— Как? — Юрий задумался, как бы попроще и яснее объяснить. А Джура нетерпеливо смотрел ему в глаза и ждал. Юрий закончил объяснение следующими словами: — Каждый, самый незаметный человек честно выполняет свое маленькое дело, как это задумано в большом плане. А иногда бывает не совсем так, как этому человеку вначале хотелось бы. Но он работает, учится, и приходит час, когда этому человеку становится понятным, что счастье его, этого маленького человека, зависит от счастья великого множества таких же простых людей, сердца которых направлены к одной цели, на благо всех. Надо, Джура, учиться и учиться!
— Сколько лет надо учиться?
— Пятнадцать лет, — сказал Саша.
— Сейчас не могу, — ответил Джура. — Не могу, пока жив Тагай. Я должен поймать Тагая и найти Зейнеб. Я поеду, поеду!.. Можно взять твоего коня и съездить за Серым на гору? Он там до сих пор пасется.
Юрий сам заседлал коня для Джуры.
— Мы отправим сегодня Федора в Ош, а сами попробуем подняться в пещеру на горе Глаз Дракона. Коня оставь у Козубая и помни: где бы ты ни был, мы твои друзья, верные друзья, и я всегда помогу тебе. Козубай и Максимов знают мой адрес.
— Если ты уезжаешь и у тебя свое дело, как можешь ты мне помочь поймать Тагая и найти Зейнеб? А об этом сейчас все мои помыслы. Мир больше, чем я думал, и я не знаю когда, но я найду их. Храни мое ружье и часы.
Джура отдал обе вещи Юрию, вскочил на коня и сказал дежурному, что едет за серым конем.
Далеко от крепости Джура встретил Уразалиева с тремя джигитами.
— Джура, скорее! — крикнул Уразалиев, останавливая коня. — Здесь недалеко, в киргизском становище, у белого камня, хотят убить докторов. Я скачу к Козубаю за помощью, да боюсь, не будет ли поздно.
— Пошлем одного человека к Козубаю, — ответил Джура, — а мы поскачем на выручку.
Джура, плохо понимая, в чем дело, ворвался на становище первым.
— Где доктора? — спросил он у женщин, толпившихся вокруг одной из юрт.
Ему показали на закрытую дверь.
Джура бросился в юрту, выстрелил вверх и крикнул: — Не шевелись!
На полу, связанные, лежали две молодые девушки — русские, а возле них стояло несколько стариков с ножами и карамультуками. — Где басмачи? — крикнул Джура.
— Басмачей здесь нет, — ответил седой старик. — А кто же докторов режет? Зачем девушек связали? — Не тронь их, это и есть доктора. Не тронь! Пусть перед смертью скажут всю правду: зачем они хотели оспой киргизов заразить?
Джура и Уразалиев обезоружили собравшихся, освободили девушек. Одна из них, тоненькая и юная, громко всхлипывала и что-то обиженно говорила второй. Вторая, высокая, полная, с темным пушком на губе, тоже вытирала слезы. Она подняла с пола поломанные ножички и швырнула их в очаг. Потом вынула из сундука бутылочку и вату и, потирая онемевшие руки, по-русски обратилась к Джуре. Джура не понял, а её познания в киргизском языке были, видимо, тоже невелики.
Уразалиев вышел на улицу — там комсомольцы успокаивали собравшихся.
Худенькая девушка показала на нож Джуры и на старика, стоявшего рядом. «Такая маленькая, — подумал Джура, — а такая мстительная! Что же, она права: старик сам бы её прирезал». Он вынул нож, быстро шагнул к старику и ударом в грудь опрокинул его на землю. Вдруг обе девушки, громко вскрикнув, схватили его за руку, пытаясь ему что-то объяснить. Джура выпустил старика и недоумевающе посмотрел на девушек.
— Это доктора? — спросил он вошедшего Уразалиева. — Да, да! Делай, что они говорят, так сказал Козубай. Уразалиев вышел из кибитки.
Худенькая, голубоглазая что-то быстро говорила, показывая на руку старика и на нож Джуры.
В душе Джура удивлялся девушке: «Что за женщина! Она не хочет, чтобы обидчик умер так просто, она хочет отрубить ему руки… Маленькая, а сердце волка!» — решил Джура и, схватив старика за руку, занес нож.
Обе девушки, совершенно сбитые с толку, вырвали нож из рук Джуры. Черненькая протерла нож жидкостью из бутылки, затем зажгла ватку и поднесла нож к огню.
