Малдер искоса посмотрел на Скалли. Но лицо Дэйны оставалось бесстрастным, будто бы последнее фантастическое признание молодого учёного ровным счётом ничего не значило.
— Это ты называешь «алиби»? — глядя на экран, невинно поинтересовалась она у напарника. — Какой-то старик предупредил его о близкой смерти коллеги?
— Показания Николса выглядят довольно убедительно, — Малдер остановил запись. — Тем более что он подробно описал внешность старика.
— Попробую угадать, — сказала Скалли с иронией. — Этот старик был одет в длинный чёрный капюшон, а в руках держал косу?
Малдер улыбнулся, но белый флаг поднимать не спешил:
— Полицейский, арестовавший старика, ничего такого не заметил. Это следует из его радио доклада, запись которого имеется в докладе.
— Старика арестовали? — удивилась Скалли.
— За несколько минут до наезда, — подтвердил Фокс. — Во время допроса Николс упомянул, что старик вёл себя агрессивно, и патрульный полицейский забрал его в участок.
— Со стариком кто-нибудь уже беседовал?
— Нет.
— А с полицейским?
— Тоже нет.
— Почему? — строго спросила Скалли.
— Видишь ли, — Малдер потупился, — он умер.
Медицинский исследовательский центр Бостон, штат Массачусетс 14 апреля 1997 года, 11:35
— …Я не смог установить время и причину смерти, — нехотя признался патологоанатом Исследовательского центра по фамилии Крайтон. — И вообще мы не знаем, как нам подступиться к этому делу.
— Вы имеете в виду вскрытие? — уточнила Скалли.
— Да, подтвердил Крайтон. — Мы не знаем, то ли его резать, то ли пилить. Впрочем, взгляните сами.
Он поманил специальных агентов за собой и через лабораторный зал подвёл к столу, на котором лежало тело убитого ночью полицейского. Труп был накрыт белой полиэтиленовой лентой, и Крайтон одним привычным движением сдёрнул её.
Малдер присвистнул.
— Вот, — сказал патологоанатом. — Даже холодильник не понадобился.
Холодильник и на самом деле был мертвецу не нужен. Перед агентами предстала обледеневшая статуя. Глаза полицейского были приоткрыты, что добавляло жути. Ноги подтянуты к животу, руки со скрюченными пальцами выставлены вперёд, словно в последние мгновения своей жизни полицейский пытался защититься.
— Скалли, ты когда-нибудь видела подобное обморожение? — спросил Малдер, оглянувшись на Дэйну.
— О чём ты говоришь?! — воскликнула Скалли потрясённо. — Это же просто кусок льда!
Она обошла тело, потом её внимание привлекло лёгкое повреждение на ухе мертвеца.
— Посмотри сюда, Малдер, — обратилась она к напарнику. — В него как будто что-то вставляли.
— Так и есть, — вмешался Крайтон. — Я измерял температуру. Не знаю, верить ли термометру, но он показал шестнадцать градусов. Представляете?
Патологоанатом протянул смущенной Скалли электронный термометр, чтобы она могла проверить его слова, а Малдер тем временем спросил:
— Где его обнаружили?
— В патрульной машине, — ответил Крайтон. — Она была припаркована на Адамс-авеню. Под сиденьем нашли пустую бутылку из-под джина. На клиническом разборе высказывалось предположение, что он перебрал спиртного и замёрз. Однако ночью температура не опускалась ниже двадцати восьми…
— Да… — Малдер покивал, — непохоже, чтобы причиной смерти были ночные заморозки.
Вставив термометр в обледенелое ухо, Скалли считала показания, появившиеся на жидкокристаллическом дисплее.
— Это невероятно, но температура тела опустилась до восьми градусов! — сообщила она в растерянности.
— Ты хочешь сказать, он всё ещё замерзает?
— Именно так. Я ничего не понимаю.
— Мы будем вам очень благодарны, — сказал Крайтон, — если вы прольёте свет на эту загадку. У вам уже есть рабочая гипотеза?
— Нам нужно время, чтобы подумать, — отозвалась Скалли.
— О'кей, — согласился Крайтон. — Тогда, если позволите, я вас оставлю.
— Да, да, пожалуйста. Если будут новости, мы сообщим.
Крайтон ушёл по своим делам, а специальные агенты вновь склонились над телом.
— Ну, Скалли, — Малдер повернулся к напарнице, — что ты можешь сказать как врач?
— Очень похоже, — ответила Дэйна, 0 что этот патрульный попал под струю мощного химического охладителя — возможно, жидкого азота. Или даже проглотил капсулу с таким охладителем…
— Вот что может случиться, если пить за рулём… — прокомментировал циничный Малдер.
