И муж, неправильно ее поняв, тут же продолжил:
— Беспокоишься, как быть с Кристинкиной школой? Не волнуйся, думаю, можно будет договориться, что мы заберем ее с учебы на месяц пораньше. Авось, от класса не отстанет, все равно в это время нового материала уже не дают, только повторяют пройденное. Конечно, лучше бы летом, но летом у меня точно не получится взять отпуск. Но знаешь, май — это даже хорошо. Сезон еще не начнется, значит, цены будут пониже.
Он кинул мокрое полотенце на спинку стула и уселся за стол.
— Ты куда хочешь поехать: в Турцию или в Египет? Надь! Ты чего молчишь?
— Я… Я просто удивилась… — пролепетала Надежда. — Не думала, что ты согласишься.
— Почему? — Он с недоумением взглянул на нее. — Я же вчера сказал, что согласен. Кстати, — он втянул носом воздух. — По-моему, у тебя что-то горит.
— Ой! — ахнула Надежда и кинулась к плите.
Омлет удалось спасти, и Надя еще больше возликовала. Она ведь была на сто процентов уверена, что ничего не получится — а вышло наоборот, совсем легко и просто… Неужели не так-то хорошо она знает своего мужа? Или все-таки дело в том, что люди с возрастом меняются?
— Я не знаю… Как-то о месте пока не думала… — не сразу ответила она на заданный вопрос. — А ты куда хочешь?
— Думаю, в Египте интереснее, — принялся рассуждать Митя. — Пирамиды, сфинксы и все такое… Но там в мае может быть уже очень жарко. Впрочем, и в Турции тоже… Хотя у моря жара намного легче переносится…
— Ты только Кристинке пока ничего не говори, — попросила Надежда, которая все еще совершенно не верила в планы, которые они уже начали строить. — На всякий случай…
Но куда там! Дочка как раз в этот момент вихрем влетела в кухню и радостно воскликнула:
— А я уже все слышала, слышала! Это правда? Мы действительно едем на море? Ура! Я увижу море!
И закружилась по кухне, рискуя смести всю посуду, сковородки и кастрюли.
— Погоди скакать, еще ничего не решено! — стараясь, чтобы голос звучал построже, проговорила Надя. — И садись есть, а то опять в школу опоздаешь!
Ей все еще казалось, что этот разговор может так ни к чему и не привести — поболтали и забыли. Но Митя, похоже, и впрямь воспринял идею всерьез, он возвращался к обсуждению снова и снова. Вскоре стало ясно, что с Египтом или Турцией ничего не получится — ни у кого из них не было загранпаспортов, а сделать их до лета они, скорее всего, просто не успеют. Но сообщив эту новость жене и дочке, Митя тут же добавил, что расстраиваться нет причин. Прекрасно можно отдохнуть и в России, это будет даже дешевле. Или, например, в Украине.
— Можно поехать, скажем, в Сочи или в Крым, — говорил он. — На Черное море. Или на Азовское.
— А мы на чем поедем — на самолете или на поезде? — спросила Кристинка.
— Да хоть на машине! — отвечал Митя. — А что? Очень хороший вариант. Не будем привязаны к какому-то конкретному месту, сможем поездить по побережью, все посмотреть…
— Но до моря, даже Азовского, в любом случае, ехать не меньше двух суток, — засомневалась Надя. — Ты же устанешь так долго вести машину!
— А мы куда-то торопимся? — Митя, похоже, уже загорелся идеей автопутешествия. — На ночь будем останавливаться в мотелях или в гостиницах где-нибудь в городах. Да и не только ночью — везде, где понравится. Заодно столько всего интересного по дороге увидим…
— Ух ты, как здорово! — завизжала Кристинка. — Мам, ну давай поедем на машине, а?
И Надя с радостью согласилась с таким предложением. Ведь путешествие на «Форде» означало, что Митя весь отпуск не будет пить — не сядет же он пьяным за руль! А ни о чем лучшем она и не мечтала.
И потихоньку им все удалось. У Мити нашелся знакомый, который отдыхал в позапрошлом году на юге Краснодарского края и остался в общем и целом доволен. Знакомый дал телефон женщины, у которой снимал комнату, Надя созвонилась с ней и договорилась о цене и времени приезда. Маршрут обсуждали всей семьей и решили ехать через Самару и остановиться на ночевку в Саратове, поскольку женской половине семьи очень хотелось увидеть Волгу. Оставшиеся два месяца Надя с Кристинкой как сумасшедшие носились по магазинам в поисках того, что необходимо взять с собой. Они долго и придирчиво выбирали летнюю одежду и обувь, купальники, пляжные полотенца, крема от солнечных ожогов и для загара, надувной матрас и еще целую кучу всяких мелочей, о которых обычно никто и не вспоминает, пока не настанет пора собираться в отпуск. И это были на редкость приятные хлопоты, давшие множество поводов для шуток и веселья. Чего стоили одни только темно-синие плавки «с черепушками», которые Кристинка уговорила маму купить для Мити, уверяя, что это «очень круто». Сама не зная как это вышло, Надя повелась на уговоры дочки, купила-таки эти плавки — и еще больше удивилась, когда Митя, смеясь, заявил, что ему они тоже понравились и он с удовольствием будет в них купаться.
