Они сошлись, пожали друг другу руки. Башка, как называли здесь руководителя боев и этого «спорткомплекса», громко объяснял правила боя. Бить можно в любое место, применять любые приемы, но по первому же слову рефери бой следует прекращать. Если рефери молчит, то можно делать все, что заблагорассудится.
Правила простые, фактически они позволяли убить противника, если никто не станет возражать. И убить любым способом, но только голыми руками. Ну, и ногами тоже, если умеешь. Антон разогревал кисти рук, ступни, а сам незаметно рассматривал татуировки соперника. На груди красовалось изображение группы крови на фоне рваной раны. Впечатляющий рисунок. А на плече — череп в черном берете на фоне морского якоря. Морская пехота!
Это давало многое, но только в виде предположений. Морская пехота — ударные силы, штурмовые подразделения. Морскую пехоту не учат ведению замысловатых рукопашных боев, потому что это не их задача. Их задача быстро и любым доступным способом убить, покалечить, то есть вывести противника из строя. И выполнить приказ по захвату участка побережья, уничтожению конкретного объекта и тому подобное.
В принципе, Антона в ВДВ учили тому же. Но дело в том, что Антон служил в спецподразделении воздушно-десантных войск. И это было даже не разведподразделение. Это была группа спецназа, которую ориентировали и готовили для выполнения заданий высокой сложности. Группа минимального состава десантируется в заданном районе, возможно, в глубоком тылу противника, возможно, в зоне действия террористических группировок. То есть в абсолютно враждебную среду. И минимальным составом группа должна выполнить максимальную задачу. Например, уничтожить штаб и руководство боевиков в этом районе, учебный центр террористов, пусковую установку тактической ядерной ракеты, которую раздобыли где-то террористы.
У них подготовка была немного иного рода. Во-первых, максимум выносливости. Десятки километров со снаряжением за минимальное время, и, возможно, сразу в бой. Исключительное владение всеми видами оружия и своим телом. И вот это последнее достигалось специальными упражнениями, изучением специальных приемов. Ведь группа должна уметь тихо и быстро снимать часовых, бесшумно обезвреживать огневые точки. Группа должна выполнить задание любой ценой и в любой ситуации. Даже подручными средствами, если утеряно по какой-то причине оружие и снаряжение, даже голыми руками.
А противник, который ухмылялся и пожирал кровожадным взглядом Антона, этого всего не знал. Он мог предполагать, что перед ним спортсмен, хороший спортсмен, мастер, но не более. Любой уважающий себя профессиональный убийца из любого вида спецназа обязательно украсит свое тело татушкой. Желательно страшной! У Антона тело было чистое, хотя он и не выглядел дохляком. Наверное, этот морпех жаждет вида крови на этом теле. Ну-ну!
Башка дал отмашку к началу боя, и морпех сразу пошел в атаку. Наверное, их так учили, может, это их стиль — вот так бросаться вперед очертя голову…
Антон едва не пропустил удар в голову после обманного финта… Ушел и от удара ногой… Кулак морпеха только скользнул по волосам Антона, а нога по локтю. Сейчас уйти от сокрушительных ударов удалось, тоже выручила реакция, но впредь надо быть осторожнее. Антон двигался быстро, все время меняя положение тела. Несколько обманных движений, и молниеносная подсечка из положения снизу…
Скорость Антон не снижал, не позволяя противнику сосредоточиться, сконцентрироваться для мощного удара… Провел удар ногой с разворота. Но морпех увернулся. С трудом, но увернулся. Он отскочил в самый последний момент и отшатнулся назад, потеряв на время равновесие. По его глазам Антон понял, что такой финт впечатлил противника и заставил относиться к Антону серьезнее. Но морпех видел в нем все еще спортсмена, и не более. Он теперь будет опасаться ног противника и постарается провести сокрушительные удары. Рано или поздно Антон пропустит один из них, и все будет кончено. После таких ударов сразу не встают, а добить упавшего — дело секундное.
Понимая опасность, Антон придумал план своих действий. План был рискованным, но и успех сулил быть впечатляющим, эффектным. От него это и требовалось. Антон должен был вызвать на себя несколько сокрушительных атак, выдержать их и подловить противника встречными ударами…
Несколько раз Антон шел на опасное сближение, и каждый раз ему удавалось гасить атаку… Со стороны это смотрелось как танец, и зрители притихли, завороженные зрелищем. Только шорох песка под ногами, только тяжелые выдохи морпеха… Тишина становилась все более напряженной.
