– Как себя чувствуешь, Сашенька? – жалостливо спросила та.
– Спасибо, нормально, – сдержанно ответил он.
– Насчет больницы я уже договорилась, – затараторила тетя Марина. – Сегодня же и ляжешь. Палата небольшая, зато отдельная, удобства под боком, душ, туалет, питание хоть и без изысков, но сытное…
– Какая больница? – испугался вдруг Туманов.
– Санаторий, санаторий, – успокоила тетя Марина. – Реабилитационный центр при доме отдыха «Энергетик». От города полчаса езды на автобусе. Пенсионерам льготы.
– Я еще не пенсионерка, – порозовела мама. – Мне до пенсии год.
– А что ж ты группу себе не сделала? – всплеснула руками тетя Марина. – Надо было подсуетиться!
Сама она все время суетилась. Руки нетерпеливо расстегивали и застегивали пуговицы на плаще, искали в кармане платок, чтобы тут же засунуть его обратно, щелкали застежкой дешевой сумочки из дерматина, поправляли волосы, трогали нос, полные румяные щеки… Казалось, у тети Марины не десяток, а добрая сотня пальцев, снующих повсюду. По сравнению с ней Миша был спокоен, как танк.
– А что же мы стоим? Идемте к машине! Я взяла отгул, и Миша отпросился с обеда. Сегодня устроим Сашу в санаторий, а завтра…
Тетя Марина говорила не переставая, мама не успевала вставить слово, хотя и сама не была молчуньей. Саша все больше находил между сестрами сходство и присматривался к Мише. «А вдруг и я такой же?»
За руль стареньких «Жигулей» сел двоюродный брат.
– А где ты работаешь? – спросил Саша, чтобы завязать разговор, пока женщины устраивались на заднем сиденье.
– Электриком в «Теплосетях», – неохотно ответил Миша.
– Провода-то не путаешь? – пошутил он. – У тебя ж вроде зрение плохое.
– А что, заметно? – огорчился брат.
– Вообще-то да.
Тот совсем расстроился и замолчал. Потом неожиданно сказал:
– Я в армии был.
– Поздравляю!
– А что смешного?
– Ничего.
– А что ж тогда смеешься? – исподлобья посмотрел на него Миша и полез за очками. Они оказались у него в кармане, водил он все-таки в очках. Нацепив их на нос, Миша вставил ключ в замок зажигания, и машина хоть и не сразу, но завелась. Крутя лобастой башкой, двоюродный брат стал выруливать со стоянки.
«Ну и голова! – невольно подумал Александр. – Мозгов в ней, должно быть, много… Или он болен». В раннем детстве врачи-невропатологи постоянно цеплялись к Женькиной голове, на их взгляд слишком уж большой. Орлов сам об этом рассказывал. Женькиной матери говорили, что мальчик, скорее всего, дебил, что у него какой-то синдром, то ли пирамидальный, то ли башенный. Форма черепа, характерная для дебилов, в общем. В итоге Женька вырос, а голова нет, и стала ему вполне по размеру.
Вот почему он подумал, глядя на Мишу: болен. Женька постоянно был в его мыслях.
«Неужели я скучаю? – удивился он. – Врезать бы ему по этой башке… Пирамидальной или башенной. Орлову, конечно, а не Мишке. Мишка здесь ни при чем».
Но врезать было лениво. Даже думать об этом лениво. Так, для профилактики. Чтобы Женька Орлов в его мыслях был всегда со знаком минус.
Невольно он покосился на Мишу.
Двоюродный брат не относился к людям, которые с первого взгляда вызывают симпатию. Возможно, у Миши масса других достоинств, но с внешностью не повезло. Вот ведь как бывает! Гад гадский Женька Орлов мгновенно располагает к себе людей, потому что красавец. Даже убедившись, что он гад, ему все равно многое прощали, а женщины так вообще отпускали все грехи. Миша, скорее всего, и не знал, что такое женщины. То есть теоретически знал. Но практически…
– Ты не женат? – спросил Саша, чтобы проверить свою догадку.
