Рей вдруг подумал, что Коулман, возможно, мертв. Его тело уже обнаружено. А может, это случилось еще вчера. Рей не мог решить, в каком варианте больше логики – убил он тестя или нет, и скорее склонялся к мысли, что его собственное чувство вины (не надо было швырять в Коулмана камень) заставляет его считать тестя мертвым.
– И никого не было поблизости, чтобы вам помочь? – спросил синьор Чьярди.
– Нет, я нашел маленький фонтанчик и умылся. Да все не так уж страшно, вот только крови много потерял.
Слабость снова стала овладевать Реем. Он допил кофе быстрее, чем синьор Чьярди свое вино.
– Мы сейчас вернемся в дом, – твердо сказал синьор Чьярди.
– Да.
Несмотря на возражения синьора Чьярди, Рей вытащил банкноту в пятьсот лир. Он вспоминал не без удовлетворения, как прошлым вечером одним усилием воли (так ему казалось) предотвратил потерю сознания. Не приходится сомневаться: такой удар, какой получил он, вывел бы из строя большинство людей. Он возвращался домой с синьором Чьярди, держа голову выше обычного, старался не горбиться, хотя без поддержки вряд ли смог бы идти.
Вернувшись в свою комнату, он заснул на несколько часов. В четыре его разбудили, как и предупреждал синьор Чьярди: Джустина принесла поднос с чаем, тост и два вареных яйца.
Рей пребывал в состоянии блаженства, хотя и знал, что оно временное. Столь значительное улучшение он ощущал впервые после самоубийства Пегги. Впрочем, хандра одолела его на несколько недель раньше. Когда Пегги была еще жива, он с ужасом и изумлением понял, насколько ущербен их союз, ни одного из них не делавший счастливым, несмотря на все составляющие, которых, как считалось, вполне достаточно, чтобы брак состоялся: у них в избытке имелись свободное время, деньги, прекрасный дом, цели в жизни. Его целью была галерея в Нью-Йорке, и Пегги это тоже занимало. Она знала художников, с которыми он мог связаться с Мальорки, и троих из них он включил в список поставщиков для галереи. Они хотели собрать молодых европейских живописцев, живших в Европе, поскольку в Нью-Йорке было довольно много мастеров, которые успели сделать себе имя. Рей предполагал, что художник не будет присутствовать на вернисаже, если только сам не пожелает, но в залах развесят фото и поставят стенд с биографией автора картин. В Нью-Йорке обитало множество представителей богемы, любивших выставлять себя напоказ, они приходили на свои вернисажи в пурпурных вельветовых костюмах, после чего успех определялся лишь кругом знакомств художника. Рей хотел создать галерею, лишенную элементов цирка, даже фоновая музыка в ней не должна звучать – там будут только хороший мягкий ковер под ногами, много пепельниц и надлежащее освещение. Бизнес не должен был привязывать его и Пегги к Нью-Йорку, к тому же они вполне могли оставить галерею на Брюса. С другой стороны, она стала бы для них центром притяжения в Нью-Йорке, если бы они того захотели. Рею казалось, у них есть все, кроме житейских трудностей.
А потом случились смерть Пегги и буйное помешательство Коулмана, Рей словно попал в бурный поток, несущий множество бревен. Он не просто поплыл по течению – он был смят им. Но все-таки ему удалось подняться. Рею нравилось воображать, что Коулман впервые в жизни получил отпор. Он вспоминал истории, которые рассказывал Коулман в Риме вскоре после их знакомства (на хвастовство тесть не жалел времени). Коулман, человек, который сделал себя сам, прорвался в богатое общество в Америке, похитил один из призов этого общества в лице богатой жены, пробился в руководство строительной фирмы, в которой работал, вскоре основал свою собственную, а потом навсегда оставил бизнес. Устремился к новым высотам и был обязан своим успехам скорее женщинам, нежели достижениям в живописи. «Я люблю все большое. Чем больше вызов, тем больше и победа», – сказал Коулман Рею в Риме. Двух лет еще не прошло с того дня. Что подразумевал Коулман – женщин, мужчин, живопись, работу? Это не имело значения. Важна была жизненная позиция Коулмана. А теперь Коулман, вероятно, пребывает в ярости.
