Архитектура и в самом деле интересовала его, и он купил книгу (очень похожую на ту, что у него уже была, но с собой он ее не взял) по архитектуре Венеции пятнадцатого века. Он два раза отправлялся с этой книгой в город – сравнивал фотографии с оригиналами, испытывая искушение сделать наброски церквей, на которые смотрел; но художник на улице привлек бы к себе внимание, тогда как человек, уткнувшийся в книгу, выглядел типичным туристом, к тому же она была определенной защитой от любопытных глаз. Рей собирался стать художником, но в двадцать четыре года отказался от этой затеи, понимая, что никогда не сможет подняться выше среднего уровня.
Он держался подальше от района Сан-Марко, но ближе к вечеру в понедельник и сегодня утром, во вторник, быстро прошел по Пьяцце к почте – узнать, нет ли для него послания от Коулмана. «Гаррет», – сказал он почтовому клерку, надеясь, что тот не знает о человеке по имени Гаррет, разыскиваемом полицией. И клерк спокойно принялся разыскивать письмо на имя Гаррета, но ничего не нашел. В обоих случаях Рей немедленно покинул почту через улочку Фреццария. Рей был почти уверен: родители отрядили одного-двух детективов на его поиски и у них на руках будут фотографии. Завтра он наведается туда в последний раз, решил он. Посмотрит, написал ли ему что-нибудь Коулман. Впрочем, Рей почти не сомневался, что Коулман ничего не пришлет, если только ему не взбредет в голову написать что-нибудь оскорбительное. Если Коулман к завтрашнему дню, среде, ничего не напишет, то Рей вообще оставит всякие попытки связаться с ним. Он поклялся себе сделать это, словно боялся, что иначе не удержится. Но он видел логику в отказе от дальнейших стараний в чем-либо убедить Коулмана, как видел логику в совете Инес поступить именно таким образом. Он не исключал вероятность отъезда Коулмана из Венеции, думал даже, что тот уже уехал, если ему разрешила полиция, а потому вся эта суета лишалась смысла. Полиция, вероятно, не слишком нажимала на Коулмана, и тот ни в чем не признался. К тому же Рей сомневался, что Коулман сказал бы хоть слово даже под давлением. Способы выбить показания, безусловно, бывают разными, но Рей был уверен: если бы Коулман принял решение молчать, то не отступился бы от него. И уж конечно, ни итальянская полиция, ни даже американская не подвергла бы его пытке. Рей сделал для себя два открытия: во-первых, людей, даже таких чувствительных, как Инес, не особо волновало, совершил человек убийство или нет; а во-вторых, бесполезно пытаться умиротворить Коулмана. Рей представил себе, как завтра днем он идет в полицию и рассказывает им историю, которая ничуть его не красит: о том, что он хотел исчезнуть на какое-то время, даже понимая, что его семья будет волноваться… теперь он сожалеет и ему стыдно, но он был не в своем уме. Он, мол, несколько дней назад увидел в газете заметку о себе, а потом – ничего. И он решил, что его исчезновение не вызвало особого переполоха. Рей не хотел сообщать полиции о попытке Коулмана убить его, столкнув с катера. Нужно выкинуть это воспоминание за борт, думал он.
Ближе к вечеру, когда Рей шел мимо церкви Сан-Траваско, неподалеку от пансиона «Сегузо», но с другой стороны от фасада, он на узкой улочке столкнулся лицом к лицу с Антонио.
Оба резко остановились и уставились друг на друга, причем Антонио широко раскрыл рот. Потом на лице его появилась улыбка.
– Синьор Гаррет! Вот это да! У вас все в порядке?
– Да.
Рей словно примерз к месту. Антонио сжимал его руку.
– Dio mio[52], все считают, что вы умерли!
– Ш-ш-ш, – проговорил Рей, дивясь галстуку Антонио цвета фуксии и ощущая запах его лосьона для волос. – Рад вас видеть.
