Планировали тихо, а получилось как обычно. Дверь сразу не выбили, шум подняли, дед с карабином наверняка уже оборону занял. Теперь уж остается либо ломать дальше, либо начинать переговоры. Начальство в лице Сеглова чуть подумало и приказало продолжать штурм. Действовать быстро и решительно. Тем более что обитатели квартиры не подавали признаков жизни..
Михаил перед третьим ударом, обещающим стать последним, занял позицию выше по лестнице. Теперь он держал под прицелом пространство над головами «баранов». Когда дверь рухнет, ему хорошо будет виден коридор и смежная с ним комната. За угол не заглянешь, но стрелять оттуда некуда — штурмующие закрыты стеной.
От волнения кидало то в жар, то в холод. В ушах постукивало, коленки предательски подкашивались. Мишка, отслужив в суровых войсках, прошел серьезную подготовку: много стрелял, бегал, дрался в рукопашной, но это все было не по-настоящему! Учебные стрельбы, ночные марш-броски, показуха для толпы «лампасников» из Москвы, а вот реального боевого опыта ноль. Их обкатывали танками, стреляли поверх голов на полигоне из «Корда»[7], гоняли через горящие развалины, укрепляя дух будущих защитников правительства[8]. В этом грязном подъезде Серых понял одну простую истину: не так страшно лежать под пулеметными очередями на учениях, как ужасно ждать одного настоящего выстрела из охотничьего ружья.
Рядом пристроился Колька Изместьев с таким же MP-5 наизготовку, лейтенант, уже ветеран группы. Истинный Ариец, как его называл иногда Петрович, пребывая в добром расположении духа. Действительно, ярко выраженная плакатная внешность героя Третьего рейха: атлетически сложен, коротко стрижен, блондин, бездонные голубые глаза. Но вот мерещилась иногда Мишке в этих глазах какая-то... какое-то... ну не мог он точно сформулировать, что мелькало в глазах ветерана ЮП, но это ему капитально не нравилось. То ли брезгливость к окружающим, то ли высокомерие — что-то безотчетно неприятное. А еще все дружно отмечали, что Изместьев наслаждался своей работой. Не гордился, не восхищался, а именно наслаждался. Закрадывалась преступная мысль, что лейтенант испытывает удовольствие от самого процесса лишения непутевых, по мнению закона, родителей права воспитывать и видеть своих детей. Михаил гнал от себя эту мысль, но один раз не выдержал и поделился сомнениями с командиром отряда на одном из «корпоративов». Майор Сеглов выслушал страстный монолог пьяненького прапорщика, покивал головой и пообещал присмотреться. На следующий день Изместьев поймал Михаила на выходе из спортзала, где тот выгонял последствия вчерашнего праздника тренажерами, и предложил поговорить. Понуро Серых шел за лейтенантом в комнату теоретической подготовки. Николай уселся прямо на стол и стал вещать. Рубленные плакатно-агитационные фразы сыпались на похмельную голову несчастного Михаила:
— Соплякам здесь не место!
— Лишать всякую пьянь родительских прав без колебаний!
— Нищие не могут воспитать достойных членов общества!
— Дети, воспитанные государством — залог процветания нации!
И так далее, и тому подобное. Мишка краснел, бледнел, порывался перебить, но попытки резко пресекались порывистым движением руки оратора. Заткнись, мол, и внимай истине. Серых почему-то вспомнил старую кинохронику времен нацистской Германии — программная речь Гитлера на партийном съезде. То ли прозвищем Истинный Ариец навеяло, то ли стиль выступления подталкивал к такой ассоциации. Изместьев закончил монолог угрозой:
— Еще будешь стучать Петровичу — вылетишь из отряда. У нас так не принято. Подумай над моими словами.
Из происшествия прапорщик вынес обиду на майора Сеглова. Зачем командир передал разговор Изместьеву?
Произошло это два года назад. Эмоции стерлись, Мишка стал осторожнее в разговорах, воздерживаясь от категоричных суждений. Больше столкновений с Изместьевым не было, разговор позабылся, они даже перешли в некое подобие приятельских отношений.
