Ракеев. Э-ге-ге… Арестовать!
Появились жандармы. Офицер исчезает. В тот же момент послышался топот лошадей. Крик в толпе: «Затопчут!..» Толпа шарахнулась, взревела.
Тесните толпу!
Пространство перед подворотней очистилось. Окна квартиры Пушкина угасли, а подворотня начала наливаться светом. Стихло. И тут же из подворотни потекло тихое, печальное пение, показались первые жандармские офицеры, показались первые свечи.
Темно. Пение постепенно переходит в свист вьюги.
Ночь. Глухая почтовая станция. Свеча. Огонь в печке. Смотрительша припала к окошку, что-то пытается рассмотреть о метели. За окошком мелькнул свет фонарей, послышались глухие голоса. Первым входит станционный смотритель с фонарем и пропускает вперед себя Ракеева и Александра Тургенева. Смотрительша кланяется.
Ракеев. Есть кто на станции?
Тургенев бросается к огню, греет руки.
Смотритель. Никого нету, ваше высокоблагородие, никого.
Ракеев. А это кто?
Смотритель. Жена моя, супруга, ваше высокоблагородие.
Тургенев. Что это, чай? Налейте мне, ради бога, стакан.
Ракеев. И мне стакан, только поскорее. Через час дашь лошадей, под возок тройку и под… это… пару.
Тургенев, обжигаясь, пьет чай.
Смотритель. Тройку-то ведь, ваше…
Ракеев. Через час дашь тройку. (Берет стакан, пьет.)
Смотритель. Слушаю, слушаю.
Ракеев. Мы на час приляжем. Ровно через час… часы-то есть у тебя? Через час нас будить. Александр Иванович, угодно, час поспим?
Тургенев. О да, да, я не чувствую ни рук, ни ног.
Ракеев. Ежели будет какой-нибудь проезжий, буди раньше и дай знать жандарму.
Смотритель. Понял, понял, слушаю.
Ракеев (смотрительше). А тебе, матушка, нечего в окно смотреть, ничего там любопытного нету.
Смотритель. Ничего, ничего… Слушаю. Пожалуйте на чистую половину.
Смотрительша открывает дверь, входит в другую комнату, зажигает там свечку, возвращается. Ракеев идет в другую комнату, Тургенев — за ним.
Тургенев. О, боже мой!
Дверь за ними закрывается.
Смотрительша. Кого, кого это они?
Смотритель. Ежели ты на улицу выглянешь, я тебя вожжой! Беду с тобой наживешь! Вот оказия навязалась! И нужно же было им по этому тракту… Выглянешь — я тебе… Ты с ним не шути!
Смотрительша. Чего я там не; видела!
Станционный смотритель выходит. Смотрительша тотчас припадает к окошку. Наружная дверь открывается, в нее осторожно заглядывает Пономарев, потом входит.
Пономарев. Легли?
Смотрительша. Легли.
Пономарев. Давай на пятак, кости замерзли.
Смотрительша наливает стакан водки, подает огурцы. Пономарев выпивает, закусывает, трет руки.
Давай второй.
Смотрительша (наливая). Да что же вы так? Вы бы сели и обогрелись.
Пономарев. Обогреешься тут.
Смотрительша. А куда путешествуете?
Пономарев. Ох, вы, бабье племя. Все равно как Ева… (Пьет, дает смотрительше деньги и уходит.)
Смотрительша набрасывает платок и уж собирается выйти наружу, как в дверях показывается Битков. Он в шубенке, уши у него под шапкой подвязаны платком.
Битков. Заснули? (Охает, подходит к огню.)
Смотрительша. Озябли?
Битков. Ты в окно погляди, чего ты спрашиваешь? (Садится, разматывает платок.) Ты — смотрительша. То-то я сразу вижу. Как звать?
Смотрительша. Анна Петровна.
Битков. Давай, Петровна, штоф!
Смотрительша подает штоф, хлеб, огурцы. Битков жадно пьет, снимает шубенку.
Что же это такое, а? Пресвятая богородица… Пятьдесят пять верст… Вот связала!
Смотрительша. Кто это связала?
