Леон еще не упал, пробитый пулями, как подручные Иванова короткими очередями стали бить по леоновским телохранителям. И опять, как и предполагал Антон, не обошлось без нюансов. У одного из парней Леона оказалось достаточно опыта, чтобы с первыми автоматными очередями отпрыгнуть в сторону, подхватывая на лету с земли свой пистолет. Он, еще падая в траву, начал стрелять. Попал в двоих.
Один автоматчик сразу опрокинулся на спину, как будто ему подсекли сзади ноги, второй получил пулю, видимо, в плечо, потому что он согнулся и упал боком в траву. Ранение не смертельное, парень пытался отползти в сторону. Но героя нашла автоматная очередь, и он так больше и не поднялся…
Антон тоже выхватил «беретту», стараясь делать при этом минимум движений и не размахивать локтями, чтобы на него не обратили внимания боковым зрением другие. Он поборол желание тут же разрядить магазин в широкую спину Иванова. Сейчас Иванов для него был живым щитом, а потом источником бесценных сведений для следствия. Две пули вправо, разворот и две пули влево. Оба автоматчика повалились на землю, а Иванов с необычной для его комплекции живостью отскочил в сторону. Антон не успел крикнуть ему, чтобы он бросал оружие. Раненый, но оставшийся в живых автоматчик начал стрелять.
Ругнувшись про себя, Антон бросился зигзагами через поляну под прикрытие деревьев. На бегу он не глядя выпустил пять пуль туда, где сейчас находился Иванов. Его целью было Иванова не убить, а не дать стрелять в себя прицельно. То, что в него попадет раненый автоматчик, Антон не особенно волновался. У того своих проблем хватало.
Падая и откатываясь за дерево, Антон успел оценить ситуацию. Иванова он каким-то чудом зацепил. Это скорее хорошо, чем плохо. Рана пустяковая, но потребует ухода, может, обращения к врачам. А вот то, что он не успел уложить всех помощников Иванова, это было плохо. А потом Антон догадался, что это не его пули прошли мимо и только зацепили Бизона. Это телохранитель Иванова не очень удачно стрелял. Или Бизон был в бронежилете под рубашкой. Проверять не стоило, и Антон ужом отполз еще за один ряд деревьев, а потом вскочил на ноги и бросился бежать, выбирая путь таким образом, чтобы оставлять за спиной деревья потолще.
И только минут через пятнадцать бешеной гонки он перешел на быстрый шаг. Погони не было. Да и не до него было там, на поляне. А каковы оказались оба главаря! Оба друг друга раскусили, оба решили сыграть по-другому. Только Иванов оказался в этих делах более умелым. Правильно, он же до полковника в полиции дослужился, кое-чему научился.
Странно не это. Странно другое, что в поле зрения не появилась Оксана. Антон все ждал, когда же она выскочит. Он был почти на сто процентов уверен, что она играет на стороне Иванова, какая-нибудь бывшая спортсменка, биатлонистка. Вполне могло быть, что там, на дороге, во время перестрелки она вела наблюдение, да еще попыталась выбить наиболее опасных людей Леона. Перца она срезала первым выстрелом. Вроде бы все логично, но Оксана так и не показалась.
Теперь выйти к дороге, любым способом остановить машину, потребовать телефон и позвонить Быкову. Леона нет, Иванов ранен… Надо заканчивать все это…
Глава 11
Саиди Зайдан с детства ловил рыбу. Рыбаками были его отец, дед и, наверное, прадед тоже. У него была большая лодка с мотором, сети, у него был даже простой рыбацкий гидролокатор, который показывал движение косяков рыб на глубине до нескольких десятков метров и на расстоянии до двух морских миль.
