Их странная процессия медленно потянулась вверх по дорожке. По мере того как собаки, удерживаемые строгими командами немца, теряли к нему интерес, Джоэл становился смелее. Он зашагал быстрее.
– Дома я много занимался бегом трусцой, – соврал он.
– Was ist “трусцой”?
– Бегаю. Хорошо для циркуляции крови.
– Если вы побежите сейчас, манн герр, никакой циркуляции у вас не будет. Доберманы позаботятся об этом.
– Я слышал, правда, что из-за этого бега бывают и инфаркты, – сказал Джоэл, замедляя шаг, но не переставая бросать взгляды по сторонам. Солнце стояло точно в зените, и не было никакой возможности определить стороны света.
Протоптанная дорожка была единственной заметной линией среди сложного переплетения едва приметных тропок. По обе стороны дорожки тянулись густые заросли, ветви деревьев сплетались над ней, образуя зеленую крышу, иногда в зарослях открывались неширокие, поросшие травой прогалины, которые, возможно, вели к другим тропинкам, а возможно – и никуда.
Они подошли к развилке, правое ее ответвление резко сворачивало в зеленый туннель. Собаки, не раздумывая, бросились туда, но по команде шофера резко развернулись и, толкаясь, вернулись к развилке, а затем помчались по более широкой дорожке, ведущей влево. Дорожка шла вниз, а потом взбиралась на крутой холм, кроны деревьев стали теперь менее пышными, заросли ежевики – более низкими и колючими. Ветер, подумал Конверс, ветер с долины, он вырывается из узкого оврага – длинной и узкой расщелины в земле, этого ветра старается избегать пилот любого легкого самолета.
Река. Она там, налево; значит, они двигаются сейчас в западном направлении. Рейн лежит примерно в миле отсюда за линией более низких деревьев. Он увидел достаточно. Дыхание его стало глубже. Внутреннее возбуждение росло, сейчас он мог бы пройти без остановки много миль. Он снова был на берегах Хуанхэ, тогда темная водная дорога жизни увела его из клетки на реке Меконг, из камер с наркотиками. Он сделал это тогда и сделает это сейчас!
– Ладно, фельдмаршал, – сказал он, обращаясь к шоферу Ляйфхельма и поглядывая на серебряный свисток в его кармане. – Я не в такой хорошей форме, как мне казалось сначала. Это же настоящая гора! А нет ли здесь у вас плоских равнин с мирными пастбищами?
– Я делаю то, что мне приказывают, майн герр, – ответил шофер усмехаясь. – Все это есть, но ближе к главному дому. А вам приказано гулять здесь.
– На этом я говорю вам спасибо, спасибо, больше не надо. Отведите-ка меня в мой маленький шалашик, а я сыграю вам простенькую мелодию.
– Wie bitte? [65]
– Я сыт по горло кустами и еще не просмотрел своих газет. От всего сердца благодарю вас. Мне в самом деле не хватало свежего воздуха.
– Sehr gut [66] . Вы приятный человек.
– Вы и не представляете себе, какой приятный, мой славный, добрый ариец.
– Ах, очень смешно. Но согласитесь, майн герр, лучше еврей в Израиле, чем в Берлине.
– Нат Саймон просто влюбился бы в тебя. Он взялся бы защищать тебя совершенно бесплатно, только чтобы провалить защиту… Нет, нет, он бы так не поступил. Возможно, он защищал бы тебя, как никто на свете.
Конверс стоял на деревянном стуле под окном, слева от двери. Ему необходимо было услышать шум приближающихся собак и увидеть их; после этого в его распоряжении останется от двадцати до тридцати секунд. В выгородке, служившем туалетом, краны были открыты, а дверь распахнута; этого времени ему должно хватить, чтобы добежать до туалета, спустить воду, закрыть дверь и вернуться к стулу. Но на этот раз он не станет влезать на него, а воспользуется им как оружием. Солнце быстро садилось, примерно через час стемнеет. Темнота и вода сослужили ему верную службу много лет назад. Они не подведут его и на этот раз.
