— Он мог бы подгрызть стебель снизу, и цветок бы упал на землю, — возразил Саид.
— Да, но соки перестанут течь, а зачем жучку сухой цветок? Он хочет пить долго и много сладкого сока. Вчера ты чуть не подгрыз стебель снизу.
— Чжао! — возмутился Саид. — Ты обещал мне не напоминать. Раз сказал, и довольно!
— Одна капля, упав на камень, ничего не сделает, а тысячи разрушат его.
Дорогой Саид передумал вчерашнее и пришел к заключению, что Джура поступил с ним как злейший враг. Друг не мог так поступить! Кому нужны эти караванщики и их халаты? Джура совсем потерял голову. А если он, Саид, будет с ним дальше иметь дело, то не сносить ему своей головы. И о чем он раньше думал? Правда, с Кипчакбаем у Саида большие счеты, но не мусульманский ли обычай прощать врага, если он доказал подарками и делом свою преданность? Вчера враг — сегодня друг.
Саид огляделся, не следит ли кто за ним, не догадался ли по выражению лица о его мыслях.
Но Джура и Чжао быстро спускались с горы в узкую долину, где уже виднелась крепость.
VIII
На пути, в ложбине за отрогами горы, перед ними внезапно открылась одинокая юрта. С такими юртами и скотом горные киргизы обычно выезжают весной на джейлау.
От юрты к путникам ехал на саврасом жеребце человек, похожий на аксакала, а за ним на вороном жеребце следовал кто-то еще. Джура, увидев саврасого жеребца, сразу остановился. Всадники, заметив людей, натянули поводья, но потом, по-видимому, решили продолжать свой путь мимо них. Чжао быстро выхватил из-за пояса Джуры найденную нагайку и сунул ему за пазуху, проговорив:
— Осторожность никогда не мешает!
Если бы Джура собственными глазами не видел старика убитым, он мог бы поклясться, что перед ним сам Садык. На нем был надет сатиновый черный халат, на ногах — желтые мягкие сапоги и расшитые шерстяные чулки. Старик, как его помнил Джура, всегда так одевался. Реденькая рыжеватая бородка торчала из-под платка, которым был перевязан глаз.
— Эй, Садык! Как поживаешь? Глаз у тебя болит, что ли? Узнаёшь своего друга? Остановись! — крикнул Джура. Он заметил, что конь старика поскакал быстрее. Каблуки всадника впились ему в бока. Джура отметил, что нагайки у всадника не было.
Джура выбежал вперед и с силой схватил жеребца за повод. — С каких пор ты перестал узнавать старых друзей? Ты ли это? — сказал Джура, удерживая за повод жеребца, испугавшегося Тэке. — А-а-а… — радостно промычал старик. — Это ты? Кандай сыз тынч-мы келдыз?[48]
— Тынч, тынч, — ответил Джура.
— Я болен, — прошептал старик, — голос совсем пропал, плохо вижу, зубы болят. Еду к знахарю, пусть лечит. Приеду — гостем будешь. — Он сделал нетерпеливое движение поводьями, давая понять, что спешит.
Джура, не выпуская повода из рук, сказал:
— Я сделал все по твоему поручению, аксакал, и хочу сейчас же получить этого саврасого жеребца. Ты, помнишь, сказал мне: «Если исполнишь, на дороге слезу и отдам жеребца». Ты знаешь, я исполнил. — И он показал на Чжао, как бы желая услышать подтверждение своих слов.
— Да, он исполнил, — подтвердил Чжао, хотя и не понял, о чем идет речь; по тону Джуры он смекнул, что надо подтвердить. — Хоп, я отдам тебе жеребца, когда приеду от знахаря. Приходи вечером. Пусти, я спешу.
Джура крепко уцепился за повод, предупредив взглядом Чжао и Саида, чтобы они были наготове, и повел коня за собой. Крепость, такая знакомая и близкая сердцу Джуры, была уже недалеко. На её крыше все так же развевался красный флаг. Вокруг неё было заметно оживление.
