– Если по совести, то майору следовало бы дозор на две смены разбить.
– (Строго.) Начальству видней! Приказы не обсуждаются! Лучше думай, что с тобой докладывать станем.
– Да всех делов: «объект» снова выезжал куда-то на такси. Богатый, гад! В общем, не густо.
– Наше дело доложить, а уж майор пускай сам разбирается, на то у него ромбы в петлицах… Ладно, что еще было?
– Ну, этот еще, здоровенный, с ковром на плече, входил-выходил.
– Ну и какая тут связь с «объектом»?
– Ты ж сам приметил ковер…
– Мало ли что! Ты своей головой думай. Ковер!.. Какая связь с «объектом», спрашиваю!
– Да черт его… Может, и никакой.
– М-да, не густо. Ради такой чепухи мерзни тут с утра до ночи!.. Вот шестому подотделу – это я понимаю расследование предстоит!
– А что там?
– А то! Я нынче, когда в столовую отлучился, позвонил сводку по городу узнать.
– Ну?
– Гну!.. Представляешь, нынче возле гостиницы «Будапешт» одну венгерскую гражданку подстрелили, из какой-то там делегации по куроводству. А как труп в морге стали осматривать, так оказалось, что вовсе это не куроводка, а очень даже куровод, со всеми положенными о-го-го какими причиндалами.
– Маскировался?
– Не-е, тут, думаю, другое. Слыхал про такое буржуазное явление – гомосексуализм?
– Это по-нашему – когда мужики?..
– Во-во, то самое. Но дело, согласись, интересное… А ты тут топчись, жди неизвестно чего…
– Вот и сам ты, Сундуков, приказы обсуждаешь, а еще меня за это все время коришь.
– («Ах ты собака!») И не обсуждаю вовсе! Когда это я обсуждал?..
– Погоди-ка! Вон, это не нам ли рукой из той машины машут?.. Да точно же, нам!..
– Неужто смену все-таки прислать догадались?..
– Пошли!.. (Подойдя к машине.) Нас зовете? Что-то я вас не знаю…
– Да, да, ну-ка сперва покажите ваши документики…
В этот миг что-то брызнуло из машины, и оба сержанта чихнули и тут же утратили всякую способность соображать. Руки, ноги – все работало вроде бы вполне исправно, слух и зрение тоже вполне присутствовали, а вот в разуме – ну ничегошеньки!
Им сзади приказывали идти – и они шли, приказывали сворачивать – они сворачивали. А если приказали бы кого-нибудь убить – убили бы наверняка.
Только такого им никто не приказывал. Тут и без них имелось кому убивать.
* * *После восьми вечера майор Коловратов с каждым часом чувствовал себя все неспокойнее. Почему до сих пор не явились с докладом сержанты Ухов и Сундуков?..
Ах да! Он же не отдал приказа отозвать их из дозора. Но догадались бы позвонить, остолопы!..
Может, загуляли? Дай Бог если только так…
Приехав домой, поужинал в одиночестве холодным борщом и холодной же телятиной (жена с дочкой были в это время на даче в Болшеве), Коловратов послушал по радио передачу о международном положении, но все это ничуть его не отвлекло, тревога только нарастала.
Когда раздался звонок в дверь, нервы у майора настолько расшалились, что он дернулся как ошпаренный. Идя открывать, по пути нечаянно зацепил плечом вешалку в коридоре, и она со всей одеждой рухнула на пол (позже это будет особо отмечено следователем в протоколе осмотра квартиры, однако разумных объяснений так и не найдется).
Прежде чем отпереть, майор Коловратов глянул в дверной глазок…
Ба! Ну вот они, голубчики, Ухов с Сундуковым!.. Только вот рожи у обоих какие-то не свои. Неужели впрямь напились, засранцы? Ну ужо он им устроит сейчас!..