– Где вы были? Что с вами случилось?
– Ничего, – сказал Рей.
Итальянец, такой же высокий, как и он, не выпускал его руку. Рей высвободил ее из хватки Антонио.
– Вы должны сообщить в полицию! – произнес Антонио, продолжая смотреть на Рея круглыми глазами. Понизив голос, он сказал: – Вы знаете, что все думают, будто Эдуардо вас убил? – Он качнулся назад на пятках и рассмеялся, явно с облегчением, при этом чуть не потерял равновесие. – Давайте выпьем кофе.
Рей медлил. Этот тип мог все испортить. С другой стороны, за чашкой кофе он постарается убедить Антонио никому не говорить об их встрече.
– Хорошо, давайте.
Они нашли за углом маленький кафе-бар – место с одним-единственным столиком всего в двух футах от кассы. Антонио заказал кофе и принес чашки за столик. Хозяин, приготовив кофе, вернулся к своей газете.
– Значит, вы находились где-то в другом месте? – спросил Антонио.
– Всего лишь снял комнату. Поблизости, – ответил Рей. – Вы не должны задавать мне слишком много вопросов, Антонио. Я хотел скрыться от всех и даже на какое-то время забыть, кто я. Вы можете это понять?
– Конечно могу, – серьезно произнес Антонио, сверля Рея своими умными глазами. – Но та ночь, ночь на Лидо… что тогда случилось?
– Ничего. Он высадил меня у Сан-Марко и… я просто ушел. Ту ночь я провел в другом отеле.
Антонио нахмурился:
– У Сан-Марко? Эдуардо говорит, что высадил вас на Дзаттере.
– Может, это была Дзаттере, не знаю. Да, пожалуй, Дзаттере. – Он увидел сомнение на лице Антонио, не умеющего скрывать свои чувства. – На Дзаттере. У меня остался неоплаченный счет в «Сегузо», но я его оплачу.
Антонио беззаботно махнул рукой: «Подумаешь, счет!» Он еще больше нахмурился и выпятил свою полную нижнюю губу:
– Знаете, Инес считает, что Эдуардо вас убил. Она очень переживает. Она этого не говорит, но я вижу. Она попросила меня уехать из Венеции. – Он улыбнулся. – Но я не могу покинуть Венецию так сразу. Нет. Конечно, Инес будет недовольна, если узнает, что я все еще здесь. Поэтому я вчера переехал в одно маленькое место поблизости. – Он сделал неопределенное движение рукой. – Венеция слишком прекрасна, чтобы уезжать! И потом, мне было интересно услышать про вас. – Он наклонился к Рею, скосил глаза на хозяина, хотя они и говорили по-английски. – Она просила меня уехать из Венеции, потому что боится, как бы я не сказал что-то против Эдуардо.
– Да? А что вы можете сказать против него?
– Не знаю. Не знаю ничего, кроме того, что он вас ненавидит. – На лице Антонио появилась едва заметная озорная улыбка. – Но Инес переживает. Эдуардо, наверное, сказал ей, что убил вас. Или она просто подозревает. Понимаете? – Антонио перешел почти на шепот. – Вы, может, не понимаете, но я понимаю. Я сегодня видел, как они все вместе шли по улице – Смит-Питерсы, Эдуардо, Инес, вся компания. Они все считают, что Эдуардо вас убил. Или подозревают. Но они не хотят приглашать в свою компанию итальянца… Вы меня понимаете? Итальянцы обычно держатся вместе, американцы так не делают, да? Но может, внутри мы все похожи!
Он положил обе руки себе на бедра и рассмеялся так же тихо, как говорил.
Рей улыбнулся:
– Пожалуй, это странно.
– Они все знают, что Эдуардо вас ненавидел, – шепотом проговорил Антонио, – но я не думаю, что они скажут об этом полиции или не пойдут с Эдуардо по улице на ланч. Да? – Антонио помолчал, чтобы его мысль лучше дошла до Рея. – Я думаю, Эдуардо мог хвастаться Инес, что убил вас. Иначе чего ей беспокоиться? Это так похоже на Эдуардо – сказать ей. Ему на все плевать. Вы понимаете?
