– Шесть веков? – переспросила я.
– Там правила одна семья – Кливы. Всем приходилось держать язык за зубами. И никто не знал, когда к нему придут головорезы бандара.
– Так называли правящих Кливов?
– Да.
– К чему ты клонишь?
– Может быть, ни к чему. Но я думаю, что, когда все совсем плохо и на планете в буквальном смысле орудуют чудовища, люди склонны порождать вымыслы, помогающие вынести тяготы жизни. Возможно, это способ бегства от действительности и вместе с тем – источник утешения: все знают, что вампиров не существует и что эти вампиры далеко не так ужасны, как то, что существует в реальности и о чем никто не осмеливается говорить.
Алекс выступил с речами в нескольких местах, пожертвовал набор мьянамарской посуды трехсотлетней давности Альтресканскому музею Столетия, перерезал ленточку во время открытия культурного центра на озере Барбар, посетил инаугурацию новоизбранного губернатора Западной Сиборнии. Но его не оставляла мысль о том, что случилось с Викки Грин.
К нему стали приходить новости и сводки текущих событий с Салуда Дальнего, из-за большого расстояния запаздывавшие дней на десять. Я спросила, что он ищет, и Алекс ответил: «Пойму, когда увижу».
Он часами сидел у себя в кабинете, просматривая всю входящую информацию. Джейкобу эту работу он доверить не мог, так как не сумел объяснить ее специфику. Выяснилось, что Викки участвовала в телешоу, организованном местным университетом, и дала интервью; Алекс смог получить запись этого шоу. Если я правильно помню, оно называлось «Имка с Йохансеном». Имка, насколько я поняла, – это напиток наподобие кофе.
Мы увидели Викки – свежую, бодрую, настоящую Викки: она объясняла, почему людям нравится, когда их пугают, и как здорово прятаться под кроватью, в то время как на улице бушует буря. «Сверкают молнии, из мрака выходят жуткие твари. Нет ничего лучше хорошего, неподдельного страха. Он даже полезен для сердца». Это была та самая Викки, которую мы видели на Конвенте ужасов «Ночные новости».
Раз в неделю Алекс приглашал меня пообедать вместе с ним, а если было что отпраздновать – то и два раза. Алекс любил отпраздновать что-нибудь и редко упускал такую возможность. Обычно мы ходили в ресторан «Дебра Койлс». Окна его выходили на реку Мелони, в камине горел огонь, еда была превосходной, а цены – приемлемыми. Через три или четыре недели после поминок Алекс спустился по лестнице и буквально вытащил меня за дверь. Несколько минут спустя мы уже входили в «Дебра Койлс». День выдался унылым, холодным и дождливым. Небо нависло над рекой, здание порой сотрясалось от порывов ветра. Заказав салаты, мы принялись болтать о всякой всячине, хотя у Алекса явно было что-то на уме. Когда он наконец перешел к делу, я не слишком удивилась.
– Чейз, – сказал он, – я лечу на Салуд Дальний.
– Алекс, это безумие.
Впрочем, пожалуй, я все равно знала, что дело кончится этим. Алекс посмотрел на меня и рассмеялся:
– Мы оба знаем, почему она мне заплатила. Она просила меня выяснить, что с ней случилось. И что-то с этим сделать.
– Ты уверен, что действительно хочешь туда лететь? Путь неблизкий.
Алекс смотрел на сырость за окном.
– Я проглядел все, что мне удалось найти о Салуде Дальнем. Сведений о каких-либо происшествиях нет, тем более об убийствах. И все-таки, Чейз, там что-то случилось.
Нам принесли графин красного вина, наполнили два бокала. Я молчала, пока Алекс произносил невыразительный тост. Затем он поставил бокал, скрестил руки на столе и наклонился вперед:
– Это самое меньшее, что я могу сделать.
– Лететь далеко.
– Знаю. – Он виновато посмотрел на меня. Я достаточно хорошо его знала, чтобы понять: никакой вины он не испытывает, просто притворяется. Он щедро платил мне за готовность отбыть, как только протрубит сигнал. – Знаю, что я прошу слишком многого, Чейз. Тем более что я не предупредил тебя заранее. – Он поколебался. – Если не сможешь, я найму пилота.
– Нет, – ответила я. – Я полечу с тобой. Когда отправляемся?
