Я сел на солому рядом с женой, намереваясь нести дозор до утра. Однако меня тут же сморило, устал сильно…
Вдруг я поймал себя на том, что бодрствую уже какое-то время, но вставать не спешу, лежу себе просто и покусываю нижнюю губу.
Я тут же прекратил себя обгладывать.
Но вскоре понял, что непроизвольно отбиваю ритм ладонью, покрытой сетью рваных шрамов, тихо постукиваю по корпусу трофейного мобильника. Полная луна – огромная, серебристая – бередила душу не только зверью, с надрывом вывшему и по-шакальи хохотавшему неподалеку.
Мне будто за шиворот родниковой воды плеснули.
Сердце тревожно забухало в груди. Тело почувствовало опасность быстрее, чем я осознал: что-то не так. Тихонько, чтобы не разбудить Милену, – мало ли, а вдруг просто нервы разыгрались? – я разобрал баррикаду из бидонов и выскользнул за дверь. Чуть пригнувшись, осторожно двинул вдоль здания.
До утра всего ничего осталось. Было неожиданно зябко, пар шел изо рта. Демаскируя, при каждом шаге шуршала ткань обмоток на ногах.
Свернув за угол, я перестал дышать.
Неподалеку от входа, раскинув руки, лежал человек.
Луна освещала его бледное безжизненное лицо. Точнее – ту часть лица, которую не прикрывали маска респиратора и очки-гогглы. Молодой совсем парнишка, не старше двадцати, как мне показалось. На шее две веревки непонятного назначения. Удавки, что ли?..
Я осторожно двинул к нему, продолжая разглядывать.
В каждом ухе у парня по два кольца, сделанных из арматурных прутков. Как только мочки не оторвало?.. На голове с помощью сложной системы ремешков удерживаются рога то ли коровы, то ли антилопы.
Ага, ну мне уже все ясно. Это боец клана «Африка». Неясно только, как он оказался на Полигоне? И что забыл конкретно здесь, на ферме? Да еще… Кто его убил?
Все тело мертвеца – лицо тоже – в белых пятнах и полосах, будто его вываляли в муке. Если б кожа у него была черной, это выглядело бы… не устрашающе, но хотя бы контрастно. Увы, «африканец» был мужчиной скандинавского типа – ну чистый викинг, призванный в Киев-град на службу ратную. И вся эта экзотическая дребедень смотрелась на нем… нет, не комично. Трудно и опасно было считать клоуном того, кто вооружен автоматом Калашникова такой древней модели, что приклад деревянный. На прикладе, кстати, какие-то значки намалеваны. Я подсветил их мобильником. Обереги от злых духов, осечек и неполного запирания ствола?..
Логичным завершением портрета парня были бы босые пятки и набедренная повязка, а то и просто неприкрытые гениталии. Но настолько он не смог победить в себе европейское воспитание: чресла его прикрывали добротные спортивные шорты по колено, а на ногах он носил баскетбольные кроссовки известной марки.
Чувствуя слабость, я подошел к телу. Возле «африканца» лежали плотной набитый сидор и какая-то хреновина, похожая на армейскую флягу, но не фляга.
Ни ран на нем, ни крови, ничего такого. Странные бугры со шрамами по всему телу не в счет. Это небось мода была такая в той стране, где срочную отслужил, – уродовать себя. В Африке вообще своеобразно понимают красоту.
В груди кольнуло. А что, если это ловушка?! Типа я заинтересуюсь трупом, а в это время… Я глянул по сторонам, прислушался. И присел у тела. Почувствовав запах – рыбой почему-то пахло, – коснулся пальцами горла «африканца» и с удивлением нащупал пульс.
