Валентин закричал во весь голос:
– Отбой! Насты – отбой!
Еще громче прокричал Зяма:
– Насты… отступаем! Отступаем с победой!.. Ура!
Данил тоже закричал своим дружкам, те с неохотой начали выходить из драки, но этого почти уже не заметили, так как демонстранты вошли во вкус и с дикими воплями оказывают законное сопротивление, хотя на самом деле чаще всего сами и нападают.
Люська торопливо осмотрела кровоподтеки и разбитые губы у троих наших, остальные отделались еще легче, и мы с победным настроем начали выбираться к станции метро.
– Адреналин! – сказал Данил с диким восторгом. – Блин, как жаль, что все закончилось!.. Бугор, когда следующий митинг?
Я кивнул в сторону Зямы, он у нас Геббельс, тот сказал важно:
– Следующее будет не митинг, а народное гулянье…
– А это че?
– Митинг не разрешен, – заявил Зяма, – а народное гулянье можно и без всякого разрешения.
– Драки будут?
– Это по желанию, – ответил Зяма.
– Обязательно пойду, – сказал Данил.
– И я, – поддержал Грекор. – Это было клево! И нам понравилось, и омоновцам. Только ментам хочется тихой жизни, а с омоновцами и подраться одно удовольствие.
Валентин самым убедительным тоном доказывал, что мы нанесли удар системе, но разбивать головы о стену не стоит, для этого там осталось достаточно дураков. Их повяжут и доставят в спецприемник на Симферопольском бульваре, как это обычно и делается, а мы будем готовить новые акции.
Зяма сказал скептически:
– А мы в самом деле потрепали систему?.. Ну, тогда кричали женщины ура и в воздух лифчики бросали.
– Чепчики, – поправил Валентин.
Зяма отмахнулся.
– Какие чепчики? Теперь чепчики не носят.
– Тогда носили, – объяснил Валентин педантично. – Чепчик должен быть на голове, закрывая волосы, потому что женщина с распущенными волосами считалась и сама распущенной.
Зяма отмахнулся снова.
– Тогда смелостью было сорвать с головы чепчик и подбросить в воздух, а теперь – лифчик.
Грекор сказал презрительно:
– Оба вы… грамотеи из прошлого века. Сейчас побрасывают трусики. Если кто-то их еще носит.
Глава 5
Вечером мы уже просматривали десятки лучших роликов с ютюба насчет «уличных беспорядков в Москве», а вообще-то там размещены их сотни, как от простых пацанов, так и от зарубежных корреспондентов.
Самый большой и просто ликующий хай подняла, разумеется, русская интеллигенция. Мы скачали самые интересные, это ж и наша история, на двух даже видно, как Данил с качком заворачивают менту руки, а Люська держит на его голове фуражку.
Гаврик за это время отыскал клевый демотиватор, с ликующим визгом бегал по комнатам и тыкал всем красочно распечатанный на хорошей глянцевой бумаге плакат, разделенный на две половинки. На одном фото дороги «Адлер – Красная Поляна», на другом что-то космическое с надписью: «Полет на Марс аппарат NASA». А внизу под дорогой подпись: «Протяженность 48 км. $7,5 млрд», под космической штукой: «Расстояние 55,8 млн км. $2,5 млрд».
– Ты только посмотри! – завопил он и мне. – Посмотри, в какой сраной стране живем!..
– Ну-ну? – спросил я нетерпеливо.
– Хер гну, – крикнул он победно, – бублик будет! Видишь, сколько наши гады затратили на полста километров? И сколько там за бугром на дорогу в миллион раз длиннее!.. Ты только подумай, в миллион раз!
– Круто, – сказал я. – Задвинь его во все демотиваторы.
– Да я оттуда и взял, – сказал он. – Я с ним на следующий митинг выйду.
Я подумал, покачал головой:
– Не, на митинг пока не надо. Но распространить – распространим.
Он ускакал показывать Люське, перед нею все стараются зачем-то показаться умными, хотя Люське это по фигу, а Данил спросил тихонько:
– А че не на митинг?
– Мы сруны, – объяснил я терпеливо, – но не идиоты. А это идиот. Кто ж сравнивает такое? Они что, дорогу до Марса асфальтом укладывают?..
Данил почесал в затылке.
– Да? А я тоже сперва не врубилси.
– На митингах полно корреспондентов, – напомнил я. – Те морды врубятся быстрее. Потому только срунство, но не дурость! Срунство – это вызов, бунт, революция!.. Это афроамериканский квадрат, который мы смело и отважно зовем в пику политкорректности черным!..
Он подумал, просиял.
