Я уступила, признав его правоту. Раз нельзя было разбить лагерь отдельно, поблизости от людей, оставалось попросить у кого-нибудь приюта. Тут-то мы лучше познакомились с гостеприимством обитателей По.
Когда мы подошли к ближайшей усадьбе, нас увидел юный пастух. Он тотчас же бросил своих животных и помчался к дому, чтобы предупредить хозяев о нашем приближении. В тот же миг двери и окна захлопнулись, как по мановению волшебной палочки, и никто не ответил на наши призывы. Вся эта сцена была разыграна столь стремительно и от нее веяло таким простодушием, что я едва удержалась от смеха. Однако моему персонажу не пристало веселиться при подобных обстоятельствах, поэтому я состроила огорченную мину и направилась к другой усадьбе.
— Мы напрасно выбрали такой убогий дом, — сказал мне Йонгден, когда мы отошли от усадьбы. — Наверное, живущие в нем люди сами недоедают и боятся нищих, потому что не могут ничего им дать. Но они делают вид, что не слышат просьб о помощи, ибо тот, кто отказывает странствующему ламе в подаянии, совершает очень дурной поступок. Вы заметили, как ловко они закрыли двери и ставни, даже не выглянув на улицу? Возможно, один из них сказал другим: «Ба, вот еще один бездельник из тех, кто подделывается под лам-нескорпа, чтобы обмануть слишком доверчивых хозяев».
Таким образом эти хитрецы надеялись избежать греха. Разве они не ведали, что настоящий лама стучится в их дверь? Какая великолепная уловка!
Мы решили попытать счастья в другом месте.
В доме шугпо[128] не стали закрывать двери и окна, но пять больших собак окружили нас с яростным лаем, показывая клыки. В то время как я удерживала их на расстоянии при помощи своей палки, окованной железом, Йонгден взывал к милосердию, стараясь перекричать лай собак.
Сначала никто не отозвался, затем на плоской крыше стойла показалась молодая женщина и задала нам множество вопросов, даже не подумав унять собак. Йонгден отвечал ей с ангельским терпением, а я продолжала сражаться с животными. Наконец, удовлетворив свое любопытство, женщина вернулась в жилые покои на втором этаже, чтобы передать нашу просьбу хозяину. Десять минут спустя она снова вышла к нам с отрицательным ответом: непо отказался впустить нас в дом.
Тибетцам, как и большинству людей во всех странах, присуще стадное чувство. Путник, которому один крестьянин отказал в приюте, может быть уверен, что и другие жители деревни, узнав об этом, захлопнут перед ним дверь. Нам не следовало рассчитывать на удачу по соседству с домом хозяина сторожевых собак.
Итак, мы смирились с тем, что придется идти еще час или два и провести ночь в лесу, но, проходя мимо последней усадьбы красивого вида, расположенной на краю возделанных полей, мы увидели женщину, которая стояла у двери хлева и следила за тем, как животные возвращаются в стойло. Воспользовавшись удобным случаем, Йонгден попросил разрешения переночевать в ее доме. Пока он говорил, в одном из окон над нашей головой показалась другая женщина, и мой сын возобновил свои мольбы.
Как и в других местах, требовалось согласие непо, и крестьянка заявила, что сейчас спросит у хозяина.
Последовало новое ожидание. Затем та же женщина вышла на порог с тарелкой, полной тсампа. Крестьянин посылал нам угощение, но не хотел нас принять.
Я не настаивала, но Йонгден заупрямился.
— Мы не нуждаемся в тсампа, — пояснил он, — а лишь просим приютить нас. Мы будем есть свои припасы и не станем никому докучать просьбами о подаянии. Предоставьте нам только нестсанг[129].
Женщина снова поднялась на второй этаж, унося тсампа, и то, что мы отказались от милостыни, видимо, произвело хорошее впечатление на непо, ибо нам разрешили войти. Нас провели в богато обставленную, очень чистую комнату, что характерно лишь для домов зажиточных тибетцев. Служанка развела огонь и положила большую вязанку дров у очага.
Наше мнение о жителях По, упавшее до предела, снова несколько поднялось.
Глава седьмая
Монастырь Сунг-дзонг. — Сказочный край. — Опрометчивое предсказание. — Скиты Дашинга. — Мы встречаем Филимона и Бавкиду. — Мы пируем у местного царя. — Веселые дни. — Начало беспокойного периода. — Как я едва не убила вора, которого хотела лишь напугать. — Своевременная встреча со странниками. — Разбой в По-юл. — Я снова переправляюсь через реку по воздушному мосту. — Рискованные акробатические этюды на живописной горной тропе. — Мы избегаем опасности.