Глядя на радостную дочь, Надя и сама становилась веселее день ото дня. Ведь предстоящая поездка была для нее не просто отпуском, не просто путешествием на море, которого она, как и Кристинка, тоже никогда еще не видела… Предстоящий отпуск стал своеобразной вехой в их семейной жизни. Надя вдруг поняла, что все эти годы жила совершенно неправильно, постоянно думая за Митю и решая за него, что он может сказать или сделать — вместо того, чтобы говорить об этом с ним самим. Она была уверена, что так хорошо изучила Митины вкусы, привычки и взгляды на жизнь, что чуть ли не лучше его знает, что ему нужно… А оказалось, что она очень и очень сильно ошибалась. И она решила дать себе слово, что отныне все будет по-другому. Их семья еще станет самой счастливой, на зависть всем знакомым!
Весна выдалась ранней и погожей, май стоял теплый, даже жаркий, как по заказу, и сомнений, что море успеет до их приезда как следует прогреться, уже не было никаких. Самый настоящий бархатный сезон! Словом, все шло отлично. И вдруг неожиданно, когда до отъезда оставалась всего неделя, опять заболела Кристинка, и у Нади вновь опустились руки. Но снова обошлось. Девочка, которая и сама уже не могла говорить и думать ни о чем другом, кроме предстоящей поездки, исправно выполняла все указания взрослых и лечилась старательно, как никогда. В результате высокая температура, продержавшись пару дней, спала.
— Ну что же, легкие чистые, дыхание незатруднено, — сказала Ольга Михайловна, убирая стетоскоп.
— Значит, можно ехать море? — так и подскочила Кристинка.
— Я бы не торопилась, конечно, — покачала головой врач. — Вряд ли за такой короткий срок ты полностью выздоровела… Но на поправку пошла точно. И раз у вас уже все запланировано и перенести поездку нельзя… Поезжайте. Будем надеяться, все будет в порядке. Только мороженого по дороге не ешь. — Она подмигнула девочке и повернулась к Наде: — Пусть еще три дня попьет лекарства, которые я прописала, — и можете ехать. Только следи, чтобы она долго не сидела в воде. Да и на солнце тоже, ей ни к чему резкая смена температур. Ну и про мороженое я не пошутила. Пусть бережет горло — ничего холодного… А как приедете — сразу звоните мне.
Надя в ответ лишь благодарно кивала, смущенно улыбаясь и боясь выдать свою радость. Ей было стыдно признаться даже самой себе, что впервые за много лет ее больше волнует не здоровье ребенка, а чуть было не сорвавшийся отпуск. Но едва Надя закрыла за Ольгой Михайловной дверь, как почувствовала, что с души будто упал камень, и стало вдруг легко-легко. Впереди была долгожданная поездка, все сомнения, которые Надежда еще недавно испытывала, улетучились окончательно, и на смену постоянной головной боли и тревоге пришло чувство безграничной радости…
Похоже, маятник ее судьбы снова качнулся в счастливую сторону. И сейчас, когда старенький «Форд» наконец-то мчал их к югу, Надя дала себе слово успеть как следует насладиться этим периодом.
Глава 2 Дмитрий
Дмитрий почти физически ощущал, как зародившееся в глубине души раздражение с каждой минутой разрастается и разрастается, заполняя его всего целиком. И поводом для недовольства была не предстоящая дальняя дорога, не погода, которая под вечер начала портиться, и не сидевшие рядом в машине жена и дочь. Нет, злило его не вдруг посеревшее и нахмурившееся небо, не плачевное состояние трассы (чего еще можно ожидать от российских дорог?), не даже это глупо-восторженное выражение, которое вот уже несколько недель почти не сходило с Надиного лица. Он досадовал на самого себя, за то, что все-таки не сдержался, не сумел справиться с собой. И теперь, как ни пытался бодриться, заставляя себя мобилизоваться, все же чувствовал, что внимание рассеяно и глаза слипаются. Лучшим решением проблемы было бы, конечно, остановиться и хотя бы немного поспать. Но сейчас, когда до Саратова оставалось каких-то несколько десятков километров, идея сделать привал выглядела нелепо. Выскажи он подобное предложение, Надя сразу догадается о его состоянии и опять начнет его пилить… Нет уж, лучше потерпеть некоторое время. Скоро они доберутся до города, остановятся в гостинице, выспятся… А утром все пройдет.