«Ага, они решили резать старика раскаленным ножом», — решил Джура, ужасаясь свирепости русских женщин. Но когда девушка показала жестом, что со старика нужно сбросить халат, Джура быстро сделал это. Старик молчал. Он молча покорился судьбе. Джура крепко держал его и чувствовал, как он вздрагивает от прикосновения мокрой ваты, которой девушка терла его руку. Опустив нож в бутылку с жидкостью, она слегка поцарапала руку старика. После этого обе девушки жестами показали Джуре, что старика можно отпустить. Джура крепко держал его, ничего не понимая.
Неожиданно в кибитку вошел Козубай. Все начали объяснять случившееся. Несмотря на серьезность положения, Козубай не мог не улыбнуться.
— Это советские доктора, — сказал он. — Они не хотели мстить старику, угрожавшему им смертью, наоборот, они сделали ему доброе дело. Они отплатили добром за зло. От одной капли жидкости из маленькой бутылочки погибнет вся оспа в человеке. Советская власть не хочет, чтобы киргизы болели. Это называется «прививка». Вот я первый её сделаю — смотрите!
Он снял халат и дал привить себе оспу. Старые женщины стонали, жалея его.
— Джура, сделай так же! — сказал Козубай.
И Джура, теперь уже с уважением смотревший на русских девушек, с готовностью повиновался.
Следующие на очереди были Уразалиев и несколько человек, приехавших с Козубаем.
Жители становища при известии, что Козубай позволил привить себе оспу, пожелали убедиться в этом собственными глазами. — Ага, видно, девушки не хотят больше, чтобы их красивые личики были обезображены оспой! А ну, становитесь, красавицы! Эта чудесная жидкость ценится на вес золота, а вам дается бесплатно. Не все сразу, соблюдайте порядок, мамаши! На всех все равно не хватит, — весело говорил Козубай.
Желающих привить оспу оказалось очень много. Особенно число их увеличилось при известии, что целебной жидкости недостаточно. — Дело сделано! Едем, — сказал Козубай, выходя из кибитки. — А докторов не захотят опять резать? — совершенно смущенный случившимся, спросил Джура.
— Теперь? Нет, ты не знаешь ещё людей. Теперь они будут друг с другом спорить, кому скорее прививку делать! Старик, который хотел убить докторов, будет теперь помогать им и хвастаться перед остальными, что ему первому оспу привили, а Козубаю второму. Спешим, вечером у нас будут показывать кинофильм. Тени живых людей будут двигаться на стене и стрелять.
— Знаю! — закричал Джура. — Об этом мне Ивашко говорил ещё в Мин-Архаре.
VI
Джуре не терпелось увидеть тени людей на стене. Он представлял себе это как ночную игру теней: Кучак показывал при огне костра на стене головы разных животных.
То, что увидел Джура, превзошло все его ожидания. Когда стемнело, во дворе крепости собралось много народу: пограничники, все члены добровольческого отряда и гости из ближних кишлаков.
Выступил Максимов. Он рассказал, что делается во всем мире. Названия многих стран Джура слышал впервые. Джура понял одно: очень много кругом врагов и надо хорошо охранять границы, не пускать врагов в страну.
Максимов очень много и подробно рассказывал о басмачах и о том, что ими руководят иностранцы — англичане. Он сказал о том, что богатые поддерживают рознь между народами. — Богатые — это аксакалы и баи. Они называются по-разному, и они есть в любой стране, только в Советской России богачей уже нет. В той картине, которую вам сейчас покажут, вы увидите, как народ дрался с угнетателями. Командир советских джигитов Чапай и его красные бойцы воевали против белых. Белые — это баи в мундирах, они хотели убить Чапая. Они хотели весь народ снова заставить работать на себя. Этого же хотят сейчас басмаческие курбаши и баи. Мы должны бороться против них, как боролся славный воин, сын своего народа и партии большевиков — Чапай! Максимов закончил.
Вдруг на стене прямо перед собой Джура увидел вооруженных джигитов. Все вскочили, чтобы лучше видеть, но Козубай приказал всем сесть и смотреть спокойно.
Максимов сначала объяснял, где друзья и где враги. Но скоро присутствующие начали понимать всё сами, узнавали Чапая и Петьку, лишь только они появлялись, и поощряли их громкими криками. В тот момент, когда по плывущему Чапаю начали стрелять враги, во дворе грянул выстрел. Джура трясущимися руками досылал второй патрон, стремясь во что бы то ни стало попасть в белобандита, стрелявшего в Чапая. Кто-то схватил его за руку. Джура, забыв обо всем на свете, рванулся вперед, не сразу поняв, что человек, взявший его за руку, был сам Максимов. Картина кончилась. Во двор пограничники вынесли патефон. При звуках песни, раздавшейся из деревянного ящика, Джура, сильно испугавшись, немного отступил. Потом все подошли ближе, трогали ящик руками. Максимов объяснил устройство патефона и вновь завел его. Голос из деревянного ящика пел по-киргизски — пел о батыре Манасе, о коне Карабаире.
