Госпожа Локли провела их по той же узкой витой лесенке за очагом и мимо капитанской комнаты препроводила по коридору в другую спальню. Едва закрылась дверь, хозяйка зажгла свечи, и Красавица сразу догадалась, что это покои самой трактирщицы.
Деревянная кровать была застелена красиво расшитым бельем, на стенных крюках висели многочисленные платья, а над камином сияло огромное зеркало.
Принц Ричард поцеловал туфлю госпожи и глянул на нее снизу вверх.
— Да, можешь их снять, — произнесла хозяйка, и пока принц возился с ремешками на ее обуви, сама расшнуровала лиф, сняла и передала его принцессе, велев аккуратно сложить и оставить на столе.
При виде открывшейся рубашки с впечатавшимися в ее тонкую сморщенную ткань следами тугой шнуровки Красавица ощутила внутренний трепет. Груди заныли, как будто их до сих пор охаживали ремешком на кухонном разделочном столе. Не поднимаясь с колен, принцесса выполнила приказание, дрожащими пальцами старательно сложив отданный ей предмет одежды.
Когда она вернулась обратно, госпожа успела полностью стянуть с себя белую кружевную блузу. Ее обнажившаяся грудь являла великолепное зрелище. Трактирщица отцепила от пояса деревянную лопатку, затем развязала сам пояс, державший верхнюю юбку. Принц принял из рук хозяйки шлепалку и услужливо помог ей освободиться от оставшейся части платья. Наконец пришел черед нижних юбок, и их тоже вскоре передали Красавице, вспыхнувшей румянцем при виде черных мягких кудряшек на оголившемся лобке госпожи и ее крупных увесистых грудей с темными вздернутыми сосками.
Как и было велено, принцесса аккуратно сложила нижние юбки трактирщицы на столе и робко обернулась. Госпожа Локли, обнаженная, точно принцесса-рабыня — и, несомненно, столь же прекрасная, — с падающим на спину каскадом черных волос, поманила к себе обоих невольников.
Протянув руки к Красавице, трактирщица медленно притянула ее за голову и прижала к себе. Дыхание девушки сделалось взволнованным и сиплым. Перед ее глазами чернел треугольник лобковых волос, из-под которых едва проглядывали темно-розовые губы. Ей доводилось видеть сотни голых принцесс во всевозможнейших позах — и все же вид обнаженных прелестей госпожи ее буквально сразил. Лицо ее тут же покрылось испариной. По собственному побуждению Красавица припала было ртом к лоснящимся кудряшкам и проступающим сквозь них губам, но тут же отпрянула назад, точно наткнувшись на раскаленные угольки, и непроизвольно поднесла ладони к горящим щекам.
Однако, совладав с собой, принцесса вновь приникла открытым ртом к лобку хозяйки, ощутив губами густые пружинистые волоски и мягкие упругие губы под ними, казалось, не похожие ни на чьи другие, — таких Красавице еще ни разу не доводилось целовать.
Госпожа Локли дернулась бедрами вперед и, подняв руки девушки, завела их себе за спину, так что неожиданно для себя Красавица крепко обхватила госпожу. Груди девушки набухли так, словно соски были готовы вот-вот взорваться, между ног все сжималось и пульсировало от возбуждения. Открыв рот шире, принцесса пробежала языком по пухлым красноватым складкам, потом резко проникла глубоко между губами, ощутив солоноватый мускусный вкус сока вагины. Мучительно вскрикнув, Красавица еще крепче сжала в объятиях госпожу.
Она смутно видела, как принц Ричард встал позади хозяйки, подхватив ее под мышки, чтобы, если понадобится, ее поддержать. Его ладони лежали на грудях женщины, мягко сжимая соски. Но, едва отметив это, Красавица полностью предалась тому, что открылось перед ней. Жаркая шелковистость коротких кудряшек, припухшие мокрые губы, сочащаяся под ними на язык влага — все это возбуждало в ней неистовую, сумасшедшую страсть.