Антон сделал вид, что оступился, что поплыл от пропущенного удара… На лице морпеха появилось чувство торжества. И в тот же миг случилось то, чего среди зрителей, кажется, уже никто не ожидал. Морпех, активно нанося удары ногами и руками, напирал на Антона, и вдруг все изменилось. Антон замер на месте вместо спасительного перемещения в сторону. Он развернулся, ставя скользящий блок и переводя энергию удара в сторону от себя. Морпех по инерции сделал один-единственный лишний шаг, и этого было достаточно для финала.
Нога Антона оплела ногу противника, а правая рука, поднырнув под его руки, железными клещами легла на горло. Рывок, смещение центра тяжести, и морпех опрокинулся на спину. Антон освободил ногу, падая следом, и в последний миг припечатал лицо своего противника «кошачьей лапой». Этот удар сложно освоить, потому что расположение растопыренных и чуть согнутых пальцев руки должно быть очень точным. Но овладев навыком нанесения этого удара, ты получаешь в свое распоряжение непревзойденное оружие.
Из пяти пальцев каждый ударил в строго определенную точку. Средний в переносицу, указательный и безымянный — глаза, а большой и мизинец — в болезненные точки у крыльев носа. Страшная короткая боль обычно бросает человека в темноту бессознательности от болевого шока… Если кому-то и удается не потерять сознание, то он от ослепляющей боли в лице и спазмов в желудке способен только корчиться в позе эмбриона…
Противник Антона стонал и рычал, сжавшись в комок на песке…
Антон поднялся, отряхнул колени и взглянул на человека в дорогом костюме. Главный зритель молча смотрел на результат короткого поединка. Его сосед с сигарой тоже замер, не замечая, что толстый столбик пепла вот-вот упадет ему на брюки. Остальные зрители также оглушенно молчали.
Башка вышел на арену и поднял руку Антона…
Глава 5
Лера помнила переезд как сплошную тошнотворную бредовую ночь. Их привезли ночью, заставили подняться по трапу на какое-то большое судно, а потом длинными темными переходами и лестницами долго спускали куда-то в самые недра этого корабля. Наверное, это была часть трюма, специально перестроенная под перевозку рабынь. Иного слова к себе и своим спутницам Лера подобрать не смогла. Это было дико, страшно, нелепо, но это было в двадцать первом веке, в современной стране.
Обшивка трюма буквально гудела от напора воды. По крайней мере, Лера так чувствовала, когда прикасалась к металлу ладонью. Здесь, внизу, вообще все гудело, все издавало самые разнообразные звуки. Пока не чувствовалась качка судна и почти никто из девчонок не страдал от морской болезни. Кормили мало, больше давали всяких соков. Правда, удосужились установить здесь же биотуалет, но за ним, кажется, давно никто не ухаживал. Мерзость, вонь, шорохи за переборкой и страх внутри. Тоскливый, утробный…
Потом небольшая качка почти совсем прекратилась. Никто не мог сказать, сколько времени прошло, день сейчас или ночь. Лера смотрела на своих спутниц, и сердце у нее сжималось. Почти все девушки были в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Красивые, с выраженной славянской внешностью. Здесь не было худых длинноногих моделей, здесь были девушки с хорошими формами: высокой большой грудью, крутыми бедрами, полными губами.
Но сейчас от природной красы почти ничего не осталось. Грязные, с немытыми волосами, в мятой истрепанной одежде и потухшими взглядами, девочки были похожи на привидения, на выходцев из потустороннего мира. Они скорее могли вызвать страх или сострадание, но никак не сексуальное вожделение. Но тех, кто сопровождал этот живой груз, это пока мало волновало.
Лера старательно отгоняла от себя мысли о том, что их всех ждет в конце пути, но страшные думы все равно норовили овладеть ею. И о доме вспоминать нельзя, потому что Лера сразу начинала представлять, что будет с мамой, когда та узнает, что дочь пропала. Наверное, уже узнала, потому что прошло уже несколько дней. Бедная мама, а у нее ведь больное сердце. А если она догадается, куда и для каких целей везут ее доченьку… И снова мысли о неизбежном начинали захлестывать Леру.
Плакать нельзя, нельзя поддаваться панике. Лера опустила голову на руки и закрыла глаза. Она скрипела зубами, кусала губы, но паника одолевала все равно. Страшно вспомнить о насилии, которое с ней совершили, когда она была без сознания. А дальше? Куда везут сексуальных рабынь, что с ними будет ТАМ?
