал днем ногу и теперь собираюсь поставить горячие компрессы. Вероятно, завтра смогу двигаться, в противном случае вы уйдете одна и постараетесь спастись. Не вините себя за то, что со мной случилось; причина всего, что с нами происходит, таится в нас самих. Этот несчастный случай является следствием речей и поступков, совершенных мной, моим телом или духом[120] в этой жизни либо в предшествующих воплощениях. Ни боги, ни люди, ни демоны в этом не виноваты. Жалобы нам не помогут. Поэтому давайте спать…
И мы оба заснули крепким сном, а снег все валил и валил…
На следующее утро Йонгден смог держаться на ногах. Я связала наши котомки в один узел, взвалила его на спину и, поддерживая юношу, продолжила свой путь. Не стоит и говорить, что мы двигались со скоростью улиток. Когда мы вошли в лес, я срезала довольно прямую ветку, прикрепила к одному из ее концов кусочек дерева, обмотала его пустым мешком из-под продуктов и вручила этот самодельный костыль своему спутнику, чтобы он мог обходиться без моей помощи.
Обследовав накануне местность, я пришла к выводу, что долина постепенно сужается, и это вызвало у меня опасение, как бы в конце концов она не стала непроходимой. Тропа, поднимавшаяся по лесистому склону, которую я заметила, когда мы спускались с перевала Айгни, внушала мне больше доверия. Она удалялась в сторону от дороги, по которой мы шли через пастбища, и, как я полагала, вилась параллельно реке. Возможно, дорогу проложили гораздо выше уровня реки именно потому, что внизу не было прохода.
Мы наверняка сумели бы отыскать тропу, не возвращаясь окольными путями на то место, где я ее обнаружила, но Йонгден не мог карабкаться по крутым склонам и пробираться через чащу — ему было трудно шагать даже по ровной дороге.
Поэтому нам пришлось вернуться назад и пройти большое расстояние, прежде чем мы отыскали тропу, отчетливо видневшуюся между деревьями.
Погода наконец прояснилась, и, если бы не сугробы, которые намело за двое с половиной суток, и мои переживания за Йонгдена, старавшегося идти из последних сил, эта прогулка показалась бы мне восхитительной.
Местность радовала взор прекрасными высокогорными пейзажами; по-видимому, здесь было особенно чудесно весной и в конце лета, после сезона дождей. К сожалению, новая неприятность помешала мне полностью погрузиться в созерцание окружающих красот. Утром, выходя из пещеры, я обнаружила дыру в подошве своего сапога. За несколько часов дыра сильно расширилась и уподобилась зияющей пасти сказочного чудовища, челюсти которого то открывались, то смыкались при ходьбе. Второй сапог был отнюдь не в лучшем состоянии[121], и каждый шаг причинял мне ужасные страдания. Недавно выпавший снег обжигает тело, отчего образуются язвы, и тибетские горцы, чью кожу трудно назвать нежной, всячески пытаются избежать соприкосновения с ним.