И вот сейчас Серых плечом к плечу стоял с Колькой и держал под прицелом дверь. Пискнул коммуникатор и голосом Петровича сообщил:
— Мужики, вы там осторожнее. Только что из военкомата отзвонились. Пенсионер-то наш не простым пехотным сапогом оказался. Десантный майор в отставке. Больной, как говорят, на всю голову.
— А кто говорит? — уточнил Михаил.
— Военкоматовские. Достал он их. То пенсию ему неправильно посчитали, то какие-то заслуги забыли.
— У-у-у, — осуждающе загудела группа на общем канале связи, демонстрируя дружное пренебрежение к мнению тыловых крыс, коими повсеместно считали сотрудников военкомата.
— Нашли, кого слушать, командир, — выразил общее мнение Колька Изместьев, считавшийся одним из признанных лидеров отряда.
И вот прогремел третий удар. Стена дрогнула и поддалась. Будь дом панельным, такой фокус не удался бы, а вот старенький силикатный кирпич не выдержал натиска. Вся металлическая рама вместе с дверью рухнула внутрь квартиры.
— Столько дурной энергии да в мирных целях бы, — мелькнуло у Серых, но он не позволил себе отвлечься, а, сузив глаза, пытался что-либо различить в клубах поднявшейся пыли.
В квартире мелькнул силуэт, над ухом стукнула короткая очередь Изместьева.
— Как же он так быстро среагировал? — удивился Михаил. — Или увидел что-то? Я-то еще и не понял, кого вижу, а Колян уже приложил.
— Входим! — рявкнуло по общему каналу.
Пыль оседала на стены, на старенький линолеум на тело пожилого мужчины в древнем армейском бушлате. Мишка такие в армейке уже не встречал. «Песчанка», «афганка» — как-то так их называли ветераны российской армии. Оружия рядом с телом не было...
Группа веером растеклась по двухкомнатной хрущевке, Серых снял шлем, что категорически запрещалось до официального конца операции, и склонился над трупом. Ха, а дедушка-то живой. Не смотря на изодранный пулями бушлат, бывший майор ВДВ еще дышал. Сложно назвать свистящий хрип дыханием, но все-таки шанс оставался.
— Врача позовите! — крикнул в подъезд Михаил.
Посторонний шум привлек внимание прапорщика. Тихий-тихий, похожий на писк, звук прорывался через буйство тотального обыска квартиры. Пытаясь определить источник, Мишка привстал и закрутил головой. Ага, звук шел из маленького плательного шкафа, чудом втиснутого в прихожую. Взяв MP-5 наизготовку, Серых локтем толкнул Петю Гаврилова, проходившего мимо, мол, открой дверцу. Тот, не колеблясь, распахнул ее до хруста. Внизу, скукожившись под висящим пальто, сидела маленькая девочка в рыжей застиранной футболке и розовых в горошек шортах. Огромные глаза испуганно смотрели прямо в ствол Мишкиного автомата. Ойкнув, прапорщик рывком опустил оружие. Малышка моргнула, сжалась еще больше, но вдруг она увидела тело в бушлате.
— Де-да-а! — истошный детский визг резанул по ушам взрослых, заставляя вздрогнуть.
Змейкой девочка скользнула между Серых и Гавриловым к самому дорогому на свете существу. Не обращая внимания на пыль и кровь, уже проступившую на бушлате, прижалась и дико завыла. Из комнат и кухни в коридор спешно вернулись остальные бойцы группы захвата. Взрослые стояли, сняв шлемы, вокруг маленького детского тельца, распластавшегося в истерике, и не знали что делать. Их этому не учили.
— Ладно, Оля, кончай убиваться, — почти весело произнес Изместьев, шагнув вперед и тронув девочку за плечо. — Все будет хорошо.
Мишка и так-то не знал, как себя вести, а от этих бодрых слов совсем оторопел.