И вырывавшиеся над ней приглушенные женские стоны — стоны бессилия и покорности — разожгли в принцессе новую, дотоле неведомую страсть. Красавица яростно работала языком, то слизывая, то проникая глубже, словно изголодавшись по этой нежной солоноватой плоти. И, подцепив кончиком языка маленький упругий клитор, девушка крепко втянула его ртом, что было сил вдавившись лицом в лобок. Влажные волоски тут же попали ей в рот и нос, обволакивая ее сладостным мускусным ароматом, и Красавица испустила стон еще громче, чем сама госпожа. Даже сама миниатюрность клитора приводила ее в неописуемый восторг. Это было так не похоже на член — и вместе с тем, так его напоминало, и этот крохотный бугорок являлся неиссякаемым источником упоения госпожой, и, повинуясь лишь этому, все вытесняющему восхищению, девушка ласкала его языком и посасывала, и легонько прихватывала зубами, пока трактирщица не расставила ноги как можно шире, отчаянно дергая бедрами и громко стеная.
Образы собственных мучений в кухне яркими вспышками пронеслись в ее мозгу — ведь именно эта женщина тогда нещадно издевалась над ее сосками! — и Красавица глубже и глубже погружалась языком в ее пульсирующую плоть, едва не вонзаясь зубами в нежный бугорок, и ее бедра резко покачивались в такт с проникающими в вагину толчками языка. Наконец госпожа Локли пронзительно выкрикнула, ее бедра словно застыли, все тело напряглось.
— Нет! Нет, довольно! — простонала она. Она схватила Красавицу за голову, мягко оторвала от себя и откинулась в руки принцу Ричарду, резко, порывисто дыша.
Красавица измученно опустилась на пятки. Она закрыла глаза, даже не надеясь на удовлетворение страсти, стараясь не рисовать перед глазами этот черный лоснящийся лобок, не вспоминать его насыщенный необыкновенный вкус. Однако язык снова и снова упрямо тыкался в нёбо, словно по-прежнему ласкал лоно госпожи.
Наконец трактирщица выпрямилась и, повернувшись к принцу, обвила его руками. Она принялась целовать Ричарда, толкаясь в него бедрами и притираясь всем телом. Красавице было больно это наблюдать, однако она не могла оторвать глаз от двух возвышающихся перед ней, слившихся фигур. Рыжие волосы принца упали ему на лоб, его сильная мускулистая рука обхватила узкую спину госпожи, крепко прижав к себе.
Но тут госпожа Локли развернулась и, подняв с пола Красавицу, повела ее к кровати.
— На постели встань на колени лицом к стене, — приказала она. На щеках ее играл заметный румянец. — И пошире раздвинь свои прелестные ножки. Теперь-то уж тебе никто не должен об этом напоминать.
Немедля подчинившись, Красавица проползла по кровати к самой стене и встала на колени спиной к комнате, как и было велено. Вожделение кипело в ней так яростно, что она никак не могла унять непроизвольные вздрагивания бедер. И снова внезапной вспышкой она увидела, как ее мучили в кухне, — и это улыбающееся лицо хозяйки, и белое жало ремня, снова и снова опускающееся к ее воспаленному соску.
«О, коварная страсть! — подумала Красавица. — Сколько же в тебе еще всего неведомого!»
Между тем трактирщица улеглась на постель у нее между ног и посмотрела на нее снизу. Обхватив руками бедра девушки, госпожа потянула их к себе поближе, так что Красавице пришлось развести ноги еще шире.
Принцесса не отрывала глаз от госпожи, опускаясь все ниже и ниже, пока ее промежность не очутилась у самого лица женщины, — и внезапно девушку охватил ужасный страх при виде краснеющего внизу жадного рта, так же как утром вселила жуть кошачья пасть на кухне. И глаза хозяйки, такие большие и блестящие, сейчас напоминали кошачьи.
