Обеспечивая выполнение этого плана, немецкая авиация пыталась наносить удары по путям подхода наших войск к месту прорыва и скоплениям их в районе Апрелевки и Алабино, а 1–2 декабря четыре раза бомбила аэродром Внуково. Но летчики 34-го полка активно противодействовали авиации противника. В районе Апрелевки Мирошниченко и Тараканчиков атаковали Ме-110, который, спасаясь от них, нырнул в облака. На следующий день Платов около Подольска сбил Хе-111, пытавшийся уйти от него резким пикированием. Однако и самолет Сергея в этом бою был поврежден. Не дотянув до Внуково, он приземлился у Подольска на аэродроме Дубровицы.
А назавтра также в районе Подольска старший политрук Петр Королев отправил на землю Ю-88, но с боевого задания не вернулся командир звена старший лейтенант Александр Потапов. Через день в одиночных боях Сергей Байков уничтожил Ме-110, а Петр Королев – Ю-88. Еще один «Юнкерс» сбила в районе Кубинки группа в составе Найденко, Коробова, Платова, Бубнова, Букварева и Тараканчикова. А Юрию Сельдякову пришлось вести бой с четверкой Ме-109, после которого он вернулся на аэродром, как поется в старой песне, «на честном слове и на одном крыле». Но вернулся.
К 5 декабря наро-фоминский прорыв был ликвидирован. Это была последняя попытка немцев прорваться к Москве и первая победа в начавшемся контрнаступлении Красной армии. 34-й иап, как и другие истребительные полки 6-го корпуса ПВО, выполнял задачи по прикрытию наступающих войск Западного фронта. Кроме того, летчики полка в первый день контрнаступления совершили пять вылетов на штурмовку войск противника, разогнали его полковую колонну и уничтожили более 50 солдат вермахта.
Вместе с тем 13 декабря Леонид Рыбкин подвел и горький итог 1941 года: «В боях за Социалистическую Родину, верные воинской присяге, проявив мужество и героизм, не вернулись с боевого задания» – и далее фамилии восьмерых летчиков полка. Завершает этот мартиролог приказ командира: «Выше перечисленный состав из списков части исключить и выслать семьям документы о предоставлении пенсий». В этом приказе не было Александра Потапова, поиски которого продолжались. А через день из боевого вылета не вернулся заместитель командира эскадрильи Захар Дурнайкин. Имена этих летчиков, из числа самых опытных в полку, должны были стать первыми в новом списке погибших.
Между тем характерные боевые эпизоды накануне и в день гибели Захара вновь свидетельствовали о завоевании господства в воздухе под Москвой. 14 декабря Букварев и Тараканчиков вдвоем атаковали четверку Ме-109 у озера Трестьянское, а Платов и Байков – тоже четверку мессеров около Кубинки. На следующий день семерка истребителей в составе Мирошниченко, Платова, Коробова, Бубнова, Тараканчикова, Букварева и Байкова в районе Тучково встретилась с семеркой Ме-109.
И в каждом из этих случаев немцы уклонялись от боя и спешили уйти на запад. Особенно торопилась семерка мессеров, которая уходила, как говорят летчики, «с прижимом», то есть разгоняясь на пологом пикировании. Однако Константин Букварев в паре с Николаем Тараканчиковым в тот день все-таки сбили западнее Голицыно Ю-88, а накануне Константин подловил Ме-109 и открыл по нему огонь с дистанции 200 м, но тот ускользнул на фоне леса.
Ясные, морозные дни начала месяца сменились оттепелью и ухудшением погоды. Тем не менее в декабре у Георгия Урвачева согласно летной книжке 22 боевых вылета, в том числе в практически нелетную погоду. В один из таких дней после его взлета в составе звена аэродром был закрыт опустившейся почти до земли облачностью, дымкой и снегопадом. Однако вернувшиеся из боевого вылета летчики смогли приземлиться, что отметил командир полка: «За отличное выполнение посадки на свой аэродром при сложных метеоусловиях после выполнения боевого задания объявляю благодарность лейтенанту Бубнову М. Н., младшим лейтенантам Урвачеву Г. Н. и Коробову В. Ф.».
В эти же дни вдруг пришло письмо от их командира Андрея Шокуна, которого после того, как он месяц назад в разведке был сбит зенитным огнем, уже помянули и исключили из списков полка. Оказалось, Шокун в том вылете не погиб, а был ранен, во время падения горящего самолета выброшен из его кабины, потерял сознание, попал в плен и освобожден в ходе наступления Красной армии под Москвой. Андрей писал, что находится в войсковом лазарете на излечении от ожогов и ранений.