Парень был жив, он просто дрых! Посапывал даже, чуть ли не плямкал губами во сне. Хоть бы подстелил что, а то прямо на землю плюхнулся, еще простудится… Я поймал себя на том, что самому хочется растянуться рядом, сунуть под голову руку с мобильником и… И пофиг, что мы посреди Полигона, кишащего мутантами! Вообще все пофиг…
Я зевнул так, что едва не вывихнул челюсть, и, конфисковав АК, с трудом заставил себя подняться, после легонько пнул соню в ребра:
– Вставай!
И едва успел отпрыгнуть, избежав ответного удара, ибо парень не только вмиг проснулся, но и тут же контратаковал.
– Охренел совсем?! – вскочив, он с кулаками кинулся на меня. Растрепанные светлые волосы его в свете полной луны казались седыми. Да и рога эти коровьи на башке… Забодает еще, минотавр доморощенный.
Но отступать я и не подумал – хорошенько двинул его прикладом в грудь. Он аж хекнул, отлетев от меня на пару метров.
И тут за спиной у меня скрипнули петли – это порывом ветра распахнуло дверь фермы.
Я и «африканец», как по команде, повернули головы на звук. Еще недавно, когда я обходил ферму перед ночевкой, дверь была закрыта за замок…
Кто-то проник внутрь.
А там Милена – одна, спит, ни о чем не подозревая!
Оттолкнув «африканца», – а не надо стоять на пути! – я ворвался в пахнущее скошенной травой и навозом помещение, встал у самого порога – и обомлел.
* * *Патрик сразу понял: это игра такая.
Ну игра же! И отлично, это весело!
Сначала мама оставила его с бабушкой. Это первое задание: приспособиться к новой обстановке. Потом бабушка стала нехорошей, прямо Баба Яга настоящая. Это второе задание: разобраться с ней, не позволить ей сделать Патрику плохо. Затем Баба Яга отобрала у Патрика кошечку и вывела его на темную-претемную улицу. Глядя на ее ноги – которая из них костяная? – Патрик сказал, что так неправильно, уже поздно играть, ночью детки должны спать. А она сказала, что Патрик не детка, а чудовище и потому он ничего не должен.
Тогда Патрик задумался: какое же он чудовище? У него когтей нет, зубов длинных тоже… Но раз такие правила игры, то он не против. А потом приехала машина, и Патрик думать перестал.
Машина была странная. Будто ящик. Там, куда сели Баба Яга и Патрик, даже окошки не прорезали. В такой машине скучно играть и ехать тоже скучно, потому что смотреть не на что. И пахло внутри плохо.
Зевнув, Патрик спросил у Бабы Яги:
– Мы едем к маме?
– Да, к маме.
Чуть подумав, Патрик опять спросил:
– Или мы едем к папе?
– Да, к папе, – ответила Баба Яга.
– А вот и нет! – рассмеялся Патрик. – Ничего вы не знаете! У папы дела, к нему нельзя. Он даже маме не разрешил с ним пойти!
Баба Яга сказала Патрику, чтоб он заткнулся и что у нее и так от него голова уже болит.
– При детях нельзя ругаться. – Патрик на нее обиделся и решил с ней больше не разговаривать и не играть. Развернув на голове бейсболку козырьком назад, он вытащил из кармана машинку – любимую красную гонку – и начал катать ее по сиденью…
А потом он проснулся. Оказалось, что они приехали, машина уже остановилась. Баба Яга велела ему перестать тереть глаза и выйти уже.
Он вышел возле большого дома, похожего на школу. Дом и двор были обнесены забором. По двору ходили мужчины с собаками на поводках. Патрик спросил у Бабы Яги, почему мужчины так поздно выгуливают собачек, но она не ответила, только больно взяла за руку и потащила за собой. У него чуть слезы не потекли. А ведь папа говорил, что мужчины не плачут, а он, Патрик, о-го-го какой мужчина. Поэтому Патрик не расплакался, только шмыгнул носом. Наверное, бабушка, когда грубит и злится, просто так играет – ну очень хочет быть похожа на Бабу Ягу.
Они вошли в дом.