— Ты непочтителен к старшим, — прошептал старик. — Отпусти повод, я тебе дам вороного коня, на котором едет мой спутник. Конь рванулся из рук Джуры — видимо, старик опять ударил его каблуками.
Джура повис на поводе. Халат его распахнулся, и оттуда выглянула ручка из слоновой кости.
Заметив её, старик вздрогнул и испытующе посмотрел на Джуру. Джура перехватил его взгляд.
Платок на лице старика ослаб и открыл правый глаз. Джура заметил, что этот глаз смотрит прямо, в то время как левый глаз обращен на Джуру.
Саид пристально глядел на другого всадника. Тот делал вид, что не обращает внимания на Саида, но потом улыбнулся ему, обнажив зубы. Саид сказал:
— Да побьет меня огонь, если я не узнал тебя, Пундит! Незнакомец отрицательно покачал головой.
— Ну да, ты Пундит, — продолжал Саид, — и я встречал тебя у истоков Желтой реки, в Звездной степи. Не я ли продал тебе рыжую кобылу?
Тот, кого назвал Саид Пундитом, сразу перестал улыбаться и что-то быстро сказал своему спутнику на непонятном языке. «Садык» соскочил на землю и бросил поводья, затем вскочил на коня позади своего спутника, и они галопом понеслись на север. Все это произошло очень быстро.
— Стой! — закричал Джура, срывая с плеча винтовку. — Стой! Стрелять буду! — и выстрелил в воздух. — Возьми, возьми! — приказал Джура.
И Тэке послушно помчался за всадниками.
От крепости, где толпились люди, к друзьям направились трое верховых. Впереди ехал толстый женоподобный мужчина без бороды и усов.
— Басмачи? Сдаваться? — спросил он, подъезжая. — Нет! — ответил Джура гордо.
— Зачем вы стреляли, подняли панику? Бросай оружие! Кто вы такие?
— Я Джура. Вон там поскакал неизвестный человек, может быть, враг!
Подъехавшие не тронулись с места.
— А ты кто? — спросил Джура.
— Бросай оружие, потом говори! — закричал толстый. — Я начальник добровольческого отряда. Зовут меня Линеза. Стоять смирно! Целься! — скомандовал он, и три дула уставились на них. Джура знал со слов Козубая, что Линеза — экиёз, двуглазый, так говорят о двуличных людях, и к тому же предатель. Прежде Джура сам бы расправился с Линезой. А сейчас он полагался на мудрость Козубая и решил скрыть свои подозрения, чтобы не насторожить Линезу.
Джура положил винтовку на землю.
— Что ты делаешь? — взволнованно закричал Саид. — Я повинуюсь начальнику, — как можно спокойнее отвечал Джура и обратился к Линезе: — Смотри, вон скачет убийца вместе с приятелем. Я не желал самоуправства, хотел передать его в твои руки. Иначе я стрелял бы не в воздух.
— Второй — Пундит, я его видел в Звездной степи: он ходил с машинкой и срисовывал на бумагу дороги и горы, — вставил Саид, желавший отличиться.
— А тебя как зовут? — презрительно спросил толстяк. — Меня зовут Саид.
— А, Саид, Косой, контрабандист! Слышал о тебе. Саид посмотрел на Джуру.
— Мы советские люди, — ответил Джура. — Зачем нас обижаешь? Стрелять надо не в нас.
— Ты молод ещё меня учить… Взять у них ножи! Тебя я не знаю. Твой друг — известный контрабандист. Мы его и китайца посадим в нашу тюрьму.
— Не хочу в тюрьму, лучше стреляй! — закричал Саид, разрывая халат на груди. — Эй, Джура, что же ты смотришь? — Зачем, начальник, кричишь, зачем сердишься? — спокойно сказал Чжао. — Ты дело разбери, а потом решай. — Молчать! — оборвал его Линеза.
— Потерпи немного, — обратился Джура к Саиду, — сила не на нашей стороне.