Битков. Судьба. (Пьет.) Ведь это рыбий мех, да нешто это мыслимо?..
Смотрительша. Ну никому! Ну никому, язык отсохни, никому не скажу! Кого везете?
Битков. Не твое дело, а государственное.
Смотрительша. И что же это, вы нигде не отдыхаете? Да ведь замерзнете!
Битков. Об нас горевать не будут, а ему теперь не холодно. (На цыпочках подходит к внутренней двери и прислушивается.) Захрапели, это зря. Ведь сейчас же будить!
Смотрительша. Куда везете?
Битков. Но-но-но! У меня выпытывать! Это, тетка, не твое дело, это наше занятие.
Пауза.
В Святые Горы. Как его закопают, ну, тут и мою душу, наконец, на покаяние. В отпуск. Его в обитель дальнюю, а меня в отпуск. Ах, сколько я стихов переучил, будь они неладны…
Смотрительша. Что это вы меня мучаете, все непонятное говорите.
Битков (выпивает, пьянеет). Да, стихи сочинял… И из-за тех стихов никому покоя, ни ему, ни начальству, ни мне, рабу божьему, Степану Ильичу… я ведь за ним всюду… но не было фортуны ему… как ни напишет, мимо попал, не туда, не те, не такие…
Смотрительша. Да неужто казнили его за это?
Битков. Ну, ну, ну… Ну что с бабой разговаривать! Ох, дура!
Смотрительша. Да что вы ругаетесь?
Битков. Да как же тебя не ругать? А впрочем, может быть, ты и не дура… Только я на него зла не питал, вот крест. Человек как человек. Одна беда, эти стихи… А я за ним всюду, даже и на извозчиках гонял. Он на извозчика, а я на другого — прыг! Он и не подозревает, потеха!
Смотрительша. Да ведь теперь-то он помер, теперь-то вы чего же за ним?
Битков. Во избежание!.. Помер! Помереть-то он помер, а вон видишь, ночью, буря, столпотворение, а мы по пятьдесят верст, по пятьдесят верст!.. Вот тебе и помер!.. Я и то опасаюсь, зароем мы его, а будет ли толк? Опять, может, спокойствия не настанет?..
Смотрительша. А может, он оборотень?
Битков. Может, и оборотень.
Пауза.
Что это меня мозжит?.. Налей-ка мне еще. Что это меня сосет?.. Да, трудно помирал. Ох, мучился! Пулю-то он ему в живот засадил.
Смотрительша. Ай-яй-яй…
Битков. Да, руки закусывал, чтобы не крикнуть, жена чтобы не услыхала. А потом стих.
Пауза.
Только, истинный бог, я тут ни при чем! Я человек подневольный, погруженный в ничтожество… Ведь никогда его одного не пускали, куда он, туда и я… Ни на шаг, ни-ни-ни… А в тот день меня в другое место послали, в среду-то… Я сразу учуял. Один чтобы!.. Умные! Знают, что сам придет, куда надо. Потому что пришло его время. Ну, и он прямо на речку, а там уж его дожидаются.
Пауза.
Меня не было!
Пауза.
А в ихний дом мне теперь не ходить больше. Квартира там теперь пустая, чисто…
Смотрительша. А этот господин-то с вами?..
Битков. Александр Иванович, господин Тургенев, сопровождающий. Никого не пустили, ему одному велено. Господин Тургенев…
Смотрительша. А старичок-то?
Битков. Камердинер.
Смотрительша. Что же он не обогреется?
Битков. Не желает. Уж мы с ним бились, бились, бросили. Караулит, не отходит. Я ему вынесу. (Встает.) Ой, буря!.. Самые лучшие стихи написал: буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя… Слышишь, верно, как дитя?.. Сколько тебе за штоф?
Смотрительша. Не обидите.
Битков (швыряет на стол деньги широким жестом). То по кровле обветшалой вдруг соломой зашумит, то, как путник запоздалый, к нам в окошко…
Входит станционный смотритель. Подбегает к внутренним дверям, стучит.
Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать, ехать…
Во внутренних дверях тотчас показывается Ракеев.
