– Пригоршня, ты когда-нибудь мечтал стать героем? – озвучил мысль я.
Напарник крякнул:
– Как-то нет. Но приятно, черт побери! Не так уж тут и плохо.
Год назад мы с Пригоршней ходили в Зону со сталкером по прозвищу Самочкин. Сам он называл себя Эндрю и на Самочкина обижался до слез. Зона любила его, особенно – пьяным. Видимо, веселил он Зону, и она до поры до времени его берегла. С виду интеллигентнейший человек от десяти капель спиртного превращался в бандерлога и тотчас терял адекватность: мог улечься посреди леса: «Мне здесь нравится, я тут живу», полезть в радиоактивную воду, повертеть голым задом перед стадом взбешенных кабанов, рвануть за любой подвернувшейся юбкой и огрести по морде. Видимо, Пригоршне слава вскружила голову, как Самочкину – водка, и он тоже решил остаться тут жить.
– Мне дома больше нравится, но если хочешь, оставайся, – съязвил я и чуть не сорвался с качающегося подвесного моста, где не было перил.
Понемногу рассвело, и мир обрел некую материальность, окрасился в привычные серые тона.
– Головня, – прокричал я. – Нам бы до Небесного города добраться. Может, карту нам дашь?
Старейшина промолчал, лишь жестом поманил за собой.
Мы поднялись в его жилище, выдолбленное в дереве. За столом сидел кряжистый мужик, похожий на престарелого гнома, с ярко-рыжей бородой, которая так и не поседела.
Завидев нас, гном поднялся и чуть склонил голову:
– Приветствую вас, гости. Я – старейшина Луч, от имени всей общины благодарю вас. По просьбе Головни я связался с Небесным городом и рассказал о вас, там очень заинтересовались и ждут на заставе.
– Спасибо, – кивнул я, уселся за стол напротив него, не зная, чему больше радоваться: хорошей новости или теплу.
Пригоршня опустился на лавку рядом. Тотчас появилась Мила с подносом, где был глиняный кувшин и тарелка с поджаренными кусками, видимо, мяса фибии.
– Благодаря вам полегло не только много нечисти, но и фибий, теперь у нас есть мясо, и можно неделю не ходить на охоту, – проворковала она, сервируя стол.
Хлеба, как я понял, у них не было. Гарниром служила каша из злаков, если издали посмотреть, зерна напоминали набухший овес. Что меня порадовало – огромные семечки, нарезанные ломтями. Какие же тут тогда орехи? Размером с голову – неделю есть можно? Вспомнился старинный анекдот: Мичурин полез на сосну за укропом, его арбузами завалило.
– Уважаемые старейшины, – проговорил я, косясь на Пригоршню, который уже начал дегустировать гигантские семечки. – Вы говорили, что связались с Небесным городом, и они нас ждут. Мне хотелось бы переговорить с кем-то из них, это можно устроить?
Луч потупился, пожевал ус и поднялся:
– Это надо обсудить с горожанами. Если они захотят.
– Думаю, захотят, – промычал Пригоршня с набитым ртом.
– Подождите меня здесь.
Когда старейшина открыл дверь, помещение наполнилось воплями ликования, ледяной ветер стеганул по ногам. Я поежился, взял кусок семечки. Она оказалась маслянистой и по вкусу напоминала что-то среднее между кедровым орехом и фундуком.
– Вкусная еда, – оценил Пригоршня, он все никак не мог наесться после дня впроголодь, а может, тому виной холод, что, как известно, стимулирует аппетит.
Среди местных толстяков не наблюдалось, значит, с пищей и у них были проблемы, и зимой они перебивались летними запасами.
Не прошло и десяти минут, как в дверном проеме возник Луч и поманил за собой:
– Гости, горожане хотят с вами поговорить.
Пригоршня тотчас вскочил и глянул на меня, я дожевал мясо фибии и зашагал к выходу.
Когда мы вышли на улицу, там уже вовсю шли гуляния, огней горело больше обычного, били то ли барабаны, то ли тамтамы, на небольшой поляне разожгли костер, и к нему понемногу стягивался народ, что было, на мой взгляд, непредусмотрительно, и я обратился к старейшине:
– На вашем месте я оставил бы наблюдателей на боевых постах. Вдруг нечисть вернется.
– Дозорные по-прежнему на местах. На подходах к поселку тоже часовые. Молодежь сейчас разделывает убитых фибий – в лесу все тихо, орда ушла.