Один из спутников Линезы шепотом сказал ему, что перед ними тот самый Джура, который осенью убил Юсуфа и Артабека. Линеза, подумав, обратился к остальным спутникам:
— А вы тоже знаете Джуру?
Они ответили, что о Джуре ничего не слышали. — Если то, что сказал о тебе боец, правильно, — задумчиво проговорил Линеза, — и старые бойцы это подтвердят, я отдам тебе оружие. Сейчас у нас той. Мы празднуем сдачу тридцати одного басмача, которых привел Кзицкий. Басмачи ещё раньше сдали нам оружие, и мы, в знак мира и доверия, не ходим с оружием. Только мой конвой с винтовками. Пусть другие басмачи видят, что здесь нет ловушки. Поэтому и вам сейчас не надо оружия. Приходите на той возле кишлака.
— А мясо на тое зубами рвать? Отдай хоть ножи, — сказал Джура.
Линеза отдал распоряжение вернуть ножи.
— А убийца Садыка пусть гуляет? — спросил Джура. — Ты расскажешь после. Тут тридцать один басмач в плен сдались, а ты: «убийца, убийца»! Саида, если поручишься за него, оставлю на свободе.
— Ручаюсь за него головой, — ответил Джура. — А я прошу тебя: отдай мне Тагая! Я знаю, он у тебя под арестом. Он мой враг, я должен убить его сам.
— Что ты, Джура, порядков не знаешь? — удивленно вскинул брови Линеза. — Мы посмотрим, как быть с Тагаем. Может быть, обменяем на кого-нибудь из наших, кто у них в плену. Линеза уехал.
— Хитрый ты! — И Саид хлопнул Джуру по плечу. — Я поручился за тебя, — сказал Джура.
— Слово — это дым. Ты хочешь, чтобы меня судили? — спросил Саид.
— Даже если и будет суд, твои славные дела перетянут. Чего тебе бояться?
— Хоп, хоп, — ответил, криво усмехаясь, Саид и шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Хитрый ты! — И Саид хлопнул Джуру по плечу. — Я поручился за тебя, — сказал Джура.
— Слово — это дым. Ты хочешь, чтобы меня судили? — спросил Саид.
— Даже если и будет суд, твои славные дела перетянут. Чего тебе бояться?
— Хоп, хоп, — ответил, криво усмехаясь, Саид и шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
С востока показалась группа всадников во главе с Мусой. Джура подождал их у ворот крепости и, когда подъехал Козубай, сердито обратился к нему:
— Ты обещал, что Тагая будем судить, а Линеза говорит «обменяем»! Как так «обменяем»? Значит, опять он будет на свободе? — Все будет по закону, и никто не вправе его нарушить, даже ты, Джура! Пусть кто-нибудь вызовет Линезу. — С этими словами Козубай направился в кибитку начальника.
— Куда ты? — крикнул сторожевой.
Но Муса махнул ему рукой, и тот, недоуменно пожав плечами, отошел.
— Идите в кибитку лекаря, там сейчас никого нет, и вы сможете отдохнуть, — сказал Муса, обращаясь к усталым путникам.
IX
Проводив Чжао и Саида, Джура остался во дворе. Ему все здесь было знакомо: и высокие стены, и примыкающие к ним строения. Он обошел двор, поздоровался с джигитами и не спеша направился к двери арестантской. Она находилась между кибиткой начальника и конюшней.
Джура решил, что все сговорились против него и хотят, по-видимому, спасти Тагаю жизнь. А если будут живы Тагай и Безносый, реки дехканской крови потекут с гор. «Не бывать тому!» — мысленно твердил Джура, подходя к арестантской.
Он молча стоял возле двери и выжидал случая, чтобы проскользнуть туда. Выбрав удобный момент, он открыл дверь и очутился в кибитке. Тагай и Безносый сидели на кошме. Увидав Джуру, они в ужасе вскочили.
Пронзительный крик заставил всех повернуть голову к арестантской. Линеза, в это время слезавший с лошади, замер, застряв ногой в стремени.