С помощью колокольчика на длинной ручке, который стоял перед его дверью, Рей позвал Джустину, с благодарностями вернул ей поднос и попросил приготовить ему ванну. Доктор ожидался к шести. Рей принял ванну, потом к нему пришли доктор и синьор Чьярди. Жа́ра доктор у него не обнаружил, а рану осматривать не стал. Швы можно будет снять через четыре дня. Он предписал Рею покой. Рей намеревался добраться сегодня вечером до телефона и позвонить в полицию, но увидел, что синьор Чьярди приглядывает за ним, и решил, что звонок можно отложить еще на один день.
– Сейчас придет Луиджи, – сказал синьор Чьярди и повторял эти слова каждые две минуты, пока не раздался звонок.
Джустина поспешила вниз открыть дверь, и наконец появился Луиджи с обычной щетиной на щеках, беретом в руке и в гондольерской полосатой рубахе, видневшейся в треугольном вырезе под черной блузой.
– Чао, Луиджи, – сказал Рей. – Tutto va bene, все в порядке. Присаживайтесь.
– Дорогой синьор Уилсон… Джованни! Констанца сказала мне…
И снова Рей не понял ни слова из его дальнейшей речи, произнесенной на диалекте.
– Ваша добрая жена принесла мне бульон, – сообщил ему Рей, хотя в этом, конечно, не было необходимости.
Разговор шел эмоционально, но под знаком заботы и волнения. Луиджи однажды спас ему жизнь. А теперь с помощью друзей помогал ее сохранить. Рею удалось донести это до них, к удовольствию синьора Чьярди и Джустины, которая любила цветистые выражения, но, возможно, упустила первую часть, где речь шла о том, что Луиджи стал его спасителем; Джустина же решила, что Луиджи нашел ему место, где остановиться.
Синьор Чьярди и Джустина принесли вино. Все, кроме Джустины, закурили американские сигареты Рея. В комнате воцарилась веселая атмосфера. Луиджи достал два апельсина, принесенных из дома, и положил их на прикроватный столик. Он спросил Рея, где тот упал, и посетовал на плохое освещение некоторых улиц. Разговор мог бы продолжаться и дольше, но доктор сказал, что синьору Уилсону требуется отдых, так что все один за другим вышли из комнаты.
Джустина принесла Рею ужин – феттучини, салат и немного вина синьора Чьярди для укрепления здоровья. Рей копил силы для следующего дня.
Он попросил Джустину купить «Гадзеттино», и газета была принесена ему на подносе вместе с завтраком. Рей готовил себя к чему угодно, а потому не слишком поразился – хотя и был удивлен, насколько сбылись его предчувствия, – когда увидел на первой странице паспортную фотографию Коулмана. Эдвард Веннер Коулман, пятидесяти двух лет, американский художник, живущий в Риме, числился пропавшим с вечера двадцать третьего ноября. Его подруга мадам Инес Шнайдер, сорока восьми лет, проживающая в Париже и остановившаяся в Венеции в отеле «Гритти-палас», известила о его исчезновении полицию в полдень двадцать четвертого ноября, после того как он не вернулся предыдущим вечером. Газета сообщала, что Коулман приходится тестем Рейбурну Куку Гаррету, который пропал одиннадцатого ноября. Если кто-нибудь видел Коулмана вечером двадцать третьего ноября или позже, просьба сообщить в полицию.
Тревога пронзила Рея: что, если Коулман мертв? Но он не верил в его смерть или в свою способность даже в бессознательном состоянии скинуть Коулмана в канал. Вероятно, тесть где-то прячется, платит Рею той же монетой. Рей понял, что понесет ответственность, если он обратится в полицию. Ему придется рассказать о драке.
