– Понятно. Впрочем, вряд ли это имеет значение. Аватара у нее нет.
– Ты шутишь. У писательницы высшей лиги нет аватара?
– Похоже, нет.
Это одна из странностей, связанных с аватарами. Можно выйти в Сеть и поговорить с людьми из самых разных эпох, даже с теми, кого уже нет, – людьми, которые рождались, женились, заводили детей, зарабатывали на жизнь и занимались прочими каждодневными делами. Их аватары готовы были поговорить о тех временах, когда они срубили вяз или тетя Дженни упала в ручей. Но аватаров большинства сильных мира сего вы не найдете. Должна, кстати, признаться, что существует и аватар Чейз Колпат. Она весьма неплохо выглядит и готова обсуждать антиквариат, а также несколько дел из тех, которыми занимались мы с Алексом. Но вряд ли с ней кто-нибудь разговаривает. Я перестала проверять счетчик посещений уже много лет назад.
Я также произвела поиск по имени «Хассан Голдман», вышитому на блузке Грин. Я предполагала, что это логотип какой-то корпорации, но компании с таким названием не нашлось на всей Окраине. Отыскались несколько людей с этим именем, но вряд ли надпись на блузке была сделана в честь одного из них.
– Чем она занималась в последнее время? – спросила я.
– А вот это интересно. Судя по информации от ее издателя, она была на Салуде Дальнем.
– Салуде Дальнем?
– Да.
Салуд Дальний по праву носил свое название – самая отдаленная планета, населенная людьми. Тридцать одна тысяча световых лет от Окраины, галактическое захолустье. Люди обычно считали далекой Окраину, находившуюся на краю Млечного Пути. Но Салуд Дальний был настоящим форпостом в космической пустыне. На протяжении большей части его истории путь оттуда до ближайших людских поселений занимал несколько месяцев. В Конфедерацию он так и не вступил.
– Что она делала на Салуде Дальнем? – спросила я.
– Судя по имеющимся сведениям, собирала материал для книги. А может, просто проводила там отпуск. Данные противоречивы.
– Действие ее следующей книги происходит на Салуде Дальнем?
– Данные неполны.
– О чем эта книга?
– Информация отсутствует. Известно лишь, что Грин охотилась там на оборотней.
– Шутишь?
– Именно так и сказано. Чейз, это просто фраза, употребляемая в индустрии ужасов. Если кто-то отправился «поохотиться на оборотней», значит он всего лишь решил где-нибудь поразвлечься.
Алекс всегда настаивал, чтобы я сама после вылазок за пределы планеты несколько дней «охотилась на оборотней». Такова была его официальная позиция. В реальности же после каждого полета на нас обычно сваливалась куча дел, и мне, как правило, было не до отпуска.
Штаб-квартира корпорации «Рэйнбоу», как я уже не раз говорила, находилась в загородном доме, где вырос Алекс. Когда он был ребенком, те места – вдоль берегов реки Мелони – по большей части занимал лес, на западном краю которого располагалось кладбище. Пока Гейб, дядя Алекса, жил в этом доме, он служил приютом для охотников. Теперь его окружают частные дома и парки. В двух кварталах, в конце Эмити-авеню, стоит церковь, а в полумиле к востоку – спортивный комплекс.
В первую ночь, которую мы провели дома, шел снег. Мне всегда нравилась метель – в наших широтах она случается нечасто, раз или два в году, и почти никогда не бывает сильной. Но эта стала исключением. Все окрестности занесло снегом. Кладбище пропало из виду, а река замерзла.
Поскольку метели крайне редки, средств для расчистки снега нет ни у кого, в том числе и у корпорации «Рэйнбоу». Опустившись на обычное место для посадки, я стала пробираться к двери, по колено в снегу. Был десятый час, и я слышала звуки наверху – Алекс был в своем кабинете.
Обычно Джейкоб, искин Алекса, сообщает ему о моем приходе, и Алекс здоровается со мной по связи. Потом, примерно через час, Алекс спускается вниз, чтобы поприветствовать меня лично и дать мне задание на день. Но на этот раз он даже не стал здороваться. Через несколько минут после моего прихода он начал спускаться по лестнице, но остановился на полпути.
– Есть у тебя немного времени? – спросил он.
– Конечно, Алекс. Что-нибудь случилось?
– Да.
Не слишком приятное начало разговора.
– Что?
Спустившись до конца, он медленно прошел в гостиную и опустился в кресло.
– Пока нас не было, «Рэйнбоу» получила неожиданный взнос.
– Кто-то дал нам денег?
– Не просто денег. Много денег.
– И что в этом плохого? Кто дал?
– Викки Грин.
– Что? Зачем?