«Она ведь сожрет меня! — затрепетала Красавица. — Съест живьем!»
Однако ее лоно призывно раскрылось, ненасытно дрожа и сокращаясь.
Сзади ее подхватили руки Ричарда: он взялся за ее ноющие груди так же, как до этого удерживал груди хозяйки. И в то же время кровать вздрогнула от резкого толчка, а госпожа Локли вся напряглась, зажмурив глаза. Принц вошел в нее, встав у кровати между широко разведенных ног женщины, и Красавицу затрясло в быстром ритме его пробивающихся движений.
В тот же момент тонкий язычок коснулся ее вульвы. Для начала он принялся медленно, протяжно поглаживать губы, и принцесса едва не задохнулась от невыразимого, пронзительного наслаждения. Она невольно дернулась, одновременно и пугаясь этого влажного рта, и страстно его желая. Но госпожа Локли тут же поймала зубами ее клитор и принялась его легонько покусывать, лизать языком и посасывать с поразительной неистовостью. Ее настойчивый язык ритмично прорывался в ее лоно, словно стремясь его заполнить, зубы безжалостно вцеплялись в нежную плоть — а Ричард тем временем крепко удерживал Красавицу в своих красивых и крепких руках, мощными толчками сотрясая кровать в головокружительно растущем темпе.
«О, она хорошо знает, как это делать», — мелькнуло в голове у принцессы, но, тут же потеряв нить мысли, она задышала протяжнее и тяжелее.
Ласковые руки Ричарда переминали ей груди, лицо женщины уже едва не втиснулось в ее лоно, глубоко проникнув языком, захватив ртом интимные губы и терзая их, засасывая в исступленности экстаза, и Красавица растворялась в затоплявших ее волнах оргазма, приближаясь к самому пику безумного наслаждения. И вот оно разорвалось в ней яркими всплесками восторга, оставив после себя ощущение полнейшего изнеможения. Толчки же Ричарда становились все стремительнее. Наконец госпожа испустила снизу громкий стон, принц за спиной тоже протяжно, гортанно выкрикнул, и Красавица обессиленно обвисла в его руках.
Ласковые руки Ричарда переминали ей груди, лицо женщины уже едва не втиснулось в ее лоно, глубоко проникнув языком, захватив ртом интимные губы и терзая их, засасывая в исступленности экстаза, и Красавица растворялась в затоплявших ее волнах оргазма, приближаясь к самому пику безумного наслаждения. И вот оно разорвалось в ней яркими всплесками восторга, оставив после себя ощущение полнейшего изнеможения. Толчки же Ричарда становились все стремительнее. Наконец госпожа испустила снизу громкий стон, принц за спиной тоже протяжно, гортанно выкрикнул, и Красавица обессиленно обвисла в его руках.
Высвобожденная из объятий, она вяло повалилась на бок и еще долго лежала, свернувшись рядом с госпожой. Принц Ричард тоже упал возле них на постель.
Красавица лежала в полудреме, слыша снизу, из питейного зала, приглушенные голоса. Время от времени до нее доносились разрозненные выкрики с площади и прочие звуки погрузившегося в ночь городка.
Когда девушка открыла глаза, принц Ричард стоял на коленях позади госпожи Локли, завязывая на ней кушак фартука. Хозяйка между тем неторопливо причесывала свои длинные темные волосы.
Щелкнув пальцами, трактирщица велела Красавице подняться, и та немедленно выбралась из постели и быстро расправила на кровати покрывало. Потом повернулась, вопросительно взглянув на госпожу. Ричард уже стоял на коленях перед белоснежным фартуком хозяйки. Девушка поспешила пристроиться с ним рядом, и госпожа Локли улыбнулась им сверху.
