– Совершенно не случайно неуспех актера и неуспех разведчика обозначают обычно одним словом. – Длительная, выразительная пауза – «люфтик», как называл ее преподаватель спецкурса актерского мастерства. – Да, вы правы, товарищи. Это – ПРОВАЛ! – «Люфтик» меньшей продолжительности, но большей выразительности. – Но если провал актера означает лишь то, что в самом худшем случае в него полетят тухлые помидоры, то в человека нашей профессии обычно при провале летят пули. – Еще одна осмысленная пауза. Аудитория покорена. – Вот почему сфальшивить вам нельзя. И сыграть недостоверно – тоже… А кроме того, следует иметь в виду, что актер приходит на сцену на готовенькое. Драматург для него пишет роль. Режиссер разводит мизансцены. Костюмер его одевает. Художник готовит декорацию. И даже на тот случай, когда он забывает роль, есть суфлер… Но! Разведчик – не актер!.. Ему приходится самому себе быть автором, режиссером, костюмером и декоратором. И придумывать роль, ее рисунок и набирать статистов, и управлять массовкой. И еще одно обстоятельство, возможно, для людей с настоящей актерской жилкой самое важное и неприятное: разведчик никогда не слышит аплодисментов. Он порой даже сам не знает: удачно ли сыграл в тот вечер? Или чуть сфальшивил, был недостаточно убедителен, и, значит, вскоре последуют разоблачение и арест?
…Из всех возможных масок особенно удавалась Валерию Петровичу маска недалекого, слегка сумасшедшего неврастеника-склочника. В рубежах нашего отечества она к тому же являлась ролью наиболее эффективной. Всем недовольному бузотеру даже самые чугунные чиновные рожи вываливали, распалившись, те заветные факты, что держали обычно в глубочайшей тайне от жены, начальства и налоговой инспекции.
Вот и теперь дверь в кабинет главного врача, Афанасия Матвеевича, распахнулась без стука – чего он решительно не позволял никому из персонала поликлиники, не говоря уже о посетителях. Он поднял голову от отчета и приготовился выдать невеже гневную тираду – однако в кабинет вошел, чуть приволакивая ногу, человек в военной рубашке и с растрепанными седыми волосами. Плечи его пиджака были усеяны перхотью.
Перхоть – деталь, которой Ходасевич особенно гордился. Ее изображали несколько крошек нафталина, они придавали облику правдоруба совершенно непередаваемый дух. Теперь любой, с кем он вступит в контакт, охарактеризует его, если вдруг будут спрашивать, просто: «Да, заходил тут один… Старичок с грязными волосами». Пожалуй, в полковнике в отставке не только актер умер, но и костюмер.
Однако завершающим и самым внушительным аккордом в его внешности был ряд орденских планок на груди, а также на лацкане гражданского пиджака – орден Боевого Красного Знамени. Определенная пикантность ситуации заключалась в том, что ордена и планки были настоящими, законно полученными полковником Валерием Петровичем Ходасевичем.
Главврач был немолод и потому воспитан в почтении к героям-фронтовикам. Отставник же оказался столь убедителен в своем образе, что у Афанасия Матвеевича ни на секунду не шевельнулось сомнение, что незваный гость – хоть и в летах, но несколько все-таки моложав для героя Великой Отечественной. Не совершал же он свои подвиги на фронтах в возрасте четырех-пяти лет! Впрочем, визитер тут же обыграл ситуацию, отрекомендовавшись:
– Добрый вечер, я полковник в отставке, ветеран Афганистана Карасунов. – Фамилия была из тех, которую ни на слух, ни на взгляд не запомнить и потом не воспроизвести. Затем он подошел вплотную к столу и задушевно спросил: – Ну, и что за разврат вы себе позволяете?
– Вы о чем, гражданин? – холодно поинтересовался главврач, откинувшись в кресле.
В ответ странный визитер достал из кармана красную книжицу с гербом России, раскрыл паспорт ближе к концу и издалека продемонстрировал главврачу.
– Видите, что тут написано? Женат. Женат на гражданке Юлии Николаевне Садовниковой. Она – моя жена. Понимаете, моя! Не ваша и не какого-нибудь иностранного хлыща. Моя!
И еще одному учил их некогда старик Бруно (и Станиславский): врать нужно близко к тексту. Если играешь, удобней играть себя в предлагаемых обстоятельствах. Коли ощущал Валерий Петрович при мысли о Юлии Николаевне нечто похожее на ревность, то и выказать данное чувство ему будет легче всего. К тому же – известное дело: если переосмысляешь собственную боль или напряженность средствами искусства – она, боль (или напряженность), в определенной степени да избывается.