Некоторую зависимость от спиртного Дмитрий за собой, конечно же, знал, но считать себя алкоголиком ему и в голову не приходило. С какой стати? Не так много и часто он пьет, на самом-то деле. И на его здоровье и тем более на личности это вообще никак не отражается. Вот Петрович, бывший заместитель главного врача их клиники, тот перед уходом на пенсию шестиногих крыс по углам кабинета ловил — это да, это алкоголизм. А он что? Подумаешь, выпивает понемногу, чтобы снять стресс… А стресс у него ого-го какой! Работа психиатра без стресса не обходится.
Впрочем, на что он рассчитывал? Ведь психиатром Дмитрий сделался отнюдь не случайно. С самого детства он не сомневался, что станет врачом, и когда его, трехлетнего карапуза, кто-то из взрослых спрашивал, кем он хочет быть, Дима всегда с важным видом отвечал: «Доктолом, как папа и мама». Так часто бывает. Когда кто-то из родителей по-настоящему любит свою профессию, и дома только и разговоров, что о его работе, то совершенно естественно, что ребенок, подрастая, пока еще даже неосознанно примеряет на себя родительскую специальность и решает выбрать именно этот жизненный путь, а не какой-либо иной. Только став профессиональным врачевателем чужих душ, Дмитрий узнал, что бывает и совсем наоборот, когда повышенный интерес матери или отца к своей работе, особенно в сочетании с не менее активным желанием отправить отпрыска по своим стопам, может вызвать как раз обратную реакцию — отторжение и даже ненависть, нередко приводящие к неврозам или личностным проблемам. Но все это Дмитрию стало известно много позже. А в детстве и юности он был только рад, что вопроса «Куда пойти учиться?» для него не существует, поскольку со своим жизненным путем он определился и вполне этим доволен. Более того, он уже в средней школе четко представлял себе будущую специализацию. Теоретически он мог посвятить себя любой области медицины, но уже тогда видел, что психиатрия дает отличную возможность заработка. Если на гастрит или больной зуб люди еще могут махнуть рукой и не лечиться, мол, обойдусь без врачей, и не с таким живут, то душевное здоровье, свое или близких, важно для всех. Консультации у кого-то из четы Щеголевых, без преувеличения лучших психиатров в городе, стоили дорого, но даже при этом к ним было не попасть, график строго расписан минимум на месяц вперед. Родители много работали — но зато и жили они намного лучше, чем большинство знакомых. В доме всегда хватало денег, а благодаря многочисленным знакомствам Щеголевы имели возможность приобретать любой дефицит, от копченой колбасы до новеньких «Жигулей», и минимум два раза в год всей семьей ездили отдыхать: летом в Прибалтику, в Крым или на Кавказ, а зимой в хороший санаторий где-нибудь здесь же, на Урале. Финансовое положение не сильно изменилось даже тогда, когда умер отец — Димка тогда учился в шестом классе.
Так что с выбором профессии он определился очень рано и с тех пор неотступно шел к своей цели. В школе налегал на математику, биологию и химию, которые и так, впрочем, давались ему легче всего, а летом, уже начиная с восьмого класса, мама всегда устраивала сына санитаром в свою клинику, чтобы он знакомился с будущей специальностью не по книгам и рассказам родителей, а на собственном опыте.
Неудивительно, что вступительные экзамены в медицинский институт он сдал легко, без какого-либо напряжения. Тем более что добрая половина педагогов института, включая завкафедрой Андрея Сергеевича Старицына, были знакомы с Димой. Отвечая на вопросы экзаменаторов, он чувствовал себя так, будто говорил о совершенно обыденных и самых элементарных вещах. Точно так же без особых проблем он и учился все шесть лет. На старших курсах уже вовсю практиковался в клинике родителей, так что в интернатуру, а потом в ординатуру тоже попал без всяких проволочек. Всего за несколько лет Дима зарекомендовал себя как прекрасный специалист. И к двадцати девяти годам (после того как спившегося Петровича спешно отправили на пенсию) стал заместителем главного врача клиники, которую когда-то возглавляла мать, а еще раньше — отец. Казалось бы — чего еще желать? Успешная карьера, обширная частная практика, которая позволяла жить, не беспокоясь о завтрашнем дне. Все шло как нельзя лучше. Но Дима наоборот — чудом не впал в депрессию. Потому что в какой-то момент вдруг четко осознал, что у него нет больше никаких перспектив.