Из дверей арестантской с криком: «Джура! Джура!» — выскочил Тагай. В нем нельзя было узнать смелого и владеющего собой курбаши. С раскрытым ртом и выпученными глазами, трусливо оглядываясь, он побежал к воротам.
Бойцы бросились к нему навстречу. Следом за ним бежал Джура с окровавленным ножом в руках. Тагай сбил с ног бойца, преграждавшего ему путь.
Дверь кибитки начальника распахнулась, и наперерез Тагаю вышел Козубай. На нем все ещё был костюм охотника. Борода, как и прежде, делала его неузнаваемым.
— Не стрелять! — крикнул он.
Обезумевший от страха Тагай не обратил на него внимания и упал, споткнувшись о подставленную ему кем-то из бойцов ногу. К лежавшему на земле Тагаю подбежал Джура.
— Не уйдешь! — кричал он, стараясь схватить Тагая за волосы. — Посчитаемся за все!
Козубай удержал руку Джуры, в которой был нож. Подбежавшие бойцы с большим трудом оторвали Джуру от Тагая. — В арестантскую его, в арестантскую! Я его расстреляю за своеволие! — кричал Линеза. — К стенке его, я сейчас же застрелю его!
— Ты опять своевольничаешь, Джура? — сердито сказал Козубай. — Я же сказал тебе!
На шум, который поднялся во дворе крепости, вышел из лекарни Чжао и, став в тени, внимательно наблюдал за происходившим. Линеза, вынувший было револьвер, сунул его обратно в кобуру. Упирающегося Джуру увели бойцы.
— Вставай! — Козубай толкнул лежавшего Тагая носком сапога. — Кто ты, старик, чтобы вмешиваться в дела отряда? Как ты смеешь? — раздраженно спросил Линеза.
Старик сорвал бороду и усы.
— Козубай! — воскликнул удивленный Линеза. — Козубай… — повторил он упавшим голосом.
— Козубай, здесь Козубай! — разнеслось по крепости. Тагай, услышав знакомое ненавистное имя, быстро вскочил и, захлебываясь словами, выкрикнул:
— Откуда ты здесь? Ведь ты в городе, ты не должен быть на Памире!
Козубай, усмехнувшись, приказал:
— Запереть Тагая в арестантскую!
Вскоре Муса доложил Козубаю, стоявшему во дворе: — Тагая заперли в первую арестантскую, Джуру — во вторую. Джура кричит, чтобы его выпустили. Что делать с трупом? Безносого Джура успел ударить ножом. Закопать надо. Выпусти Джуру, начальник, выпусти, не обижай. В другой раз он принесет в сто раз больше пользы.
С пустыря, расположенного за северной стеной крепости, доносились крики. Вдруг раздался выстрел, за ним — другой, третий… Линеза молчал.
— Что за шум? — спросил Козубай Линезу.
— Там по поводу сдачи в плен басмачей устроен той, — сказал подошедший Чжао.
— А ты опять откуда взялся? — спросил Линеза и, обращаясь к Мусе, добавил: — Запереть вместе с Джурой!
— Не надо, — сказал Козубай.
— А я говорю — запереть! — настаивал Линеза. От его растерянности не осталось и следа. — Вы что, ручаетесь за него? — Ручаюсь, — насмешливо ответил Козубай.
— А я бы не поверил этому проходимцу. Кто он, откуда? — Линеза, неизвестно, кому можно здесь верить! — гневно сказал Козубай. — Сейчас же вызови оставшихся в крепости бойцов. Возьми два пулемета и окружи пирующих басмачей. — Здесь я начальник! — вызывающе ответил Линеза, вскакивая на коня. — Новые бойцы тебя не знают. Снять караул! — закричал он. И бойцы, сторожившие басмачей, отошли в сторону. — Назад! — крикнул Муса.
Крики и беспорядочные выстрелы усилились. Линеза, ударив коня нагайкой, скрылся за воротами.