Однако майор был почти счастлив столь незамысловатому объяснению их пропажи. И все же, распахнув дверь, грозно рявкнул с порога:
– Что это вы, сержанты, позволяете себе?!
Вдруг отметил: а ведь от них вовсе и не пахнет спиртным. Отчего же стоят как столбы и глаза у обоих неживые, как у мороженых судаков?..
Эти мысли были едва ли не последние в жизни майора. Дальше Сундуков и Ухов раздвинулись, и между ними возник некто третий с каким-то небольшим цилиндрическим баллончиком в руке.
– Гм… – промычал майор Коловратов. – Вы-то, извиняюсь, кто?
Тонкая струйка устремилась из баллончика ему в лицо, и майору почудилось, что он слышит треск, как будто рубашка на груди порвалась, – треск, с которым его сердце разорвалось на части…
* * *Снова в дозоре.
Двое лежали на асфальте неподалеку все от того же дома на Первой Мещанской. Наконец один из лежавших открыл глаза и толкнул другого в плечо:
– Эй, Сундуков, ты живой?
– А?.. Что?.. Ухов, это ты?.. А чего это с нами?
– Вроде вчера – ни грамма… Или, может?..
– Да ничего «не может»! У меня с похмелья всегда башка трещит, а ноги ходят. А тут в башке все нормально, а вишь – встать не могу.
– И я не могу. Ну-ка, если вместе… Вот так… Ну слава богу! Ты только теперь меня держи, а то я сейчас опять…
– И ты меня… Так что было-то?
– Думаю, это с устатка у нас: ведь сколько часов в дозоре провели!
– Возможно… И что теперь делать будем? В контору пойдем?
– А тебя с поста кто-нибудь снимал? То-то! Покуда не снимут, мы – в дозоре.
– Какой дозор, когда ноги не свои.
– А ты соберись! Ты кто есть? Сержант государственной безопасности! Собрался?
– Да вроде бы…
– А ноги как?
– Отходят помаленьку… Вроде уже сам стоять могу.
– Я тоже… Ого, гляди-ка, наш, кажись, «объект»!
– Ага, он, точно!.. Что это он с авоськой в такую рань?
– А ты идти можешь?
– Кажись, уже могу… Ну-ка… Да, могу!
– Тогда – за ним!
– Ишь ты! Капустку квашеную купил с утречка пораньше! С похмелья, должно быть.
– Да непьющий он вроде бы.
– Именно что – «вроде бы». Все мы такие «вроде».
– Ну уж не ты, Сундуков.
– Разговорчики!.. Вон он, назад пошел. За ним!
– И что, опять здесь, у подъезда, топтаться? Может, майору все же позвонить, чтоб наконец смену прислал?
– Да звонил же я с рынка, из автомата. Никто в его кабинете трубку не берет.
– Странно…
– Куда уж! И долго еще так стоять?
– Тебя Родина поставила стоять – значит, стой!
– Вон, уже снова вечер на дворе – а мы с тобой всё…
– Молчи! Смотри – «объект» выходит! С бабой своей! За ними!
– Так они ж вон в такси садятся. У тебя деньги-то на такси есть?
– А мы и так… Стоп машина! (Помахал удостоверением перед носом у водителя.) Вон за тем такси! Давай, гони!
– Стоп, приехали! Выходим, Сундуков!
– Что ж это? «Объект» с бабой в Парк культуры, что ли, намылились под вечер? Да еще с капустой!
– Не, смотри, они до парка не дошли…
– А это что еще за хмырь слепой? «Ремонтируем швейные машинки всех марок»… Гляди-ка, «объект» – к нему! Ох, чует мое сердце, не машинки этот хмырь ремонтирует.
– А что?
– Ну, ты совсем! Ничего он не ремонтирует! Связной это! И не слепой он вовсе, только косит под слепого, гад: вон, «объекта» нашего сразу узнал.
– Выходит, шпионы?