— Даже не знаю, что ещё сказать, — Скалли развела руками. — В любом случае, алиби подозреваемого достовернее от этого не стало.
— Остаётся спросить самого Джейсона Николса.
— А если он не сможет объяснить?
— Тогда будем надеяться, что старик ещё жив и мы сумеем найти его. Выбирать не приходится, не так ли?
Скалли тяжело вздохнула. Возразить по существу ей было нечего.
6-й полицейский участок Кембридж, штат Массачусетс 14 апреля 1997 года, 12:22
Малдер подошёл к стеклянной стенке кабинета, за которой сидел Джейсон Николс, подозреваемый в убийстве Лукаса Менанда. В кабинете он был не один. Напротив Джейсона расположилась тёмноволосая и, к сожалению, совершенно Малдеру незнакомая красавица.
— …Я потратил на эту тему восемь лет! — говорил Джейсон, и его слова были хорошо слышны из коридора. — Восемь лет!
— Джейсон, — отвечала девушка, — обвинение более чем серьёзное. Тебе хотят навесить убийство второй степени…
Тут биохимик заметил движение за стеклом и взмахнул рукой, призывая свою визави к молчанию Девушка повернулась и посмотрела на Малдера. Малдер кивнул ей, показывая, что он здесь не просто так стоит, а по делу. Несмотря на то что девушка была одета в поношенный джинсовый костюм, специальный агент решил, будто Николс разговаривает с адвокатессой, на встречу с которой он имеет право сразу после предъявления обвинения. Но предположение не подтвердилось. Девушка взглянула на Фокса. Потом на Джейсона, потом снова на Фокса и закончила беседу с подозреваемым так:
— Я приду к тебе, как только переговорю с адвокатом.
Выходя из кабинета, тёмноволосая красавица смотрела исключительно в пол. Малдер проводил её долгим взглядом, но не окликнул. Вместо этого он открыл дверь и переступил порог кабинета.
— Вы из ФБР? — сразу же спросил Малдер.
— Да, — подтвердил специальный агент, подходя к столу и протягивая руку. — Меня зовут Фокс Малдер.
— Очень приятно, — Николс ответил на рукопожатие.
— Кем приходится вам та девушка? — поинтересовался специальный агент, усаживаясь в кресло.
— Это моя невеста, — не стал скрытничать биохимик.
Малдер одобрительно покивал.
— Спасибо, что согласились встретиться со мной, — сказал он, переводя беседу в более практическое русло. — Ваш адвокат наверняка посоветовал бы вам этого не делать…
— Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь меня выслушал, — заторопился Николс, — и, может, попытался бы найти того старика.
— Его поисками уже занимаются, — сообщил Фокс.
— Кто? — в глазах биохимика блеснул огонёк надежды.
— Те, кому положено заниматься этим по роду службы, — уклончиво ответил Малдер. — Кстати, раз уж мы заговорили о старике, вы знаете, что полицейский, арестовавший его, умер?
Губы Николса задрожали. Надежда растаяла, как дым от сигареты «Морли» под порывом холодного ветра, и стало видно, что молодой биохимик находится в том состоянии, когда человеку кажется, будто весь мир ополчился против него и выхода нет — только в петлю.
— Этого полицейского… — Николс закашлялся и с трудом сглотнул, восстанавливая дыхание, — его тоже повесят на меня?
— Никто не собирается никого на вас вешать, — заверил Малдер. — Если только вы не признаетесь, что способны заживо заморозить человека.
— Как вы сказали?…
— Тело полицейского сейчас в морге. Его температура чуть выше, чем у снеговиков, которых по зиме лепят дети.
В первый момент Николс изумлённо выдохнул, но затем его лицо закаменело, а взгляд под очками стал ледяным и колючим.
— По-вашему, это смешно?! — спросил он громко.
— Что смешно? — не понял Фокс.
Молодой биохимик порывисто вскочил, навис над столом:
— Вы думаете, это смешно — морочить мне голову какими-то бреднями?
Малдер уже привык к тому, что его слова часто называют «бреднями», и внешне остался невозмутим. На самом же деле спецагента очень позабавило, что человек, рассказывающий совершенно невероятную историю о гибели своего коллеги, тем не менее отказывается верить в очевидный, хотя и не менее фантастический факт. Малдер решил сделать скидку на перевозбуждение, которое испытывал подозреваемый, а потому не стал вступать в дискуссию, продолжив допрос.
— Это происшествие имеет отношение к вашей ссоре с Лукасом Менандом? — спросил он.