– Мы, как чернышевские, что бросали камни в хрустальные дворцы?
– Да, – сказал я терпеливо, – только это Чернышевский их строил, а наш человек Достоевский по ночам выходил из грязного подвала и швырял камни!.. Как ты вчера громил троллейбусную остановку. Только ты павильончик, а он – дворец! Хрустальный.
– Классик, – сказал Данил с уважением. – Думаю, это он с злости, что его чуть не повесили, когда он бомбы мастерил и в царя бросал.
Пока мы просматривали себя на ютюбе и новости насчет митинга, Грекор отыскал в инете о наемниках, что тоже насты, так как абсолютно пренебрегают мнением и моралью общества. А воюют за тех, кто больше заплатит. И, бывало, если противоположная сторона платила больше, то тут же переходили на другую сторону. Иногда случалось так, что наемники в разгар боя по несколько раз меняли хозяина.
Все рассказы про некую «честь наемника» являются позднейшими наслоениями, призванными обелить эту профессию, на самом же деле наемники были людьми, лишенными всяких принципов, лишенными чести и совести. У них было только желание жить интересно и ярко, заполучить побольше денег, врываться в беззащитные села и города, убивать и насиловать, грабить. Это наемники ввели в употребление такие неслыханные в христианском мире деяния, как удар в спину, подножка, удар ниже пояса, удары по лежачему…
Валентин выслушал, кивнул очень довольный:
– Да, насты внесли в военную культуру немало новинок и тактических приемов.
– А еще каких? – спросил туповатый Данил.
– Например, захват заложников, – ответил Валентин, не задумываясь. – Согласись, это очень эффективный прием, против которого так и не придумали еще надежной защиты.
– Террор, – добавил Грекор.
– Террор, – согласился Валентин. – Мины.
Я добавил:
– Кстати, кое-что вообще вошло в арсенал официальных действий бывших рыцарских держав с высокими моральными устоями! Как вот террор остался в арсенале только настов, а установка мин вошла в официальную практику держав. Или диверсионные группы, что всегда считались подлым методом войны и еще в прошлую войну подлежали расстрелу на месте.
– Расстрелу на месте подлежали также снайперы, – сообщил Валентин, – так как они тоже стреляли «подло»: из укрытия, нередко в спину… Так что насты обогатили не только тактику ведения войн, но и ввели в войска свои боевые единицы. От чего войны стали более кровавыми, интересными, жестокими и захватывающими.
Мелодично трекнул мобильник, мелодия неизвестная, я взглянул на дисплей, там только номер, никакой аватары.
Тача я коснулся, словно ядовитой змеи, сказал осторожно:
– Алло?
В ответил раздался мягкий голос:
– Как мне нравится, когда говорят «алло», а не «слушаю» или «да», все-таки «алло» – это наше «хелло», что значит «привет»…
– Здравствуйте, мистер Дудикофф, – сказал я.
– Может, – донеслось из мобильника, – проще господин Дудиков?.. Вообще-то в Штатах я уже с первой встречи предложил бы называть меня Джоном, но в России все происходит медленно и замороженно… Анатолий, мы очень рады, что вы решили создать и зарегить… так у вас говорят?.. свою партию. И я очень надеюсь, что у вас все получится быстро, как почти в демократической стране…
– Спасибо.
– Теперь, – продолжил он мягко, – вам предстоят дополнительные расходы на новых людей, закупку офисного оборудования… Словом, нам не помешает встретиться.
Я ответил без раздумывания:
– Не помешает.
Наверное, я поспешил с ответом, потому что он после паузы, перенастроившись, сказал, похоже, то, что намеревался выдать при следующем разговоре:
– Чтобы снять некоторую недоверчивость… а то и подозрительность, я очень прошу заглянуть вас лично в наш маленький уютный домик. Уверен, вам у нас понравится.
Я ответил почти твердо:
– Нет, как-то некогда.
– Это необязательно сегодня, – сказал он мягко. – Как только у вас появится свободное время.
Я ощутил, что попался, не могу же брехать, что все время занят, сказал с неохотой:
– Завтра тоже… вряд ли. Разве что послезавтра…
– Отлично, – ответил он тут же. – В котором часу?
– Ну, – промямлил я и сделал вид, что роюсь в блокноте с множеством деловых записей, – так это в четыре… то есть шестнадцать… даже в шестнадцать тридцать…
– Отлично, – повторил он. – Записываю! Буду рад встретить вас лично.
– Лучше не встречайте, – сказал я нервно. – Там вас, наверное, всякий раз фотографируют. Как шпиона.