На следующее утро, пройдя сквозь густые заросли, мы оказались поблизости от монастыря Сунг-дзонг[130].
В одной из окрестных деревень только что закончилось чтение Хажиюра, и, погрузив на яков сто восемь толстых томов, из которых состоит это произведение, крестьяне повезли их обратно в монастырь. Шествие замыкала женщина с большим волосатым быком, который плелся так же медленно, как его хозяйка, выискивая взглядом корм по обочинам тропы и останавливаясь время от времени, чтобы сорвать пучок травы.
Славная старушка заговорила с нами; видя, что я жую на ходу сухую тсампа, она достала горбушку хлеба из своего амбага и протянула ее мне. Этот хлеб лежал в кармане бедной женщины рядом со всякой грязью, но я не могла отказаться и была вынуждена проглотить у нее на глазах несколько кусочков. Сначала я хотела дождаться удобного момента, когда моя старая благодетельница отвернется, и зашвырнуть горбушку в кусты, но мне не пришлось прибегать к этой крайней мере. Бурый свежевыпеченный хлеб оказался очень вкусным, и я уплетала его за обе щеки, подобрав все до последней крошки.
Я еще продолжала жевать деревенское угощение, когда мы пришли в Сунг-дзонг.
Группы домов были разбросаны в разных местах очень открытой долины, и поселок казался довольно крупным.
За крепостными стенами на холме теснились многочисленные строения монастыря. Холм был окружен реками с подвесными мостами. В отличие от большинства гомпа с побеленными известью стенами, которые выделяются на фоне окружающей местности, монастырские, большей частью глинобитные постройки не были покрыты штукатуркой. На фоне величественных крутых гор темного цвета, видневшихся на заднем плане, бледно-желтый монастырь, куда спускались дороги со всех сторон, не производил внушительного впечатления.
Географические сведения о верхней части бассейна реки Полунг-Цангпо, где до меня не бывал ни одни иностранец, представляют некоторый интерес, но из-за ограниченного объема данной книги я вынуждена их опустить.
Нам пришлось задержаться в Сунг-дзонге, чтобы пополнить свои запасы продовольствия. В окрестностях монастыря бурлила жизнь. Крестьяне стекались сюда из разных мест, ведя за собой животных, нагруженных дровами, мясом и зерном. Среди них гарцевали верхом либо расхаживали взад и вперед местные вожди, отдавая приказы с важным видом, а озабоченные монахи то и дело сновали в ворота гомпа и обратно. С возвышенности, откуда я наблюдала за всей этой суетой, монастырь с его желтоватыми земляными домами казался мне гигантским муравейником, где неустанно трудятся прилежные насекомые.
Необычное оживление объяснялось присутствием чиновника, который укрылся в гомпа, после того как его забросали камнями в Чё-дзонге. Когда важная особа останавливается где-либо во время пути, местные жители обязаны не только кормить гостя вместе со свитой, слугами и животными, но также преподносить ему ежедневно определенное количество подарков в виде продуктов либо денег.
Поэтому бедные люди-муравьи, которых я видела, шествовали друг за другом, чтобы наполнить мешки пёнпо.
Йонгден пробыл в монастыре около трех часов. Он повстречал там нескольких услужливых трапа, которые, помимо купленных им продуктов, дали ему бесплатно несколько буханок хлеба, сушеные абрикосы и различные сладости. Столь дружеское обхождение не позволило моему спутнику уклониться от долгой беседы и отказаться от приглашения его собратьев по религии выпить чаю.
В то время как он развлекался в веселой компании, я куда менее приятно проводила время, сидя возле наших вещей на голой земле, продуваемой резким северным ветром со всех сторон.
Несколько ребятишек, которые пасли стадо, подошли и присели рядом со мной; я разговорилась с ними, и они простодушно поведали мне кое-что интересное о местном быте. Мимо нас проезжал богатый путешественник в сопровождении множества слуг. Он остановился и осведомился, кого я дожидаюсь: две котомки, лежавшие возле меня, говорили о том, что у меня есть спутник. Я ответила, что мой сын, желонг, отправился в гомпа. Вероятно, близкое родство со священником показалось незнакомцу залогом моей благонадежности, и он спустился на землю, чтобы побеседовать со мной и, разумеется, расспросить о моих родных краях.