– Как только соберем вещи.
Оставалось лишь решить вопрос с Беном.
– Нет, – сказал он. – Только не это. Не так скоро.
– Бен, дело срочное. И я не могу отпустить его одного.
– Ты каждый раз так говоришь, Чейз. И это тянется с давних пор. Думаю, пора все-таки решить, чего ты хочешь.
– Знаю.
– И что ты собираешься делать?
– Я не могу его бросить, когда он во мне нуждается.
– Знаешь, Чейз, если бы я всерьез верил, что это в последний раз, то сказал бы: прекрасно, лети, увидимся через… сколько там, три месяца? – Мы ехали в его машине по Ривер-роуд. На этот раз я сама пригласила Бена поужинать: до его дня рождения оставалось еще три дня, но к тому времени меня уже не должно было быть на планете. – Так что скажешь? В последний раз?
Я задумалась и все еще размышляла, когда Бен сказал:
– Можешь не отвечать. Кажется, я все понял.
Глава 5
Обычно меня не слишком тянет назад на «Белль-Мари». Возможно, я просто старею, но там я чувствую себя стесненно – в физическом отношении и во всех прочих. Похоже, я уже привыкла к огням большого города. Мне нравились вечеринки и мужчины, нравилась социальная составляющая моей работы: я ездила с Алексом и выступала в роли специалиста по связям с общественностью. Я встречалась со множеством интересных людей, немалого достигших в жизни. Многие из них питали страсть к сохранившимся фрагментам нашего прошлого, которым порой было несколько тысячелетий. Я видела, как они ходили по нашей передвижной выставке, дотрагивались до витрин с экспонатами, держали в руках нашивки капитана корабля, покинувшего Землю в первые годы межзвездной эры, разглядывали лазерное ружье, давшее осечку, когда Майкл Унгвет пытался отогнать гигантского ящера во время эвакуации Мэриблинка. Я слышала их восторженный шепот. Какая еще работа могла сравниться с этой?
Возможно, теперь слишком многое изменилось. Я знала: Алекс не успокоится, пока не выяснит, что пыталась сообщить нам Викки Грин. И все же на этот раз я была рада вновь увидеть наш корабль.
Алекс сидел в пассажирской кабине, продолжая звонить клиентам, пока я готовилась к старту. Покончив с делами, он вызвал меня и снова поблагодарил. При этом он признался, что затея, вероятно, выглядит сумасбродной, но заметил, что нам очень хорошо заплатили. Двадцать минут спустя мы уже были в пути.
Когда четыре года назад стартовал первый корабль с квантовым двигателем – вместо старого двигателя Армстронга, – казалось, что перемещения стали почти мгновенными. Пять световых лет можно было преодолеть за несколько минут. Но система оказалась менее точной, чем старая. Заключительный этап полета занимал много времени – часто несколько суток, независимо от расстояния гиперпространственного перехода. Если вы, например, вышли из гиперпространства в двадцати пяти миллионах километров от космической станции и пытались прыгнуть ближе, можно было оказаться по другую ее сторону – теперь уже в пятидесяти миллионах километров. Предсказуемость оставляла желать лучшего.
Я всегда считала, что Окраина находится на краю галактики. Но Салуд Дальний отстоял от нее еще на тридцать одну тысячу световых лет, находясь почти в межгалактическом пространстве.
Когда мы отчалили от Скайдека и начали ускоряться, я попыталась представить, каково было добираться туда на двигателях Армстронга.
– Ума не приложу, как им это удалось, – сказала я Алексу.
– Ну, когда люди впервые прибыли на Салуд Дальний, двигателей Армстронга еще не существовало.
– Что же у них было?
– Это произошло четыре тысячи лет назад, Чейз. Вряд ли хоть кто-то знает, что именно у них было и сколько продолжался полет. Но двигатели Армстронга просуществовали лишь несколько столетий.
Мы говорили об этих двигателях в прошедшем времени, поскольку их постепенно сменяли другие, разработанные деллакондцами во время их войны с «немыми», – квантовые, позволявшие путешествовать намного быстрее.
Полет к Салуду Дальнему на примитивных кораблях казался мне совершенно бессмысленным.
– Я понимаю, что исследователи могли найти планету, но полет явно занял не один год. Кому только пришло в голову обосноваться там?