Я поискал Мая, но не узнал его в толпе: у каждого третьего парня были длинные светлые волосы. Мы двинулись в сторону, противоположную той, где кипел бой. Почти рассвело, и взору открылась вторая часть деревни: здесь деревья были потолще, и в каждом стволе наблюдалось по три-четыре двери, соединяющиеся с центральными мостами с помощью подвесных лестниц. Женщины, спешащие в центр, несли котомки с едой. Нас узнавали и приветствовали, Пригоршне доставалось больше внимания и женских улыбок. Знал бы он, как они называют его шляпу!
По паутине мостов мы добрались до центральной поляны размером с футбольное поле, окруженной широчайшими стволами с многоэтажными жилищами. Никогда бы не подумал, что люди способны жить в поселке, одновременно напоминающем термитник и паучатник. Если подняться над деревьями, мосты и канаты наверняка будут похожи на паутину.
Над площадью, где собралась толпа человек в двести, мы направились к одному из исполинских стволов. Крепыш Луч взобрался по канату на толстую, в пару обхватов, ветку, цепляясь носками мокасин за выступы коры. Мы с Пригоршней последовали за ним и очутились возле округлого домика наподобие скворечника. Сделан он был из коры, а внутри – выстлан металлом, кое-где уже поржавевшим. На полке стоял металлический ящик типа советского радио, а под ним находилась клавиатура с множеством рычагов.
Загородив обзор, Луч принялся щелкать рычагами, донесся характерный свист ненастроенного радио, и вскоре сквозь него пробился сипловатый баритон:
– Центр слушает.
– Это Луч, направление юго-восток. Гости со мной.
– Пусть говорят.
Луч отодвинулся, ткнул в медную пластину пальцем и прошептал:
– Это приемное устройство.
Уходить он не стал, переместился ближе к выходу и навострил уши: его-то миновал наш рассказ о другом мире.
– Доброе утро. Говорит пришелец Химик, – я выдержал паузу, и мне ответили:
– Спасибо, что помогли нашей деревне отбиться. К сожалению, Небесный город и человечество в целом переживает трудные времена, потому нам просто нечем им помочь.
– Теперь и мы переживаем трудные времена, без патронов-то, – подал голос Пригоршня, привалившись к стене и скрестив руки на груди.
– У нас огнестрельное оружие, – пояснил я. – В качестве заряда оно использует стальное устройство – патрон. Пуля из патрона пробивает плоть врага.
– Да, такое у нас использовалось задолго до эпохи расцвета. Сейчас производить огнестрельное оружие слишком энергозатратно и дорого, но скоро, чувствую, придется, – собеседник на том конце линии вздохнул. – У меня к вам вопрос. В ваш мир через телепорт случайно попали наши люди. Что с ними сейчас?
Мы с Пригоршней округлили глаза, я ответил:
– Впервые о них слышим. Думали, перемещение случилось давно, и в живых уже никого нет.
– Не так давно. Десять зим назад. Мне важно знать, что с ними.
– Без понятия. Может, и есть службы, которые в курсе. Мы нашли телепорт случайно, и вот мы здесь. Раз ваши люди не смогли вернуться, значит, они, скорее всего, мертвы, а нам надо домой.
На той стороне линии воцарилось молчание, донеслись голоса, но слов было не разобрать.
– Так кто вам мешает? Воспользуйтесь телепортом – и вы снова дома.
Мы не переставали удивляться. Они думают, что мы переместились вместе с аппаратом?
– Как бы вам объяснить. Телепорт остался там, мы проникли внутрь, взяли устройство, потом были вынуждены его взорвать, и нас переместило сюда.
И снова молчание. Наша история стала для них неожиданностью. Я решил воспользоваться заминкой:
– Мне кажется, мы можем быть полезны друг другу, и лучше разобраться во всем при личной встрече.
– Как выглядело устройство, которое вы взорвали? – спросил собеседник.
– Темно-коричневое, округлое, с кулак размером, состояло из двух взаимопроникающих половин, но они не разъединялись.
На том конце линии совещались больше минуты и, наконец, вспомнили о нас:
– Это правда. Вам несказанно повезло, потому что вы сломали преобразователь. Вас могло перебросить куда угодно, к примеру, в дикий безлюдный мир. Или туда, где вообще жить невозможно. Насчет взаимного сотрудничества, – в голосе промелькнуло пренебрежение, кто-то тихонько пробормотал, и связной сказал: – Вы мало чем будете нам полезны. Но и проигнорировать вас мы не можем. Ответьте только на вопрос: в телепорте вы не заметили странный прибор – небольшой, с полметра, продолговатый, одна его половина черная, вторая серебристая, на светлом конце – разъем, – снова зашептали, и говоривший продолжил: – Разъем – такое отверстие…
– Знаю, что это, – прервал его я. – Ничего подобного не видел. Это что-то важное?
Мой вопрос проигнорировали.
