Опять же Стойлохряков остался доволен. Прихватив с собой Тода, они на пару засели в местном кабаке и сидели там до четырех часов вечера, пока по сотовому, выданному комбату для поддержания связи со штабом округа, не сообщили пренеприятнейшее известие, а именно то, что к ним снова едет генерал Лычко.
Какого хрена ему тут снова потребовалось, пьяный Стойлохряков в толк взять не мог. Тода он понимал уже без переводчика, в основном за счет жестов, да еще жена пару слов подсказала. Кроме «йес», «ноу» и «фак», теперь Стойлохряков знал «дринк», «пись-пись» и «вери гуд». Получив сообщение о скором визите генерала, Петр Валерьевич завязал… на ближайшие четыре часа и к восьми вечера был в состоянии не только слушать, но и произносить складные предложения.
Как выяснилось со слов генерала, в район деревни Дубровки, до которой совсем недавно бегали солдатики, высадился большой десант гринписовцев и каких-то посланников от ОБСЕ. Развернули плакаты и по-русски и по-английски орут, что никаких учений проводить здесь нельзя, так как территория экологически чистая, а военные все засрут и загадят.
Не в кон такие вопли были хотя бы потому, что на следующий день должны были пройти учения, на которых людей бы гоняли уже в противогазах. Соответственно, не так далеко от деревни планировалось задымление, а это только подольет масла в огонь. Командование решило, что задымление состояться должно, а вот воплей гринписовцев никто слышать не должен. В противном случае натовцы будут во всех газетах по Европе печатать, что русские не могут провести столь примитивное мероприятие.
- Похоже, они сами нам этих козлов и подослали, - поделился мнением с генералом Стойлохряков, выпивая уже четвертую чашку чаю подряд и стремясь побыстрее отписаться и вымыть из организма алкоголь.
Генерал, поглаживая свой собственный животик, который, по сравнению с бурдюком Стойлохрякова, был незначительным прыщом, посоветовал подполковнику поменьше думать о политике и побыстрее решить конкретную проблему с затыканием ртов.
- Ну что, мне их всех под дула автоматов поставить, посадить в вагон и увезти в Сибирь? - размышлял вслух комбат. Только этого ему еще не хватало. С него хватает Тода. Его надо поить и кормить, иначе он в решающий момент задумает подгадить и поставить русских на последнее место, что, кстати, он сто пудов должен сделать по заданию тамошнего Пентагона. Ну не может НАТО русским проиграть. Даже в учениях, даже в небольших, даже в российской глуши, и уж тем более под командованием американца, который одновременно выступает и в роли судьи. Несмотря на то что его соплеменники участия в соревнованиях не принимают, вряд ли он будет глушить тех же англичан, которые, по сути, являются почти каким-то ихним штатом.
Побазарив с полчаса, Лычко укатил, оставив пьяного Стойлохрякова ковыряться в свалившейся на его голову проблеме. Выцепив из офицерского общежития Мудрецкого, комбат посоветовал ему по-быстренькому собраться, подпоясаться и вместе с ним поехать на поляну, где сейчас отдыхали бойцы со всей Европы.
По дороге Мудрецкий выслушал своего командира и, не зная еще, с какого бока подойти к проблеме, понял только одну-единственную вещь, что комбата кто-то трахнул наверху, а теперь он стремится перетрахать все собственное окружение для того, чтобы в конце концов проблема была решена.
Дернув Простакова и Резинкина, лейтенант сообщил им, что они сейчас вместе с комбатом падают в машину и направляются в разведку к деревне Дубровке. Валетов выказал большое желание надоедать путешественникам собственным видом и не был ликвидирован как класс Стойлохряковым лишь по той простой причине, что комбат был занят размышлениями о свалившейся на него задаче.
***
Флажок Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе и символы «Гринпис» развевались в свете костров. Любители чистого воздуха, а на самом деле явно выполняющие чей-то спецзаказ молодые люди, осветили кострами небольшое пространство рядом с деревней.
Стойлохряков с удовлетворением отметил, что в саму деревню они если и входили, то днем, а так стояли на отшибе большим табором. Из палаточного поселения доносились крики, песни и смех. Большое количество плакатов было свалено в кучу рядом с одним из костров, и, похоже, завтра вся эта толпень встанет и будет горланить во время учений всякую гадость. Одновременно наверняка понаедут журналисты - конфуза не избежать.
Сидя в своей машине, комбат поглядел на лейтенанта. Тот тупо ждал указаний, стараясь не выдвигать инициатив. Время, проведенное в армии, научило бывшего выскочку держать язык за зубами и больно много не умничать, пытаясь опередить не слишком-то быстрое сознание командира. Ну нечего мужика торопить - как чего-нибудь сообразит, так скажет.