Рей понимал. Он не прерывал Антонио. Тот довольно бегло говорил по-английски, а потому болтать с ним было одно удовольствие.
– Полиции он говорит, что высадил вас на Дзаттере, а Инес – что он вас убил. А может, он сказал Инес, что высадил вас на Дзаттере, а она ему не верит. Не знаю. – Антонио непрестанно крутил коробок с восковыми спичками на столешнице. – И каковы теперь ваши планы?
Его вопрос вызвал у Рея раздражение, но он чувствовал, что должен ответить на него из соображений вежливости. Или хотя бы для того, чтобы не дать Антонио усомниться в его, Рея, вменяемости.
– Через день-другой я пойду в полицию и сообщу, что жив-здоров. А пока я прошу вас, Антонио, никому не говорить о нашей встрече. Даже людям, которые меня не знают. Вы обещаете?
Антонио посмотрел на него удивленным и немного разочарованным взглядом:
– Почему?
– Я хочу побыть инкогнито еще несколько дней. А может, всего до завтра. Но позвольте мне самому решить мои проблемы.
Он отдавал себе отчет в том, что Антонио не способен его понять. Антонио понял бы его, скажи ему Рей: «Я прячусь, чтобы возложить вину за мою смерть на Коулмана, но, как видите, из этого ничего не получается – всем на всё наплевать. И в любом случае я же не мертв». Но мотивы его поведения были куда сложнее, и он не собирался ничего объяснять Антонио.
– Все разъяснится, – пообещал Рей. – Я… – Он чуть было не сказал, что переживал смерть жены, но не хотел упоминать Пегги. – Давайте уйдем отсюда.
Антонио встал:
– Можно, я пройдусь с вами немного? Я до семи свободен.
– Хорошо, – сказал Рей, которому на самом деле было все равно.
– Все разъяснится, – пообещал Рей. – Я… – Он чуть было не сказал, что переживал смерть жены, но не хотел упоминать Пегги. – Давайте уйдем отсюда.
Антонио встал:
– Можно, я пройдусь с вами немного? Я до семи свободен.
– Хорошо, – сказал Рей, которому на самом деле было все равно.
Они пошли по берегу канала Сан-Тровазо к набережной Дзаттере. Никто из них не указывал путь, они шли, следуя естественным поворотам улочек, петлям проулков, которые были здесь более узкими и извилистыми, чем в остальном городе, да и сам район казался старее, проще и беднее, чем бо́льшая часть Венеции.
– У вас где-то тут неподалеку комната? – спросил Антонио.
– Да, – ответил Рей.
Когда он это сказал, его взгляд был устремлен на Джудекку, этот громадный остров за водным простором, его убежище, которое он не собирался выдавать.
– Эдуардо высадил вас здесь? – спросил Антонио на Фондаменто-делле-Дзаттере, показывая куда-то налево, в сторону пансиона «Сегузо».
– Да, где-то здесь.
Они повернули направо. Фасады домов, выходящих на широкую набережную, были простыми, без каких-либо украшений. Темнело, и уличные фонари уже зажглись.
– Там дальше Stazione Marittima[53], нам не пройти, – сказал Антонио, показывая вперед. – Давайте сюда.
Они свернули направо на узкую улочку, а через минуту прошли по мосту через канал. Рей понял, что ему придется возвращаться назад, чтобы сесть на вапоретто до Джудекки. Он хотел отделаться от Антонио, но так, чтобы это не выглядело грубо, а потому решил проститься с ним минут через пять. И еще: когда они расстанутся, нужно будет убедиться, не идет ли Антонио за ним следом.
– Наверное, полиция не выпустит Эдуардо из Венеции, – задумчиво сказал Антонио. – Я знаю, Инес хочет уехать во Францию.