– Какая тебе разница? – раздраженно ответил тот.
– А сколько тебе лет?
– Саша! – укоризненно сказала мама. – Вы же росли вместе!
Он с сомнением посмотрел на «головастика». Память ничего не подсказала.
– Да где ж ему помнить? – хмыкнул Миша. – Я ж ему мешал с Валькой Беловой целоваться! Мне на карусели хотелось кататься, а они от меня в кусты прятались.
– Какая Валька? – удивился Саша. – Вальки не помню.
– Тебе было десять лет, – улыбнулась мама. – А Мише семь. Мы приезжали сюда отдыхать.
– В десять лет у меня уже были дурные наклонности?! – притворно ужаснулся Туманов.
– Ей-то было тринадцать, – усмехнулся Миша. – Это она тебя в кусты тащила.
– Какой ужас! Я надеюсь, она замужем?
– Развелась, – коротко ответил двоюродный брат.
– Ну все! Я пропал! – притворно ужаснулся Саша.
– В ней сейчас весу не меньше центнера, ты ее и не узнаешь, – предупредил Миша. – Растолстела – жуть!
– Спрячем тебя в санатории, – пошутила мама.
Тетя Марина странно хихикнула и полезла в сумочку за зеркальцем, потом за платочком, за пудреницей…
Саша замолчал и стал смотреть в окно. Городишко был разлапистый и разномастный, как беспородный пес, да к тому же неуютный, возможно потому, что вокруг расстилалась голая степь. В центре и в микрорайонах, которые называли «новыми», хотя построены они были полвека назад, дома стояли многоэтажные, со всех сторон облепленные свечками пирамидальных тополей, вершины которых порою оказывались вровень с крышами. А на окраинах, где и обитала большая часть жителей, стояли добротные кирпичные особняки вперемежку с убогими лачугами, в окружении плодовых деревьев, скопление которых язык не поворачивался назвать садами. Несмотря на то что вокруг простиралось гигантское пустое пространство – степь, дома эти плотно лепились друг к другу и стояли на клочках земли, причем особняки нагло наползали на лачуги. Здесь, похоже, шла непримиримая война за каждую сотку.
Ирина Витальевна, уроженка этого города, называла здешние места красивыми. Что ж, красиво там, где родина, Алекс же находил, что здесь пусто и повсюду ветер. Хотя в бескрайней степи, разливающейся изумрудной гладью до горизонта, как море, которое он обожал, была своя прелесть. От нее веяло вольницей, бесшабашностью и той самой настоящей Россией, которая имеет мало общего с огромным мегаполисом, являющимся ее столицей. Главная красота и мощь страны заключаются в гигантском размахе ее крыльев, бескрайней тайги и такой же бескрайней степи, а вовсе не в помпезных высотах делового центра. Воздух здесь был горький и пряный, трава мелкая, местами колючая, а небо бездонное. Где-то вдалеке, на линии горизонта, оно сливалось со степью, и там стояла еле заметная дымка. Туманов невольно облизывал губы и чувствовал во рту горечь.
А когда-то поездка сюда была для их семьи долгожданным отдыхом. Раньше все так проводили отпуск: ездили к родственникам. Кому повезло, на море или в приморье, все прочие – в деревню или просто в другой город. Главное в отпуске что? Сменить обстановку. У его родителей, людей простых и непритязательных, не было денег на вояжи в Сочи, когда он был маленьким. Потом, когда отец стал хорошо зарабатывать, они все-таки поехали на юг на своей машине, затем поехали еще раз и еще, потому что понравилось: ново и интересно. И визиты к тете Марине как-то сами собой прекратились. Последний раз он видел тетку, когда ему было лет пятнадцать. Она и потом приезжала в Москву, но он находил всяческие предлоги, чтобы избежать общения. Лет с двадцати он уже считал себя взрослым и вполне самостоятельным, жил на съемных квартирах и старался не брать у родителей денег. И неприятные родственные обязанности, ссылаясь на занятость, с себя сложил. Тетя Марина каждый раз спрашивала:
– А где же Саша?