Ракеев. Ехать!
Занавес
Ракеев. Ехать!
Занавес
Конец
9 сентября 1935 года
Черное море.[61] Либретто оперы в семи картинах
Действующие лица:
Болотова Ольга Андреевна, певица.
Маша, прислуга у Болотовых.
Марич Андрей Васильевич, член подпольного ревкома и предводитель зеленых.
Зейнаб, из отряда зеленых.
Маслов, полковник, начальник контрразведки в Севастополе.
Пантюша, из контрразведки.
Болотов Алексей Петрович, художник.
Михайлов, командующий красным фронтом.
Командарм.
Командир конной армии.
Комдив.
Генерал Агафьев Анатолий Сидорович.
Конферансье.
Хозяин ресторана.
Господин в пенсне.
Генеральские дамы.
Адъютанты генерала Агафьева.
Цыганский хор.
Человек в кепке.
Сольский, Астров, Немилов — белые офицеры.
Брегге, командир полка у белых.
Белый главком.
Марк, вестовой главкома.
Адъютант главкома.
Цепи красных, офицерская рота, публика в ресторане, цыганский хор.
Акт 1
Картина первая
Вечер в квартире Болотовых в Симферополе. Слышен ветер. Болотова сидит за роялем.
Болотова. Песнь моя летит с мольбою… песнь моя… Нет, скучно. Я больна. И не могу понять, не знаю, что тревожит сердце, и почему меня томит предчувствие. Озноб, я не могу согреться. А там, снаружи, ветер, ветер…
Стукнула дверь. Появляется Маша.
Что с вами. Маша?
Маша. Ой, лихо, ой, беда! Сейчас иду и вижу, на нашей улице на фонарях висят покойники. Народ бежит, кто крестится, кто охает. Поймали коммунистов и повесили.
Болотова (у окна). Какая гнусная жестокость! Безумие! Ужель они не понимают, какие чувства возбуждают, что себе готовят? Злодейство даром не пройдет. Я не могу смотреть. Уйдите, Маша, я больна.
Маша уходит. Болотова ложится на диван, закутывается.
Мне страшно стало, я одна. Где муж?
Тихий стук в окно.
Алеша, ты?.. Кто вы такой?! А что вам надо? Ну, хорошо.
Открывает дверь в передней. Входит Марич.
Марич. Не бойтесь. Извините, что к вам врываюсь. Позвольте мне немного отдохнуть. Со мной несчастье. Я поскользнулся, упал и руку повредил… Позвольте посидеть у вас минуту, пока я с силой соберусь.
Болотова. Хорошо. Садитесь. Но ведь рука у вас в крови!
Марич. Царапина. Упал.
Болотова. Я помогу вам.
Марич. Нет, не надо, я завязал платком. Нет, не глядите с подозреньем. Я не бандит, не причиню вам зла.
Болотова. Ну, хорошо, я верю вам.
Пауза.
Марич (указывая на окно). Видали?
Болотова. Видала.
Пауза. Марич тревожно озирается.
Вы странны мне, вы странны.
Марич. Нет, нет, я объясню. Я вижу, вы не с теми, кто сделал это… Нет! Итак, я коммунист… За мною гонятся… Мне нужно скрыться… Со мною важные бумаги. Позвольте мне у вас их сжечь, мне некуда девать их. Бежать я должен.
Болотова. Жгите. (Открывает печку). Нет, подождите. А кто мне поручится, что вы…
Марич. Не провокатор я, не бойтесь. Посмотрите — рука моя прострелена. Теперь вы верите?
Болотова. О, боже! Я помогу вам.
Марич. Платок, и больше ничего.
Бумаги в печке вспыхивают. Болотова перевязывает руку Маричу.
Спасибо, спасибо. У вас есть черный ход?
Болотова. Туда нельзя. Сюда. Окно выходит в сад. Но, может быть, вас лучше спрятать?
Марич. О, нет, это погубит вас. Прощайте. Прощайте. И знайте, что скоро им конец.
Болотова. Останьтесь.
Марич. Нет. Играйте на рояле и помните, здесь не было меня.
Скрывается через окно.