– Только догадался? А я – сразу же… Смотри, хмырь только свистнул – и машина подкатила!
– Что-то машина у них, у этих шпионов больно страхолюдная. Срамотища!
– Потому что конспирация. Слыхал такое слово?.. А «объект», вишь, с бабой не побрезговали. Вон, садятся уже! Сейчас поедут.
– Снова за ними?
– Не, мы с тобой на этот раз – по-другому. Я эту машину давно заприметил, она всегда по одному маршруту ездит. По городу попетляет, попетляет, а потом – к одному и тому же месту, оно тут, недалеко. Дырка там есть: метростроевцы что-то рыли, а потом так и бросили. Ну а дальше там всякая нищая шелупонь такие катакомбы нарыла! Говорят, пол-Москвы запросто можно спрятать. Вот к той дырке они сейчас и поедут, зуб даю. Ну а мы – пешочком, пешочком. Они-то петлять будут, а мы – по прямой. Тут, если по прямой, так всего десять минут дороги, так что раньше них поспеем. Ну что, пошли?
– Пошли… Однако и ушлый же ты, Сундуков, все-то ты знаешь.
– Служба такая – все знать. И тебе советую!.. Давай, быстро!.. Быстрее, дурень, иди!
– («От дурня слышу».) Да иду я, иду!
Глава 8 Что это?!
«Будет вам нынче полтора кила капустки!» – думал Васильцев, подходя к слепцу с табличкой на груди. К лжеслепцу, разумеется: Юрий видел глаз, зорко смотрящий на него сквозь прореху в куртке из того места, где у всех людей расположен пуп.
Все было, как и тогда, в первый раз. Лжеслепец свистнул в два пальца, и сразу подкатила та самая рухлядь на колесах, с фанерками вместо выбитых боковых окон. За прошедшие два года этот катафалк еще более обветшал, одна дверца совсем перекосилась, багажник вообще отвалился, и вместо него было приделано нечто наподобие кузова.
И водитель был прежний, все тот же горбун, но теперь, надеясь, что нынче все пройдет, как задумано, он, Васильцев, уже смотрел на этот горб по-другому. Нынче вполне могла произойти смена монархов, и можно было догадаться, кто их сменит, так что в этом горбе он видел что-то даже по-королевски величественное.
Снова, как и тогда, лжеслепец сел в машину на приставное сиденье, снова завязал Юрию и Кате глаза.
На этот раз машина колесила по Москве еще дольше, чем тогда, но он, Юрий, знал, что конечная точка маршрута будет та же самая.
Наконец остановились. Повязки с них сняли, хотя могли бы и не снимать – вокруг все равно была непроглядная тьма. Юрий и Катя на ощупь выбрались из машины, и кто-то – кажется, горбун – сразу начал их обыскивать. Достав авторучку у Юрия из внутреннего кармана, спросил:
– Пясатель?
– Журналист, – зачем-то соврал Васильцев.
– Хорош врать! – был ответ. – А то мы не знаем, кто ты есть, Васильцев, на самом деле! Что-то я, кстати, камешков на вас двоих не обнаруживаю.
– Не тебе предназначены – вот потому и не обнаруживаешь, – буркнул Юрий.
– Как знать, как знать, кому предназначены, – отозвался горбун. Из этого можно было сделать вывод, что они с Катей не ошиблись – кое-кто тут явно ожидает скорого государственного переворота. – И все же – камни-то где?
– Когда будет надо, появятся, уж будь уверен.
– Ну смотри, Васильцев, смотри. Если соврал – знаешь небось, что с вами будет?
– Знаю, – кивнул Юрий и положил авторучку на место.
…И тут вспыхнул свет, настолько ослепительный, что Васильцев на какое-то время потерял зрение. Да, электричества здесь не жалели – вероятно, втихаря подключились к сети метрополитена.