Мама краснела и сочиняла какие-то объяснения. Тетя Марина уезжала слегка обиженной.
Сначала мама ей писала и довольно часто, потом у сестры появился мобильный телефон, и, понятное дело, зачем писать, если в любую минуту можно набрать номер и услышать родной голос? Но оказалось, чем проще процесс, тем больше усилий требуется, чтобы его начать. Писала мама сестре раньше гораздо чаще, чем теперь звонила. Общение стало вполовину не так интересно, писем тогда ждали долго и с нетерпением, а звонка не ждали, поэтому он всегда был не ко времени. Мама то была в автобусе, то в магазине, то спешила в поликлинику, а когда она звонила сестре, та была то на работе, то еще где-то. Разговор получался коротким и скомканным и вместо радости вызывал досаду. «Надо вечером перезвонить, – решала каждая из них, но, придя домой, уже думала иначе: – Сегодня только разговаривали. В другой раз». В другой раз получалось точно так же. Вот почему встреча с родственниками вышла такой прохладной. Они уже привыкли к тому, что доставляют друг другу неудобства, и теперь ждали этих неудобств.
Что же касается Саши, он с самого начала предпочитал отдыхать за границей. С первых самостоятельно заработанных денег. Но сейчас, когда загранпаспорт просрочен, а возня с документами привлечет внимание Орлова, он вновь вспомнил о бедных родственниках, живущих в провинции. Ему вдруг стало стыдно.
– У вас красивый город, – сказал он, чтобы сделать им приятное.
– У вас красивый город, – сказал он, чтобы сделать им приятное.
– Город как город, – буркнул Миша.
– После Москвы вам здесь будет скучно, – виновато сказала тетя Марина и полезла в сумочку за расческой.
– Мы не развлечений ищем, – заспорила мама. – Саше нужен покой.
– А почему ж ты из Москвы-то уехал? – покосился на него Миша. – Ты же того… Миллионер.
– Да, я миллионер, и что?
– Как же… С такими-то деньгами чего ж в столице не жить?
– Мне нужен свежий воздух, – усмехнулся Саша. – Желательно средней полосы.
– Так это… Санатории же есть для миллионеров. Специальные. Чего к нам-то?
– Я вижу, ты хорошо осведомлен о том, как живут миллионеры.
– Да я…
– Приехали! – воскликнула тетя Марина и засуетилась. – А хлеб?! Хлеба-то я купила?! Господи! Так разволновалась, что и не помню!
– Купила, купила, – успокоил ее Миша. Их спор сам собой прервался.
– А кетчуп? Ой, вы ж, наверное, все с кетчупом едите! У меня есть, но свой, не магазинный!
– Успокойтесь, все хорошо, – Туманов поспешил утешить тетку. – Мы едим все. И очень любим домашние заготовки.
– Водка-то есть у меня, полбутылки. А вдруг мало? Миша, тормозни у магазина!
– Да какая водка, Марина? – остановила ее мама. – Саша ж не пьет!
– Так куда мне? – спросил Миша.
– Саша, куда? – беспомощно спросила тетя Марина.
– Домой! – хором ответили они с мамой.
Выходя из машины, Александр ожидал любого сюрприза. Приезд родственников из Москвы здесь целое событие, и зрителей хватает. Вон они облепили окошки старой пятиэтажки как мухи. Жужжат. Обсуждают. Больше всего он опасался, что из-за угла вылетит центнер разведенной Вальки Беловой и потащит его в кусты целоваться. Но обошлось. Они прошли в подъезд, сказав сидящим на лавочке общее:
– Здрасьте.
Здесь было гораздо теплее, чем в Москве, настоящее бабье лето. Час вечернего сериала еще не пробил, и народ по привычке коротал время за сплетнями. Но было так тихо, что он слышал, как на совет старейшин пикируют комары. Лавочка стояла в тени огромных деревьев, и насекомые пенсионеркам сильно досаждали. Но, пока москвичи шли к дверям, не раздалось ни одного шлепка.