Сначала он услышал топот лап и тяжелое дыхание, а затем увидел темные спины животных, носившихся вокруг его тюрьмы. Джоэл бросился в ванную, сосредоточившись на деталях всего, что ему предстоит сделать в ожидании звука отодвигаемого засова. Наконец он услышал его и тут же спустил воду в туалете, развернулся в его тесном пространстве, закрыл дверь ванной и бросился обратно к стулу. Он занес его над головой и застыл в ожидании. Дверь приотворилась на несколько дюймов – остались какие-то секунды! – а потом распахнулась от толчка плечом.
– Герр Конверс? Wo ist?… Ach, die Toilette [67] .
Шофер вошел с подносом в руке, и Джоэл с размаху опустил стул на голову немца, вложив в этот удар всю свою силу. Шофер прогнулся дугой, поднос с тарелками полетел на пол. Однако он был только оглушен, не более. Конверс толчком ноги захлопнул дверь и несколько раз опустил тяжелый стул на череп шофера, пока тело того не обмякло, а кровь не залила лицо.
Собачья свора со злобным рычанием бросилась на неожиданно захлопнувшуюся дверь. Их лапы яростно скребли по деревянной поверхности, неожиданно выросшее препятствие привело этих чудовищ в бешенство.
Джоэл стянул серебряную цепочку с шеи лежащего без сознания немца и вытащил из его кармана свисток. На нем было четыре крохотные дырочки, и каждая что-то означала. Он подтащил второй стул к правому окну, взобрался на него и поднес свисток к губам. Джоэл дунул в него, прикрыв пальцем правую дырочку. Звука не последовало, но это не играло роли.
Доберманы буквально взбесились! С самоубийственной яростью они набросились на дверь. Конверс снял палец с первой дырочки и приложил его ко второй. Снова дунул.
Собаки почувствовали замешательство, они вертелись, принюхивались, огрызались друг с другом, повизгивали, но их внимание было по-прежнему приковано к двери. Тогда он попробовал третью дырочку и дунул в свисток изо всех сил.
Собаки внезапно замерли на месте, выставив торчком подрезанные уши, – они явно ждали нового сигнала. Джоэл снова дунул, и снова изо всех сил. И тут вся стая, как тогда, в первый раз, разом сорвалась с места, пронеслась под окном и устремилась куда-то вправо, где ей полагалось быть.
Конверс соскочил со стула и, опустившись на колени у лежавшего без сознания немца, торопливо обшарил его карманы: вытащил бумажник с деньгами, взял часы и… пистолет. Какое-то мгновение Джоэл смотрел на оружие, ненавидя воспоминания, которые оно пробудило. Потом сунул пистолет за пояс и направился к двери.
Конверс вышел, захлопнул тяжелую дверь, услышал щелчок замка и задвинул засов. Он побежал по протоптанной дорожке, прикидывая в уме расстояние до развилки, правое ответвление которой было verboten [68] , а левое вело на крутой холм с видом на Рейн. До него было не более двухсот ярдов, но извилистая тропинка, петляющая в глухих зеленых зарослях, показалась ему значительно длиннее. Если он правильно помнит (возвращаясь тогда с прогулки, он чувствовал себя пилотом, который ведет самолет без приборов – визуально), приблизительно в восьмидесяти футах ниже развилки было открытое пространство.
И вот он добрался до него, до этого открытого пространства, оттуда дорожка вела вверх. Джоэл побежал быстрее.
Голоса. Раздраженные, о чем-то вопрошающие голоса.
Джоэл нырнул вправо, в колючие заросли, и забился в самую чащу, так что тропа, по которой он только что бежал, была теперь почти не видна. Однако вскоре он все же разглядел в зеленый просвет двух человек; они шли, громко переговариваясь и как будто о чем-то споря.