– Приходите к заставе, местные вас туда проводят и вооружат. Тогда и поговорим подробнее. Конец связи.
Когда он отключился, Пригоршня возмутился:
– Снобы, ненавижу. Бюрократы хреновы. Они что, нам не рады?
– Они расстроились, – объяснил я. – Потому что потеряли что-то важное. Думали, мы вернем им это что-то, но… В общем, надо разобраться, что у них случилось. Скоро узнаем, – я обратился к Лучу: – Как долго идти до заставы?
– Два дня, – ответил старейшина.
– Значит, выдвигаемся, – Пригоршня аж пританцовывал от нетерпения. – Только оружие нам дайте, а то мы весь боезапас израсходовали на мутантов, пара патронов осталась. И еды дайте в дорогу. Да, и главное – карту.
Старейшина качнул головой:
– Мы дадим вам проводников.
– Пусть с нами будут Искра и Май, – предложил я. – Мы отлично друг друга поняли.
– Искра спит, она сильно ослабла, Май занят. Никто никуда не пойдет, пока мы не проведем обряд прощания с погибшими, а потом не отблагодарим вас за спасение поселка. Своими силами не отбились бы.
Вот только этого нам не хватало! Пора выдвигаться, а они праздновать вздумали.
– Спасибо вам сердечное! – в порыве чувств я приложил руку к груди. – Нам надо в Небесный город, и побыстрее. Дайте нам карту, и мы пойдем.
– Да ладно тебе, Химик, – проговорил Пригоршня. – Мы никуда не спешим. К тому же опять не выспались, – он выглянул за дверь. – Посмотри, как люди радуются, утром и пойдем отдохнувшими и бодрыми, а не сонными зомбями.
Я невольно зевнул, прикрыв рот рукой. Да, усталость давала о себе знать. Гномоподобный Луч заговорил с почтением:
– Не уходите сегодня. Порадуйте нас, тут редко бывают гости.
Внизу разожгли костер, на тамтаме выстукивали странный ритм, люди утихли и замерли изваяниями. Луч кивнул в сторону площади и начал спускаться по подвесной лесенке. Мы устремились за ним, и вскоре он смешался с толпой, а мы остановились чуть в стороне. Пригоршня толкнул меня в бок и указал на холщовые мешки, где проступали пятна крови. Я заметил три мешка, еще сколько-то скрывала толпа.
По неслышной команде люди двинулись назад, к нам, образуя кольцо. Меня чуть не сбили с ног – еле успел повернуться боком, чтобы толпа обтекла меня. Мы оказались в первом ряду кольца. В середине площади пылал костер, два совершенно лысых тамтамщика, будто погруженные в транс, работали синхронно.
Головня, Луч и еще один старейшина – сухонький согбенный старичок с клочковатой бороденкой – стояли возле пяти окровавленных мешков. Что там – не хотелось даже представлять.
Заговорил старичок голосом скрипучим, как ржавые петли двери. Он восхвалял великое прошлое человечества, напоминал о былых подвигах, о городах, которые упирались в небосвод, о летающих аппаратах, о войне, развязанной нечистью.
Лица собравшихся, преисполненные благоговения, помрачнели, на скулах заиграли желваки. Когда речь зашла о погибшем поселении, где должны были посеять семена, позади меня заголосила женщина, ее крик подхватили, и над деревней поплыл скорбный плач.
Пока они оплакивали товарищей, я рассматривал толпу. Женщин было столько же, сколько и мужчин – видимо, они сражались против врага наравне с сильным полом и гибли так же часто. Большую часть составляла молодежь, людей после тридцати было меньше, а тех, кому за сорок – единицы; сказывался жесткий естественный отбор. Дети и подростки, одетые в такие же серые спецовки, столпились правее меня и вытянулись полукольцом: сначала малыши, за ними ребята постарше. Мамы с младенцами сидели на шкурах, и их силуэты расплывались за пылающим пламенем.
Старик замолчал, и зазвучал громоподобный голос Луча. Старейшина перечислял имена погибших. После каждого имени следовала пауза, чтобы женщины могли вдоволь поголосить. Хотелось уйти. Всегда возникает некая неловкость, когда соприкасаешься с чужой скорбью, но не можешь проникнуться. Чувствуешь себя виноватым, что ли.
Когда Луч смолк, Головня шагнул к одному из мешков, развязал его, и оттуда на вытоптанную землю выкатились… Отрубленные головы манипуляторов, погибших во время бойни – не только самцов, но и самок, и детенышей.
Пригоршня выругался, я сглотнул вязкую слюну. Головня торжественно проговорил:
– Мы отомстили за наших соотечественников. Всех, кто к нам придет, ожидает смерть. Трофеи развесим на деревьях, чтобы другим неповадно было.