Плакать нельзя, нельзя поддаваться панике. Лера опустила голову на руки и закрыла глаза. Она скрипела зубами, кусала губы, но паника одолевала все равно. Страшно вспомнить о насилии, которое с ней совершили, когда она была без сознания. А дальше? Куда везут сексуальных рабынь, что с ними будет ТАМ?
Лера целовалась с мальчиком только один раз. Это было в прошлом году. Танцевальный коллектив отдыхал в бывшем пансионате и готовился к выступлению на фестивале, который должен был проходить в Екатеринбурге в августе. Там Лера с ним и познакомилась. Высокий, светловолосый, с широкими плечами. Он был чем-то похож на американского актера Брэда Питта.
Они познакомились вечером на спортивной площадке, когда играли в волейбол. Леша, так его звали, откровенно любовался стройными сильными ногами Леры. И потом, когда он подошел и предложил погулять, он не скрывал того, что рассматривает ее с ног до головы. Леру это не оттолкнуло, а, наоборот, как-то заинтриговало. Никогда еще мальчики не смотрели на нее с таким восхищением, с таким интересом, как Леша. Это было лестно, она сама себе казалась уже взрослой, почти женщиной.
Потом они гуляли, сидели на лавочке под луной. Леша много и интересно рассказывал. Он много знал о звездах, всякие древнегреческие легенды о созвездиях и героях, в честь которых они были названы. У него были сильные руки, на которых он в этот вечер перенес ее через ручей.
А потом, в предпоследний вечер, он вдруг решительно и смело взял ее за плечи и повернул к себе лицом. Лера видела его горящие глаза, слышала его прерывистое дыхание. Потом его лицо приблизилось, и Лере не хотелось отворачивать свое, хотя смутилась она страшно. А потом их губы соприкоснулись, его руки обхватили ее тело, прижали к сильной груди. От этого закружилась голова, сладкая истома заполнила тело, ноги готовы были подогнуться.
Но кто-то, кажется физкультурник, позвал Лешу… А потом был последний вечер, танцы. Всем разрешили танцевать до часу ночи в виде исключения, потому что это был праздник закрытия смены. Танцевали много, обменивались телефонами, адресами. Леша танцевал хорошо, пластично, он даже умел танцевать вальс. А уж девочки из танцевального коллектива вместе с Лерой отрывались по полной программе, демонстрируя свои способности. И снова горящий взор Леши.
А потом он увел ее за спортивную площадку, туда, где стоял железный сарай с инвентарем. Откуда-то у Леши был ключ. Он завел Леру внутрь, и они снова стали целоваться. Он был более решительным, он осыпал девушку поцелуями, она чувствовала возбуждение его тела. И даже когда его руки нашли ее грудь, она не спешила отталкивать и сопротивляться. Было в это жадном ощупывании ее тела что-то… что-то новое, взрослое, неизведанное. Да и приятное…
Оттолкнула она Лешу, когда его рука скользнула по ее обнаженному животу под пояс джинсов, когда его пальцы коснулись ее трусиков, проникли ниже… Лере вдруг стало страшно, ее затрясло в ознобе. Лера попыталась вырваться, но Леша был сильнее. Он прижал ее к матам, на которых они лежали, и судорожно пытался расстегнуть ее джинсы. Он шептал что-то пошлое…
Лера вырвалась и убежала, брезгливо вытирая тыльной стороной ладони губы. Она забежала в корпус и долго умывалась, полоскала рот. Почему приятное вдруг стало казаться ей грязным, мерзким? Наверное, она еще физически не созрела, не это наполняло ее, одухотворяло, не это входило в круг главных потребностей.
Воспоминания снова подкатили тошнотой к горлу. Теперь будет не Леша, а страшные волосатые мужики… будут хватать, больно тискать… сорвут одежду… Господи! Какой ужас… страшно как… какая мерзость… мама…
Леру бил озноб, она впала в полубредовое состояние, а потом в сознание ворвались грохочущие по железу шаги, резкие мужские голоса. Все! Пункт назначения. Девушек грубо толкали, заставляли брать свои немногочисленные пожитки, у кого они были, и снова вели по длинным гулким коридорам и лестницам. Но теперь уже наверх. Одна из девочек заплакала, упала на железный пол и забилась в истерике. Ее ударили несколько раз здоровые парни, подхватили под локти и насильно поволокли наверх. Ноги девушек шаркали по железному полу с такой тоскливой обреченностью, что хотелось завыть.
Солнца они не увидели, как не увидели и чужого города, чужой страны. Темная южная ночь, причал с приторно солеными запахами моря. Фургоны, в которые девушек заталкивали по трое или четверо. Потом бешеная езда с большим количеством поворотов. Двое охранников, по виду арабов, смотрели на пленниц с усмешками и что-то лопотали по-своему, когда те сваливались с лавок на поворотах.