На первом этаже было просторно и красиво. Со стены светило нарисованное солнышко, под ним стоял нарисованный домик, а рядом с домиком играли нарисованные пухленькие детки. Пахло как детском саду: едой и малышами. Патрику тут сразу понравилось.
Их вышли встречать две бабушки: одна толстая и низенькая, а вторая высокая и худая. Они поздоровались с Бабой Ягой и стали разглядывать Патрика.
– Оформляйте, – сказала Баба Яга. – На меня оформляйте.
– Как зовут? – спросила толстая и низенькая бабушка.
Баба Яга пожала плечами:
– Это сын моей якобы племянницы. Она, кукушка драная, сама мне его подбросила.
– Мою маму зовут Милена, она хорошая, а папу – Максим, – сообщил Патрик. – И он самый лучший папа, я его очень люблю. И маму люблю. Меня Патрик зовут, мне скоро шесть лет, я скоро в школу пойду.
И тут высокая худая бабушка стала ругать Бабу Ягу. Она говорила, что так нельзя, что через Бабу Ягу родители ребенка могут выйти – и обязательно выйдут! – на их заведение. Патрик хотел спросить, что такое «заведение», но передумал. А потом, когда высокая худая замолчала, вместо нее заругалась низкая толстая, она еще сказала, что хозяин скоро будет и проблем сейчас никому не надо, клиенты вот-вот приедут. Тогда Баба Яга не выдержала, злая совсем стала и сказала, что никаких проблем не будет, она все решит, у нее есть средства для этого, и хватит уже, она не девочка, она – опытный сотрудник, столько раз это проделывала, оформляйте уже.
– Ты не девочка! Ты точно не девочка! – рассмеялся Патрик, показывая пальцем на Бабу Ягу, а потом вспомнил, что неприлично показывать на людей пальцем, так мама говорила, и перестал показывать.
– Как, говоришь, твоя фамилия? – толстая была такой низенькой, что ей не пришлось сильно наклоняться к Патрику.
– Патрик Краевой, мне скоро шесть лет, я скоро пойду… – Патрик замолчал, заметив, что бабушки его не слушают.
– Патрик Краевой, мне скоро шесть лет, я скоро пойду… – Патрик замолчал, заметив, что бабушки его не слушают.
Только он назвал фамилию, они разом заговорили, перебивая друг дружку и размахивая руками. Патрик не любил, когда взрослые ругаются, даже во время интересной игры, и потому немножечко от них отступил.
Низенькая потребовала тишины и, когда все замолчали, спросила у Патрика:
– Максим Краевой – твой отец? Тот самый известный сталкер?
Патрик с гордостью закивал:
– Мой папа был сталкером в Чернобыле, а потом он встретил маму, и у них появился я. Моего папу еще зовут Край. Это у него прозвище такое.
– Теперь пацана, – толстая кивнула на Патрика, – точно нельзя отпускать. А то папаша его узнает, такое начнется… На тебя, значит, оформляем, да, Розочка?
– Девочки, я могу поделиться с вами комиссионными, – предложила Баба Яга.
Патрик рассмеялся:
– Какие же они девочки?! Они – бабушки!
Низенькая, высокая и Баба Яга молча уставились на него. Лица у них стали страшные, и глаза тоже стали страшные. Они не любили Патрика, они хотели его наказать, накричать на него, даже ударить хотели.
«Да они же все тут злые ведьмы!» – понял Патрик.
И он развернулся, и побежал так быстро, как только мог.
Эта игра ему все больше и больше нравилась.
* * *Лунный свет едва сочился сквозь грязь на стеклах окон-бойниц. Но и этого вполне хватало, чтобы оценить обстановку в помещении.