Правда, у Зайдана был и еще один источник доходов — контрабанда. Иногда он специально возил в море людей из Бушира [9]. У тех, кто работал в городе, имелись деньги, но хорошего товара там не было. Но еще чаще Зайдан ходил на своей лодке к берегам Кувейта, где по своим каналам он мог взять много ценных товаров, которые очень ценились на побережье Ирана. Если Зайдана спросить, то он, подумав, согласился бы, что и его отец, и его дед тоже были контрабандистами. А может, и прадед.
Но рыбу Зайдан ловил. Во-первых, он стал уже стар для рискованных предприятий, а во-вторых, зачем так рисковать, если кроме него на этом участке побережья южнее Бушира никто рыбу уже не ловит. А она всегда в цене. Тем более на базаре и в ресторане, где все чаще стали появляться европейские туристы. Сбывать туристам безделушки, сушеные медовые финики и местную рыбу куда безопаснее и не менее выгодно. Особенно если это хамур.
Сегодня Зайдан вышел в море до рассвета. Пока стояла спокойная вода, он хотел уйти подальше от берега за макрелью, а потом, когда рассветет, то пройтись по прибрежным подводным скалам и половить каменного окуня — хамара, за которого платили очень хорошо.
Кальи ал Фарс, как местное население называет Персидский залив, очень мелок. Местами глубины здесь всего около пятидесяти метров. А из-за узкого входа, обилия мелей, банок и прибрежных подводных скал приливы и отливы здесь не такие, как в других частях Мирового океана. Здесь они полусуточные, хотя и поднимаются на 2–3 метра. И в этих вялых, унылых и теплых, как бульон, водах плавает масса всякого мусора, который оставляют за собой большие корабли, выносят большие реки. Но и добычи у рыбаков тут хоть отбавляй.
Зрение у старого Зайдана было еще хорошим. Ему часто завидовали даже молодые рыбаки. Вот и сейчас, стоя у руля своей большой лодки, которая лениво разрезала носом сонную густую воду, он смотрел на то, как темная вода светлеет под лучами восходящего солнца. И тут он увидел впереди что-то непонятное. Первые чайки уже кружили…
Зайдану не было интересно, что же там плавает в море. Просто его курс пролегал в этом направлении, поэтому он и оказался рядом. Через несколько десятков метров он понял, что это человек. А еще его радар показал, что несколько больших и не очень больших теней стали приближаться и ходить кругами. Так ведут себя акулы, когда чувствуют кровь. Поменьше — это рифовая черноплавниковая акула, которая в длину достигает едва ли два метра. Она очень осторожна и, скорее всего, не подойдет. Особенно после того, как рядом прошла моторная лодка.
А вот другая акула, длиной до трех — трех с половиной метров, кровожадна, нахальна и ничего не боится. Она чувствует себя хозяйкой не только в морской воде, она часто заплывает в реки, поднимаясь на десятки километров вверх по течению. Она всеядна, она не брезгует ничем: ни падалью, ни бытовым мусором или другими отбросами.
Человек шевельнулся, это точно. Не волной качнуло с боку на бок, а рука поднялась, провела по лицу и снова безжизненно упала в воду. Человек лежал на спине, что довольно нетрудно в высокоминерализованной воде Персидского залива. А вокруг уже сновали большие тени, вот одна акула не выдержала и, проплыв мимо, толкнула боком тело человека. Вторая с разгона толкнула носом и сразу отскочила в сторону, заходя на новый круг.
Зайдан знал повадки акул. Они так долго ходить не будут. Они очень скоро попробуют предмет на зуб. Одна куснет и отскочит, вторая. Человек будет исходить кровью… Они не нападут на человека, они его боятся. Но когда он потеряет сознание, захлебнется и пойдет ко дну, тут и начнется пиршество. И лучше такого не видеть. Но пока человек держится на плаву… Среди акул людоеды встречаются так же редко, как и среди хищников суши. Зайдан часто думал об этом по ночам. Почему так устроено, что человек не добыча для хищников. Кто им мешает нападать и есть. Так нет же, существует какое-то табу у них на человека, запрет. Мудр и милосерден Аллах, раз так устроил этот мир.