Остановка, машина куда-то въехала, спустилась по какому-то пандусу, потом звук мотора стал отдаваться в стенах большого помещения. Наверное, подвала или большого гаража. Большой гараж? Откуда это? Лера сама себе удивилась, потому что никогда в таких больших богатых домах с такими огромными гаражами она не была. Из фильмов? Точно! Вот тебе и пришлось в жизни увидеть, сейчас увидишь…
С детства она мечтала, как и все девушки, что встретится ей однажды молодой человек, который даст ей все, чего она достойна, который окутает ее заботой, который создаст (не купит или построит, а именно создаст) для нее такой дом, какие показывают в западных фильмах. И… и вот…
Дверь фургона открылась, и Лера увидела в самом деле стены большого низкого помещения с прямоугольными колоннами. Перед машиной стоял мордатый мужчина в длинной арабской белой рубахе. Воротник-стойку покрывал двойной дряблый подбородок, а красные вывернутые губы кривились в гаденькой усмешке.
Мужчина что-то залопотал на своем языке, и охранники послушно стали выталкивать девушек из машины. Лера вылезла первой, хотя ноги ее совсем не слушались. Две ее спутницы, с которыми они не только не познакомились, но даже не обменялись словом, спустились следом и почти упали на каменный пол. Повинуясь приказам толстого, подбежали три женщины, схватили каждая свою девушку за руку и потащили куда-то.
Потом был душ. Незнакомые женщины вертели голых девушек, осматривая и зло бросая какие-то замечания. Они заставляли снова и снова мыться, тыкая пальцами в ноги, в низ живота, в промежность и изображали руками обилие мыльной пены. Собственно, мыли их не мылом, а шампунями, от аромата которых начинала кружиться голова.
Девушки плакали, а женщины хлестко били их по спинам и лицу ладонями и что-то резко и грубо говорили. Лера держалась и не плакала. Она никак не могла избавиться от ощущения ирреальности всего происходящего. Ей все казалось, что она сейчас проснется и все пропадет. Снова будет Екатеринбург, знакомые лица, а может, и дом и мамино лицо. Но ничего не пропадало, только внутри все сжималось в холодном ужасе от предстоящего, и никуда от этого ужаса было не деться.
Их заставили надеть какие-то длинные рубахи из тонкой хорошей ткани, на ноги что-то наподобие сандалий, на головы платки. Они шли покорно, как овечки на бойню. Две другие девушки шмыгали носами, но уже боялись плакать. А может, просто уже выплакали все слезы.
Потом открылась дверь. Леру и двух девушек завели в просторное помещение, куда сквозь цветные легкие занавеси с обширного балкона попадало много света и воздуха. Был даже едва уловимый аромат цветов. Это был аромат надежды, тоскливое напоминание о том мире, в котором были счастье, покой и дом. В просторном зале стояли в ряд около десятка девушек в таком же примерно наряде, как и у Леры. Несколько женщин сновали среди пленниц, старательно выстраивая их в один ряд, заставляя не сутулиться, выставлять напоказ свои лица.
Страх совсем сковал Леру, она была близка к обмороку. Она опять потеряла способность справляться с собой. В зал быстрой походкой вошел невысокий араб в национальной рубахе и платке, прижатом на голове черным кольцом. На вид ему было лет шестьдесят, но темные очки скрывали возраст. Был он толст, потен, губы араба постоянно шевелились. То ли он ворчал постоянно, то ли это был какой-то физический дефект. В сопровождении давешнего мужчины, который встречал девушек в подвале, он стал обходить строй русских невольниц. Кто-то истерично закричал, одна девушка упала без чувств. Араб подошел и остановился перед Лерой. Он снял очки и посмотрел на нее. Лера увидела влажные, как маслины, глаза и море похоти в них. Больше она ничего не помнила…
— …Слушай, сюда, — многозначительно шевелил бровями Башка и поглядывал то на Антона, то на Перца. — Повезло тебе. Леон в авторитете, Леон человек высокий. Если ты Леону понравился, то жизнь у тебя сложится. Ты, главное, не перестарайся. Кого Леон любит, тот как сыр в масле катается, а кого он не любит, тот больше суток не живет.
— Я не понял, о чем ты толкуешь, — поинтересовался Антон. — Я зачем Леону нужен?
— Как? — уставился Башка. — Ты че? В охране будешь, личным телохранителем!