– О назначении платежа ничего не говорится. Она просто перевела их на наш счет. Четыре дня назад.
Ясно. Похоже, она хотела для чего-то нас нанять.
– Сколько?
– Два миллиона.
У меня перехватило дыхание. Столько мог бы стоить оригинал «Отчета о соблюдении прав человека» Илены Крейн.
– И она не уточнила, за что именно?
– Нет.
– Что ж, похоже, придется снова ей позвонить.
– Я пробовал.
– И?..
– Ее искин говорит, что она переехала. Насовсем.
– Куда?
– Эта информация в настоящее время недоступна.
– То есть она подарила нам кучу денег и смылась?
– Похоже на то.
– Видимо, скоро даст о себе знать.
– Наверняка.
– Алекс…
– Да? Я слушаю.
– Вряд ли ее сложно найти.
– Я тоже так думал. Но можешь попробовать сама.
– Джейкоб сделал общий поиск?
– Да.
Ничего не поделаешь – есть закон о защите персональных данных. Если не хочешь быть включенным в реестр, тебя там не будет.
– Послушай, она наверняка с нами свяжется. Предлагаю просто подождать.
Алекса мое предложение не слишком обрадовало. Деньги он любит не меньше других, но ему очень не нравится, когда проблема повисает в воздухе.
– А что значат те слова насчет мертвецов? – спросила я. – Может, поискать сведения о несчастных случаях? Может, она причастна к событию, повлекшему жертвы?
– Если так, зачем ей мы? Ей нужен адвокат.
– Больше ничего не могу придумать.
– В любом случае такую возможность я тоже рассматривал. Ничего нет, Чейз. Ничего такого, к чему она могла бы иметь отношение.
Я сидела, глядя на стеклянные витрины: лампа для чтения Марки Клоуза, ранняя версия «Моравских хроник», пистолет, из которого застрелился Айвор Каска при приближении кастиан.
– Это известная личность, – наконец сказала я. – Если она во что-то ввязалась, вряд ли ей удастся сохранить это в тайне.
– Согласен.
– Поэтому, – я постаралась говорить как можно убедительнее, – ничего плохого, скорее всего, не случилось. Разве что с ее головой.
– У нее есть брат в Кармале. Но его номер тоже отключен. Не отвечает.
– Возможно, Викки с ним связывалась, и теперь он скрывается.
– Не исключено.
– Ты знаешь, что она недавно была на Салуде Дальнем?
– Я видел. Но сообщение, присланное на «Белль», было отправлено из Андиквара. Получается, что она уже вернулась домой.
– Может быть, что-то случилось на Салуде Дальнем.
– Может быть. Оттуда приходит не так много новостей.
– Хочешь, чтобы я поискала ее брата? Или подождем, пока она сама не свяжется с нами?
Алекс откинулся на спинку кресла:
– Давай найдем брата. Собственно, это я и хотел предложить.
– Сейчас займусь, – сказала я. – Джейкоб?
– Да, Чейз?
– Ты все слышал. Свяжись со всеми крупными отелями в городе. Мы пытаемся найти… как его зовут, Алекс?
– Кори Грин.
– Сообщи, Джейкоб, если найдешь что-нибудь. – Я посмотрела на Алекса. – Годится?
– Отлично.
Искину потребовалось около трех секунд.
– Он в «Таунсенде».
– Ага, – просиял Алекс. – Дай-ка нам связь.
– Соединяю, – сказал Джейкоб.
Перед витриной с пистолетом Каски появилась молодая женщина – похоже, искусственная, конструкт. Но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным.
– Чем могу помочь, сэр?
– Не могли бы вы соединить меня с Кори Грином? Он живет в вашем отеле.
– Одну минуту. – Женщина исчезла.
Я отодвинула кресло, чтобы меня не было видно во время разговора. Конструкт появился снова:
– Господин Грин желает знать, кто вы и почему хотите с ним говорить.
– Алекс Бенедикт. Скажите ему, что дело касается его сестры.
У Кори Грина был такой же ошеломленный вид, как и у Викки. Молодой, симпатичный – разве что уши чуть великоваты, – он был одет в зеленый пуловер с белым воротником. Волосы у него были такими же черными, как у сестры; такие же умные, глубоко посаженные глаза. Как и Викки, он был из тех, кого не хочется иметь своим врагом.
– Несколько дней назад мне звонила Викки, – сказал Алекс. – Меня не было на месте, и я не мог ответить. С ней все в порядке?
– Не совсем, – ответил Кори. – Ее больше нет.
– В каком смысле – нет? – Алекс наклонился вперед. – Где она?
– Она прошла мнемоническую экстракцию.