На одной из сохранившихся у Георгия Урвачева фронтовых фотографий однополчан человек в гимнастерке с капитанскими «шпалами» на петлицах и орденом Красного Знамени на груди. На обороте чернилами написано: «Андрей Шокун. Погиб 26/XI-41». Последние слова зачеркнуты красным карандашом и надпись: «Внуково. Воскрес 12.XII-41 г.». А командир полка тогда приказал: «Капитана Шокуна А. Н. считать прибывшим <…> из эвакогоспиталя, по состоянию здоровья направляется в госпиталь 6-го АК ст. Томилино».
После ранения и плена Шокун по требованию особистов был отстранен от летной работы и представлен на увольнение. Однако заместитель командира 6-го иак полковник Стефановский, хорошо зная Андрея Шокуна, наоборот, повысил его в должности, назначил заместителем командира 34-го иап и впоследствии вспоминал: «На такое своеволие кое-где посмотрели косо. Но мы с командиром авиакорпуса настояли на своем».
Глава 4. Зима – весна 1942 г. Прикрывая наступающие войска
Прикрытие войск и штурмовки, которые не засчитываются
В начале 1942 г. Урвачев, как и все летчики 34-го полка, участвовал в обеспечении наступления войск Западного фронта, выполняя до трех-четырех вылетов в день на их прикрытие, а также на разведку. У Тараканчикова, при возвращении с одного из таких заданий, в 5 км от аэродрома остановился мотор самолета. Но Николай смог благополучно приземлиться, не выпуская шасси, на случившейся внизу поляне. Это летное происшествие заслуживает внимания, потому что за полгода до этого также в 5 км от аэродрома, но после взлета на его самолете случилось то же самое. Однако тогда поляны рядом не оказалось, самолет упал в лес, и Николай оказался в госпитале.
А в конце января два Николая – Тараканчиков и Мирошниченко вместе с Виктором Коробовым открыли боевой счет полка в наступившем году, сбив Хе-111. Но основные воздушные бои развернулись в начале февраля, когда активность немецкой авиации возросла, и ее ударные самолеты попытались массированными налетами воспрепятствовать наступлению советских войск. Свой первый бой при отражении одного из этих налетов Георгий Урвачев провел с «Юнкерсом», которого атаковал сначала в лоб, а затем – из задней полусферы, но противник смог уйти:
«3.02.42, МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 05 минут. Воздушный бой с Ю-88».
Однако у его друзей в тот день были более результативные бои. Тараканчиков в районе Дубровки сбил Хе-111, Байков в паре с Сельдяковым северо-западнее Юхнова – Ю-88, а затем в составе пятерки истребителей с Платовым, Коробовым, Еременко и Бубновым – «Хейнкеля». На следующий день, прикрывая свои войска, Байков дрался с парой Ме-109, Коробов и Федосеев – с двумя Хе-111, а Мирошниченко, Букварев, Тараканчиков и Киселев – с группами Хе-111 и Ю-88.
Через день Сергей Байков продолжил свою «победную серию» и вместе с Виктором Коробовым северо-западнее станции Угрюмово сбил Ме-110 из ночной истребительной группы NJG.4, входившей в состав тяжелой истребительной эскадры ZG26 «Хорст Вессель». Пилот и стрелок мессера унтер-офицеры Гизенбокк и Наудит погибли. А еще день спустя Сергей северо-западнее Юхнова записал на свой счет «Хейнкеля».
Затем погода испортилась, и авиация полторы недели оставалась на аэродромах. Но едва развиднелось, снова последовали непрерывные вылеты на патрулирование, перехват самолетов противника, прикрытие войск и ожесточенные бои, один из которых провело звено Михаила Найденко, Юрия Сельдякова и Георгия Урвачева с бомбардировщиками:
«19.02.42, МиГ-3. Патрулирование, 1 полет, 1 час. В составе звена в районе Батюшково сбил самолет противника типа Ю-88».
Еще один «Юнкерс» у Курьяново сбило звено в составе Сергея Платова, Николая Тараканчикова и Ивана Елисеева. Трудный бой был у Виктора Киселева и Константина Букварева под Солнечногорском с шестеркой Ме-110 и парой Ме-109. Правда, 109-е поспешили уйти, а 110-е, вероятно из эскадры «Хорст Вессель», приняли бой, но один из них, с пилотом фельдфебелем Бергманном и стрелком унтер-офицером Людекке, был сбит нашей парой, другие отступили.