Резинкин прервал размышления комбата фразой:
- Смотрите, девки!
Стойлохряков рассмеялся:
- Что, Резинкин, еще яйца на баранке не оставил?
- Никак нет, товарищ подполковник. Удается избегать травм на службе.
- Твои соображения, лейтенант.
У Мудрецкого мыслей было пруд пруди.
- Ну, первым делом надо вон с теми разобраться.
Повинуясь приказу своего командира, партизан Резинкин нес в одной руке палку, обмотанную тряпкой, которая была пропитана бензином, а в другой - зажигалку. Подкравшись в темноте к костерку, у которого сидели человек пятнадцать народу и пели какую-то романтическую песню на английском языке типа баллады, Резинкин чиркнул зажигалкой, подпалил факел и бросил его на кучу плакатов. Народ незамедлительно повскакивал и начал кричать, пытаясь разглядеть в темноте диверсанта.
Трое бросились на шорох к отступавшему солдату и с радостным улюлюканьем и криками, перемежая все это английской руганью, бежали за Резинкиным. Неожиданно из-под земли выросла пара крепких рук, которые столкнули головы первых двух бегущих, а третьему попало с ноги в рыло, оставляя фрагмент сорок шестого размера на лбу. Трое со стоном повалились на землю, а Простаков, прикрыв Резину, стал отступать дальше к «Ауди».
- Ну вот, - удовлетворенно хмыкнул Стойлохряков, - завтра им нечем махать будет. Но это только начало. У вас вся ночь впереди для того, чтобы придумать, каким образом нам этих гадов извести.
Валетов не считал себя дураком и, лежа в палатке, строил различные козни банде молодых людей и, что самое интересное, девок.
«Они, наверное, сейчас их там в темноте всех трахают, а я тут лежи, думай. Эх, служба».
Ночью особо много не увидишь, но, по приблизительным подсчетам, около Дубровки высадился десант человек в сто, и если задача военных заключалась в отработке взаимодействия, то целью этих граждан различных государств, в том числе и России, было, что называется, испортить праздник.
Планы на следующий день изменили - вместо беготни в противогазах назначили конкурс по вождению. Так как в распоряжении были только «шишиги», то Резинкин, прекрасно зная машину, сделал всех, заработав для русских первое место.
А в то время, пока он обливался потом за баранкой, объезжая на танковом полигоне хитро расставленные полковником Мартином фишки и вешки, Простаков с Валетовым сидели в кустах, наблюдая за жизнью «миротворческого» табора.
Полтора десятка кострищ были потушены. Все занимались тем, что из подручных средств создавали новые плакаты с призывами к местному населению помешать проведению учений, обратиться к собственному правительству, пожаловаться на произвол военных.
Леха почесывался, постукивал по морде рукой, убивая редких комаров, а Валетов с задумчивым видом сидел и поглядывал на разношерстную толпу, среди которых было много молодых людей с длинными волосами - чего он очень не любил. Ну не нравятся ему мальчики с длинными волосиками.
Наконец Фрол вынес решение:
- Языка надо брать, узнать, чего хотят.
- Ты лучше вон туда глянь, - посоветовал Простаков, указывая на две красные палатки. Из них стали поочередно выходить люди, обвешанные фотоаппаратами и камерами.
- Журналисты, мать их! - прошептал Фрол. - Иностранные. Видишь, сколько техники? У наших столько нету.
- Да ну, - не поверил Простаков. - У наших тоже всего полно. Другое дело, что будет международный резонанс.
Валетов даже удивился:
- Где это ты слово такое услышал?
- По телевизору. От тех же журналистов, - гордо заявил Леха.
Девушка, одетая в белую футболочку с надписью: «Не дадим убивать природу!», сидела на корточках и малевала пальцем зеленую надпись по белой тряпке, по-видимому, старой простыне, которую выпросили в одном из домов в Дубровке.
Она успела написать: «Нет военным игра», осталось только, видимо, вычертить букву «м», изредка опуская палец в баночку с гуашевой краской, когда почувствовала, что земля и подошвы ее кроссовок расстаются друг с другом. Как она сидела на корточках, так ее вверх и подняли, заткнули рот широченной ладонью и поволокли в кусты.
Леха тащил девчонку со всей быстротой, на какую только был способен. Валетов не скрывал собственного удовлетворения, когда Леха влетел в заросли вместе с добычей. Неловко приземлившись, он упал на колени, а затем накрыл ее всем телом, при этом разжал ладонь у рта, и девчонка закричала:
- Отвали, козел!
Тут же пришлось закрыть рот ей снова.