Некоторое время она словно изучающе глядела на них. Потом наклонилась, ухватила Красавицу за промежность и держала ее своей горячей ладонью до тех пор, пока губы вновь не налились и не запульсировали новым желанием. Другой рукой женщина пробудила член Ричарда, то мягко его похлопывая, то сдвигая кожу над головкой, то поигрывая с мошонкой и приговаривая:
— Ну же, мальчик, вставай, отдыхать некогда.
Ричард издал жалобный стон, однако его друг повиновался.
Напоследок теплые пальцы госпожи вновь приласкали Красавицу, потыкавшись в собравшуюся между губами вульвы вязкую влагу:
— Что ж, милая девочка уже готова к новым услугам.
И, подняв лица обоим невольникам за подбородок, хозяйка одарила их улыбкой. Красавица испытывала страшную слабость, до головокружения и полной неспособности чему-либо сопротивляться. Она могла лишь кротко смотреть в красивые темные глаза госпожи Локли.
«А ведь поутру она снова, как и всех прочих, будет лупить меня на трактирной стойке», — с горечью подумала Красавица, и от этой мысли почувствовала себя еще слабее.
Со зловещей живостью проступил в ее сознании краткий рассказ Ричарда — она словно воочию увидела описанный им «Салон наказаний», платформу с диском для публичной порки. И яркий образ этого ужасного городка настолько, сразил, ослепил, обескуражил принцессу, что она не способна была уже думать, хорошая она рабыня или плохая, послушная или строптивая, и к чему склоняться ей в дальнейшем.
— Теперь вставайте, — услышала она тихий, низкий голос женщины, — и быстро шагайте отсюда. Уже стемнело, а вы до сих пор не помылись.
Красавица быстро встала с колен, рядом торопливо поднялся принц. И тут же девушка вскрикнула от неожиданности, получив деревянной лопаткой по ягодицам.
— Выше колени, — устало произнесла госпожа Локли. — Юноша… — Раздался смачный шлепок. — Ты что, меня не слышишь?
На всем пути по лестнице хозяйка нещадно подгоняла их лопаткой, и Красавица дрожала и наливалась румянцем, трепеща вновь разгорающимся томлением.
Их выпроводили во двор, где работавшие при кухне девушки искупали их в больших деревянных бадьях, споро работая жесткими щетками и затем полотенцами.
ОТКРОВЕНИЯ В СПАЛЬНЕ
В спальне господина Николаса, как и прошлой ночью, был безукоризненный порядок. Зеленый атлас на безупречно застеленной кровати мягко поблескивал в свете множества свечей. Увидев, что мой господин сидит за столом с пером в руке, я поспешил к нему по натертому дубовому полу и поцеловал его туфли — причем не из внешней благопристойности, а повинуясь безотчетному порыву.
Я боялся, он меня остановит, когда я коснулся языком его лодыжек и даже, расхрабрившись, поцеловал мягкую прохладную кожу его икр. Но хозяин никак на это не отреагировал, как будто меня и вовсе не замечая.
Мой приятель горел желанием. Принцессочка в палатке на площади явилась для меня своего рода первым блюдом, от которого лишь еще больше разыгрался аппетит, и в тот момент, когда я переступил порог этой комнаты, мой голод сделался вдвойне сильнее. Но, как и прежде, я не осмелился изъявить свое желание каким-нибудь вульгарным просящим жестом. Мне вовсе не хотелось чем-либо прогневить или раздосадовать господина.
Я глянул украдкой в его сосредоточенное лицо, окруженное облаком сияюще белых волос. Словно почувствовав это, летописец повернул голову и посмотрел на меня — я тут же застенчиво отвел глаза, хотя это мне стоило немалых усилий.
— Тебя хорошо помыли? — осведомился он.
Я с готовностью кивнул и снова припал губами к его туфлям.
— Забирайся на постель, — велел Николас. — Сядь в ногах кровати в том углу, что у стены.