Девочка каким-то животным движением извернулась и вцепилась зубами в тонкую тактическую перчатку на своем плече. Лейтенант вскрикнул от неожиданности и отпрянул, отдернув руку. Маленькая Олечка снова прильнула к деду и завыла на той же протяжной тоскливой ноте.
— Ах ты тварь! — взревел Изместьев, наклоняясь и занося руку для удара.
Тяжелый Коркоран[9] смачно впечатался в бок, защищенный бронежилетом. Удар Серых отбросил лейтенанта от девочки. От внезапной атаки Николай потерял равновесие и стал падать набок. Выучка не подвела — падение превратилось в мягкий перекат через плечо, затем Изместьев пружинисто вскочил на ноги и наставил автомат на прапорщика:
— Ты сдурел, салабон?! Оружие на пол! Бего-о-ом! Разоружить его! — Лейтенант шел пятнами, рот кривился в дурном крике, ствол MP-5 дрожал, выдавая дикое желание хозяина жать спусковой крючок до упора, во весь магазин.
От крика даже Оля перестала выть и только всхлипывала, прижимаясь к деду.
— Оружие опусти, — прошелестело откуда-то снизу, — внучку испугаешь. А вы чего встали? Отнимите автомат, рикошетами же всех побьет, — бывший майор ВДВ очнулся и пытался командовать.
Петя Гаврилов было ринулся к лейтенанту, Гриша Гаврилов к Серых, еще один штурмовик попытался встать между драчунами. Ситуация сложилась взрывоопасная. Все смешалось в кучу: раскол внутри группы, ребенок, умирающий на полу, дикий крик Сеглова по рации. Обстановку разрядил медик в белом халате, смело растолкавший сотрудников ЮП и присевший рядом с хозяином квартиры. В следующую секунду он превратился в маленький тайфун: одной рукой сунул Оле в рот маленькую шоколадку (и откуда только взял?) и погладил ее по голове, другой рукой щупал пульс раненого, третьей (???) уже оттягивал его веко, определяя состояние.
Петя Гаврилов было ринулся к лейтенанту, Гриша Гаврилов к Серых, еще один штурмовик попытался встать между драчунами. Ситуация сложилась взрывоопасная. Все смешалось в кучу: раскол внутри группы, ребенок, умирающий на полу, дикий крик Сеглова по рации. Обстановку разрядил медик в белом халате, смело растолкавший сотрудников ЮП и присевший рядом с хозяином квартиры. В следующую секунду он превратился в маленький тайфун: одной рукой сунул Оле в рот маленькую шоколадку (и откуда только взял?) и погладил ее по голове, другой рукой щупал пульс раненого, третьей (???) уже оттягивал его веко, определяя состояние.
Движение в коридоре замерло как на фотоснимке — все ждали диагноза. После десятисекундного осмотра медик рявкнул:
— Чего замерли? Марш вниз за носилками! Я его на себе потащу что ли?! Жить будет, если довезем.
Робкие возражения бойцов, что, мол, не царское это дело, доктор жестко пресек:
— У нас грандиозная авария на первом Томске, все машины там. На вашу дурь только меня с водителем отрядили. Ничего, как стрелять, так вы все орлы, а как человека спасти, так нам не положено. Если дед умрет, то после первого же медосмотра все на улицы отправитесь. Примете участие в акции «Чистый город». Больше же ничего не умеете!
Слова медика не были пустой угрозой. Каждые полгода все сотрудники Министерства внутренних дел проходили обязательное медицинское освидетельствование и психологическое тестирование. Даже генерал не мог себе позволить прогулять медосмотр. Надзор за медицинским и психических здоровьем сотрудников курировало Управление собственной безопасности. А с ним шутки плохи! Вылетишь со службы в двадцать четыре часа без справки от терапевта. Были такие прецеденты. А корпоративная солидарность врачей всемирно известна. Так что группа, временно забыв раздоры, быстро поделилась на охрану и «санитаров». Гавриловых, как самых крепких, отправили за носилками. Изместьев повел Серых к Петровичу, а остальные остались приглядывать за раненым и его внучкой. Та уже успокоилась (дед жив), только изредка всхлипывала и вздрагивала на каждый резкий звук. Врач, не теряя времени, что-то колол, подсовывал перевязочный пакет под бушлат, мерил пульс.