Стирание памяти. Полное удаление всего сознания. Навсегда.
Я услышала, как ветер шелестит в кронах деревьев.
– Когда?
– Когда?
– Несколько дней назад. – Кори прикусил губу и отвел взгляд. – Что она говорила, когда звонила вам?
– Только то, что ей нужна помощь. И еще: «Все они – мертвецы». У вас есть идеи насчет того, что она могла иметь в виду?
– Нет. Никаких. Никто из тех, кого я знаю, не умер. Кроме нее самой. – Он был прав. Стирание памяти уничтожает личность, оставляя в живых лишь тело. – А у вас есть идеи насчет того, зачем она это сделала?
Алекс нахмурился:
– Нет. Я надеялся, что вы сможете рассказать об этом.
Кори закрыл глаза:
– Просто не понимаю. Она сделала невероятную карьеру. У нее было столько денег, сколько она могла пожелать, была армия поклонников. – Глаза его широко раскрылись, словно он только что осознал, с кем говорит. – А кто вы, собственно? – В голосе его прозвучала неприязнь.
– Я торговец антиквариатом.
– Торговец антиквариатом?
– Я понятия не имею, почему она связалась именно со мной.
– Она вам вообще что-нибудь говорила? Есть хоть какой-то намек на то, в чем состоит проблема?
– Нет, – ответил Алекс.
Они сидели, беспомощно глядя друг на друга. Наконец Кори развел руками:
– Что ж, господин Бенедикт, не знаю, почему она обратилась к вам и чего она от вас ожидала. И вряд ли нам удастся спросить ее об этом.
– Как я понимаю, господин Грин, вы не знали о ее намерениях?
– Нет, конечно. Я бы никогда ей не позволил. – Голос его дрогнул. – Я вообще не знал ни о каком происшествии.
– Вы виделись с ней после ее возвращения с Салуда Дальнего?
– Вы и об этом знаете?
– Это открытая информация.
– Она позвонила мне и сообщила, что вернулась домой. И все.
– Как она выглядела?
– Я не заметил ничего необычного.
Алекс замолчал, глядя в окно, на затянутое тучами небо.
– Как вы узнали о стирании памяти? – наконец спросил он.
– Получил от нее сообщение, записанное заранее…
– Что она говорила? Ведь она должна была как-то объяснить свой поступок?
– Я вам уже сказал, что не знаю. Сказала, что оказалась в невыносимой ситуации, вот и все. И что не может с этим жить.
– У нее были какие-либо неприятности?
– Нет. Ничего такого, о чем бы я знал.
Я подумала о том, известили ли о случившемся ее издателей. Наверное, их это мало обрадует.
– Вам позволили с ней увидеться после процедуры? – спросил Алекс.
– Нет. К ней никого не пускают.
Я попыталась вспомнить, что делают с людьми после стирания памяти. Ей дадут новую личность и новый набор воспоминаний, о ней будут заботиться, пока она вновь не обретет базовые навыки. Придется заново учиться языку, учиться ходить. Ее имущество продадут, а деньги переведут на ее счет. А когда она будет готова, ее переселят куда-нибудь подальше, и никому не скажут, куда именно. Для нее начнется совершенно новая жизнь.
– Но кому-то она ведь наверняка сообщила, зачем сделала это?
– Если даже и так, этот кто-то не дал о себе знать.
Столь радикальная процедура, как стирание памяти, обычно применялась к закоренелым преступникам, неизлечимым психопатам и тем, кто хотел оставить позади прежнюю жизнь, начав все с нуля. Немало людей до сих пор выступали против этого дорогостоящего крайнего средства, ссылаясь на моральные, этические и религиозные принципы. Я склонна была с ними согласиться: трудно понять, чем это отличается от самоубийства. Викки Грин перестала существовать.
– Где она сейчас?
– В психиатрической клинике Святого Фомы. А что?
– Вы не против, если я у них побываю?
– Зачем? Какой смысл? Вас к ней не пустят.
– Я бы хотел поговорить с ее врачами.
Глаза Кори враждебно блеснули, но все же он кивнул:
– Поступайте как хотите. Я ничего не смог от них добиться.
– Спасибо. Кстати, поминальная церемония планируется?
– Да. Послезавтра.
– Я могу прийти?
– Зачем? Какой вам интерес?
– Господин Грин, она мне звонила. И должен вам сообщить, что она перевела мне немалую сумму денег. Без каких-либо объяснений.
– Это какое-то безумие. Сколько?
– Думаю, она хотела от меня помощи. И я буду крайне признателен, если вы поможете мне выяснить, о какой именно помощи шла речь.