Он расхохотался:
– О, как интересно! Надо будет пересказать эту шутку!
Когда я отрубил связь и сунул мобильник обратно в кармашек, лицо у меня было такое, что все умолкли и повернулись, как настороженные и ощетиненные боевые дикобразы.
Валентин спросил с сочувствием:
– Все-таки не полиция?
– Не полиция, – ответил я.
– Тогда… из общества поддержки культурных связей?
– Или демократических начинаний, – ответил я. – Так и не запомнил, как они назвались.
Данил рыкнул недовольно:
– А какая разница? Названия можно придумать самые разные…
– Это понятно, – сказал Валентин быстро. – Я знаю, что всех тревожит. Предатели мы или нет?.. Вопрос непростой, потому что власть в России принадлежит бандитам, захватившим страну, а в этом случае должны мы защищать страну или нет?.. Получается, что мы защищаем этих бандитов!
– Такое уже было, – сказал Зяма. – Когда Россия воевала в Первой мировой, большевики сказали, что так мы защищаем проклятый царизм, потому надо не защищать, а обратить штыки против царя… вот так и сбросили царя с трона!
Я поежился:
– Да, какое-то двойственное чувство. С другой стороны, он снова предложил деньги. А их мы можем использовать, как хотим, не связывая себя никакими обязательствами. Но какое-то гаденькое чувство…
– Как будто нам самим подосрали? – спросил Грекор и хохотнул. – А если взять деньги и потратить на баб и дорогие машины? Тогда получится, подосрали им мы!
Я поморщился, потряс головой:
– Давайте сегодня ничего не решать. Обдумаем. Мы договорились на послезавтра. Это еще уйма времени, чтобы передумать и отказаться трижды до пения первого петуха!
Ленин пришел к власти именно с лозунгом «Долой!», он не стеснялся принимать деньги на развитие и расширение своей партии от Германии, тогда она была для России тем же, что сейчас – США. Ленин без всяких угрызений принимал деньги, уже тогда была система благотворительных фондов, а для экстренной передачи денег использовали тайные встречи, на которые Ленин посылал помощников, никогда не засвечиваясь лично.
Так что нет ничего позорного или криминального в том, что мы принимаем деньги от госдепартамента США. Это общепринятая практика. Так же точно принимали деньги оппозиционеры в Грузии и Украине, где вскоре победили и пришли к власти, в Киргизии и Таджикистане, в Польше и Прибалтике…
Точно так же получают гранты сейчас оппозиционеры в Венесуэле, Иране, Сирии… нет смысла перечислять: по всему миру получают те же деньги, которые США имеют от этих стран в виде бегства капитала, от покупки долларов и прочих вложений. Конечно, эффектная комбинация: бросать оппозиционерам толику тех денег, которые США получают от того самого правительства, которое намереваются свергнуть!
Так что ладно, сомнения в сторону, беру. А там посмотрим.
Я проснулся с этой мыслью, мой так и не заснувший мозг всю ночь лихорадочно работал, стараясь выбрать правильный путь, хотя вроде бы все очевидно: победившие – брали от кого-то деньги, а кто не брал, тот и не победил, но на них не сошлешься, они растворились в неизвестности, в то время как поднявшиеся на деньги зарубежных разведок, будь это Ленин или Бен Ладен – попали даже в учебники по правильной тактике борьбы.
Я пришел в офис пораньше, навстречу пахнуло ароматом крепкого кофе, с моей легкой руки он начинает вытеснять привычное нам пиво. За столом возле входа Люська расставляет чашки, в то время как Марина режет узкими клинышками пиццу.
– Ранние пташки, – сказал я с одобрением. – Значит, идем на подъем. От победы к победе.
Марина сказала жеманно:
– По новостям передали, что задержано сорок два человека. Двадцать восемь отпустили после профилактической беседы, остальным вроде бы предъявят обвинения в беспорядках.
Люська прощебетала весело:
– Это она к тому, что у нас умный вождь! Начали драку мы, но повязали других. Вот что значит вовремя выйти.
– Я вообще мудрый, – ответил я весело. – Налей мне чашку побольше, а этот наперсток пусть Зяма держит в обеих ладонях.
– Он еще не пришел.
– Когда придет… Если его мама отпустит.
– Отпустит, – сказала Марина. – Как только Зяма сообщит ей, что тут деньги дают.
Все хохотнули, особенности Зямы обыгрывать легче всего, в то время как Грекора только и можно дразнить салом и «пывом», Люську сиськами, а Марину толстой жопой.
К обеду прибежал и Зяма, за ним явился Данил, еще потный и раскрасневшийся после мертвой тяги и жима за голову.