Через два дня после этого Виктор Киселев, вернувшись из боевого вылета, на своем МиГе столкнулся на аэродроме с самолетом «Дуглас» летчика особой группы ГВФ Бибикова. Командир полка капитан Александров объявил обоих летчиков виновными в нарушении Наставления по производству полетов, но тем не менее предупредил командира этой особой группы о необходимости выполнять приказ командования, по которому самолеты-перехватчики имеют преимущество в передвижении по аэродрому.
Через два дня после этого Виктор Киселев, вернувшись из боевого вылета, на своем МиГе столкнулся на аэродроме с самолетом «Дуглас» летчика особой группы ГВФ Бибикова. Командир полка капитан Александров объявил обоих летчиков виновными в нарушении Наставления по производству полетов, но тем не менее предупредил командира этой особой группы о необходимости выполнять приказ командования, по которому самолеты-перехватчики имеют преимущество в передвижении по аэродрому.
Однако МиГ после столкновения требовал ремонта и замены мотора. Поэтому Киселеву дали восемь суток домашнего ареста с удержанием 50 % зарплаты за каждые сутки. Это взыскание выглядит странным на фоне постоянных воздушных боев и одержанной накануне «виновником» про исшествия победы. Но и то верно, что война войной, а за ущерб казенному имуществу надо отвечать, тем более что выплату за сбитый самолет летчик тоже получил. Такова бухгалтерия войны.
Впрочем, Виктор Киселев, наверное, «попал под раздачу» в связи с появившимся незадолго до этого постановлением ГКО и приказом Наркомата обороны по вопросам сохранения и учета государственного имущества, и как раз в день его столкновения со злосчастным «Дугласом» в эскадрильях шли партийные собрания по этому вопросу.
На собрании в 3-й эскадрилье Николай Мирошниченко в своем выступлении решительно взял быка за рога: «У нас в блиндаже сгорели унты у летчика комсомольца Урвачева. За это его надо привлечь к строгой ответственности и удержать их стоимость в трехкратном размере». Далее Николай ударил не в бровь, а в глаз: «Мотор М-32 стоит уже два месяца в ангаре, и чей он, до сих пор неизвестно, а также разбросано четыре ящика с бомбами ФАБ-25, тоже неизвестно кому принадлежащими».
Комиссар полка в донесении политотделу корпуса о выполнении решений ГКО, Наркомата обороны и о прошедших в связи с этим партийных собраниях доложил, что авиа бомбы собраны и сданы на склад боеприпасов, а мотор взят на учет и будет отослан на завод. Донесение он закончил уверением: «Сейчас идет подготовка комсомольских собраний по этим вопросам». Видно, что у партийных органов было полно забот, но и воевать тоже кто-то должен. Поэтому на следующий день лишившийся унтов комсомолец Урвачев вместе с Михаилом Найденко атаковал мессера:
«23.02.42, МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 05 минут. В паре в районе Некрасово сбил Ме-110».
Спустя четыре дня Найденко, Тараканчиков, Платов и Урвачев преградили путь «Хейнкелям», которые пытались бомбить наши войска:
«28.02.42, МиГ-3. Прикрытие войск, 1 полет, 1 час 07 минут. В районе Б. Устье – Русиново в групповом бою сбил самолет противника типа Хе-111».
Еще одного «Хейнкеля» сбил Сергей Байков в районе Вязище.
В феврале летчики полка в воздушных боях потерь не имели, а сбили 12 самолетов противника. Это – превос ходство в воздухе, о котором уже говорилось. В приказе к 24-й годовщине Красной армии командир полка отметил: «От твердой руки наших летчиков <…> не один стервятник нашел себе бесславную смерть на подступах к нашей любимой столице» и объявил благодарность капитану Найденко, старшему лейтенанту Сельдякову, лейтенантам Байкову, Коробову, Урвачеву, Платову и Тараканчикову.
А через неделю в приказе о подведении итогов за месяц содержался список из девяти летчиков с указанием причитающихся им сумм от 200 рублей Платову, Еременко и Тараканчикову до 1200 рублей Байкову, а Урвачеву – 650 рублей за достигнутые успехи по уничтожению самолетов противника. Кроме того, пятерым из этих летчиков, включая Урвачева, по 5000 рублей за 100 боевых вылетов и как не имеющим летных происшествий.
В соответствии с летной книжкой лейтенант Урвачев за первые два месяца 1942 г. 48 раз вылетал на прикрытие войск, и, как следует из его записок, выполняя такие задания, летчики неизмено руководствовались правилом: «Если не вел боя с самолетами противника, прикрывая свои войска на линии фронта, – штурмуй противника». То есть, не встретив за время патрулирования немецкую авиацию, перед возвращением «домой» наносили штурмовые удары по наземным целям. Однако в летной книжке эти вылеты записывались в соответствии с заданием: «прикрытие войск», а не «штурмовка».