Рей встал и побрился, используя горячую воду из кувшина, принесенного Джустиной вместе с завтраком. Надел чистую рубашку. Часы показывали всего четверть девятого. Он чувствовал в себе гораздо больше сил, чем вчера, но все же по лестнице спустился медленно, хотя ему и хотелось сделать это бегом. Увидев Джустину, он сказал:
– Я вернусь через полчаса. Спасибо за вкусный завтрак, Джустина.
– Un mezz’ora[60], – повторила она.
– Si. O forse un ora. Arrivederla[61].
Рей осмотрительно замедлил шаг на набережной, направляясь в тот же кафе-бар, из которого пытался позвонить в полицию. Он снова нашел шестизначный номер, уже забывшийся со вчерашнего дня. Ему ответил тот же голос.
– Могу я поговорить с кем-нибудь по делу Рейбурна Гаррета? – начал Рей.
– Si, Signor. Cui parla, per favore?
– Говорит Рейбурн Гаррет, – ответил Рей.
– Синьор Гаррет! Benissimo[62]. Подождите секунду. Мы очень рады слышать вас, сэр.
Рей ждал.
Другой голос спросил его, не может ли он сразу же прибыть в полицейский участок на Пьяццале Рома. Рей ответил согласием.
16
По пути на Пьяццале Рома Рей готовился к не очень приятному для него разговору. Утешало его лишь то, что многие до него рассказывали истории и похуже (например, признавались в убийстве или краже), а он всего лишь собирается опустить в своем повествовании историю двух покушений на него Коулмана, а это с небольшим усилием воображения поднимет его до категории, которую он мог бы назвать «благородная». В любом случае он был настроен оптимистично. Он подумал, что есть слова и получше, чем «благородный», – почему бы не назвать его просто «милосердный» или «великодушный».
В аккуратной повязке без кровавых пятен, с поднятой головой Рей открыл дверь квестуры на Пьяццале Рома, которую он нашел, спросив всего одного прохожего. Он назвался клерку, его провели вглубь здания и представили капитану Делл’ Изоле.
– Синьор Гаррет! Что с вами случилось?
Делл’ Изола, невысокого роста человек с умным лицом, широко распахнул глаза.
Рей понял, что капитан имеет в виду его повязку.
– У меня было столкновение. Позавчера вечером. Столкновение с синьором Коулманом.
– Мы должны это зафиксировать. – Капитан подал знак клерку.
Достали ручку и бумагу, клерк сел сбоку письменного стола Делл’ Изолы.
– Мы должны немедленно телеграфировать вашим родителям. Надеюсь, вы не возражаете, синьор Гаррет?
– Не возражаю, – ответил Рей.
– И еще мы проинформируем частного детектива синьора Зордзи… Зордия. Мы не смогли найти его после вашего телефонного звонка, но мы оставили сообщение в его отеле о том, что вы находитесь здесь, и я надеюсь, он вот-вот появится. Вы должны дождаться его, у него к вам будут вопросы. – Капитан встал за столом, убрал руки за спину и улыбнулся Рею. – Где же вы пропадали в течение последних… – он сверился с бумагой на столе, – четырнадцати дней?
– В Венеции. Останавливался в частных комнатах. Мне жаль, что я стал причиной такого переполоха, но… я был вне себя от горя и хотел исчезнуть на какое-то время.
– И вам это удалось. А теперь расскажите мне… о позавчерашнем столкновении. Двадцать третьего ноября. Прежде всего, где это случилось?
– На улице близ Понте ди Риальто. Я увидел синьора Коулмана, он меня преследовал. Я попытался убежать от него. Это произошло около половины одиннадцатого вечера. Я вдруг оказался в тупике. Синьор Коулман держал в руке камень. Он ударил меня по голове сбоку. Но потом я тоже ударил его. Думаю, он был без сознания, когда я ушел.