Зяма с порога бережно вытащил из широкой папки старинную виниловую пластинку.
– Кто знает, что здесь? То-то. Сейчас поставлю, услышите!
Данил заметил ядовито:
– Так у нас патефона нет! Или для этой штуки нужен граммофон?
– А вот так, – ответил Зяма бодро и врубил карманный плеер погромче.
В помещении зазвучала с шумами, хрипами бодрая, задорная музыка, затем молодой голос запел приподнято и возвышенно:
Я поморщился, да что за херня, у меня скулы сводит от такой бодрости и свежести. В душе сразу естественный протест: а на хрен буду за эту сраную победу бороться и строить тот самый хрустальный дворец, да я вместе с Достоевским лучше вылезу из грязного подвала и буду швырять в его стеклянные стены булыжники!
Как-то был у Зямы дома, у него деды-прадеды готовили Великую Октябрьскую революцию, царя свергали, потом комиссарили в Гражданскую, да и потом остались рьяными коммунистами, от них у Зямы большая коллекция старых плакатов советской эпохи, пластинки с песнями, значки советской эпохи с ее первых дней.
Он с гордостью все это показывал, я смотрел, смотрел и вдруг отчетливо понял, почему рухнула советская власть. Вовсе не из-за той хрени, как пишут сурьезные аналитики с академическими званиями, дураки они набитые, а именно вот из-за этих бодрых плакатов, с которых улыбаются здоровые, красивые и мужественные юноши и девушки.
Ну не можем мы, не можем так долго быть красивыми и мужественными! Маятник обязательно качнется в другую сторону! И чем сильнее его оттягивать в сторону строительства хрустального дворца, тем с большей яростью те же строители ринутся его рушить…
Хлопнула дверь, влетел Гаврик и, перекрикивая песню, заорал злобно:
– Вот оно, очередное нарушение!.. В Госдуме предлагают запретить на митинги приходить в масках и приносить алкоголь!.. Это что же, я покупаю бутылку водки в магазине, несу домой, но прохожу через толпу митингующих, и меня могут повязать?
– Сатрапы, – согласился Данил. – Сволочи! Они еще и штрафы хотят повысить! И все из-за того, что десятку ментов разбили головы. Так им за это и платят!.. У ментов работа такая. Да и головы у них все равно пустые.
– Не пустые, – возразил Зяма. – Пустые уже бы разбили! А цельнолитые.
– На прошлом митинге арестовали двадцать восемь, – напомнила Марина. – Четырнадцать все еще в обезьяннике. Это же сколько им придется выплатить, если штрафы в самом деле поднимут, как грозит Госдума, в два-три раза?
Данил оглянулся на меня:
– Бугор, а нельзя нашему благодетелю намекнуть, что люди пострадали за благо свободы, надо бы за них внести штраф? А то больше на митинг никто не пойдет и камнями бросаться не будет!
Я за столом копался в бумагах, Люська уже нараспечатывала всякой хрени, гордясь тем, что умеет пользоваться принтером, все о штрафах за беспорядки на митингах, правила и анкеты для заявок на мероприятия.
– Что, – пробурчал я, – вы всерьез думали, что те арестованные заплатят из своего кармана? Все будет возмещено, даже так называемый моральный ущерб, хотя я до сих пор не понял, что это. Только тем группам платят другие.
– Или тот же Дудиков, – сказал Зяма, – но в другие дни.
Валентин сказал рассудительно:
– Только в Москве таких обществ по поддержке демократии сотни. И все они открыто или полуоткрыто финансово поддерживают оппозицию. Так что за остальных волноваться не надо… Нужно только думать, чтобы самим не слишком влезать, а то знаете поговорку: коготок увяз – всей птичке песец.
Данил посмотрел на меня с надеждой.
– Анатолий у нас хоть и редко говорит, но это еще та акула. Его не ухватишь голыми руками.
– Разве что под жабры, – сказал Валентин.
Люська прокричала от столика с кофейным автоматом:
– Анатолий, какой кофе засыпать? Тут три разные пачки…
Я отмахнулся, все так же не поднимая головы от стола с бумагами.
– Да какая разница?.. Какие-то сорта придумали. В кофе главное – крепость…
Дверь распахнулась, вошел крепко сложенный мужчина в неприметном костюме, с порога окинул помещение быстрым цепким взглядом, мгновенно ухватив все, такие люди не осматриваются с распахнутым ртом.
– Правильная оценка, – сказал он сильным мужественным голосом. – Кофе должен быть крепким! Все остальное – эстетствующая блажь.