Зайдан убавил газ, поставил рычаг на холостой ход и подошел к борту с веревкой. Так и есть. Он приближался к человеку… женщине, которая уже с трудом держалась на воде. На ней была странная одежда в виде блузки и юбки из одного материала. Не местная одежда. Может, упала с пассажирского судна?
Зайдан поймал девушку за кисть руки и накинул петлю. Теперь проще, теперь не соскользнет. Он взял багор и с силой ударил по спине самую наглую акулу, которая подплыла к лодке. Спина мгновенно исчезла в глубине. Старик стал вытягивать веревку, постепенно наматывая ее на деревянные штыри на борту. Когда вся рука показалась из воды, он поднатужился, ухватил женщину за одежды и потянул наверх. Тело оказалось не очень тяжелым, и Зайдан смог затащить его в лодку.
Он сидел и тяжело дышал, разглядывая лицо молодой женщины в первых лучах солнца. Она не из местных, значит, точно упала с корабля. Может, за нее денег дадут близкие или родственники. Все-таки он ее от смерти спас. Жаль, если не дадут, потому что рыбная ловля на сегодня отменяется. Какая уж тут рыба, когда эта утопленница еле дышит. Того и гляди умрет, а ему отвечай. Но выбрасывать ее в воду не велит Аллах. Аллах велит помогать людям.
Лодка ткнулась носом в песок, где горел костер и лежали снасти. Внучка Зайдана готовилась к засолке и копчению рыбы, которую привезет дед, а пока чинила его сети. В море она ходить не любила, она вообще редко бывала дома, занимаясь своими делами. Здесь она от своих таинственных дел отдыхала. Когда по несколько дней, когда целый месяц, как сейчас.
Лодка ткнулась носом в песок, где горел костер и лежали снасти. Внучка Зайдана готовилась к засолке и копчению рыбы, которую привезет дед, а пока чинила его сети. В море она ходить не любила, она вообще редко бывала дома, занимаясь своими делами. Здесь она от своих таинственных дел отдыхала. Когда по несколько дней, когда целый месяц, как сейчас.
— Хадиджа! Помоги, — позвал старик. — Я большую рыбу поймал.
Девушка подбежала к лодке и удивленно уставилась на «добычу».
— Мертвая?
— Зачем мертвая? Живая. Не знаю, откуда она в наши воды попала.
— Не местная, — безошибочно определила Хадиджа. — А платье наше, абайя. Только разрезано по поясу. Это европейка, дедушка.
Лера стояла перед могилой матери. Все у нее внутри превратилось в камень. Сейчас бы заплакать, зареветь в голос, размазывая слезы по лицу, завыть. Сколько лет она уже не плакала. Мама, мама… Унылый холмик, заросший травой, и очень маленькая казенная табличка с фамилией и номером участка. Вот как закончилась твоя жизнь, бедная моя мамочка…
— Вы родственница? — послышался за спиной женский голос.
Лера обернулась и увидела женщину в черном. Была она какая-то странная. Старая, молодая — не понять… Может, это потому, что слезы застилают мне глаза, думала девушка. Так нет у меня слез. Боль в груди есть, дикая, в клубок сворачивающая, а слез-то нет.
— Вы, смотрю, не плачете, вот и решила, что просто так подошли. Брошенная она тут лежит, — женщина выдернула несколько сухих прутиков возле соседней могилки и отбросила в проход. Подобрала какой-то мусор и сложила в пластиковый мешочек. — Говорят, дочь у нее была, да бросила мать. Вот она от горя и сгорела. Как фитилек. Знаете, как это бывает, чернеет, коптит, а потом раз, и все — потух. Только струйка дыма вверх. Вроде душа отошла.