- Наша, - заулыбался Фрол, рукою стискивая грудь. Девчонка взвыла, и тут же Валетов отпустил. - Ладно, это я так, побаловался. Ну-ка переверни ее, - Фрол прищурился: - Будешь кричать, когда тебе рот откроют, я тебе больно сделаю.
Леха убрал ладонь.
- Вы кто такие?! - вытаращила она глаза.
- Ты что, в форме не разбираешься?
- Коза, - добавил Валетов.
- Мы, русские солдаты, тебя защищаем, а ты что делаешь?
- Овца, - снова вякнул рядовой.
- Вы всю уже природу изгадили, все реки засрали. Вас надо давно всех приструнить!
- Вон как заученно рассказывает, - поднял палец вверх Фрол. - Деточка, ты откуда родом?
- Ты сам-то на себя посмотри, мальчик.
Леха вступил в пререкания:
- Слушай, надо ее трахнуть, а то она чего-то разговорилась.
Девчонка повернула голову и поглядела карими глазами на мордатого Леху:
- Испугал ежа голой жопой!
Леха, глядя на каштановую коротенькую челку, даже как-то засмущался, не ожидая столь натурального замечания.
- Значит, можно вас это самое? - заулыбался Валетов, снова хватаясь за девичьи груди и тут же получая в ответ пощечину, которая свалила его на землю.
- Тихо вы, уроды, - забеспокоился Простаков, хватая девку в охапку и быстрыми-быстрыми перебежками от дерева к дереву скрываясь в чаще с целью вытащить захваченную дивчину к лейтенанту Мудрецкому, благоразумно оставшемуся в тылу под рябинкой.
Рассмотрев примерно восемнадцатилетнее стройное создание в уже не белой стараниями Простакова футболке и джинсах, лейтенант состряпал серьезное лицо, встал и, надвигая на затылок кепку, зло поглядел девчонке в глаза:
- Что, продалась империалистам?
На этот раз девушка испугалась на полном серьезе.
- Мы тут кровь проливаем, а ты подстилкой служишь волосатым англичанам, отрабатывающим деньги зарубежных спонсоров?!
- Да вы что? - дернулась девушка в жестких объятиях Простакова. - Я студентка, у нас миротворческая миссия.
- Трахаться любит, - сообщил ценную информацию из-за спины Простакова Валетов.
Девчонка запустила ладонь себе в промежность, протянула ее вверх к лобку, хлопнула по нему ладонью. Плюнув себе на руку, она свернула кукиш и сунула его в нос Валетову.
- Как же, трахнешь ты меня, жди. Кончай лапать, детина! - воскликнула пленница, развернулась и оттолкнула Простакова.
- Ладно-ладно, - согласился лейтенант, - отпусти ее и стой в сторонке.
- Чего вам от меня надо?
Мудрецкий поднялся, заложил руки за спину и, как большой начальник, стал выхаживать перед выкраденной из лагеря девушкой.
- Значит, продаемся на Запад целиком и полностью? Родину не хотим защищать? В то время как Россия испытывает экономические трудности, в политике бардак, еще и молодые граждане нашей страны вместо того, чтобы строить капитализм, поддерживают беспорядочные связи с иностранными подданными.
Поначалу девчонка смотрела на Мудрецкого, как на придурка, но по мере того, как он продолжал утюжить ее складной и обвиняющей речью, ей становилось не до смеха. Она глядела на лица стоящих рядом с ней солдат, но не видела в них ни капельки сочувствия.
А тем временем Мудрецкий перешел к рассказу о сложной внешнеполитической ситуации, сложившейся вокруг Родины.
- Да не преступница я! - воскликнула задержанная красотка и топнула ногой.
Можно было подумать, что после столь нервного жеста по всей поляне пройдет глубокая трещина.
- Тихо, психовать не надо. Давай рассказывай, сколько вас там?
- А что им будет? - уже начала беспокоиться девушка.
- Ничего не будет, - зло ухмыльнулся лейтенант. - Рассадят всех по вагонам и отвезут в Сибирь. Высадят - и живи как хочешь. Вот сейчас лето закончится, там осень, а потом зима, и никого не останется в живых. Голодная, страшная смерть.
- Вы шутите, - отстранилась от офицера защитница зайчиков и белочек.
- Фамилия! - рявкнул Мудрецкий и, приблизившись к ней на минимальное расстояние, зло посмотрел глаза в глаза.
- Вы что? - зашептала она. - Миронова я.
- Имя!
- Маша.
- Слушай меня, Маша, - страстно зашептал Юра. - Ты сейчас нам все обо всех расскажешь, или…
Она покраснела и попыталась отпихнуть лейтенанта, но Простаков, стоящий сзади, тут же сковал ей руки, завернул их за спину и, улыбаясь, глядел на лейтенанта. Но тот ничем не выдавал собственного настроения.