– Вы знаете, что это была за улица? – спросил Делл’ Изола и кинул взгляд на клерка, проверяя, записывает ли он.
– Нет, не знаю. Где-то рядом с каналом. Наверное, я смог бы ее найти. До остановки «Понте ди Риальто» было метров сто пятьдесят.
– И чем же вы ударили синьора Колемана?
– Я бросил в него камень. Тот же самый камень. Мне помнится, я свалил его на землю. Я сам был почти без сознания.
– Вы знаете, что синьор Колеман пропал?
– Да, прочел сегодня утром.
– В каком он был состоянии, когда вы его оставили?
Рей посмотрел на клерка, который тоже поднял на него взгляд:
– Он лежал на спине.
– Никто вас не видел? – спросил капитан.
– Нет. Все произошло очень быстро. Это было у небольшого канала, на узкой… – Рей вдруг забыл, как по-итальянски переулок, улочка. Он быстро провел рукой по лбу, нащупал бинт. – Не думаю, что нас кто-то видел.
Раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказал капитан.
Появился высокий американец в коричневом пальто. На его лице появилась улыбка, удивившая Рея.
– Доброе утро. Доброе утро, – повторил он, обращаясь к Делл’ Изоле. – Мистер Гаррет?
– Да, – сказал Рей.
– Меня зовут Сэм Зордий. Ваши родители отправили меня на ваши поиски. Ну так где вы пропадали? В больнице?
– Нет. Это случилось позавчера вечером. Я уже рассказывал капитану, – начал Рей, смущенный, что ему приходится повторять рассказ. – Я снимал частные комнаты. Хотел какое-то время побыть один, а вечером во вторник столкнулся с Коулманом, и между нами произошла стычка.
Рей обратил внимание, что капитан внимательно слушает. Возможно, он понимал английский.
Делл’ Изола на итальянском предложил Зордию стул. Зордий сел и озадаченным, задумчивым взглядом посмотрел на Рея. У Зордия были большие голубые глаза. Он казался сильным и энергичным.
– Я, пожалуй, немедленно телеграфирую вашим родителям, – сказал Зордий. – Или вы уже это сделали?
– Нет, не сделал, – ответил Рей.
– А вы, сэр? – спросил он у Делл’ Изолы. Потом по-итальянски: – Вы сообщили его родителям, что он появился?
– Нет, синьор. – Делл’ Изола глубоко вздохнул и сказал: – Я вот о чем думаю… Синьор Гаррет говорит, что был почти без сознания от удара, нанесенного ему синьором Колеманом по голове. Он помнит, что синьор Колеман лежал на земле, возможно тоже без сознания. И вот я думаю: может быть, синьор Гаррет – во вполне понятной ярости, поскольку синьор Колеман напал на него первым, – нанес ему более сильный удар, чем думает?
Делл’ Изола посмотрел на Рея.
– Я кинул в него камнем, попал, кажется, в шею. – Рей нервно пожал плечами, чувствуя, что выглядит виноватым. – А перед этим он просто упал на землю, потому что я сбил его с ног. Если только он, упав, не разбил себе голову…
– А как это случилось? – спросил Зордий у Рея.
Рей рассказал ему по-английски, что Коулман преследовал его, рассказал о камне в его руке – сложил ладонь чашечкой, чтобы показать размеры камня, с большой авокадо. Упомянул о том, что сначала ему досталось, но в конечном счете удалось сбить Коулмана с ног и уйти, оставив его на земле.
– Где это произошло? – спросил Зордий.
Рей опять объяснил как мог.
Зордий нахмурился:
– И тогда вы в первый раз видели Коулмана за эти две недели? – Потом, медленно подбирая слова, обратился к Делл’ Изоле на правильном итальянском: – Я надеюсь, вы понимаете, о чем мы говорим, синьор капитан?
– Sissi, – сказал Делл’ Изола.