Болотова (возвращается к роялю). Песнь моя…
Стук. Пробегает Маша.
Маша. Кто там?
Пантюша (за дверью). Откройте, стрелять будем.
Маша. Ольга Андреевна, контрразведка!
Болотова. Открой.
Маша открывает дверь. Первым появляется Пантюша, за ним мелькнули еще две-три фигуры. Последним входит Маслов.
Маслов. Добрый вечер, мадам. Простите, мы должны вас потревожить. Долг службы…
Болотова. Что вам угодно?
Маслов. С кем имею честь?
Болотова. Я певица.
Маслов. Чем занимается ваш муж?
Болотова. Он художник, его нет дома. Но что угодно вам?
Пантюша (наклоняется к полу, молча указывает Маслову на пятно).
Маслов. Ага! Скажите нам, мадам, кто был сейчас у вас?
Болотова. Я… одна…
Маслов (Маше). Кто был сейчас у вас?
Маша. Ей-богу, никого.
Маслов. Ведите ее в кухню. (Машу уводят.) Ну, если вы так скрытны, я сам скажу, кто был у вас. Андрей Васильич Марич, член ревкома и предводитель банды зеленой там, в горах. Поймите, мы идем по следу.
Пантюша. За красным зверем!
Маслов. За красным зверем!
Болотова. Политика — не наше дело, мы люди мирные.
Маслов. О, нет, мадам, я вам не верю. У мирных жителей откуда кровь здесь на полу? Ох, вы рискуете, мадам! От контрразведки не уйдет никто! (Сопровождающим.) Искать!
Болотова. Здесь никого нет!
Маслов. Куда ты скроешься, преступник? В подвал? Найдем в подвале! Чердак, мадам, доступен нам! Уйдет в другой он город, а там уж ждут его. В селениях, в горах, в каменоломнях, нигде от контрразведки не спастись? Пусть он нырнет на дно морское…
Пантюша. Мы выловим его и там!
Маслов. Полковник Маслов перед вами! Полковник Маслов! Что, слыхали? Бледнеете? Недаром!
Пантюша. Бумаги в печке жгли!
Маслов. Понятно все. Не зря сюда он бросился. Это подпольная квартира.
Болотова. Неправда! Я ни в чем не виновата! Клянусь, клянусь!
Маслов. Плачет, смеется, в любви клянется… Но кто поверит…
Пантюша, Маслов. Тот ошибется!
Пантюша. Бежал через окно. Следы на подоконнике.
Маслов (Пантюше). Ротмистр с людьми пойдет за ним! Взять живым! В голову не стрелять! Ну-с, прошу, товарищ коммунистка!
Болотова. Куда вы тащите меня?
Маслов. Туда, туда, поближе к морю. Там, я надеюсь, вы будете со мною откровеннее.
Болотова. Насилие! Насилие! Будьте вы прокляты! Я буду счастлива, когда они придут и всех вас передушат!
Пантюша. Ага!
Маслов. Ага! Ну, вот певица и запела правдивым голоском! А там, на берегу Пантикапии, вы нам споете и много чудных арий. Бери ее! Ты здесь останешься. Когда вернется муж, возьмешь его. Я уезжаю в Севастополь.
Маша (за сценой). Ой, лихо!
Маслов и Болотова, увлекаемая сопровождающими, уходят.
Пантюша. «Останься здесь»!.. Ишь, севастопольский герой!.. К чертям собачьим это дело, не стану я возиться с ними! В квартале красные шалят, меня подстрелят, как собаку… (Маше.) Пойди-ка ты сюда!
Маша (входит.) Ратуйте, ратуйте, кто в бога верует!
Пантюша. Не хнычь, дуреха! Смотри в глаза мне! Рассказывай, где их секретные бумаги?
Маша. Не знаю ничего!
Пантюша. Ну, ладно, сам найду. (Открывает письменный стол, вынимает деньги, прячет.) Когда придет хозяин, скажи, что у него был обыск и чтоб немедленно явился в контрразведку! Перед тобой Пантюша! Перед тобой Пантюша! Что, бледнеешь?
Маша. Ратуйте!