Вместе с тем упоминавшимся приказом «О порядке награждения летного состава ВВС Красной Армии <…>» было предусмотрено, что за 5 вылетов на штурмовые действия летчик-истребитель получал денежную награду, а за 15 и 25, кроме того, – представлялся к правительственным наградам, за 40 вылетов – к званию Героя Советского Союза. При этом учитывалось, что штурмовки очень опасны для истребителей, которые не защищены даже от огня стрелкового оружия с земли. Но летчикам, видимо, и в голову не приходило требовать записей в летной книжке в расчете на премии и награды.
Это же отмечает Виталий Рыбалко, бывший летчик 122-го иап, воевавшего на МиГ-3 в составе Западного фронта (после войны командующий воздушной армией и генерал-лейтенант авиации): «Нам штурмовки <…> не засчитывали, поскольку это <…> была не основная наша работа. По количеству выполненных вылетов на штурмовку войск многие истребители, будь они штурмовиками, должны были получить одну, а то и две «Звезды». Кстати, на одной из таких штурмовок, которые «не засчитывали», Рыбалко был сбит.
Подтверждением его слов может служить боевая судьба Василия Матакова, который в августе – октябре 1941 г. был летчиком 28-го иап 4-й смешанной авиадивизии Северо-Западного фронта, основной задачей которой были штурмовые удары по противнику. Летчики 28-го полка на истребителях МиГ-3 не только сопровождали штурмовиков, но и сами выполняли задания на штурмовку. Впоследствии, когда старший лейтенант Матаков воевал в 27-м иап ПВО Москвы, на его боевом счету было шесть сбитых самолетов противника – хороший, но не выдающийся результат, а также 54 вылета на штурмовку. И в основном за это в марте 1942 г. он был удостоен звания Героя Советского Союза.
В летной книжке Георгия Урвачева в поденной записи за 1941 г. нет ни одной записи о штурмовках. Однако в годовых итогах значатся неизвестно откуда взявшиеся четыре вылета «на штурмовые действия». А в итогах 1942 г. и этого нет – никто «не засчитывал» то, что он, как и другие летчики 34-го полка, после выполнения задания по прикрытию своих войск штурмовал противника.
Внутренний противник, награды и самый трудный воздушный бой
Сражения шли не только в воздухе, но и на аэродроме Внуково… в карты. В начале февраля шестеро азартных участников такого сражения в блиндаже технического состава эскадрильи капитана Шокуна были выявлены и получили заслуженную оценку в приказе командира полка: «Совершение данного аморального поступка свидетельствует о том, что товарищи, совершившие его, забыли о высоком звании Командира Красной Армии». Поэтому организатору карточной игры младшему воентехнику Чебакову десять суток домашнего ареста, а взыскания на других участников игры должен был наложить командир эскадрильи.
Другой воентехник – Манукян получил строгий выговор «за потерю бдительности, выразившуюся в хищении у него револьвера системы «Наган» в бане». Упоминание об этом здесь уместно, поскольку позже Манукян тоже попался на организации карточной игры. Товарищеский суд чести офицерского состава после строгих слов «за недостойное поведение, позорящее высокое звание советского офицера» объявил ему банальный выговор. Следует добавить, что некоторое время спустя «картежник» без нагана Манукян был назначен техником самолета в экипаж лейтенанта Урвачева.
Но и летный состав вскоре в лице Сергея Платова допустил «потерю бдительности», выразившуюся в хищении у него пистолета системы «ТТ». Сергей на дежурстве прилег отдохнуть, а пистолет положил на стол. Проснулся – нет пистолета. Проверка показала, что пистолеты постоянно оставляются «без наблюдения на тумбочках и стульях», правда, других случаев пропажи оружия не было, но командир 6-го иак строго-настрого приказал: «Личное оружие командному составу постоянно держать при себе в любых условиях и ни в коем случае не оставлять его без наблюдения <…>. Во время отдыха оружие сдавать под охрану суточного наряда».
Но до того личному составу полка пришлось занять в гарнизоне круговую оборону от наступления нового противника, о чем свидетельствовал еще один приказ командира полка: «В целях исключения заноса заразных заболеваний и вшивости извне прекратить общение военнослужащих с гражданским населением и допуск членов семей военнослужащих в гарнизон», а также «установить жесткий режим внутреннего распорядка».
Далее план обороны содержал еще двенадцать пунктов и среди них – пятнадцать суток карантина для прибывающего пополнения, а для всего личного состава прививки против брюшного тифа, паратифов, холеры и столбняка. Было приказано завести банные тетради для учета ежедекадного посещения личным составом бани и смены белья.