Рей видел перед собой яму, становившуюся все глубже и глубже. Он осторожно ответил:
– Я видел его один раз в ресторане. Сомневаюсь, что он заметил меня.
– Вы избегали его? Это очевидно. Почему?
– Боюсь, что я избегал всех.
– Но когда вы прибыли в Венецию, – продолжил Зордий, – вы встречались с Коулманом. Мадам Шнайдер – я недавно говорил с ней – сказала, что вы несколько раз с ним виделись. Что случилось потом?
Рей помедлил, хотел рассказать, как они говорили о Пегги, но тут Зордий продолжил:
– Что случилось в тот вечер, когда Коулман привез вас с Лидо на катере?
– Ничего. Мы… поговорили немного. Он высадил меня на набережной Дзаттере. В ту ночь я пребывал в гнетущем состоянии, поэтому пошел куда глаза глядят. Ночевал в маленьком отеле, а на следующий день снял комнату на несколько дней. У меня при себе не было паспорта.
– И где эта комната? – спросил Делл’ Изола по-итальянски.
– Это важно? – спросил Рей. – Я не хочу, чтобы у невинных людей из-за меня возникли неприятности. Налог на доходы…
Делл’ Изола улыбнулся:
– Хорошо. Вернемся к этому позднее.
– Вы поссорились с Коулманом в тот вечер на Лидо? – спросил Зордий.
– Нет. – Рей понимал, что в его словах отсутствует логика. – Мне только не удалось объяснить ему, почему… почему его дочь покончила с собой. Может, оттого, что я и сам этого не понимаю.
– Коулман обвинял вас… в ее смерти? – спросил Зордий.
– Он не мог понять, почему она так поступила, – с несчастным видом ответил Рей.
Он чувствовал усталость. Усталость от своих тщетных усилий.
– Я разговаривал с Коулманом и несколькими другими людьми о вашей жене. Все считают, что… она была немного не от мира сего. Витала в облаках. Я уверен, ее самоубийство стало для вас тяжелым испытанием. Должно быть, вы страдали.
Какое это имеет значение? Рей чувствовал, что Зордий как бы прощупывает его со всех сторон, пытается найти слабое место, в которое ударит точным вопросом.
– Я чувствовал себя глупцом, потому что не сумел предвидеть ее самоубийства.
– Коулман угрожал вам? – без всякого перехода спросил Зордий.
– Нет.
– Никаких заявлений типа «Я сведу с тобой счеты»?
– Нет.
Зордий заерзал на стуле всем своим мощным телом.
– Вы ведь приехали в Венецию специально, чтобы поговорить с тестем?
Рей начал бояться Зордия. Его работа, за которую заплатили родители Рея, закончилась. К чему все эти вопросы?
– У меня были еще кое-какие дела в Венеции, связанные с художественной галереей. Но я хотел его увидеть.
– С какой именно целью?
– Мне казалось, что мои объяснения относительно смерти его дочери не удовлетворили Коулмана.
– Он был разозлен? Иначе он бы не напал на вас с камнем на улице. – Зордий вдруг улыбнулся, блеснув здоровыми белыми зубами.
– Случались минуты злости. Он обожал дочь.
– Был ли он раздражен тем вечером на Лидо? Тот вечер прошел гладко?
– Без всяких происшествий, – сказал Рей с несвойственным ему спокойствием.
– Мистер Гаррет, откуда в вашем пиджаке взялись пулевые отверстия? В пиджаке, который вы оставили в пансионе «Сегузо»?
Рей отметил, что этот вопрос ничуть не удивил итальянского капитана.
– Если вы не возражаете… я не вижу, чтобы это было как-то связано с предметом нашего разговора. И я бы…
– Вы можете ничего мне не объяснять, признаю за вами такое право, – прервал его Зордий, снова улыбнувшись. – Может быть, вы мне скажете, где вы их получили? Здесь? В Венеции?
– Нет. Они… это случилось несколько недель назад.