Мой муж – Сальвадор Дали - Юлия Бекичева 10 стр.

«Театральная сцена гораздо больше соответствует творческому духу Дали, нежели картинная галерея. Его сюрреализм раскрывается во всей своей полноте именно на широком пространстве сцены. Мне пришло в голову, что, пожалуй, декорации Дали можно было бы использовать в балете, где нет танца, а есть одна лишь музыка. Вот это было бы новшество! Я и правда не понимаю, как можно танцевать на фоне творений Дали».

Гениальность испанского художника не знала границ. Едва критики успели написать хвалебную рецензию о сделанных им декорациях, как герой Дали перекочевал в колонку «криминальные новости».

«Приехав в Нью-Йорк, я был немало удивлен видом витрин на Пятой авеню. Все подражали Дали. Бонвит Теллер снова попросил оформить две его витрины. Я согласился, мне ведь и самому хотелось публично продемонстрировать, что такое подлинный Дали в отличие от ложного. И все же я поставил условие: пусть мне позволят сделать все, что придет мне в голову. На чердаке одного из старых магазинов мы нашли восковые манекены времен 1900 года. Длинные мертвые волосы придавали им устрашающий вид. Пыль и паутина окутывали их много лет. – Ни в коем случае, – сказал я мистеру Лиру, – не трогайте эту пыль. Это самое прелестное. Этими манекенами я угощу публику Пятой авеню, как угощают бутылкой арманьяка, бережно извлеченной из погреба. С тысячей предосторожностей манекены спустили вниз. Я решил, по контрасту, обить витрину атласом и уставить зеркалами. Тема двух витрин была простой: день и ночь. День: один из манекенов вступает в мохнатую ванну – каракулевый футляр, до краев наполненный водой. Прекрасные восковые руки держали зеркало, символизируя миф о Нарциссе. Настоящие нарциссы росли прямо на ковре и мебели. Ночь: я поставил кровать, балдахин который венчался головой черного буйвола, держащего в пасти окровавленного голубя. Ножки кровати были сделаны из копыт буйвола и задрапированы неровно обожженным черным атласом. В отверстия можно было разглядеть искусственно горящие угли, которые, кроме всего прочего, образовывали подушку, на которой покоилась голова манекена. Рядом с кроватью находился призрак сна-мечты, увешанный сверкающими драгоценностями, о которых мечтала восковая спящая красавица. Как же я разозлился и удивился, увидев, что все изменили, даже не удосужившись предупредить меня. Мои пыльные манекены были подменены обычными. Не было кровати и спящей красавицы! Остались лишь стены, обитые атласом, то есть то, что я сделал шутки ради. Увидев, как я побледнел, Гала поняла, что я в ярости, и умоляла меня успокоиться. – Иди поговори с ними, – сказала она, – но пожалуйста, не теряй головы. Пусть они уберут весь этот мусор и больше ни слова об этом (…) Я выразил желание, чтобы сняли мою подпись под витринами или же восстановили декорации в том виде, как представил я.»

Не дослушав возмущенного художника, директор магазина заявил, что все останется, как есть и тогда…

«Я вошел в витрину и одно мгновение неподвижно рассматривал через стекло людей, шедших по тротуару. Мое появление, видно, показалось необычным, потому что вмиг собралась толпа людей. Только этого я и ждал. Схватив ванну двумя руками, я приподнял ее и хотел опрокинуть. Она оказалась тяжелее, чем я думал, и мне хотелось бы одолжить силушки у Самсона. Ванна, наконец тронулась с места и медленно двинулась к стеклу. Вот я толкнул ее – и стекло разбилось вдребезги, вода разлилась по тротуару, а толпа с криком отпрянула. Холодно взвесив ситуацию, я предпочел выйти через разбитое стекло, нежели в дверь магазина. И спрыгнул на тротуар. Через секунду после этого сверху отломился огромный кусок толстого стекла и со звоном рухнул. Еще немного – и мне отсекло бы голову. Сохраняя спокойствие, я застегнул пальто, боясь простудиться. Я прошел десяток метров – и тут чрезвычайно предупредительный детектив положил мне руку на плечо, извинившись, что задерживает меня.»

Все, что создавал в то время Дали пользовалось неизменным интересом у американской публики. Не стала исключением и первая книга художника, беллетризованная автобиография «Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим».

«Обычно писатели издают свои мемуары в конце жизни, подытоживая свой опыт, – писал Дали. – Наперекор всем, мне казалось умнее сперва написать мемуары, а уж потом пережить их (…) Я убил свое прошлое, чтобы избавиться от него. Так змея избавляется от своей старой кожи.»

«Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим» вызвала шквал противоречивых мнений у читателей и всплеск негодования у пуританской критики.

«Я хотел не столько рассказать о своей жизни, сколько показать гениальность изнутри», – без тени смущения, самоуверенно заявлял автор бестселлера журналистам.

Книга эта, как и почти все, что создал Дали увидела свет благодаря прекрасной Елене Троянской. Собирая исписанные мелким почерком, разрозненные тетрадные листы, на которых Сальвадор записывал свои наблюдения, фиксировал мысли и чувства, Гала складывала их в отдельную папку, перечитывала, редактировала и уверяла «малыша», что из написанного могла бы получиться отличная книга. Она заставляла его не останавливаться, продолжать вести свой дневник и он покорно подчинялся ее воле. Обладая способностью подмечать красноречивые детали, будучи великолепным рассказчиком, незаметно для себя Сальвадор начал писать не только о своих чувствах, своей жизни, любви, искусстве, но и отражал исторические события, которые происходили на его глазах. В своем дневнике, точно на холсте, Дали воспроизводил портреты своих друзей, которым, так же, как и ему самому суждено было стать частью истории. Луис Бунюэль, Поль Элюар, Коко Шанель, Эльза Скиапарелли, Андре Бретон, Макс Эрнст, Федерико Гарсиа Лорка обрели на страницах книг Дали вторую жизнь. Примечательно, что Дали самостоятельно иллюстрировал свои книги. А их было четыре: «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим», «Дневник одного гения», «Пятьдесят магических секретов мастерства» и роман «Скрытые лица»

В 1941 году Гала невольно показала Дали еще одну грань искусства, прикоснувшись к которой, художник, заставил весь мир задыхаться от восторга. Желая порадовать супругу в день ее рождения, великий мистификатор вкрадчиво поинтересовался:

– Что ты хочешь, сердце мое?

– Хочу бьющееся сердце из рубина, – игриво ответила русская девочка. – Это сердце стало прославленным драгоценным украшением из коллекции Читхэма, которое выставлялось по всему миру.

Именно с этого диалога началась история ювелирной коллекции Сальвадора Дали. Рождались и расцветали на бумаге фантастические цветы, улыбались губы обнажая жемчуг зубов, сверкали бриллиантовые хрусталики намалеванных глаз, завораживали линии религиозных и мифических символов, отлитых в драгоценном металле. Дали тщательно обдумывал и прорабатывал каждую деталь будущего украшения: цвет, форму, размер. Он лично отбирал камни и строго следил за тем, чтобы воплощенные в золоте изделия соответствовали или даже превосходили то, что было изображено на эскизах художника.

– Вы творите настоящие чудеса. Ювелирное искусство поистине ваше призвание, господин Дали, – щедро осыпал Сальвадора похвалами американский миллионер Каминс Кетервуд. Именно он стал обладателем первых двадцати двух изделий, созданных по эскизам испанского художника. Но это было только началом долгого и интересного путешествия драгоценностей. Вскоре они перекочевали в фонд Оуэна Чеэзема, который стал выкупать все ювелирные украшения, созданные рукой Дали. К 1970 году общее количество придуманных и воплощенных в золоте изделий достигло тридцати девяти. Кочуя из одного музея в другой, от одного состоятельного коллекционера к другому, драгоценности стали собственностью трех юридических лиц Японии. Один из этих покупателей сделал все, чтобы произведения искусства, созданные великим Дали вернулись на родину – в Испанию.

«Испытываю восхитительные муки от желания сделать что-нибудь еще более необыкновенное и прекрасное. Эта божественная неудовлетворенность есть признак того, что в недрах души моей нарастает какое-то неясное давление, сулящее принести мне огромные наслаждения», – делился со своим дневником воодушевленный художник.

В 1945 году Гала получила еще два письма. В первом – Поль писал своей бывшей, но по прежнему любимой русской девочке о том, что их, уже замужняя дочь Сесиль ожидает ребенка.

«Приезжай, а если не сможешь, напиши ей. Она все еще любит тебя, любит ностальгической любовью».

В 1945 году Гала получила еще два письма. В первом – Поль писал своей бывшей, но по прежнему любимой русской девочке о том, что их, уже замужняя дочь Сесиль ожидает ребенка.

«Приезжай, а если не сможешь, напиши ей. Она все еще любит тебя, любит ностальгической любовью».