– Они все тебя помнят, Сашенька, – сказала тетя Марина.
– И знают, что я миллионер?
Она отчего-то залилась краской и поспешно полезла в сумочку за ключами. На кафельный пол упал зонтик. На небе, как он заметил, не было ни облачка. Рядом с зонтиком плюхнулась пудреница.
– Ой, не разбилось! – радостно сказала тетя Марина, дуя на зеркальце. Тут на свет наконец появились ключи. Из Мишиного кармана.
– Входите, гости дорогие!
Уф. Церемония поднятия флага состоялась. Тумановы воссоединились с семьей.
Тетя Марина мигом накрыла на стол и водрузила рядом с хлебницей початую бутылку водки.
– Садитесь!
Сели.
– Миша, наливай!
– Нет-нет, Саше нельзя! – запротестовала мама и накрыла его рюмку рукой. – А Миша за рулем!
– Давай мы с тобой, сестренка, выпьем. По рюмочке, за встречу. Не будем же мы нарушать традицию?
– Не будем, – согласилась мама.
Они с Мишей молча проследили за тем, как родительницы соблюдают традицию, потом принялись за жареную картошку с домашним кетчупом, который, кстати, был не в пример магазинному гораздо вкуснее. На отдельной сковороде лежали огромные, с ладонь, включая вытянутые пальцы, котлеты, Саша еле-еле осилил половинку.
– Еще по одной, – предложила тетя Марина, судорожно схватившись за бутылку водки.
– Нет-нет! – замахала руками мама.
«Чего она так волнуется? – подумал он, глядя на тетку. – Прямо места себе не находит. Или она всегда такая?»
– Насчет денег, – порозовев, сказала мама. Неудобства, кажется, начались.
– Да что ты, Ира! Какие деньги! – закричала тетя Марина. Слишком уж громко закричала.
– Нет, нет! Возьми или я обижусь! Сколько я тебе должна за санаторий?
– Пустяки какие!
Мама, не слушая ее, пошла в прихожую за сумочкой и тут же вернулась, на ходу вынимая из нее кошелек.
– Ты что ж ее в прихожей оставила?! – закричала тетя Марина.
– Так дверь же заперта.
– Ничего не оставляй! Никаких вещей! Тем более такие деньги!
– Какие такие? – растерялась мама.
– Ну как же? Вы ж миллионеры! Сколько у вас с собой? – жадно спросила тетя Марина, окончательно раскрывшись.
– Но у Саши почти ничего нет.
– Как это нет? – мать с сыном переглянулись. – А наследство?
– Наследства нет, – он решил вмешаться. – Дядя Коля оказался кругом в долгах, и нам пришлось все продать и заплатить банкам.
– Ты шутишь? – нахмурился Миша. – А квартира? Я же был у него. Там такая квартирища! Огромная! Три футбольных поля! А дом на Рублевке?
– О доме ничего не знаю, – беспечно сказал Саша. – Возможно, его тоже продали. Дела вел мой друг, на него выписали генеральную доверенность.
– Ну ты лох! – возмутился Миша. – Все пр… л!
– Миша, он же был в коме! – кинулась на его защиту Ирина Витальевна.
– Сейчас-то не в коме, – ощерился двоюродный брат. – Слабак ты, Сашка.
– Хочешь сказать, если бы все это досталось тебе, ты бы знал что делать? – слегка разозлился Туманов.
– Конечно!
– Это ты лох. Начитался газет, телика насмотрелся. Что ты понимаешь в бизнесе?
– Чтоб разориться, понимать много не надо.
– Мальчики, не будем ссориться, – попыталась примирить их Ирина Витальевна.
– Значит, ничего не осталось, – тетя Марина всхлипнула и вдруг без сил опустилась на диван и уже не стесняясь залилась слезами.