- Еще раз меня тронешь, отведу вон к тому дереву, - лейтенант показал на высокую сосну, - и пущу пулю в лоб, поняла?
- У тебя даже пистолета нет, - огрызнулась Маша.
- А я тебе эту пулю между глаз руками затолкаю, - услышала она над головой, далее последовал злой, садистский смех.
Валетов подскочил к ней и поспешил заверить:
- Он может, он такой. Он пальцами гвозди в узлы вяжет. А уж тебе твою тупую головешку продырявить сможет за три секунды.
- Я буду кричать, - всхлипнула она.
- Ты государственный преступник, - продолжал лейтенант. - Сколько в лагере народу?
- Да не знаю я, может, человек сто.
- Не ври, засранка! - лейтенант запустил свою ладонь в короткие каштановые волосы, притянул ее голову к себе и зло зашептал на ухо. - Или ты сейчас все расскажешь, или тебя никто никогда не найдет.
Валетов с опаской посмотрел на своего командира и подумал, на самом деле, что ли, он уже того-этого.
Численность обитателей лагеря была названа с точностью до одного человека.
- Нас сто шестьдесят два, - потупив глаза, сообщила девушка.
- Какие у вас планы на сегодня? - продолжал утюжить ее лейтенант, достаточно больно таская за волосы. Голова девчонки моталась туда-сюда. - Говори, Миронова Маша, мать твою.
- Мы… должны… - она делала между словами небольшие паузы, что еще больше бесило Мудрецкого.
- Быстрее!
- Мы должны сегодня были спуститься с горушки и в низинке развернуться в живую цепь, закрывая проход военным на их полигон, где они обычно пускают вредные дымы.
- Да кто тебе сказал, что они вредные? - отпустил девчонку лейтенант. - Ты вот хоть раз нюхала хоть чего-нибудь когда-нибудь?
- Она поди только дихлофос нюхала, - съязвил Валетов. - Тебе сколько лет?
- Семнадцать.
- Ни фига себе, а какая развитая! - произнес человек сверху.
- Я не только развитая, я знаю то, что лучше всех трахаются французы. У нас их в лагере десяток, они все из Парижа.
- С французами у нас тоже все хорошо, - заверил ее лейтенант. - Хочешь, мы тебе устроим приключение, запомнишь на всю оставшуюся жизнь.
- Да откуда тут у вас французы? - начала спорить Миронова.
- Все оттуда, из Парижу, - сообщил сверху Простаков.
- Не из Парижу, а из Парижа, - вякнула семнадцатилетняя гринписовщица.
- Кто у вас там предводитель, в вашем племени?
- Не скажу, - гордо сообщила она.
- Да? - лейтенант подошел и снова схватил ее за волосы. - Тогда будем пытать.
- Жанна д\'Арк.
- Кто?! - сморщился лейтенант.
- Я не знаю, как ее зовут. Все называют ее Жанна д\'Арк или просто Жанна. Она из Бельгии. Приехала сюда, чтобы защищать природу.
- Да? Оставила там своего любовника, свою старую мамку, папку, учебу или работу и за десять тысяч километров поперлась под российскую деревню Дубровку махать плакатами? И все это задаром? Ты, девочка, не понимаешь, во что ввязалась. Представляешь, тебя покажут по телевизору с антироссийским плакатом в руке, а твои мама и папа будут опозорены на весь белый свет и не смогут посмотреть спокойно в глаза соседям.
- У меня очень известные родители! - воскликнула Маша.
- Так вот тем более, зачем тебе их позорить.
- Нам говорили, что мы защищаем природу.
- Вы херней занимаетесь. Много среди приехавших сюда русских?
- Да большая часть! Иностранцев всего человек двадцать.
- Но они вами руководят, как стадом баранов, да? А во главе стоит эта Жанна д\'Арк. Как она выглядит?
- Ну, такая баба…
- Ясно, не мужик, раз Жанна. Рост?
- Маленькая она, вот… как вот он, - Маша показала на Валетова.
- Слышь, Фрол, невесту тебе нашли, - сообщил Простаков.
- Заткнитесь! Сколько ей лет?
- Пятьдесят.
- Пятьдесят лет? - не поверил Мудрецкий. - Значит, всю эту акцию возглавляет старая жаба. Она по-русски говорит?
- Плохо, но слов много знает. Понимает все.
- Это хорошо. Пойдешь сейчас с нами.
- Куда? Отпустите меня!
- «Отпустите» можно кричать, когда тебя те, которые из Парижа, трахают, а с нами пойдешь без разговоров. Простаков, на плечо!
- Есть!
***
Результата набега на лагерь гринписовцев Стойлохряков ожидал, сидя в салоне собственного автомобиля. Он встретил пленницу легким кивком головы.