Я был вне себя от радости! Пытаясь себя внутренне утихомирить, я уселся на атласное покрывало, прохладная ткань которого, точно лед, унимала боль рубцов. После двух дней постоянных взбучек любое, едва заметное движение мышц отдавалось бесконечной болью.
Я понял, что мой хозяин раздевается, но не осмелился обернуться к нему. Затем он задул свечи, оставив лишь те, что горели у изголовья кровати, где рядом с подсвечником стояла открытая бутылка вина и два инкрустированных самоцветами кубка.
«Он, должно быть, один из богатейших людей в городке, раз может позволить себе столько света», — думал я, испытывая чисто рабскую гордость за своего живущего с шиком господина. У меня даже мысли уже не возникало, что в своих землях я был наследным принцем.
Николас залез на постель, привалившись спиной к подушкам, и, согнув одну ногу в колене, расслабленно положил на нее руку. Потом, дотянувшись до бутылки, он наполнил оба кубка вином и один передал мне.
Я был немало озадачен. Он что, хотел, чтобы я пил из кубка вино так же, как и он? Я торопливо подхватил бокал и с ним в руках уселся обратно. Теперь я уже совершенно беззастенчиво глядел на господина — он же не запретил мне этого делать. В сиянии свечей красиво вырисовывалось его сухощавое, но крепкое тело с островками белых курчавых волос вокруг сосков и ниже, в районе пупка. Член его был еще не так напряжен, как мой, и мне захотелось это поправить.
— Можешь пить вино, как я, — молвил летописец, словно прочитав мои мысли, и в крайнем изумлении я впервые за полгода стал пить как нормальный человек, испытывая от этого даже некоторую неловкость. Отвыкнув, я глотнул слишком много и вынужден был перевести дух. Однако успел оценить прекрасное, хорошо выдержанное бургундское вино, какого, на моей памяти, мне еще пробовать не доводилось.
— Тристан, — обратился ко мне господин.
Я посмотрел прямо ему в глаза и медленно опустил кубок.
— Сейчас мы с тобой поговорим, — сказал Николас. — Будешь отвечать на мои вопросы.
Окончательно сраженный, я тихо ответил:
— Да, господин.
— Скажи, ты ненавидел меня вчера, когда я отправил тебя на порку на поворотном круге?
Его вопрос поверг меня в шок.
Николас отпил еще вина, не отрывая от меня глаз. Внезапно мне почудилось в нем что-то зловещее, хотя я не догадывался пока почему.
— Нет, господин, — тихо пробормотал я.
— Громче, мне тебя не слышно.
— Нет, господин. — Я покраснел так, как никогда прежде. Мне не было надобности вспоминать давешнее верчение — я и так мысленно все время к нему возвращался.
— Можешь вместо «господина» обращаться ко мне «сэр», — предложил летописец. — Мне нравятся оба варианта. А Джулия вызывала в тебе ненависть, когда распирала тебе анус фаллосом с конским хвостом?
— Нет, сэр. — Я зарделся пуще прежнего.
— Ненавидел ли ты меня, когда я запряг тебя вместе с другими «коньками» и заставил тащить экипаж к моему загородному поместью? Я не имею в виду нынешнюю прогулку, когда тебя успели уже хорошенько объездить. Я разумею вчерашний день, когда ты с таким ужасом взирал на упряжь.
— Нет, сэр, — уперся я.
— Ладно. А что тогда ты испытал, когда с тобой все это проделали?
Я был настолько ошарашен, что не нашелся сразу с ответом.
— Чего я добивался сегодня от тебя, когда привязал позади пары «коньков», когда заткнул тебе и рот, и анус и заставил трусить босиком?
— Полного смирения, — ответил я пересохшим от испуга ртом, совершенно не своим голосом.
— Ну… а если поточнее?
— Чтобы я… чтобы я шагал бодрее. И хотели провести меня в таком виде по городку. — Задрожав, я непроизвольно придержал кубок другой рукой, боясь выдать волнение.