Наконец, несколько притерпевшись к этому свету, Юрий огляделся и увидел, что с прошлого раза здесь все переменилось – видимо, в соответствии со вкусами новых владык. Посреди огромной залы находился большущий бассейн, и в нем плескались в чем мать родила какие-то наяды весьма неприглядного вида.
Двойной трон монархов, Луки и Фомы, короля нищих и императора помоек, располагался по другую от Юрия сторону бассейна, только одеты монархи на сей раз были в римские тоги, и на головах у них сидели лавровые венки. Рядом стояла челядь, видимо, из числа самых приближенных, тоже одетая в тоги. Все это выглядело по-римски величественно. Однако, приглядевшись, Юрий отметил, что вода в бассейне грязно-желтоватая – ее, наверно, спустили из труб центрального отопления; что наяды престарелые и вислогрудые; что тоги приближенных сотворены из асбеста, которым утепляют те же трубы; в общем, вся эта роскошь была весьма второсортная. И только сами монархи были одеты в настоящие шелка – не иначе как их подданным удалось спереть для этого шторы из какого-то дорогого ресторана.
Император, глядя на Васильцева из-под тоги глазом, расположенным на животе, произнес:
– Nous vous accueillons à nouveau dans leurs possessions[23].
Юрий вспомнил, что здешним монархам полагалось говорить на языках всех народов, имеющих помойки и нищих, то есть, стало быть, на всех существующих и когда-либо существовавших языках. Правда, во французском император был явно слабоват, но – noblesse oblige[24].
– Курмалы обала́, – добавил горбатый король то ли на этрусском, то ли на шумерском, то ли вообще на какой-то придуманной ими тарабарщине.
– Ну а капустка где? – спросил император.
Юрий показал авоську. Она пошла по рукам, пока не достигла трона.
– С Центрального рынка? – строго спросил король.
– С Центрального. Полтора кила.
– Что ж, хорошо, хорошо…
Монархи стали поочередно засовывать руки в банку с капустой и с наслаждением чавкать. Челядь с завистью взирала на них.
Наконец они слегка насытились. Император поставил банку уже только с половиной «полутора кил» между собой и королем и сказал по-русски:
– Да, капустка хороша, это ты, Васильцев, молодец. Ну а теперь к делу! Не буду спрашивать, что вас привело сюда, потому как сами знаем. Однако я не вижу неких вещиц, кои вы должны были сюда принести для обмена на интересующий вас товар.
– А где товар? – в свою очередь спросил Юрий.
– Что ж, это разговор делового человека, – согласился император.
– Шеш анабеш, – подтвердил король.
Дальше они стали о чем-то торговаться с Катей на английском. Юрий слабовато знал этот язык, да и мысли его были сейчас заняты другим.
Бассейн, отделявший его от монархов, был очень широк; попадет ли он из этой авторучки с такого расстояния? Катя не промахнется, в этом Юрий был уверен; а вот он?..
Обязан попасть! Иначе…
О том, что будет «иначе», не хотелось даже и думать.
– Але це виходить за всякі рамки, – вдруг взвизгнул император. – Ми так не домовлялися![25]
– However, this is our pre-condition[26], – твердо парировала Катя, и они снова перешли на английский.
Первой должна была выстрелить Катя, а Юрий – сразу же вслед за ней, но она почему-то медлила, видимо, еще не достигла с монархами каких-то договоренностей.
Сзади кто-то тронул его за плечо и тихо произнес:
– Рад вас приветствовать, Васильцев.
Юрий обернулся и увидел своего старого знакомца, командира здешней гвардии, карлика со странным именем Вонмиглас. Позади выстроилась вся его гвардия.
На сей раз обмундирование у них было римское – мечи-гладиусы в ножнах, кожаные доспехи, деревянные щиты с медными набалдашниками. Все они, по какой-то странной здешней традиции, тоже были карликами и в обязательном порядке евнухами, как и сам Вонмиглас.