Максимум, на что еще он мог рассчитывать в обозримом будущем, — это должность главного врача. И то не раньше, чем лет через двадцать, а то и тридцать. Его шефиня, главврач, была женщина не старая и весьма энергичная, и дожидаться, пока она освободит свое место, он мог еще очень и очень долго. Да и эта должность — все, потолок. Никаких других вариантов продвинуться по карьерной лестнице у него в родном городе не было. Да, частная практика, это, конечно, хорошо и более или менее денежно… Но не так уж велик их город, и не так много в нем состоятельных людей, которые нуждались в услугах психиатра. Времена наступили такие, что общество четко разделилось на две неравные категории — тонкую прослойку элиты и необъятную серую массу простых людей, у которых не было лишних денег на лечение у частного психиатра. По-хорошему, ему бы стоило уехать из этого города, пока он был еще молод и считался перспективным… Но куда? Дима отлично понимал, что ни в Москве, ни в Питере, ни тем более за границей его никто не ждет, там и своих специалистов полно. В надежде, что его заметят и сделают какое-нибудь выгодное предложение, Дмитрий постоянно практиковался в английском языке, публиковал статьи в международных профессиональных изданиях, активно участвовал в симпозиумах, ездил на всевозможные конференции и повышения квалификации, но ощутимых результатов это не приносило. Так стоит ли удивляться, что он постепенно начал впадать в депрессию и увлекся спиртным? Тем более что и в остальных сторонах его жизни дело обстояло не многим лучше.
К своей семье Дмитрий относился как к чему-то обыденному. Супружеская жизнь, считал он, — это что-то вроде чистки зубов, необходимо для здоровья, да и последующее ощущение свежести по-своему приятное, но ничего особо интересного или радостного в самой процедуре нет, просто повседневная необходимость. Он женился на Наде не по зову сердца и уж тем более не потому, что испытывал потребность создать семью — да у кого из юношей есть такая потребность в двадцать-то лет? Просто так уж сложились обстоятельства.
Будучи профессионалом в области изучения человеческой психики, Дмитрий давно уже разобрался с собой и понял, что совсем не является иллюстрацией к учению старого доброго дедушки Фрейда, как называли они с коллегами основателя теории психоанализа. Даже в подростковом возрасте, в период бурного полового созревания, сексуальный вопрос интересовал Диму не столь сильно, как практически всех его ровесников. Тонкости будущей профессии — многообразие внутреннего мира человека и зыбкая, совершенно неопределенная грань между тем, что считается нормой, и тем, что принято относить к патологии, — занимала его ничуть не меньше, а то даже и больше, чем сфера интимных отношений. Но так уж часто случается в жизни: то, о чем многие мечтают, нередко оказывается у того, кому это не особенно-то и нужно.
Женщинам Дима начал нравиться очень рано. От природы ему достался чуть ли не полный комплект того, что в современной культуре принято считать красивым: большие выразительные глаза, густые волосы, крупные и правильные черты лица, высокий рост и хорошая фигура. Яркая внешность, заставлявшая невольно обращать на него внимание, сочеталась в Диме с уверенностью в себе. Как многие дети, чьим воспитанием и развитием занимались любовно и тщательно, он обгонял сверстников по развитию, и классу к восьмому уже держался и рассуждал совершенно как взрослый. К тому же он всегда был модно и красиво одет, поскольку для Щеголевых не существовало проблемы дефицита. У Димы было все или, по крайней мере, почти все, о чем мечтали его сверстники, от фирменной одежды до магнитофонных записей и пластинок с популярной зарубежной музыкой. И разумеется, подобное сочетание всевозможных достоинств не могло не вызывать интереса у девушек. Чуть ли не все девушки школы были влюблены в Диму Щеголева, ему писали записки, обрывали телефон и назначали свидания. Самому ему даже не нужно было проявлять инициативу — он просто шел девушкам навстречу. Успех у прекрасного пола льстил его самолюбию и значительно поднимал его в глазах друзей — а какой парень от этого откажется? Дима не заводил ни с кем длительных отношений, поскольку не испытывал ни к кому сильных привязанностей, и встречался со всеми симпатичными девчонками, стараясь никого не обижать, но и особо никого не обнадеживать. Когда он приобрел первый интимный опыт с одной из медсестер из родительской клиники, ему не исполнилось еще и пятнадцати лет. И далее все шло по той же накатанной схеме — сначала в школе, потом в институте. До тех пор, пока не случилась эта история с Надей, которая, к его удивлению, здорово выбила его из колеи.