Беспечность Милены поражала. Беседуя, мы так славно с «африканцем» пошумели, а она спала себе, как ни в чем не бывало. Настолько вымоталась за день? Неудивительно. Признаться, я и сам едва стоял на ногах. Как-то сразу навалилась усталость, прилечь бы… А нельзя! Надо сначала разобраться с «африканцем». Зато потом я упаду и буду спать, спать, спать…
– Что за шутки, парень?! – я с трудом обернулся к «африканцу», мои веки стали свинцовыми, они так и норовили закрыть собой зрачки. – На кой ты сорвал замок?!
Пока я перемещался из пункта А в пункт Б, что заняло доли секунды, он успел вытащить нож. И почему я не догадался обыскать соню?! Это все из-за усталости… «Африканец» явно собирался воткнуть стальное жало мне в спину, но…
Но он заснул. Да-да, он заснул – стоя и с ножом в руке. Глаза под линзами гогглов закрыты. А еще его качало из стороны в сторону, при этом арматурные кольца в ушах катастрофически оттягивали мочки. Парнишка рискует вот-вот свалиться и напороться на заточенную железяку.
Сквозь вату, окружавшую меня со всех сторон, я услышал шорох.
Ночь всегда полна разных звуков. И многие кажутся странными, и вызывают опасение у неискушенного слушателя, со страху спрятавшего голову под одеяло. Я не из таких. Меня не страшат ни скрежет коготков мыши-полевки, ни уханье филина. Но не в этот раз. Потому что шорох донесся из коровника.
Оторвав подбородок от груди, я заставил себя открыть глаза.
Возле Милены сидела странная зверюга размером с ротвейлера.
Уверен, в предках этого мутанта значились барсуки. По его суженной к носу морде протянулись две темные полосы. Массивное тело, покрытое грубой буро-серой шерстью, поддерживали короткие сильные лапы. Пальцы заканчивались длинными острыми когтями – таким маникюром не только норы рыть, но и тушу без труда разделать можно. В клыкастой пасти мутант держал хреновину, похожую на армейскую флягу, такую же округлую и вроде как обшитую тканью. Но это точно была не фляга. И где-то я такую же штуку видел… Мысли сонно ворочались в башке. Надо было что-то делать, как-то реагировать, но я не мог сообразить, как и что. Я оперся плечом о дверной косяк, я…
Уронив нож, шумно упал «африканец». Уже в горизонтальном положении он на миг очнулся и, оторвав рожу от земли, просипел:
– «Сонник». Прибор. Уничтожь.
И тут я вспомнил, где видел штуковину, похожую на флягу. Такая же валялась возле сидора «африканца». Это означало, что… Что это означало?..
Почуяв опасность, мутант-барсук обернулся ко мне и уставился мелкими черными глазками, во мглу которых я начал проваливаться, точно в бездну…
Очнулся я от того, что хлопнулся на колени.
Из последних сил, не соображая, что делаю, я вскинул допотопный «калаш» – им еще наши предки охотились на динозавров – и нажал на спуск. Не целясь. Рискуя попасть в Милену.
И все же очередь я всадил аккурат в пасть барсука.
«Флягу», которую он сжимал клыками, пулями разворотило так, будто в ней взорвалась граната. Мутанту разорвало пасть. Он опрокинулся на бок и противно завыл, суча лапами.
Милена тут же проснулась, вскочила. Да и мне чуть легче стало. Я развернулся и всадил очередь во вторую «флягу». И вот тут уж отпустило совсем. Сна как не бывало. Заворочался, встал на локти и колени «африканец», прохрипел:
– Барсук «сонник» подтащил ко мне, вот я и свалился. Даже я не могу этих тварей засечь…
Очередью прервав агонию мутанта и нацелив автомат на парня, я начал допрос:
– Что за «сонник»? Ты кто такой вообще?
В кустах метрах в двадцати от нас шевельнулась неведомая тварь, утробно зарычала. К ее арии присоединились еще два голоса, вместе образовав уже хор.
– Край, давай вы внутри все обсудите? – Милена выглядела слегка встревоженной. – И дверь закрой, а то сквозит.