Сеглов хмуро выслушал доклад прапорщика, затем свою точку зрения на события изложил лейтенант. Майор оказался в двусмысленном положении: наказывать надо обоих. Одного за попытку насилия над ребенком, второго за рукоприкладство по отношению к старшему по званию. Да, дилемма. Петрович хотел предложить сторонам мирное урегулирование конфликта — он уже представил, что ему скажет руководство, но в процесс размышлений встрял прапорщик:
— Господин майор! Может вы не поняли? Лейтенант Изместьев стрелял в безоружного человека! В присутствии близкого родственника, ребенка. Не было такой необходимости. Я...
— Молчать! — скомандовал лейтенант. — Извини, Петрович, — Изместьев осклабился и по-свойски подмигнул командиру, — в моем рапорте будет указано, что рядом с телом обнаружен карабин «Сайга», да и не в этом вопрос. Ты ударил старшего по званию!
Серых задохнулся от возмущения:
— Причем здесь это?! Ну да, конечно, я поступил неправильно, с точки зрения устава, но мог пострадать ребенок! Но это не главное! Повторяю — оружие применено неправомерно. Необходимо назначить служебное расследование. Если рядом с дедом найдут карабин, — слово «найдут» Мишка выделил особо, — я напишу рапорт в Москву.
Командир группы задумчиво потер щеку. Дело принимало неприятный оборот. Если проблему с неуставными отношениями внутри отряда можно решить на уровне самого отряда, то стрельба без серьезного повода... хм, здесь не выговором, а реальным сроком пахнет, причем не только лейтенанту. И что делать с этим правдорубом?
— Миша, — начал Сеглов, — ты, главное, не торопись. Мы разберемся, не волнуйся. Коля мог ошибиться, неверно оценить ситуацию. Сейчас все на нервах, адреналин разве что из ушей не хлещет. Вернемся в контору, сдадим оружие, сядем, поговорим, может бутылочку раздавим, — командир наиграно хохотнул, изображая эдакого рубаху-парня.
— Нет, спасибо, — отрицательно мотнул головой Серых. — Я домой, к семье.
— Ну, как знаешь, — охотно согласился Петрович. — Тоже дело нужное. А мы тут с Николаем побеседуем без лишних эмоций, восстановим события. Иди. Коля, а ты останься.
Серых сдал оружие, амуницию, боеприпасы и стоял в раздумьях около шкафчика в раздевалке. Михаил кипел от возмущения. Вот ясно же, что Изместьева гнать надо из отряда! Любой может ошибиться, принять палку за ружье, совершить непоправимое, но здесь же очевидно, что никакой ошибки не было! Лейтенант целенаправленно стрелял в безоружного человека. И нисколько в этом не раскаивался! После этого весело разговаривал с внучкой над телом деда. Кстати, выживет ли бывший десантник?
Внезапно Мишка поймал себя на жгучем желании закурить. До дрожи, до опухших ушей и слюны, наполнившей рот в предвкушении ядовитого дыма. Серых воровато оглянулся — в раздевалке никого не было. Курение запретили еще пару лет назад на очередном витке борьбы за здоровье нации. Не всем, конечно, иначе бы народ пошел на баррикады. Полицейский, военный, любой другой госслужащий, замеченный с сигаретой, подлежал немедленному увольнению. Причем это относилось не только к рабочему времени, но и к частной жизни. Вышел собачку прогулять, задумался, закурил, попался на глаза вреднючей соседке с первого этажа, и все — на работу ушел сигнал от бдительной общественности. На следующее утро экстренный медосмотр, наличие никотина в организме, и привет от отдела кадров: форма 14-б или «Несоблюдение ограничений, связанных с исполнением государственной службы». С волчьим билетом за ограду.