Несколько ребятишек, которые пасли стадо, подошли и присели рядом со мной; я разговорилась с ними, и они простодушно поведали мне кое-что интересное о местном быте. Мимо нас проезжал богатый путешественник в сопровождении множества слуг. Он остановился и осведомился, кого я дожидаюсь: две котомки, лежавшие возле меня, говорили о том, что у меня есть спутник. Я ответила, что мой сын, желонг, отправился в гомпа. Вероятно, близкое родство со священником показалось незнакомцу залогом моей благонадежности, и он спустился на землю, чтобы побеседовать со мной и, разумеется, расспросить о моих родных краях.
В ту пору я в очередной раз сменила родину, остановив свой выбор на далеком Нгари. Путешественник слышал название этой местности, но ничего о ней не знал, однако он бывал в Шигадзе, столице провинции Цанг. Я посетила сей город несколько лет назад, и мне не составляло труда говорить об этом. Мы вели приятную беседу, в которой, согласно старинному обычаю, участвовали также слуги, вставлявшие время от времени свое слово. Путешественник приехал из провинции Конгбу[131] и привез оттуда мешок пирогов с патокой — любимое лакомство тибетцев. Он преподнес мне на прощание два пирожка.
Когда Йонгден вернулся с провизией и принялся с торжествующим видом демонстрировать мне полученные подарки, я показала ему свои трофеи и заинтересовала его, заявив, что получила их от лхамо (богини), спустившейся с небес.
Местность, в которой мы оказались вскоре после того, как покинули Сунг-дзонг, вероятно, великолепна в любое время года, но зима превратила ее в чарующий край из волшебной сказки.
В течение нескольких дней мы шли через сумрачные девственные леса, а затем внезапно увидели в просвете дивный пейзаж, какой может только присниться. Острые пики, вонзавшиеся в небо, застывшие реки, гигантские водопады, замерзшие воды которых висели на гребнях скал блестящей бахромой, — фантастический мир ослепительной белизны неожиданно показался нам темными рядами огромных елей.
Мы молча смотрели на это необыкновенное зрелище, охваченные восторгом, и готовы были поверить, что дошли до края света и находимся на пороге мира духов.
Затем мы двинулись дальше, и нас снова окутал лесной сумрак; видение исчезло, но вскоре новая сказочная картина предстала перед нами.
Мы были горды тем, что первыми попали в эти края. Слабые и жалкие странники с котомками за спиной, одни, без провожатых и помощников, преодолели в разгар зимы множество высоких горных хребтов и проникли в заколдованную страну, усыпив бдительность стражей, охраняющих подступы к ней. От этой двойной победы над зимой и горами долгие переходы казались нам короче и тяжелая ноша становилась легче.
Я задержалась здесь надолго, стараясь выбирать окольные пути, и мы неторопливо брели днем, а ночи чаще всего проводили под каким-нибудь деревом или в пещере, если удавалось найти такое пристанище.
Однако, если нам попадался поселок, затерянный в лесу, одинокая ферма или монастырь, мы подчас не могли устоять перед искушением побыть в тепле и просили приютить нас. Не все принимали нас радушно — некоторые хозяева спускали на нас собак, от которых приходилось подолгу отбиваться. Степень жестокости этих животных зависела от районов, через которые мы проходили. Было нетрудно составить определенное мнение по этому поводу, ибо такого опыта у нас хватало.
Некоторые эгоистичные люди в ответ на нашу просьбу о крове ссылались на то, что в их доме кто-то болеет; это было равнозначно отказу. Категоричный запрет входить в комнату больного вызван не заботой о гигиене, как можно было бы подумать, а связан с предрассудками.
Тибетцы, как я уже говорила, не хотели признать, что болезни, от которых они страдают, являются следствием естественных причин, и считали, что все их недуги — дело рук невидимых обитателей других миров. Духи, движимые скорее нуждой, чем злобой, бродят вокруг нас подобно охотникам в поисках дичи и пытаются завладеть «жизненной энергией» людей, которая служит им пищей. Это народное поверье может показаться странным, тем более в столь кратком изложении. Однако изучение теории позволяет познакомиться с некоторыми любопытными традиционными учениями Центральной Азии.