– Некоторым нравится одиночество, – улыбнулся Алекс.
– Назад в рай?
– Назад в рай?
– Вроде того. Судя по всему, там не так уж и плохо. Идеальная пропорция кислорода в воздухе, обширные океаны, прекрасные виды. Сила тяжести составляет чуть больше восьми десятых стандартной: человек даже весит меньше. Единственное, чего там не хватает, – звезд.
– Что мы будем делать, когда прилетим туда?
– Выяснять, где бывала Викки Грин. Наверное, напасть на ее след несложно.
– Притом что на планете проживает… миллиарда два человек?
– Но она пользовалась большой известностью. Наверняка о ней упоминалось в прессе, кто-то встречался с ней лично. Думаю, все получится.
Алекс составил список всех, кто мог общаться с Викки на Салуде Дальнем, – обозревателей, книготорговцев, других писателей, работавших в жанре ужасов, председателя Общества последнего вздоха. Мы послали около сотни сообщений, попросив связаться с нами всех, кто видел Викки, работал с ней или хоть что-нибудь о ней знал.
Закончив с посланиями, мы совершили прыжок в гиперпространство и приготовились к долгому путешествию. На свете есть не так много людей, с которыми я готова провести месяц в замкнутом пространстве, но с Алексом проблем не было. Он мог говорить почти о чем угодно, мог слушать, не навязывал своего мнения, позволял мне выбирать развлечения и умел от души посмеяться. Пока мы летели, он отложил загадку Викки Грин в сторону, сказав, что биться над ней до поступления новой информации бессмысленно.
Алекс взялся за ее романы. Я попробовала почитать один из них, «Этюд в черных тонах», – про громогласного певца, который в состоянии сильного душевного волнения мог буквально сровнять с землей дом. Если вы читали Викки Грин, то знаете: она способна заставить читателя поверить во что угодно, сколь бы кошмарным ни казалось происходящее. На протяжении большей части романа я чувствовала, как встают дыбом мои волосы. Парень никому не хотел причинить вреда, но обладал столь выдающимся голосом, что временами просто не мог сдержаться.
После этого я решила, что с меня хватит, но все же прочла «Викки Грин для чайников». Там говорилось, что писательнице нравились заброшенные здания, особенно полуразрушенные церкви, готовившие жуткие сюрпризы ее персонажам: те обычно оказывались в подобных местах после того, как флаер терпел катастрофу или лодка сбивалась с курса.
Опасность исходит не от охваченного манией убийства сверхъестественного существа, как в большинстве современных романов ужасов, но от случайно потревоженного сверхъестественного источника. В одном из обзоров ее творчества утверждалось, что главная сила Викки – благодаря которой писательница приобрела такую популярность – заключается в ее умении вызвать у читателя сочувствие к человеку, чьи способности нагоняют жуткий страх на всех остальных. Она писала о людях, «затерявшихся в космическом водовороте». Я цитирую слова, смысл которых понятен мне не больше, чем вам. В любом случае речь может идти об одержимости демоном, или призраке из иного времени, или духе, не способном избавиться от части своей физической сущности и поэтому прикованном к миру смертных. Или, как в «Люблю тебя до смерти», о человеке, чьи необузданные чувства заставляют предмет его страсти вспыхивать – в буквальном смысле слова.
Что ж, подобное чтиво не по мне. Меня слишком легко напугать. Но я понимала, что для некоторых оно могло стать чем-то вроде наркотика. Тем временем Алекс прочел все романы Викки и выразил восхищение ее писательскими способностями.
– Знаю, ученые относятся к ней не слишком серьезно, – сказал он, – но имя ее переживет века.
Я занялась работой над каталогом «Рэйнбоу», который приходилось регулярно обновлять. Мне хотелось включить в него кирпич из Атлантиды, который стал бы главной его достопримечательностью. Впрочем, думать об этом было уже поздно. Многие предметы – почти все – нам не принадлежали. «Рэйнбоу» обычно выступала в качестве посредника, сводя между собой покупателей и продавцов.
Но и этого мне хватило всего на пару дней. Мы начали посещать виртуальные концерты, смотреть мюзиклы и убивать время иными способами. Алекс обожал старинную американскую музыку, и мы провели особенно захватывающий вечер, слушая попурри из мелодий той далекой эпохи в исполнении «Бронкс стрингс», включая две самые ранние известные вещи этой группы – «Весь этот джаз» и «Олдмен-ривер». Я слышала их впервые в жизни, и эти минуты стали кульминацией нашего полета.