— Назад! — закричал ему Козубай и выстрелил Линезе вдогонку. — Чар-яр! — доносился крик басмачей.
— К бойницам! — скомандовал Козубай.
— Чар-яр!.. Чар-яр!..
В бойницы было видно всю степь. По степи бежали безоружные бойцы. Позади них с гиканьем и криками «Чар-яр» скакали верховые. Они рассчитывали, что оставшиеся в крепости джигиты не откроют огонь по своим. Но спасавшиеся от басмачей бойцы внезапно, как по команде, бросились на землю. Это дало возможность сделать залп по басмачам.
Тем временем пленные басмачи, приведенные Козубаем, воспользовавшись суматохой, бросились через стену наутек. Три басмача упали мертвые по эту сторону крепости. Муса, побежавший за пулеметами в кибитку начальника, возвратился с пустыми руками.
— Товарищ начальник, — сказал он Козубаю, — пулеметы без замков. Измена!
— Бомбы! — приказал Козубай, и Муса снова скрылся в кибитке. — Всем вооружиться и защищать крепость!
Чжао, получив винтовку, занял бойницу рядом с Козубаем. — Товарищ начальник, — сказал Муса, тяжело дыша и утирая пот, — бомбы на складе все без капсюлей. Но у нас есть трофейный пулемет. — Муса показал на ручной пулемет, отобранный у басмачей. Козубай осмотрел его и мрачно заметил:
— Не годится. Басмачи его нарочно испортили, когда сдавались. — Плохо! — согласился Муса.
Сумрак сгущался. Басмачи, рассыпавшись цепью, снова пошли в наступление.
Козубай кивнул Мусе:
— Видишь?
Муса не понял.
— Где ты видел, чтобы басмачи шли пешей цепью, да ещё в таком порядке? Они ученые стали. Понятно?
— Понятно.
Из крепости открыли частый огонь по наступающим басмачам. Цепь залегла…
X
Из лекарни, не замеченный в пылу боя, вышел Саид и под покровом сгущающихся сумерек дошел до двери, за которой был заперт Тагай. Саид быстро отодвинул задвижку и открыл дверь. В кибитке было темно.
— Эй, Тагай, это я, Саид, — шепотом произнес он. — Я хочу помочь тебе!
Из-за двери с куском железа в руке вышел Тагай. — Твое счастье, что окликнул, а то получил бы по голове. Ну? — Тагай сразу обнаглел, заметив, что Саид без оружия. — Помни, Тагай: я, Саид, спасаю тебе жизнь. Не забудь. — Конечно, ты понимаешь, что победим мы, и хочешь жить. Хорошо, живи, — ответил Тагай.
Они вышли, и Саид опять запер дверь на задвижку. Тагай прокрался возле стены и быстро втащил Саида в конюшню, где, как он знал, были вторые ворота крепости.
— Я тоже убегу с тобой. Собачья жизнь! — прошептал Саид. Натыкаясь на лошадей, они ощупью отыскали ворота. — Вот что, — сказал Тагай, осторожно снимая засов. — Привези мне голову Джуры — дам тебе десять тысяч золотом и дом в Сарыколе. — Зачем же тебе платить, если победа близка? — насмешливо спросил Саид.
— Он может удрать. И это не твое дело. Голову достанешь ты — деньги даю я.
Тагай открыл дверь и увлек за собой Саида. Над стенами визжали пули. Перестрелка шла на противоположной стороне крепости, откуда вели наступление басмачи.
— Видишь, — сказал Тагай, показывая нож Саиду, — этот нож я снял со столба в конюшне. Я бы мог зарезать тебя, но дарю тебе жизнь. Живи. Следи, чтобы эти ворота не были закрыты. Помни: мне — голова Джуры, и десять тысяч — твои.
— Хоп, — ответил Саид.
— Держи это, — сказал ему Тагай, подавая бутылочку. — Здесь яд. Когда я уйду, ты отравишь водоем. А не сделаешь — напишу письмо Козубаю, что ты меня выпустил.