– Мне это неизвестно, – неопределенно ответил Рей и поднял воротник пальто.
– Зачем вы отпустили бороду? Чтобы вас не узнали?
– Захотелось чего-то новенького. Вряд ли она до неузнаваемости изменила мою внешность.
– Знаете, я ведь тоже считал, что Эдуардо вас убил, – сказал Антонио, словно посвящая его в сокровенную тайну. – Я думал, какой странный человек. Гуляет тут этот американец, и никто ничего не предпринимает.
«Включая и тебя», – подумал Рей, хотя и без всякого осуждения.
– Люди не любят предъявлять такие обвинения.
– Но даже Инес, она остается с ним в…
Рей вдруг вздрогнул и остановился. Впереди он увидел Коулмана – тот выходил из темного треугольника тени, прилепившегося к маленькой церкви, как пирамидка. Коулман поглядывал по сторонам, явно в поисках кого-то или чего-то.
– Что случилось? – спросил Антонио.
– Ничего. Показалось, что увидел кое-кого, – ответил Рей.
Антонио огляделся:
– Кого?
Коулман все еще оставался в поле их зрения. Но через секунду уже исчез. Просочился в щель переулка в левой части церковной площади.
– Мне показалось – Инес, – сказал Рей. – Не имеет значения. Сейчас мы должны проститься. Рад был с вами увидеться, Антонио. Но помните, что я вам сказал. Никому не говорите о нашей встрече. Предоставьте это мне. Договорились?
– Но… я не собираюсь ни с кем из них видеться. Честно, – пообещал Антонио. – Я очень рад, что вы живы, Рей!
Он протянул руку. Рей пожал ее:
– Arrivederci, Антонио.
– Arrivederci, Рей!
Не думая о том, куда выйдет, Рей зашагал направо – в сторону, противоположную той, куда пошел Коулман. Несколько секунд спустя оглянулся, но Антонио не увидел. Потом улица, по которой он шел, сделала поворот, и теперь видимость сзади ограничивалась всего несколькими футами. На следующем повороте Рей помедлил, обернулся и подождал. Антонио не появился. Рей задышал легче и двинулся в сторону набережной Дзаттере. По крайней мере, он полагал, что идет в направлении, которое выведет его туда. Он огляделся в поисках каких-нибудь стрелочек, которые иногда встречались на стенах домов и показывали ближайшую остановку вапоретто или трагетто[54]. Сегодня ему не попалось ни одной. На набережной Дзаттере он судорожно вздохнул. Его спина была напряжена. Он оглянулся, на этот раз опасаясь не Антонио, а Коулмана, и, не увидев его, пошел медленнее. На Антонио можно положиться, думал Рей, парень никому ничего не скажет, и явно на пользу Рею шло то, что Антонио больше не собирается встречаться с Инес. К тому же Рей говорил правду: он и в самом деле хотел через два дня явиться в полицию. А за это время он должен наладить свою разрушенную жизнь. Он мог составить список из четырех или пяти пунктов.
Написать Брюсу Мейну в Нью-Йорк. Отправить телеграмму родителям (лучше завтра). Слетать в Париж и поговорить там по поводу своего бизнеса. Написать Маку – узнать, как обстоят дела с продажей катера и мебели на Мальорке. В Париже в «Пон-Руаяль» его, вероятно, будет ждать письмо от Брюса, а возможно, и договор на аренду помещения под галерею на Лексингтон-авеню. Проблема в Нью-Йорке состояла в том, будут сносить здание или нет. Брюс наверняка уже выяснил это.
На Дзаттере Рей купил «Коррьере делла сера» в киоске. В утренней «Гадзеттино» про него ничего не было. Рей сунул газету под мышку, не просматривая ее. Когда он садился в вапоретто на Джудекку, начался дождь.