Так, тибетцы полагают, что большинство путешественников тянут за собой одного или нескольких бесов, которые следуют за ними некоторое время, подобно бродячим собакам, увязавшимся за караваном. Когда странника приглашают в дом, эти невидимые и нежелательные гости проникают туда вместе с ним, и стоит им увидеть там легкую добычу в лице больного, как они непременно ею овладевают.
Хитрые селяне нередко ссылаются на это поверье, чтобы не допускать в дом посторонних, даже когда все его обитатели здоровы.
Как-то раз я страшно напугала одну крестьянку, которая прибегла к этой старой уловке. Прежде чем она захлопнула ставни своего единственного окна, я успела заглянуть в него и убедиться, что комната пуста. Когда женщина стала говорить о больном, я прикинулась ясновидящей, уличила ее во лжи и предрекла ей, что, раз она обманула святых паломников, в ее дом действительно придет болезнь. Это обвинение, произнесенное суровым тоном, повергло крестьянку в такой сильный ужас, что она упала на колени и, заливаясь слезами, призналась в своей вине.
Однако в этой местности, как и в бассейне Салуина, не все двери закрывались перед нами, и мне не раз представлялась возможность ближе познакомиться с жизнью и обычаями здешних жителей.
Вечерами, во время дружеских бесед у очага, я слушала забавные истории и трагические легенды, в которых отразилось своеобразное мышление обитателей По. Бесцельное блуждание по лесу подарило мне две в высшей степени волнующие встречи, позволившие увидеть любопытные занятия по приобретению духовной силы.
Теперь следовало вернуться на тропу, пролегающую вдоль реки, и продолжать двигаться в сторону Дашинга, первого крупного населенного пункта, расположенного ниже Сунг-дзонга.
За день до того, как мы добрались до этого селения, нас догнали двое крестьян, муж и жена, которые где-то купили корову и вели ее домой, в Дашинг. Как обычно, Йонгдена попросили погадать — на сей раз речь шла о земельной тяжбе между крестьянами. Во время привала мы провели несколько часов в обществе своих попутчиков. За чаем они предложили нам остановиться у них в доме по прибытии в Дашинг, пообещав принять нас как нельзя лучше.
Однако к концу дня, проходя через какой-то поселок, мы увидели, что они зашли в один из домов, привязав корову к двери, и владелец коровы крикнул нам изнутри: «Ступайте медленно, мы скоро вас догоним». Наступил вечер, а супружеская чета все не появлялась, и мы поняли, что наши знакомые остались в доме своих друзей. Когда мы подошли к другим усадьбам, было слишком поздно, чтобы просить приюта: крестьяне в это время уже спали и не открыли бы дверь нищим бродягам.
Мы привыкли ночевать под открытым небом и, отыскав в лесу впадину, разместились в ней вместе с вещами. Повсюду лежал снег, и мы решили прибегнуть к своему давнему способу маскировки, расстелив палатку над своей ямой.
Небо благоволило нам и, пока мы спали, припорошило белый хлопок снегом; таким образом, наше убежище оказалось надежно скрытым от глаз, и в то же время было тепло.
На следующее утро, когда мы заканчивали завтракать на берегу широкой реки, снова появились супруги с коровой. Они объяснили, что накануне задержались у друзей, и еще раз пригласили нас погостить в их доме несколько дней. Мы отправились дальше вместе, и они вновь стали просить у Йонгдена советов как у провидца, вероятно решив заранее вознаградить себя за гостеприимство. Один из их вопросов касался здоровья некоего больного: их волновало, будет ли еще жив этот человек, когда мы придем в Дашинг? Обычно Йонгден проявлял предельную осторожность в своих предсказаниях, но ему надоели бесконечные вопросы крестьян, и он резко ответил:
— Ваш знакомый умер.
Я не знаю, отчего супруги проявляли такое нетерпение: являлись ли они наследниками предполагаемого покойного или его любящими родственниками и огорчило ли их заявление ламы или порадовало. Они сказали что-то друг другу шепотом и замолчали.
Полчаса спустя нам встретился один из жителей Дашинга. Наши спутники тотчас же осведомились у него о здоровье больного.
— Ему гораздо лучше, — ответил путник.
Авторитет Йонгдена немедленно упал, и, как только показалась позолоченная крыша монастыря Дашинга, супруги прибавили шагу и удалились, не удостоив нас взглядом.
Мы не стали напоминать им о том, что они обещали. По правде говоря, мы могли обойтись без их гостеприимства. В ту счастливую пору моей жизни меня нисколько не заботило, где придется провести ночь и другие подобные мелочи!