Второе письмо было от сестры Лидочки, чудом разыскавшей адрес Гала и отправившей ей лишь два слова: «Умерла мама». Ни на одно из писем Гала не ответила. Такое поведение Леночки Дьяконовой, граничащее с эгоизмом, ее подруга Анастасия Ивановна Цветаева объясняла тем, что «… в Гала не осталось ничего от прежней девочки. Отдалившаяся от близких и прежних друзей, не испытавшая ужасов и лишений военного времени, она не могла понять своих русских, истерзанных голодом подруг. Гала стала иностранкой». Иностранку эту волновал только Дали.

До 1948 года чета Дали жила в Калифорнии, в студии Паббл-Бич. Здесь художник написал две картины «Невольничий рынок с незримым бюстом Вольтера» и «Лицо войны»

В зените славы, с набитыми деньгами карманами («Анаграмма „Жажду долларов“ стала мне вроде талисмана. Она словно превращала поток долларов в мерно струящийся, ласковый дождик») в 1948 году Дали и Гала возвращались домой, в Кадакес. Отполыхала война, возрождалась, оправляясь от ран испанская земля.

XVII Возвращение домой

«Я открыл дверь моего дома. Все исчезло: мебель, книги, посуда… зато стены были покрыты непристойными или политическими надписями, спорившими друг с другом. Сверху донизу были слова в честь победы анархистов из FAI, коммунистов, сепаратистов, социалистических республиканцев, троцкистов».

Манерный Париж, раскованная Америка, томная Италия. Уезжая на другие континенты, отдаваясь блеску и суете шумных городов, принимая многочисленных визитеров, позируя перед фотографами, Дали очень скоро начинал изнывать. Душа его кровоточила. Жаждущая отдохновения и свободы, она неистово стремилась домой, туда, где бордовели на солнце чешуйчатые черепичные крыши и небо, распростертое над морской гладью напоминало размытую акварель. По утрам здесь пахло водорослями, а вечером местные хозяйки распускали на больших сковородах солнечно-желтые кусочки масла, добавляли мидии, гребешки, рис, вино и по кварталам разливался аромат знакомой Дали с детства еды. Собираясь в один букет вкусы, звуки, запахи, воспоминания, ассоциации делали его жизнь реальной. Где бы ни находился художник, он предвкушал возвращение домой, в Испанию. Здесь он писал картины, слушал Баха и радиорепортажи с велогонки «Тур де Франс», здесь, отдыхая от работы, играл в футбол с соседом и старинными приятелем. И все было бы хорошо, если бы заискивающего со своими снами и галлюцинациями, видениями и фантазиями Сальвадора не преследовали навязчивые страхи. Гала отлично помнила, как во время знакомства с одним из приятелей «малыша», она услышала от «доброжелателя», что Дали болен шизофренией. С юности психика гения не была устойчива, его часто мучила бессонница, беспричинная тоска. Возраст и напряженная работа усугубляли гнетущее состояние.

«Вспышка безумия угрожала моему успеху, так как я полностью ушел в свое воображение».

Отгоняя хандру и страхи, художник уговаривал себя:

«Ты в Порт-Льигате – это место ты любишь больше всего в мире. Тебя больше не угнетают унизительные денежные заботы. Ты можешь заняться самыми главными, выношенными в глубине души произведениями. Ты совершенно здоров. Ты волен выбирать из всех кинематографических или театральных проектов, которые тебе предлагают. Гала будет счастлива, и ее не будут беспокоить заботы, омрачающие лицо.»

Временами он начинал вести себя так, как когда-то вел себя его погибший друг Лорка. Художник наотрез отказывался засыпать, если рядом не было его ненаглядной Гала.

– Гала, поди сюда, принеси мне подушку и крепко сожми мою руку. Может быть, мне удастся заснуть.

Не позволяя ей лечь, Дали требовал, чтобы жена, к тому времени шестидесятичетырехлетняя женщина сидела рядом с его ложем и «баюкала» своего мальчика. Обладающая фантастическим терпением, Гала не только исполняла все прихоти своего Сальвадора, но и подталкивала его вперед. Больному, тоскующему, уставшему, она не позволяла Дали спускаться с Олимпа, на который они взбирались с таким трудом. Кто-то из современников Дали полагал, что таким образом жена поддерживала в муже жизнь, не давала ему предаваться депрессии и растрачивать зря драгоценное время. Кто-то утверждал, что падкая на деньги, Гала загоняла художника в могилу.

«Встань и иди, – говорила она. – Ты еще ничего не успел. Не торопись умирать».

Под влиянием Гали, буквально загипнотизировавшей его, он перешел от одной крайности к другой и начал делать деньги, вернее, золото, оно было его божеством всю вторую половину жизни, – писал Бунюэль. – Но я убежден, что и сегодня он лишен всякой практической сметки.