Глава 3
Психиатрическая лечебница Святого Фомы находилась в небольшом пригороде у подножия горы, двадцатью километрами севернее Андиквара. Тусклое серо-коричневое двухэтажное здание было выстроено вокруг накрытого куполом внутреннего двора. Мы прибыли туда в первой половине дня. Пациенты гуляли во дворе или играли в настольные игры, один или двое читали.
Мы опустились на площадку среди сугробов, и я выключила двигатель. Алекс взглянул на главный вход, на большую белую табличку с надписью «Психиатрическая лечебница Святого Фомы» и вздохнул.
Выбравшись из машины на расчищенную дорожку, мы вошли внутрь. Интерьер больше напоминал частный дом, чем медицинское учреждение. Окна приемной выходили на спокойную гладь океана и во двор. Вместо конторок и стоек мы увидели диваны, кресла и кофейные столики. Вдоль стен тянулись полки с вазами, лампами, цветами и графинами, усиливая общее ощущение безмятежности.
Из соседнего кабинета вышел молодой человек в голубом медицинском одеянии.
– Господин Бенедикт? – спросил он.
– Да.
– Доктор Хемсли сейчас с пациентом. Прошу вас сесть и подождать.
Хемсли появился несколько минут спустя; невысокий, страдающий избыточным весом, он выглядел очень усталым. Не дожидаясь, пока мы представимся, он повел нас в другой кабинет.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал он, опускаясь в большое пурпурное кожаное кресло и кладя ноги на подставку. – Господин Бенедикт, – улыбнулся он, – прошу учесть, что это не моя пациентка.
– Вот как? Простите, но меня направили к вам.
– Могу я поинтересоваться, что связывает вас с госпожой Грин? Вы ее родственник?
– Нет.
Доктор посмотрел на меня:
– Значит, она?
– Можете обращаться прямо ко мне, доктор Хемсли, – сказала я. – Нет, я тоже не ее родственница.
Он озадаченно моргнул:
– Тогда кто? Подруга? Вы находитесь с ней в юридических отношениях?
– Нет. – Алекс откинулся на спинку кресла, скрестив ноги. – Госпожа Грин просила нас о помощи несколько дней назад.
– Ясно. – (Я сразу же поняла, что ничего хорошего мы не услышим.) – Что ж, так или иначе, вряд ли теперь это ее волнует. Вам известно, какой процедуре она подверглась?
– Да.
– Ее связь с прежним миром разорвана. Она… – Доктор поколебался, но мне показалось, что он лишь притворяется, пытаясь найти подходящие слова. – Ее больше нет с нами. О какой именно помощи она просила?
– Она не уточняла, доктор. Просто попросила нас помочь.
– И какую же помощь вы могли бы ей оказать, господин Бенедикт?
– У нас хватает возможностей, доктор. Могу я поговорить с кем-нибудь, на чьем попечении находилась госпожа Грин?
– Мне кажется, вы не вполне поняли. Этические соображения запрещают психиатру пациентки обсуждать ее случай с кем-либо, кроме членов семьи. Таким образом, дальнейший разговор не имеет смысла. – Он встал. – Мне очень жаль, но вы зря потратили время.
Мы снова позвонили Кори. Не мог бы он встретиться с ее доктором и задать несколько вопросов?
– Нет. Все кончено, – ответил он. – В помощи она больше не нуждается. Пусть будет, что будет.
– Но возможно, кому-то угрожает опасность.
– Послушайте, Бенедикт, – сказал Кори, – если бы в ее жизни случилось нечто из ряда вон выходящее, я бы знал об этом. Никакой опасности нет.
– Но вы не знали, что она собирается стереть память.
– Оставьте ее в покое. Пожалуйста.
Естественно, нового имени Грин нам не сказали. Его не сообщают никому, даже мужу или матери. Впрочем, значения это уже не имело – даже если бы нам удалось с ней поговорить, мы все равно ничего не добились бы. Кори был прав: ее больше не существовало.
Алекс сидел в большой гостиной загородного дома, глядя на горящие в камине поленья.
– После завершения всех процедур, – сказал он, – лечебница Святого Фомы предоставит двух-трех человек, которые сыграют роль ее родных. Это я выяснил еще до того, как мы оттуда ушли. Они создадут иллюзию совершенно новой жизни.
Много лет назад Алекс обнаружил, что эту процедуру прошел его близкий друг, ничего теперь не знавший о своей прежней жизни.
– Пора заканчивать, – заявила я.
– Ну да, конечно, – улыбнулся Алекс. – Хватай деньги и беги.
Я не видела никакого смысла в посещении поминальной церемонии. По сути, это похороны, а похороны я ненавижу. Но Алекс настоял, и я пошла вместе с ним.