Но Юрий знал, что, кроме того, этот самый Вонмиглас, только под другим именем, служит еще и в НКВД, и даже до немалых чинов уже дослужился. Карликом, предположим, он был от рождения; а вот был ли он прежде кастратом или же мужественно пошел на эту операцию по долгу службы, оставалось только гадать.
– Тоже рад видеть вас, – кивнул ему Юрий. И неожиданно решился спросить: – Зачем вам это, Вонмиглас?
– Что? – не понял тот.
– Ну, служба эта. Я имею в виду – вот здесь.
– Таково задание, – сухо ответил тот. Потом, вдруг помягчев, добавил очень по-человечески: – Да и привык я тут, как-то оно тут даже поспокойнее, чем там. И пенсия двойная никому еще не мешала.
Значит, служба там, наверху, была, по его мнению, еще грязней, чем здесь, у этих упырей-монархов. Видимо, тамошние упыри все же покруче.
Впрочем, сейчас было не до него. Юрий, напрягшись, силился понять, в чем состоит суть спора между Катей и монархами. Наконец общий смысл понемногу стал до него доходить.
Поля сейчас находилась где-то в другом месте, монархи обещали, что подвезут ее тотчас, едва только увидят камешки. Катя же заверяла их, что камни тоже должны поднести – но не раньше того, как она увидит Полину.
Вот почему не стреляла: пока здесь не будет Полины, этого, конечно, нельзя было делать.
– Но вы же, надеюсь, не думаете, что мы станем вас обманывать! – воскликнул император, на что Катя ответила вполне по-базарному:
– Не держите нас тут за фраеров! – чем вызвала явное уважение к своей персоне со стороны стоявших возле трона «сенаторов».
– Но кто же принесет камни? Кто еще знает сюда дорогу? – спросил ее король.
Ответ Кати был прост, как московский рынок:
– Кому надо, тот и знает, – пожала она плечами, заставив монархов переглянуться.
Тут вдруг по рядам гвардии карликов пробежал какой-то ропот, затем один из них крикнул:
– Поймали! Лазутчика поймали!
Другие гвардейцы вволокли в зал какого-то мальчишку, связанного по рукам и ногам. И вдруг Юрий понял: да это же Викентий-младший, тот самый палачонок Викентий, который уже столько раз переигрывал его. Как он сюда проник? И попался так глупо!
– А камни при нем были? – спросил король.
– Были! Вот они! – ответил карлик и показал оба мешочка. – Но вот что было еще! – с этими словами он показал всем здоровенный маузер.
«Мальчишка! Дурак!» – про себя обругал Юрий Викентия. Да, глупость была неслыханная – принести сюда камни. Теперь Полю могут не вернуть или потребуют за нее еще что-нибудь. Эти монархи – обычные уголовники, а у уголовников только так и бывает.
Впрочем, что-то тут явно не складывалось. Не мог этот мальчишка так изощренно преследовать их с Катей и ни разу не проколоться, было видно, что не те у него мозги.
– Что ж, за камешки тебе, конечно, наше мерси, – ухмыльнулся император. – Ну-ка, подай сюда, – обратился он к гвардейцу.
Мешочки так же, как «полтора кила капустки», прошли по рукам, пока не очутились у трона.
Монархи несколько минут наслаждались, с благоговением перебирая камни руками. Затем император обратился к Викентию:
– Камушки ты принес, вроде даже ни одного не прикарманил, это ты, мальчик, молодец. Но в то же время ты и нехороший мальчик! Зачем ты заявился сюда с оружием? Признайся, хотел нас убить?.. Кстати, – обратился к страже, – как он сумел сюда пробраться?
– Мы его в кузове лимузина нашли, – выступил вперед один из стражников. – Должно быть, запрыгнул в кузов на ходу.
– Все эти багажники!.. – капризно надулся король. – Я когда еще хотел сменить лимузин! Почему мы, наши величества, должны ездить в этом драндулете?