Надо отдать должное Николсу: он почти сразу же переключился на основную тему.
— Да поймите же вы! — воскликнул он. — Это Лукас угрожал мне!
— Вашей жизни?
— Моей репутации.
— Каким образом?
— Пригрозил во всеуслышанье заявить, будто данные моих работ фальсифицированы.
— Это правда?
— Нет.
Повисла неловкая пауза. Малдер даже не пытался изобразить доверие к словам Николса или как-то поддержать его — это не входило в его планы. Но биохимик сам нарушил молчание.
— Видите ли, — сказал он, опустив глаза, — сама теория вполне обоснована. Если в интерпретации некоторых данных и есть какие-то натяжки, то лишь потому, что меня очень торопили с результатами. Мне обещали новую субсидию от Агентства национальной безопасности, и Лукас знал, как мне навредить.
— Он сам хотел получить эту субсидию? — уточнил Малдер.
— Не совсем так… — Николс выглядел растерянным, словно впервые задумался о мотивах Менанда. — Он был достаточно богат, чтобы оплатить любые расходы на проведение исследований без помощи АНБ. Просто… просто Лукас понимал, что если я получу грант, эта тема будет официально закреплена за мной, и ему не найдётся места в лаборатории.
— Что же это за тема?
Тут Николс почему-то сделался невнятен:
— Я… и он… занимались… криобиологией… изучали влияние низких температур на живые организмы… от этого лежит путь к анабиозу… к созданию идеальных консервантов… к решению других практических задач…
— Понятно, сказал Малдер.
Он хотел задать следующий вопрос, но во внутреннем кармане плаща запиликал сотовый телефон, и специальный агент был вынужден прервать допрос. Извинившись перед Николсом, он покинул кабинет и вытащил трубку:
— Малдер слушает.
— Что говорит Николс? — спросила Скалли.
— Пока ничего существенного он мне не сказал, — признался Фокс. — Но я с ним работаю.
— Очевидно, придётся обвинить Николса ещё в одном убийстве.
— Патрульного офицера? — удивился Малдер.
— Именно, — подтвердила Скалли. — Но форме полицейского имеются отпечаток большого правого пальца Николса. Кроме того, его отпечатки обнаружены внутри патрульной машины. Я думаю, Николс и есть тот старик. Вернее, станет им, когда отсидит двадцать пять лет за убийство.
Разумеется, её последнее заявление было лишь своеобразной метаморфозой. Таким образом Скалли намекала Малдеру, что в лице Николса они имеют дело с серьёзным расстройством психики, и старик, предсказывающий будущее, — лишь плод больного воображения.
Скалли и не догадывалась, насколько её метафора оказалась близка к истине…
Отель «Джеймс Монрой» Бостон, штата Массачусетс 14 апреля 1997 года, 18:06
К стойке регистрации отеля «Джеймс Монрой» подошёл среднего роста господин с монголоидными чертами лица. Администратор сразу отметила и его гордую осанку, и уверенную манеру держаться, и хороший дорогой костюм от Ферретти. Было ясно, что перед ней не случайный прохожий, заглянувший разжиться бесплатными журналами, и преуспевающий бизнесмен из Японии или Южной Кореи.
— Меня зовут Йонечи, — представился господин с лёгким акцентом уроженца Азии. — Я приехал из Японии на научную конференцию. Но моё имя должен быть забронирован номер.
— Одну минутку, сэр, — улыбнувшись, попросила администратор, набирая названное имя на клавиатуре компьютера.
Прочитав надпись, появившуюся на экране, она вновь повернулась к «бизнесмену» и, всё так же мило улыбаясь, сообщила:
— К сожалению, сэр, вашего имени нет в списке.
— Меня зовут Йонечи, — упрямо повторил господин. — На моё имя должен быть забронирован номер. Проверьте ещё раз.
— Хорошо, сэр.
Но и повторный запрос не принёс желанного результата.
— Как же так? — возмутился японец. — Мне сказали, что я буду жить здесь.
— Извините, сэр, но свободных номеров сейчас нет, — отрезала администратор.
Японский «бизнесмен» выглядел растерянным, но тут его окликнул седой худощавый старик, подошедший сзади:
— Доктор Йонечи?
Японец повернулся:
— Да.
— Произошло недоразумение, — сказал старик. — Моя секретарша забронировала номер в другом отеле. Я приехал, чтобы исправить ошибку и позаботиться о вашем размещении. У вас будет номер с видом на реку.
— Вы доктор Николс? — уточнил осторожный Йонечи; он представлял себе двадцатисемилетнего учёного, пригласившего его на конференцию, совсем другим.