Серых давно уже бросил курить обычные сигареты. Еще до службы в ЮП. Сейчас время от времени позволял себе насладиться электронной имитацией. Спасибо братьям-китайцам за столь полезное изобретение. Ни вони, ни дыма, а никотинчик в кровь поступает. Вот и сейчас Мишка, еще раз оглянувшись, пошарил в отсеке для головных уборов у самой стенки. Там за мягким подшлемником притаилась утеха слабовольных курильщиков — когда-то изящная металлическая сигара с пластмассовым мундштуком-картриджем. Сейчас краска облупилась, поверхность потускнела. Ожесточенная борьба с курением не пощадила и крошечный рынок табачных заменителей. Давно уже нет возможности прикупить новых жидкостей, аккумуляторов и атомайзеров[10] — приходится растягивать удовольствие, позволяя себе несколько затяжек в день.
Пощелкав кнопкой включения, Михаил с наслаждением втянул пары ядовитой жидкости с ароматом Латакия. Не то чтобы любимый вкус — просто последний бутылек остался именно с ним. Сделав еще две глубокие затяжки, Серых отключил гаджет и убрал обратно в маленький закуток верхнего отсека.
— Кхе, кхе, надымил тут, — произнес слева кто-то невидимый из-за дверцы шкафчика.
Холодея, Мишка с лязгом захлопнул дверцу и нос к носу столкнулся с Изместьевым.
— Как это? — пронеслось в голове. — Никого же не было, никто не входил, дверь в раздевалку не хлопала. Специально следил? Вот я попал!
— А ведь нам нельзя курить, — почти пропел Николай, копируя кого-то из поп-звезд, — нас за это будут бить.
— Ты обалдел, Серых?! — безо всякого перехода заорал лейтенант. — Погоны плечи натирают? Служить устал?
— Господин лейтенант, — залепетал Михаил, ненавидя себя за дрожь в голосе, — это же ненастоящие, электронные, вот сами посмотрите, — и, рывком распахнув дверцу, слепо зашарил в шкафчике, не отводя глаз от Изместьева.
— Да мне плевать! Кто-то должен по уставу жить, правильно оружие применять, а прапорщику Серых закон не писан! Захотел — покурил, захотел — водочкой размялся. Может, еще бабу в казарму приведешь?
— К-к-какую бабу? — от волнения он начал заикаться.
— Тебе виднее! — рявкнул Николай. — Нет никакой разницы: никотин в организме есть, значит, курил!
— Господин лейтенант! — Мишка уже чуть не плакал от бессилия. — Да я...
— Молчать! Отставить! — скомандовал Изместьев. — Вот видишь, Миша, как оно в жизни бывает? — продолжение фразы последовало внезапно мягко, буквально по-отечески, хотя Колян всего на три года старше. — Залез на броневичок, выступил, вскрыл, так сказать, недостатки, высветил пороки, а у самого-то рыльце в пуху! Что за двойные стандарты? Ты сам не святой, так что делай людям скидку и смотри снисходительно на их проступки.
Дружески потрепав прапорщика по плечу, лейтенант развернулся и зашагал к выходу из раздевалки, насвистывая на ходу что-то из классики. Серых растерянно хлопал глазами, переваривая резкий переход от грубого армейского пистона к задушевной беседе. Мыслей в голове крутилось множество. В тесно сплоченном коллективе он не делал особой тайны из своей слабости. Конечно, не дымил при всех открыто, но и не сильно прятался. При желании, Изместьев мог легко просчитать последовательность Мишкиных действий: поскандалил, психанул, покурил. Все логично. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы застать курильщика врасплох. Но зачем? Что сейчас делать? Одно ясно точно — рапорт теперь писать нельзя. Действительно, Ариец выразился верно: у самого рыльце в пушку. Он им: немотивированная стрельба, они: а Серых курит, курит, курит! Мишка с ненавистью взглянул на продукцию компании Joyetech[11], все еще зажатую в потном кулаке. Полицейский злобно бросил сигарету на пол и стал топать ногами. Тонкий металл моментально смялся под напором тяжелых ботинок, растеклась небольшая лужица табачной жидкости.