Когда же Максимов спросил, расскажут ли собравшиеся в своих родных кибитках обо всем, что они здесь видели и слышали, многие сознались, что умолчат. Они не хотят, чтобы их считали лжецами: никто не поверит, что машинка может петь, как человек. Все наперебой просили подарить им чудесный деревянный ящик — патефон. Если бы в эту минуту Максимов взмахнул рукой и горы ушли в землю, вместо осени стала весна, а Джуре подвели железного коня, он бы ничему не удивился. Джура знал одно: он попал в мир великих людей и великого счастья.
На другой день пограничный отряд уехал. Джуре было очень неохота расставаться с Максимовым. Ивашко с Сашей поехали к горе Глаз Дракона, чтобы сделать попытку подняться в пещеру. Уехали врачи и раненые. Заканчивать противооспенную прививку должен был приехавший лекпом-киргиз. Множество киргизов приезжали из далеких кишлаков, и Козубай объявил, что лекпом сам поедет в юрты.
VII
Джуре часто приходило в голову, что вся его краткая, но такая удивительная жизнь в крепости окажется сном и он услышит надоедливый голос аксакала. Этого не случилось — Джура по-прежнему жил в этом чудесном лагере.
Но Джура скучал по родным горам, тосковал по Зейнеб, мечтал о мести Тагаю. И Кучак, веселый, добродушный, любящий поесть, все чаще вспоминался Джуре; ему казалось, что лучше Кучака никто не поет песен и не рассказывает сказок.
Джура привел с горы серую лошадь. Шараф хотел её отобрать, но Джура объяснил, что она — подарок Ивашко. Теперь он был счастливым обладателем и винтовки и лошади. Несколько дней провел он возле лошади: чистил её, кормил, поил. Лошадям выдавалась норма зерна и сена; этот корм приходилось в крепость привозить издалека. Для своей лошади Джура потихоньку брал корм у других лошадей. Это заметили и запретили ему проводить все время в конюшне. Вот тогда-то Джура, обуреваемый жаждой боевой деятельности, и явился к Козубаю. Прервав на полуслове доклад Кзицкого, он тут же кратко и поспешно, чтобы его не остановили, изложил свой план. Пусть только Козубай даст ему десять человек, пулемет «максим», боеприпасы и лошадей — Джура поймает Тагая, где бы тот ни прятался, хоть в Китае, хоть в Индии, хоть в Англии. Козубай категорически запретил и думать об этом, объяснив, что значит «вмешательство во внутренние дела» других стран. — А почему они вмешиваются в наши? — горячился Джура и тут же потребовал, чтобы Козубай отправил его в первую же операцию. — Ведь ты ещё ни команды не знаешь, ни правил боя не знаешь, к боевым порядкам ещё не привык. Поживи, присмотрись, да. Куда спешить? Тебе надо изучить район, запомнить, какие горы, реки вокруг. Потерпи, скоро и до тебя дойдет очередь, да… Джура не хотел терпеть, но терпеть приходилось… Однажды Козубай предложил Уразалиеву взять с собой Джуру на одну из вечеринок в недалекий кишлак.
Джура возвратился оттуда очень быстро. Вскоре приехал и Уразалиев.
Утром Козубай уже все знал. По правилам игры, девушка, выбирая юношу, должна задеть его концом платка. Избранник же обязан спеть песню, что-нибудь протанцевать или рассмешить собравшихся веселым рассказом. В награду он получал поцелуй. Когда одна из девушек выбрала Джуру, он растерялся. Присутствующие со смехом навалились на него, чтобы, по правилам игры, задать ему взбучку. Джура шутки не понял и, рассердясь, вернулся в крепость.
Весь следующий день Джура сидел в кибитке: он не хотел никому показываться на глаза, опасаясь насмешек.
Козубай вызвал к себе вечером Джуру и пожурил его, указав, что каждый боец обязан кормить свою лошадь. Она не должна голодать, если хозяин на кого-то обиделся. Потом, смеясь, рассказал ему несколько веселых историй о своих юношеских неудачах. По его собственным словам, он был очень неуклюж в молодости, но умел благодаря своей находчивости всегда посрамить насмешников.
— Не могу я сидеть без дела! — сказал Джура, несколько развеселившись. — Пошли меня хоть на охоту.