Жена была права: следовало спрятаться и не раздражать своим вкусным видом ночных хищников Полигона. Но не было уверенности, что мне хочется оказаться под одной крышей с «африканцем». Кто он такой и что здесь делает? Друг он или враг? Пошел на меня с ножом – значит, враг. Но ведь я был вооружен, а значит, представлял для него угрозу, и он попросту защищался… Расспросить бы его с пристрастием. Или пристрелить, да и дело с концом?
Я направил ствол на «африканца». Выставив ладони перед собой, он попятился. Палец на спуск и…
Однако любопытство победило. Я стволом показал «африканцу», что мы милости просим его в гости. Подхватив сидор – это чтоб не с пустыми руками, – он поспешил воспользоваться нашим приглашением. Я бы на его месте тоже не медлил.
Перед тем как закрыть дверь, я жахнул-таки по кустам из АК.
Никогда не трачу патроны без надобности. И даже заимей я столь вредную привычку, с недугом этим живо завязал бы – в полевых условиях боеприпасы хрен достанешь, мы не в родном Вавилоне. Но зверье, собравшееся у фермы, следовало попугать, чтобы наше мирное к нему отношение не было воспринято как слабость и чтобы зубастые даже не думали атаковать нас.
И вот мы в здании.
– Бидоны сюда! Быстро! – скомандовал я.
Втроем мы кое-как забаррикадировали второй выход.
Считается, что совместный труд сплачивает коллектив: отношения между людьми становятся непринужденными, дружественными. Ерунда. Будь так, ни в одной конторе никто никого не подставил бы, не подсидел. Представьте офис или цех, где все друг в друге души не чают. Не получается? Вот и моя фантазия пасует. И то, что парнишка с нами таскал бидоны, меня ничуть к нему не расположило. Даже наоборот. Он втирается в доверие. Опасный тип.
Однако у моей супруги было иное мнение на этот счет.
– Меня Милена зовут, – она протянула «африканцу» ладошку.
Чуть помедлив, экстравагантно разодетый, с головы до ног разукрашенный парнишка ответил рукопожатием:
– А меня – Резак.
Зато я не спешил представляться:
– Ты кто такой, а, дружище Резак?
– А по мне разве не видно? У тебя зрение плохое, да?
Не люблю, когда хамят. Я снял автомат с предохранителя.
– Э-э, погоди, ты чего так волнуешься?! Клан «Африка», боец под началом Нгози Плешивого, срочная в Конго, на Полигон попал вместе со своим подразделением. Мы тут по заданию клана.
Ай, какой молодец! Вежливый он, оказывается, и разговорчивый. Люди становятся лучше, если на них навести оружие.
– Цель задания? – вмешалась в допрос Милена.
«Африканец» – Резак его зовут, чудное имечко – чуть повернул к ней украшенную рогами голову:
– Цель такая же, как у вас. Найти общак кланов.
Выдав нас с головой, Милена моргнула и затараторила:
– С чего ты вообще решил? Может, мы ученые? Может, мы тут гербарий собираем? Может, мы туристы и…
– Это на вас, случайно, не одежка грабителей банка? – Резак выразительно посмотрел на наши наряды и хмыкнул. – Так это, может, вы банк взяли?
Жена моя разлюбезная тут же заткнулась и виновато посмотрела на меня.
Ловко парень перехватил инициативу, будто автомат не у меня, а у него в руках.
– Где твой отряд? – я качнул стволом АК, намекая, что мне не терпится пулями нашпиговать ему живот.
– Тут неподалеку. Утром покажу.
До утра всего ничего осталось. Вот-вот рассветет… Нет, определенно не нравился мне «африканец», мутный он какой-то. Что он делал возле фермы? Почему тут оказался сам, без хотя бы пары-тройки коллег-ветеранов?
Хлопнув себя по карману шорт, Резак вдруг плюхнулся на пол задницей и подтянул к себе вещмешок.
– Вы как хотите, а я бы перекусил, – заявил он.