– Was haben die Hunde? [69]
– Die sollten bei Heinrich sein! [70]
Джоэл не понимал, о чем идет речь, но он знал, что они направляются в тот уединенный домик, из которого он только что бежал. Он знал также: они быстро разберутся в том, что произошло, и перейдут к решительным действиям. И тогда будет поставлен на ноги весь гарнизон крепости Ляйфхельма. Время его исчислялось минутами, а ему еще предстояло проделать немалый путь. Он ползком выбрался на тропинку. Немцы уже скрылись за поворотом. Джоэл поднялся на ноги и побежал к развилке и далее к крутому холму, налево.
Трое охранников у огромных железных ворот, ведущих в имение Ляйфхельма, пребывали в удивлении. Свора доберманов в явной растерянности нетерпеливо носилась по вытоптанной траве.
– Was haben die Hunde denn? [71] – спросил один из охранников.
– Ich verstehe nicht [72] , – ответил второй.
– Heinrich hat sie losegebassen, aber warum? [73] – удивился третий.
– Das werden wir schon noch horen, – пробормотал первый охранник, пожимая плечами. – Sonst rufen wir ein paar Minuten an [74] .
– Mir gefallt das nicht! – закричал второй охранник. – Ich rufe jetzt an! [75]
Первый охранник направился к караульному помещению и снял телефонную трубку.
Наконец Конверс добрался до вершины холма, дыхание его было прерывистым, губы сухими, сердце бешено колотилось. Здесь! Он, бывший пилот, не мог ошибиться. Его тело стало самолетом, он устремил его на огромную водную взлетно-посадочную полосу внизу, и не нужны ему никакие командно-диспетчерские вышки. Джоэл бросился вниз, все убыстряя скорость, ветер бил ему в лицо, подстегивая охватившее его возбуждение. Все как тогда! Он пробежал через неожиданно открывшийся просвет этих джунглей, но теперь он ни о ком не беспокоится – за ним не осталось товарищей по заключению, – и только слепая ярость, кипящая в груди, толкает его вперед, заставляет прорываться через все преграды, и когда-нибудь, где-нибудь она обрушится на тех, кто, черт бы их побрал, превратил его в животное! Из разумного человеческого существа они сделали получеловека с таким грузом ненависти, с которым не может жить ни один человек. Он должен выплеснуть ее на всех них, на всех его врагов, на всех этих тварей!
Наконец Конверс добрался до вершины холма, дыхание его было прерывистым, губы сухими, сердце бешено колотилось. Здесь! Он, бывший пилот, не мог ошибиться. Его тело стало самолетом, он устремил его на огромную водную взлетно-посадочную полосу внизу, и не нужны ему никакие командно-диспетчерские вышки. Джоэл бросился вниз, все убыстряя скорость, ветер бил ему в лицо, подстегивая охватившее его возбуждение. Все как тогда! Он пробежал через неожиданно открывшийся просвет этих джунглей, но теперь он ни о ком не беспокоится – за ним не осталось товарищей по заключению, – и только слепая ярость, кипящая в груди, толкает его вперед, заставляет прорываться через все преграды, и когда-нибудь, где-нибудь она обрушится на тех, кто, черт бы их побрал, превратил его в животное! Из разумного человеческого существа они сделали получеловека с таким грузом ненависти, с которым не может жить ни один человек. Он должен выплеснуть ее на всех них, на всех его врагов, на всех этих тварей!
Джоэл пробежал открытый склон, заросший травой и кустарником, и теперь ему предстояло преодолеть густую стену прибрежных зарослей. Но правильное направление он уже не потеряет. Нужно двигаться так, чтобы последние лучи заходящего солнца были от него слева, и тогда он доберется до реки.
Пять прогремевших один за другим выстрелов заставили его резко обернуться. Нетрудно представить мишень, в которую они были направлены: деревянная поверхность вокруг замка того домика, в котором он сидел. Скоро его тюрьма будет взята штурмом. Минуты стали еще короче.