Умом я понимал, что враг опасен, с ним надо бороться его же методами, но принять и оправдать варварскую жестокость не мог. Старейшины высыпали содержимое остальных мешков. Дети с визгом налетели на головы, принялись катать их по площади, как футбольные мечи. Голова детеныша остановилась у моих ног: помутневшие глазки были открыты, зубатый рот – разинут. Пригоршня отфутболил башку к костру и проворчал:
– Зря остались.
– Твоя инициатива – поучаствовать в некро-шоу, – съязвил я.
Детишки развлекались минут десять, потом сами же притащили испачканные пылью головы и сложили в мешки. Снова забили тамтамы, народ расслабился, и женщины побежали по домам за съестным, чтобы достойно отпраздновать победу.
– Чё-то аппетит пропал, – пожаловался Пригоршня. – Может, ну их, и в путь?
– Карту нам давать отказались, проводники никуда не пойдут, пока все не закончится, так что придется терпеть до вечера.
Спустя минут пятнадцать на центральной площади вовсю шли гуляния. Прямо на земле на длинных полотнищах была разложена еда, мужчины ели, женщины плясали, барабанщики выбивали ритм, старейшины стояли возле потухающего огня. Мешки, слава богу, уже унесли, и Пригоршня приступил к трапезе.
Я неторопливо подошел к нему. Один из местных вскочил, глядя с подобострастием, и уступил коврик, на котором сидел. Отказываться я не стал. Аборигены косились на нас с почтением, но пока, слава богу, молчали.
Вокруг Пригоршни начали собираться девушки, но подходить еще боялись, хихикали в стороне. У меня образовался фан-клуб поменьше. Все беленькие, румяные, глазками стреляют, шепчутся. Цвет волос обсуждают? Он для них непривычен. Интересно, в Небесном городе тоже одни блондины?
Вспомнились головы манипуляторов – там и брюнеты попадались, и русоволосые. Видимо, у них с людьми общий предок, как у неандертальцев с кроманьонцами.
Когда-то я читывал научные статьи о неандертальцах. Сведений было мало, но предполагалось, что у них другое строение речевого аппарата, объем черепа больше, чем у людей. Известно, что у неандертальцев была своя культура: наскальная живопись, погребальные обряды. Самые горячие споры велись по поводу того, могли ли они скрещиваться с людьми – все-таки геном чуть отличался. Одни утверждали, что нет, другие, что могли. Всех интересовало, куда они подевались: ассимилировались с кроманьонцами или их перебили гости, перекочевавшие в Европу, на родину неандертальцев, из Африки.
Ну да, все сходится: голова у манипуляторов больше человеческой, мускулатура более выражена, скелет покрепче…
Додумать мне не дали – кто-то тронул за плечо, я чуть мясом фибии не поперхнулся. Поворачиваясь, отклонился в сторону: мною интересовалась девушка настолько красивая, что захватывало дыханье. Длинные волнистые волосы персикового цвета, чуть раскосые ярко-зеленые глаза, полные губы, и даже под мешковатой серой робой, перехваченной поясом на тонкой талии, заметна роскошная грудь.
Пригоршня, распушивший хвост перед окружившими его девочками, аж засмотрелся, чуть слюну не пустил. Девушка робко улыбнулась:
– Меня зовут Апрелия, – голос у нее оказался певучим, не низким, и не высоким.
– Красиво, – кивнул я и представился, Пригоршня тоже представился и протянул руку, но вспомнил, что женщинам руки не жмут, и убрал ее, однако девушка поняла его жест превратно и, отступив на шаг, продолжила: – Меня старейшины просили… Да и все наши – тоже. Расскажите про свой мир. Как вы живете, про обычаи. Нам очень интересно.
Ноздри защекотал сладковатый дым. Пригоршня чихнул, я глянул на прогорающий костер, куда Луч щедро сыпал листья. Ритуал такой, что ли?
Люди переместились туда, куда дым сносило ветром. Голова приятно закружилась, краски стали ярче, на душе зацвели цветы и запели птицы. «Это какая-то дурь, – подсказал внутренний цензор. – Уходи, ветер дует на тебя, неизвестно, как отреагирует твой организм».
– Расскажу, – кивнул я Апрелии и обратился к Пригоршне: – Уходим отсюда ближе к костру, там будем вещать, дым не вдыхай, это наркота.
– Тю, а я подумал, чего так весело стало, – он поднялся и направился к кострищу, встал с той его стороны, откуда дул ветер, рядом со старейшинами. Его тотчас окружила толпа девчонок. Прямо не сталкер, а рок-звезда с поклонницами.