Через месяц мы вышли из гиперпространства. Обычно стоит выйти из прыжка в нормальный космос, как небо вспыхивает. Ты видишь местное солнце – предполагая, что прыгнул в планетную систему, как бывает практически всегда, – и набитое звездами небо, иногда еще несколько планет и спутников. Но возле Салуда Дальнего можно увидеть лишь солнце и почти ничего больше. Позади нас просвечивающая дуга обозначала край Млечного Пути. Далеко впереди виднелся маленький светящийся шарик – Салуд Дальний. Остальное небо было черным-черно. На нем горели только две звезды: одна – яркая, другая – тусклая.
– Это уникальный экземпляр, – сказала Белль. – Единственная известная нам планета с крупными наземными животными, не имеющая луны. Считается, что луна раньше существовала, но, вероятно, планета лишилась ее во время прохода некоего объекта – черной дыры или звезды-карлика, – разрушившего систему. Теория всегда гласила, что планете размером с Землю нужен крупный спутник, чтобы предотвратить колебания, сильно влияющие на климатические условия.
– Конечно, – кивнула я.
– Здесь же по непонятным причинам колебаний не наблюдается.
– Как далеко до цели? – спросила я.
– Трое суток пути.
Одна из двух звезд – тусклая – на самом деле была планетой под названием Софора. Другая, сиявшая в небе ослепительным сапфиром, – Каллистра – отстояла от нас на тысячу двести световых лет.
– Это супергигант, – сказала Белль.
И все. Остальное небо было черным как уголь.
– Ладно, Белль, давай свяжемся с их диспетчерской.
Белль подчинилась.
– Станция Сэмюелс, – сказала я, – говорит «Белль-Мари». Следуем с Окраины. Расстояние – четыре целых одна десятая миллиона километров. Просим дальнейших указаний.
Ответил женский голос:
– Инструкции направлены вашему искину отдельным пакетом, «Белль-Мари». Добро пожаловать на Салуд Дальний.
– Спасибо, станция. Приблизительное время прибытия – через трое стандартных суток.
– Принято. Следуйте тем же курсом. Кстати, «Белль-Мари», у нас имеется для вас почта.
– Не могли бы вы нам ее переслать?
– Выполняю.
То были ответы на наши запросы насчет Викки, в большинстве своем отрицательные. Нет, мы ее не знаем. Мы знаем, что она здесь была, но нам не довелось с ней встретиться. Договаривались с ней об автографе, но не нашлось времени. Йохансен – тот, кто выпил с Викки несколько чашек имки, – говорил, что на самом деле они не общались. «Во время интервью она находилась у себя в отеле, а я не покидал студию. Личной встречи не было».
Пятеро из оставшихся заявили, что виделись с ней, в том числе Остин Голланц, представлявший местную компанию, которая издавала романы Викки на Салуде Дальнем. «Надеюсь, – добавил он, – с ней все в порядке».
Он жил в Маринополисе: так изначально называлась столица Комалии, главного государства на планете. Во времена Директората город назывался Клив-сити, в честь семьи, долгое время правившей всей планетой. Теперь ему вернули прежнее название.
Мы организовали видеоконференцию с Голланцем. Временная задержка не создала особых проблем.
– Она пришла к нам на следующий день после прилета, – сказал он. Маленький и толстенький, он производил впечатление достаточно успешного человека. Викки явно ему нравилась. – Мы говорили о делах.
– И больше ни о чем? – спросил Алекс.
– Она была в восторге оттого, что оказалась здесь. Говорила, что хочет посетить некоторые из наших зловещих мест. Рассчитывала хорошо провести время.
– Она спланировала маршрут заранее?
– Об этом мне неизвестно.
– Собиралась ли она путешествовать вместе с кем-нибудь?
– Если и так, мне она об этом не говорила. Послушайте, Алекс, я знаю, что почти ничем не могу помочь. Но для нас это немалый удар. Знайте: если я могу для вас хоть что-то сделать, стоит только попросить. Хорошо?
– Конечно.
– Спасибо, Алекс.