Мама бросилась к ней, они обнялись и стали рыдать вместе, взахлеб. Тут только Саша обратил внимание на то, как здесь бедно. Чистенько, но бедно. Две комнаты, одна совсем крохотная, другая большая, зато проходная, кухня с носовой платок и с полплатка прихожая, на стене в «гостиной» старый ковер, купленный еще во времена советской власти по открытке, на полу истрепанный палас из той же «открыточной» серии. Главное украшение квартиры – стенка, сейчас таких уже не делают, можно запросто выдать за антиквариат. «Советское барокко». Или рококо. За стеклом расписанный розами парадный сервиз и хрустальные бокалы. Над телевизором книжные полки с классикой. Серия «Школьная библиотека». Из новых вещей только холодильник и пылесос. Но зато обои свежие, потолок оклеен вполне современными панелями с рисунком. Самой же дорогой вещью в квартире оказался компьютер, клавиатуру которого заботливо прикрыли накрахмаленной до скрипа салфеткой. «Тринадцатая зарплата», – мысленно прокомментировал Саша. Интересно, чья? Тети или брата? Скорее всего, общая.
– Как здесь живется? – спросил он у Миши.
– Увидишь, – усмехнулся тот. – Я уже понял, что ты к нам надолго.
Мать перестала плакать и принялась о чем-то жарко шептаться с сестрой. Он заметил, как они суют друг другу деньги. Наконец пачка купюр перекочевала в карман тети Марины, и та тоже перестала рыдать.
– Пойдем, Ириша, я тебе комнату покажу, – сказала тетя Марина, вставая с дивана и вытирая слезы. Неудобства продолжались.
Ирину Витальевну решили поселить в комнате Миши, а Мишу на раскладушке в гостиной, разумеется временно. Мама, само собой, стала протестовать, а сестра ее уговаривать. Вновь начались слезы, и вновь на диване, но уже в маленькой комнате.
– Это надолго? – спросил Саша.
Миша молча пожал плечами. Все, что происходило, было затянуто и скучно, а главное, не по-деловому. Видимо, у тетки полно свободного времени, поэтому она и растягивает процесс, заранее зная результат. И мама его знает. Она будет жить в комнате Миши, Миша на раскладушке, деньги останутся у тети Марины, и каждое утро мама будет, заливаясь краской, совать ей «на расходы», та будет плакать, но брать. А потом они, сидя в обнимку на старом продавленном диване, подолгу будут вспоминать детство, «как хорошо жили раньше», и собираться завтра поехать на кладбище. Где-то через неделю они туда поедут, на обратном пути зайдут к тете Тоне, до вечера проплачут с ней: «как раньше было хорошо», вернувшись домой, нажарят сковороду картошки, поужинают, накормят Мишу, посмотрят сериал и лягут спать. На следующий день, решившись наконец-то познакомиться с московской гостьей, придет застенчивая соседка, и с этого момента будет ходить каждый день. Они станут смотреть сериал уже втроем, потом вспоминать, как раньше было хорошо, и поэтому ложиться спать на час позже. Или даже на два. И так каждый день.
И от этих мыслей Саше вдруг стало хорошо. От очень понятной, а главное, предсказуемой жизни. Хотя раньше он подумал бы, что через день такой жизни умрет от скуки.
«Как же здесь здорово!» – подумал он и умилился их слезам. Ему вдруг и самому захотелось поплакать.
– Что с тобой, Сашенька? – испуганно спросила мама, выглянув из комнаты, которую уже могла считать своей.
– Ничего.
– Нам же ехать надо! – спохватилась тетя Марина.
Он вновь умилился нерациональности всего происходящего. Логичнее было бы, не теряя времени даром, сначала устроить его. Дорога в санаторий лежит через переезд, то есть через вокзал, куда пришел московский поезд. Он бы мог поесть и в санатории, раз путевка уже оплачена. Но, видимо, время здесь не имеет значения. Его просто не знали куда девать, когда урожай собран, а погреб забит под завязку соленьями, поэтому тут предпочитают прямому пути извилистый и с многочисленными остановками.