Козубай, подумав, согласился. На его вопрос о том, кого бы он хотел взять с собой, Джура попросил Тага, отказавшись от помощи других. Козубай выписал им обоим удостоверения. Таг был вне себя от счастья: Джура, великий охотник и стрелок, из всех джигитов выбрал в помощники его, маленького Тага!
Еще затемно Джура в сопровождении торжествующего Тага верхом на верблюде направился в Маркан-Су. Впереди охотников бежал Тэке. Когда рассвело, они были уже далеко от крепости. Проезжая у скалы, Джура вскинул винтовку и выстрелил. Зазевавшийся на выступе архар, перевернувшись два раза в воздухе, упал на дорогу.
Привязав архара на спину верблюда, друзья двинулись дальше. Вечером они достигли заброшенной конусовидной кибитки. У этой кибитки останавливались на ночевку караваны, следовавшие из Ферганской долины в Кашгарию. Джура решил заночевать здесь. Пустив верблюдов пастись, охотники разожгли костер. В ведре варилась нога убитого архара.
— Завтра, — сказал Джура, — будем охотиться на архаров, сделаем засаду. Знаешь Медведь-гору? Я ночью туда влезу. Знаешь эту гору?
Таг молча кивнул головой.
— Хорошо, — сказал Джура. — Ты на рассвете погонишь на меня архаров, пасущихся внизу.
— Хоп, — согласился Таг.
Больше они не сказали друг другу ни слова. Когда мясо сварилось, они молча поужинали. Тэке не дали ни кусочка мяса, чтобы он был злее на охоте.
Пока Джура стелил шкуры, Таг привел верблюдов и уложил их возле кибитки.
Было раннее утро, когда Таг вышел из кибитки. Туман покрывал окрестности белой пеленой. Джура уже давно ушел на охоту, захватив с собой Тэке…
К тому времени, когда туман поредел, Таг был в условленном месте. Сидя за камнем, он увидел стадо архаров. Таг старался не смотреть в их сторону, чтобы не спугнуть. Он верил: животные чувствуют, когда на них смотрит человек.
Рассвело. Таг зажег фитиль карамультука, долго целился, выбирая самого крупного барана, и наконец выстрелил. Когда дым от выстрела рассеялся, он увидел, что один архар лежит возле камня, а все стадо мчится к Медведь-горе. Таг прирезал архара и присел на корточки, наблюдая, что будет дальше. Архары, казавшиеся издалека серыми точками, достигли отвесного обрыва и, пробравшись по еле заметному выступу, начали цепочкой подниматься в гору. До Тага донесся слабый звук выстрела. Вожак подпрыгнул и покатился вниз. Архары падали один за другим. Задние пытались вернуться, но Тэке перерезал им дорогу.
Теперь единственный путь для них был вверх по гребню, но здесь сидел Джура и стрелял по мчавшимся мимо него архарам. Джура стрелял и злился, что, вставляя новую обойму, приходится терять драгоценное время.
Таг, оставив свою напускную серьезность, кричал от восторга, подпрыгивал и хлопал в ладоши:
— Вот так охота! За одно утро столько архаров! Но охотникам все казалось мало: они целый день стреляли архаров, а вечером жарили жирное мясо.
— Ты видишь, — сказал Джура, — архары собираются большими стадами. Мне знакома эта примета. Они собираются перекочевать в другие места Памира. Но пока они не ушли, надо успеть заготовить запасы мяса. Ты видел, как недоверчиво морщился Шараф, когда мы уезжали на охоту? Куда нам спешить? Не два дня, а пять, десять дней пробудем мы здесь.
В ту же ночь Тэке разбудил Джуру. Приехали пограничники. Их было пятеро. Они проверили документы и сказали, что уже слышали о Джуре. Джура приказал Тагу накормить их и дать им столько мяса, сколько они захотят увезти с собой.
Следующие дни Джура опять стрелял архаров. На четвертый день приехали несколько джигитов из отряда Козубая во главе с Шарафом. — Козубай решил, что у тебя с охотой плохо. А у вас — целая гора мяса! Завтра вместе поохотимся. Мы взяли с собой двух собак, — сказал Шараф Джуре, осматривая туши убитых животных. На следующий день к крепости приблизился караван. Впереди бежал Тэке, за ним на двугорбом верблюде ехал Джура и мурлыкал себе под нос песенку:
Таг, соскочив со своего верблюда, взял веревку, продетую в нос того верблюда, на котором сидел Джура, и торжественно ввел его во двор крепости.
Добротрядцы с шутками и смехом отвязывали убитых архаров, поздравляя охотников с удачной охотой. На шум вышел Ахмед. — Что случилось? — спросил он Джуру.