— Доктор Николс приносит свои изменения, но он не смог приехать.
Йонечи подумал, что это вполне в духе взбалмошных американцев: напутать с гостиницей, да ещё и не приехать на встречу. Николс даже не понимает, что тем самым нанёс серьёзное оскорбление гостю. Впрочем, и сам японец принадлежал к поколению «кругосветных путешественников» и не держался за старые представления об этических нормах, бытовавшие в Японии до начала войны.
Он окинул старика более внимательным взглядом, и у него появились новые вопросы. Всё-таки даже самые взбалмошные из американцев с определённого возраста выбирают более строгий стиль, чем тот, которому отдал предпочтение встретивший Йонечи старик. Мятая мохеровая рубашка, джинсы, истоптанные ботинки — разве так должен выглядеть учёный в летах?
— Простите, а вы кто? — поинтересовался Йонечи подозрительно.
— О, я большой поклонник ваших трудов, — заявил старик и располагающе улыбнулся.
Отель «Капитан Морган» Бостон, штат Массачусетс 14 апреля 1997 года, 18:39
Коридорный открыл дверь, распахнул её и сделал приглашающий жест:
— Прошу вас, сэр!
Йонечи с достоинством переступил порог, а старик, сопровождающий его, прислонился к косяку.
— А вы, сэр? — спросил коридорный у старика.
Тот покачал головой. Выглядел он неважно, задыхался, глотая воздух раскрытым ртом, и коридорный подумал, что старику самое место не здесь, а в госпитале, под надзором хорошего врача-терапевта. Впрочем, каждый сам выбирает, где ему быть и что делать, и, кивнув, коридорный удалился, тут же выбросив старика из головы.
Йонечи, наоборот, проявил присущее его нации внимание к ближнему.
— Вам плохо? — спросил он у задыхающегося старика.
— Нет, нет, — отозвался тот. — Всё хорошо, спасибо.
— Может быть, дать вам воды? — предложил вежливый японец.
— Если нетрудно, — согласился старик.
— Заходите, пожалуйста.
Старик оторвался от косяка и шагнул в номер, прикрыв за собой дверь. Йонечи сразу прошёл в ванную комнату. Там над раковиной была закреплена специальная полочка, на которой среди других туалетных принадлежностей, обнаружилась стопка из дюжины одноразовых пластиковых стаканов. Йонечи выбрал один из стаканов и наполнил холодной водой.
— Честно говоря, — сказал старик, заходя следом, — эту путаницу с отелями устроил я.
— Вы? — японец в недоумении оглянулся. — Но к чему это?
— Я вам стольким обязан, — сообщил старик.
— ?!
— Вы внесли огромный вклад в мою работу.
— Каким образом?
— Вы один из первых разрешили проблему замещения сахара в крови искусственными полисахаридами.
Йонечи стало интересно, и он задумался.
— Вы что-то путаете, — заявил он после паузы. — Эта проблема ещё не решена. Хотя да, я размышлял о возможных путях её решения.
— Не скромничайте, — отозвался старик. — Ваша работа произвела революцию в прикладной криогенике.
Тут японец заметил, что всё ещё держит в руках стаканчик с водой, и протянул его старику. Тот потянулся навстречу, и между пальцами у него блеснула сталь. Йонечи ощутил резкую боль в руке и выпустил стакан.
«Он уколол меня», — понял японец в потрясении.
Жгучая боль волной покатилась к локтю и выше, и Йонечи инстинктивно поднял руку, чтобы посмотреть на рану. Он увидел след от инъекции, а потом рука вдруг разом побелела, и на пальцах выступил иней.
— К сожалению, это единственный выход, — сказал старик, и в его глазах заблестели слёзы.
И тогда Йонечи закричал.
Отель «Капитан Морган» Бостон, штат Массачусетс 14 апреля 1997 года, 21:14
Чтобы увидеть лицо жертвы, Скалли пришлось присесть на корточки. Превратившееся в одну сплошную ледышку тело выглядело довольно страшновато. Японец стоял на коленях, одна рука его была прижата к животу, другая — выставлена вперёд. Рот японца был открыт в беззвучном крике, а с нижней губы свисали сосульки.
«Абсолютно идентичный случай, — отметила Скалли. — Характерная „поза боксёра“, лёд на теле… Такого просто не может быть! Но это есть».
Наклонившись ближе, Скалли заметила, что на руке обледеневшего японца имеется глубокая рана — словно кто-то воткнул туда большую и тупую иглу. На этот раз рядом не было патологоанатома с электронным термометром, и Дэйна решила, что эту рану жертва получила ещё при жизни.