Лера стиснула зубы, кивнула женщине и пошла прочь. Она спотыкалась о лавочки, задевала за оградки, но не чувствовала боли и не видела препятствий. И за это тоже, и за это! Она повторяла слова, которые никто не поймет, кроме нее самой. И за это тоже!
Машина ждала ее у главного входа. Лера опустила на глаза темные очки и привычно распахнула дверцу. Старенькая, но очень шустрая четырнадцатая «Лада» устраивала Леру потому, что купила она ее по генеральной доверенности. Никакого оформления документов, никакой канители. Да и не нужна ей скоро будет машина…
Мотор заработал ровно и сердито. Или это так казалось, потому что соответствовало ее настроению. Плевать! Лера включила скорость и, круто вывернув руль, рванула с места. Она специально заехала на кладбище до своего важного дела. Она не могла не сходить на могилу матери, она ее так долго искала. Да и решимости это ей прибавило.
Вот и конец города, вот пошли поселки, указатели. Да, это здесь, сюда ездила та женщина-врач. Тайком, с хирургическим инструментом. Все правильно. Лера остановила машину метрах в пяти от нужного дома. Она сунула руку под сиденье и достала картонную коробку. Пистолет, два снаряженных магазина, толстый цилиндр глушителя. Проверив магазины, она зарядила пистолет, загнала патрон в патронник, потом накрутила на ствол глушитель.
Теперь маскировка. При ее деловом костюме и туфлях на каблуке вполне уместно смотрится сумка-клатч. Только вот она проделала заранее в ней отверстия под пальцы. Теперь стрелять можно прямо из сумки, не доставая оружия. Если стрелять в упор, то этого достаточно.
Лера снова надела темные очки и вышла из машины, прихватив еще и пакет с куском плотной ткани. Она шла быстро, пока никого нет поблизости, пока никто ее не видит, не запоминает. Вот и калитка в высоком глухом заборе. Лера поднимает с земли камень и легонько стучит о металл калитки. Через минуту за калиткой слышится басовитый мужской голос:
— Кого там принесло? Что надо?
Голос недовольный, усталый. Надоело сидеть взаперти, наверное, и пить запрещают. Скоро начнет не хуже цепного пса лаять на каждого прохожего.
— Это тебе, наверное, надо, красавчик, — звонким веселым голосом ответила Лера. — Твой ведь дружок лежит-то? Бедолага, два шага до калитки не дошел. Пьяный, что ли? Или помер?
Прием сработал. От скуки и от напряжения ожидания захотелось развеяться. Да еще звонкий девичий голосок. Засов с лязгом отъехал, скрипнули петли, и калитка открылась сантиметров на сорок. Лера увидела широкое лицо на мощной шее. Брови сосредоточенно сошлись на переносице…
— Что пялишься? — задорно спросила Лера и отошла в сторону, кивнув влево головой. — Твой, что ли, бухарик?
Охранник машинально высунул голову и верхнюю часть туловища из калитки и посмотрел в указанном направлении. Сумка дважды дернулась в руке Леры, издавая тихие щелчки со звоном. Охранник отвесил челюсть и повалился на землю лицом вниз. Лера еле успела подхватить его за плечо и вытолкнуть на улицу. Тело рухнуло плашмя. Лера присела на корточки, отвернула голову убитого так, чтобы прохожие не видели лица. Потом достала из пакета кусок ткани и прикрыла тело. Теперь и крови не будет видно, а там пусть каждый думает в силу своей испорченности, что это все значит. Через несколько минут Лера отсюда все равно уедет.
Решительно толкнув калитку, Лера вошла во двор. Тишина. Она пересекла лужайку по цветной тротуарной плитке и поднялась на веранду. Потянула за ручку входную дверь, помедлила, прислушиваясь, потом вошла внутрь. Большой холл, лестница на второй этаж, справа — комната. И из этой комнаты вышел парень в белой футболке с походкой типичного «качка». Лера не стала ждать вопросов, она сразу подняла сумку и выстрелила дважды. На груди парня мгновенно стали расплываться красные пятна. Ноги его подогнулись, и он упал, ударившись головой о стену.