И тут в предзакатных сумерках раздались два пронзительных звука, странно переплетающиеся в своем диссонансе. Первый – прерывистое высокое стаккато сирены. Второй – истерический вой бегущих собак. Тревога была объявлена; сейчас к чутким ноздрям приложат скомканную простыню, на которой он спал, или какую-то часть его одежды, и доберманы устремятся за ним, и тогда ничто не отвлечет их внимание, ибо впереди их ждет награда – живая человеческая плоть, разрываемая острыми зубами.
Конверс нырнул в зеленые заросли и побежал изо всех сил, уворачиваясь, приседая, бросаясь из стороны в сторону, яростно отбрасывая руками летящие ему навстречу упругие, затрудняющие движение ветви. Ветви хлестали его по лицу, рвали одежду, ноги цеплялись о выступающие из земли корни. Он постоянно спотыкался, и тогда, в краткие мгновения тишины, лай собак делался слышнее – теперь они были где-то между развилкой, холмом и лежащим внизу лесом, но никак не дальше. Они приближались! Теперь собаки уже бежали по лесу, и эхо их истерического лая гулко разносилось вокруг; иногда раздавался яростный вой – это какая-то собака, запутавшись в зарослях низкого подлеска, изо всех сил старалась вырваться, чтобы поскорее вцепиться в ненавистную жертву, запах которой стоял в ее ноздрях.
Вода! Сквозь деревья он увидел воду! Пот струями стекал по лицу, щипал глаза, ослепляя его, болезненно горели царапины на шее и подбородке, руки кровоточили, рубашку хоть выжимай, и лай, неистовый лай вокруг.
Нога его попала в нору, вырытую каким-то прибрежным животным, и он упал, болезненно подвернув лодыжку.
Конверс встал, с трудом высвободил ногу и, сильно хромая, попытался возобновить бег. Доберманы настигали, вой и отрывистый лай становились все громче, все яростнее – они учуяли его запах, запах непросыхающего пота, и это доводило их до сумасшествия, подготавливало к убийству.
Речной берег. Он был покрыт мягкой и густой грязью, всевозможный мусор медленно кружился в маленькой бухточке, дожидаясь, когда более сильное течение понесет его дальше. Джоэл ухватился за рукоять шоферского пистолета за поясом, чтобы не выронить его, продираясь напрямик к воде.
Конверс ничего не слышал до самого последнего момента, когда из тени раздался жуткий рык и гигантское тело пролетело по воздуху над берегом реки. Он мельком увидел жуткую звериную морду, искаженную яростью, с горящими глазами и черной пастью, сверкающей белыми зубами. Конверс упал на колени, доберман пронесся над его правым плечом, успел по пути зацепить клыком рубаху, и шлепнулся на спину в грязь. Такого стремительного поражения собака не могла перенести. Она судорожно замахала лапами, извернулась, взвыла и буквально взлетела на задние лапы, нацелив клыки Джоэлу в пах.
В руке Конверса тут же оказался пистолет. Он нажал на спуск, прогремел выстрел – мозги и кровь брызнули во все стороны, страшные челюсти беспомощно ткнулись ему в ногу.
Лай нарастал – свора приближалась к реке. Джоэл бросился в воду и как можно скорее поплыл от берега; пистолет затруднял его движение, но он не решался бросить его.
Много лет назад – а может быть, столетий – ему необходимо было во что бы то ни стало найти оружие, от этого зависело, куда качнется чаша весов – в сторону жизни или в сторону смерти, но целых пять дней он не мог заполучить его. Однако на пятый день на берегах Хуанхэ он все-таки раздобыл его. Почти полностью скрываясь под водой, Джоэл проплыл мимо патрульного взвода и минут через десять заметил солдата, который неизвестно почему отошел довольно далеко от общего строя – возможно, он был раздражен и незаметно для себя ускорил шаг или просто устал от всей этой жизни, и ему захотелось хоть несколько минут побыть наедине с собой. Впрочем, для этого солдата уже ничто не имело значения. Конверс убил его камнем, поднятым со дна реки, и забрал его винтовку. Он выстрелил из этой винтовки дважды и тем дважды спас себе жизнь, прежде чем выйти на передовые позиции своих войск к югу от Фу-Лок.