Рей прислонился к кабинке – здесь он не был полностью защищен от дождя – и наблюдал, как приближается Джудекка. Неужели Коулман снова идет за ним по пятам? Или же он пытается уйти от частного детектива, который следит за ним? Но зачем детективу выслеживать Коулмана в таком городе, как Венеция, когда он знает, в каком отеле остановился Коулман? В ту самую секунду, когда Рей увидел сегодня Коулмана, он понял, что тот ищет его. И может быть, в кармане у него лежит пистолет. Коулман не остановится ни перед чем и не успокоится, пока не убьет его. Рей начал понимать, что в его жизненных интересах явиться завтра в полицию и немедленно покинуть Венецию.
Когда он добрался до дома на южной оконечности Джудекки, синьора Чьярди не было. Точнее, Рей никого не увидел и не услышал, пока шел по двору и поднимался в свою комнату. В ней ничего не изменилось, разве что Джустина прибралась здесь. Рей осмотрел несколько своих книг, новый чемодан, ствол лозы за окном. Его часы показывали десять минут седьмого. Завтра утром он отправится в полицию (даже если в почтовом отделении на Сан-Марко его будет ждать письмо от Коулмана) и станет другим человеком – человеком по имени Рей Гаррет. Это имя было вроде ярлыка – знакомое, скучное, как бирка на упаковке: «В этой коробке находится двенадцать консервных банок по шестнадцать унций каждая», не одиннадцать, не тринадцать, а именно двенадцать. Рей не стал просить Джустину, чтобы подогрела воду; он снял рубашку и вымылся холодной водой у каменной раковины, которую нашел в темной нише этажом ниже. Дрожа от холода, он энергично вытерся жестким полотенцем, потом взбежал по ступенькам в свою комнату. У него еще хватало времени, чтобы купить что-нибудь в Венеции, кроме того, он хотел найти подарок Елизавете.
Не было еще и семи, когда Рей вернулся в большую Венецию, быстро прошел по проходу от набережной Дзаттере до Академии, пробежал по горбатому мостику, спустился на Кампо-Морозино мимо церкви Сан-Маурицио в направлении Сан-Марко. Он купил сумочку для Елизаветы в солидном, довольно дорогом магазине близ Сан-Марко. Сумочка была черная, квадратная, жесткая и имела красивую подкладку из бежевой лайки. Рей прошел к Ларго-Сан-Себастьяно и нажал звонок в доме Елизаветы. Часы показывали половину восьмого, и Рей надеялся, что семья уже поужинала.
Он услышал быстрые шаги, спускающиеся по лестнице, – может быть, шаги самой Елизаветы. Потом ее голос:
– Кто там?
– Это я, Филипо, – ответил Рей.
Дверь открылась. Елизавета уставилась на него округлившимися глазами, губы ее чуть приоткрылись. Потом она улыбнулась:
– Так это вы!
– Да. У меня для вас подарок. – Он протянул ей полосатый бумажный пакет. – Я уезжаю и хотел попрощаться с вами.
– Вы все это время были в Венеции? – спросила она шепотом, оглянувшись.
Но к ним никто не спускался.
– Да. Возьмите это, Елизавета. Прошу вас. Или, может, выйдете на несколько минут? Выпьем по чашечке кофе.
– У меня есть минут двадцать перед ужином. Подождите!
Она закрыла дверь.
Он ждал на улице, довольный тем, что у нее нашлось несколько минут и она доверяет ему, вот даже согласилась встретиться с ним.
Она вышла в плаще. Рей по-прежнему держал в руке бумажный пакет.
– Куда вы хотите пойти? – спросил он.
– Нам никуда не нужно идти. – Она смотрела на него круглыми глазами. – Где вы были? Я видела вашу фотографию в газете.
– Ш-ш-ш. Я был в Венеции. Мы должны выпить где-нибудь кофе или вина. Чтобы уйти с холода.
По предложению Елизаветы они отправились в бар неподалеку – свернули два раза и прошли немного по переулку. Елизавета хотела горячего шоколада. Рей заказал виски с водой.