Лера подбежала к двери и убедилась, что в комнате больше никого нет. Теперь вернуться, запереть входную дверь и наверх, туда, где главная цель. Она разулась, чтобы не стучали каблуки. Теперь она перемещалась тихо, как привидение. Одна дверь — никого, вторая, третья. Потом шаги слева, потом резкое движение. Лера разворачивается и тут же стреляет в силуэт с пистолетом. Она сразу поняла, что человек вооружен. Ответный выстрел грохнул, и пуля ушла в потолок, разбив светильник. Лера досадливо поморщилась… Таиться бессмысленно… Ведь он услышал выстрелы, понял, что пришли по его душу, и попытается сбежать. А он не должен сбежать, не должен…
— Иванов! — заорала Лера, увидев мужчину в майке, который бросился к окну. — Стой, сука!
Она побежала, стреляя на ходу, но было поздно. Бывший полковник Иванов спрыгнул на траву с балкона второго этажа и, прихрамывая, забежал за угол дома. И пока Лера примеривалась для прыжка, из-за угла вырвалась черная «Тойота». Машина ударом бампера распахнула ворота и понеслась по улице, поднимая пыль.
Черт! Черт! Черт! Лера схватилась за голову и села прямо на пол. Ей хотелось рвать волосы на голове, биться головой о стену. Как же так, все ведь было выверено до мелочей, все предусмотрено. Это из-за того урода, который успел выстрелить в потолок. Нет, она сама виновата, она промахнулась… Не судьба…
— Это ты… — с мукой в голосе и какой-то обреченностью сказал рядом голос.
Лера повернулась и подняла сумку. Тот самый тип с серой рожей. Она ему прострелила плечо. Повезло, только все равно тебя придется добить. Ты не должен никому рассказать, кто приходил по душу Иванова.
— Доченька, — тихо сказал мужчина и посмотрел на нее такими больными глазами, что Лера сразу поняла, что это не шутка. Ошибка, но не шутка.
— Какая я тебе к чертям дочка, — вставая на ноги, сказала она.
— Мама твоя Вера Макарова. Ты дочка мне, Валерия, Лера. Я ведь ничего о тебе не знал, не знал, что после того, что у нас с Верочкой было, ты родишься. А вот узнал и пришел. На могилке был.
— Что за бред? — опешила Лера. — Какой отец… Ты кто такой?
И он стал говорить. Бледнея от боли, рассказывал о том дне, о том счастливом дне, после которого они расстались на многие годы. О том, как он узнал еще в колонии о дочери, как он мечтал выйти оттуда и отомстить одному человеку. А потом, когда узнал, что у него есть дочь, он больше не мог терпеть. И он сбежал, чтобы найти дочь и убить гада. Дочь он нашел, а убить гада она ему только что помешала.
Лера сидела и смотрела на этого человека, находя в его лице знакомые черты. Черты, которые она видела в зеркале, находила в своем характере.
— Значит, ты правда мой отец? — глухим голосом спросила Лера, глядя себе под ноги. — Прости, но любить мне тебя не за что. Может, моя мама и была счастлива в тот миг… Нет, проклятье!
Лера сжала голову руками, отвернулась и прижалась лицом к стене. Вертолет слышал только сдавленные звуки. Состояние у него было странным, может, отчасти из-за того, что он был серьезно ранен. С одной стороны, он хотел видеть ее лицо, говорить с ней, слушать ее голос, а с другой… С другой стороны, для него все кончено. И то, что он нашел-таки свою дочь, означает, что жить больше не для чего. Особенно если учесть, при каких обстоятельствах он с ней встретился. Наверное, это знак свыше, а может, просто больше нет сил жить. Вертолет почувствовал, что теряет сознание. Нет, это останавливается сердце…