И снова чета Дали стала налаживать свой быт, приводя в порядок и перекраивая разграбленный во время войны дом в Порт-Льигате. Правда теперь ни Сальвадору, ни Гала не нужно было заботиться о деньгах. Сориентировавшийся в авангардном искусстве мир без подсказок и просьб охотно приобретал картины, книги, одежду, украшения, головные уборы, созданные непревзойденным мастером. Несмотря на это, Дали продолжал работать с маниакальным упорством. Он писал книги, картины, устраивал персональные выставки в Париже. А в 1950 году он приехал в отчий дом, чтобы отдать последнюю дань умирающему отцу.

– Во всех наших бедах виновна твоя русская дрянь. Отец был прав, – заявила с порога Анна Мария.

Сальвадор смотрел на сестру с жалостью. От ее былой красоты не осталось и следа. Художник знал, что во время войны сестру арестовали и в застенках она подвергалась жестоким, мучительным пыткам.

– Это она, Гала, донесла на меня – исступленно кричала Анна Мария.

Дали ничего не задерживало здесь более. Оттолкнув разъяренную сестру он просто затворил за собой дверь. На этот раз – навсегда.

В послевоенный период художник обратился к классическому наследию, создавал картины на религиозные сюжеты. Среди лучших его работ, написанных в начале пятидесятых годов критики отметили такие, как «Взрыв головы Рафаэля» (1951), «Христос Святого Иоанна Креста» (1951), «Обнаженный Дали, созерцающий пять упорядоченных тел, превращающихся в корпускулы, из которых неожиданно сотворяется Леда Леонардо, оплодотворенная лицом Гала» (1950).

Неотъемлемой частью жизни и творчества Сальвадора Дали стала… реклама. Агрессивная, яркая, она уже по свойски расположилась на его холстах. Ненавязчиво оброненная на песок пачка сигарет «Camel» в «Солнечном столике» и застывшая в воздухе, предлагающая приторное, тягучее удовольствие бутылка «Кока-Колы» в «Поэзии Америки», как оказалось, были только началом. Прошло несколько лет и Дали начал сниматься в рекламных роликах, за участие в которых, гений каждый раз запрашивал сумму равную 10 тысячам долларов.

– Сколько, ты сказала, он хочет?

– 10 тысяч. У тебя проблемы со слухом?

– Неплохо…

– Ты забыл, с кем имеешь дело. Это Дали! Он – король сюрреализма, потрясающий художник. Он работал с Бунюэлем, Хичкоком, Диснеем…

– Убедила. Сдаюсь.

Надо отдать должное Сальвадору Дали, он честно отрабатывал свои деньги, не капризничал и превосходно выполнял все, что от него требовалось. «В рекламе „Lanvin“ y Дали закручиваются усы», – восхищалась публика. Однажды, на вопрос молодого человека, как Дали проделал трюк с усами, художник ответил:

«– Мои усы постоянно осциллируют и не бывают одинаковы даже два дня кряду. В настоящий момент они в некотором расстройстве, ибо я на час спутал время вашего визита. Кроме того, они еще не поработали. В сущности, они еще только выходят из сна, из мира грез и галлюцинаций. Немного поразмыслив, я подумал, что, пожалуй, для Дали эти слова выглядят чересчур банально, и почувствовал некоторую неудовлетворенность, которая толкнула меня на неподражаемую выдумку.

– Погодите-ка! – сказал я ему. Я побежал и прикрепил к кончикам своих усов два тонких растительных волоконца. Эти волокна обладают редкой способностью непрерывно скручиваться и снова раскручиваться. Вернувшись, я продемонстрировал молодому человеку это чудо природы.»

Рекламировал ли художник средство от похмелья «Alka-Seltzer», услуги авиакомпании «Braniff» или шоколад «Lanvin», это всегда было эмоционально, выразительно, ярко. И сегодня рекламные ролики с участием великого мистификатора смотрятся, как произведения искусства.

Приблизительно в то же время, по просьбе своего приятеля, Дали придумал логотип для конфеты на палочке «Chupa-Chups» – желтый цветок с сочными красными буквами в центре. За час работы, художник «содрал» с друга кругленькую сумму, объяснив это тем, что все, к чему прикасается его рука, должно превращаться в золото. Интересно, что из-под кисти великого мистификатора вышла не только «желтая ромашка», но и логотип, статуя и афиша, сделанные для Евровидения 1969 года. И после смерти Дали, производители рекламы не раз эксплуатировали творчество художника при создании рекламных принтов. Особой популярностью пользовались все те же мягкие часы, символизирующие неумолимо утекающее время.