Выгребая против течения, Джоэл внезапно вспомнил: сегодня – пятый день его заключения в имении Ляйфхельма; конечно, это не барак в джунглях, но тем не менее настоящее заключение. И все же он опять сумел ускользнуть! И именно на пятый день в его руках оказалось оружие! И хотя он не верил в приметы, но на какое-то мгновение удивился такому странному совпадению.
Сейчас он находился в глубокой тени – последние лучи солнца терялись среди высящихся по берегам холмов. Удерживаясь короткими гребками рук на одном месте, он оглянулся. На берегу, там, где следы его уходили в воду, собаки, злобно тявкая, подвывая, в замешательстве кружили вокруг своего мертвого вожака и, как всегда, метили территорию, утверждая свой статус. Неожиданно между деревьями заметались лучи мощных фонарей. Конверс поплыл дальше: он уже пережил подобное – на реке Меконг. Теперь ему нечего бояться, он ведь уже побывал там, а сейчас он здесь и знает, что выиграл.
Джоэл расслабился, отдавшись течению, которое несло его на восток. Где-то впереди вот-вот появятся огни, и эти огни выведут его к какому-нибудь убежищу и телефону. Нужно все продумать и как можно быстрее составить краткое резюме по этому делу. Однако юрист, глубоко сидящий в нем, подсказывал ему, что человек с повязкой, прикрывающей огнестрельную рану, в промокшей до нитки одежде и с оружием, выкрикивающий что-то на улице на чужом языке, – хорошая мишень для пособников Джорджа Маркуса Делавейна, они тут же схватят его. Поэтому придется действовать иначе – прибегая ко всем ухищрениям, на какие он только способен. Необходимо во что бы то ни стало добраться до телефона и заказать трансатлантический разговор. Он может это сделать и обязательно сделает! Река Хуанхэ осталась в прошлом; теперь дорогой жизни был Рейн.
Джоэл плыл брассом, все еще сжимая в руке пистолет и чувствуя, как постепенно немеет в воде раненая рука. Вскоре показались огни какой-то деревни.
Глава 18
Натянув до предела телефонный провод, Валери положила кисть в этюдник. Ее глаза машинально скользили по песчаным дюнам, видневшимся сквозь стеклянную дверь, однако при этом она внимательно вслушивалась в звучавшие по телефону слова, прекрасно улавливая в них подтекст.
– Да что с вами такое, Ларри? – прервала она своего собеседника, не в силах более сдерживать обуревающие ее чувства. – Джоэл – не просто служащий вашей фирмы или младший партнер, он ваш друг! А вы будто составляете обвинительное заключение. И что это за термин, которым вы все время оперируете? “Косвенные доказательства…”, “он был там, он был тут”, “кто-то сказал это, кто-то сказал то…”.
– Я стараюсь понять, что происходит, Вэл, – возразил ей Тальбот из своего офиса в Нью-Йорке. – И вы тоже должны попытаться это сделать. Есть много такого, о чем я не имею права говорить, – об этом меня просили люди, которых я весьма уважаю, если не сказать больше. Я нарушаю их требование именно потому, что Джоэл – мой друг, и стараюсь помочь ему.
– Хорошо, тогда начнем сначала, – сказала Валери. – Что конкретно вас интересует?
– Это, конечно, не мое дело, и я никогда не задал бы подобного вопроса, если бы не считал…
– Верю, верю, – согласилась Валери. – Ну, так в чем же дело?
– Видите ли, я знаю, у вас с Джоэлом были серьезные проблемы, – продолжал старший партнер фирмы “Тальбот, Брукс и Саймон” таким тоном, будто речь шла о мелкой потасовке между детьми. – Но проблемы проблемам рознь.