Голос главврача стал ледянее льда.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, гражданин?
– Простая вещь. – Ходасевич играл этюд «Плохо сдерживаемый гнев». – В вашей поликлинике моей жене дали путевку в санаторий. Да не просто в санаторий – а в Карловы Вары! Я, конечно, чрезвычайно счастлив, что программа оздоровления нации столь успешно финансируется. Я также весьма горд, что бремя этой заботы выпало именно на нашу семью. Но все-таки позвольте узнать: почему именно она? И почему в Карловы Вары?
Только уважение к сединам, а также к орденам посетителя мешало главврачу снять телефонную трубку и немедленно вызвать охрану.
– По-моему, вы ошибаетесь, уважаемый, – стараясь сохранять спокойствие, молвил Афанасий Матвеевич. – Никаких путевок, тем более в Карловы Вары, наша поликлиника не распространяла. Ни платно, ни тем паче бесплатно. Мы не турфирма и не благотворительная организация.
– Позвольте вам, уважаемый, не поверить!
– Верить мне или нет – ваше личное дело. И прошу вас немедленно покинуть помещение.
– Да? Покинуть? А это что?
И жестом игрока, предъявляющего флеш-рояль или, по меньшей мере, каре тузов, посетитель выложил на стол главврача бумагу.
– Вот написано черным по белому: Карловы Вары, отель «Village», две недели. Выдано поликлиникой номер *********. Номер медучреждения – ваш. И печать – ваша.
– Ну-ка, дайте-ка сюда, – главврач был заинтригован. Он потянулся взять бумагу, однако визитер проворно схватил ее и в дальнейшем демонстрировал только из своих рук.
Афанасий Матвеевич изучил документ и ошеломленно молвил:
– Этого не может быть.
– Не может! Вольно же вам говорить! Моя жена, между прочим, по данной путевке, фьюить, и отбыла согласно купленным билетам в город Карлсбад. Или, по-современному, Карловы Вары.
– Не могла она этого сделать!
– Как не могла, если взяла и сделала?! Смотрите: номер поликлиники точно ваш?
– Положим, наш.
– А печать?
– Без специальной экспертизы не могу ничего определенного утверждать.
– Хорошо, а подпись чья?
– Откуда ж мне знать! Тут нет ее расшифровки!
Однако Валерий Петрович готов был поклясться: закорючку хозяин кабинета узнал.
– Сейчас мы все проясним. Минутку! – Афанасий Матвеевич снял телефонную трубку, набрал номер из трех цифр. Раздраженно спросил в стиле начальников средней руки: – Кто это?.. Ах, Зульфия. Вот что, Зульфия. Немедленно принеси мне медицинскую карту…
Полковник охотно подсказал:
– Садовниковой Юлии Николаевны.
– Да, запиши. Са-дов-ни-ко-ва. Ю-лия Ни-ко-ла-ев-на. Поняла? Прямо ко мне в кабинет. Да, и еще. Немедленно – это значит очень быстро. Очень быстро, ты поняла?
Пока неведомая Зульфия, не от хорошей жизни (и ее, и поликлиники) приехавшая трудиться в далекий северный город, искала медкарту Садовниковой-старшей, полковник продолжал, что называется, ездить по ушам главврачу – мешая тому осмыслить странный визит.
– Нигде не принято, – гундел он, – чтобы тайком от мужа такие дела делались. И чтобы человека и, откровенно говоря, женщину на курорт отправить, должны быть у нее хотя бы диагнозы соответствующие. Язва, к примеру, желудка. Или как минимум острый гастрит. Или, допустим, холецистит. А холецистит, между прочим, не у нее диагностирован, а у меня. Но мне почему-то не дали путевку в Карловы Вары. Ни здесь, ни в том медучреждении, к которому я прикреплен. А у Юлии Николаевны нет ни язвы, ни холецистита. У нее – высокое давление, гипертония и, предположительно, ишемическая болезнь сердца. Сахарный диабет по второму типу. Показано ли ей вообще пребывание на водах? Не повредят ли они ее состоянию?..
Тут прозвонил телефон, главврач как за спасительный круг схватился за трубку и раздраженно в нее бросил:
– Да, Марья Петровна… Да, я поручал Зульфие.
Видимо, в регистратуре Зульфию не оставили один на один с заданием. Выполнять поручение главного врача бросились все наличные силы, и теперь докладывала более опытная и знающая (и язык, и главврача) регистраторша.
Что она говорила в трубке, можно было домыслить по репликам Афанасия Матвеевича:
– Не нашли карты? Вы лично искали? И Зульфия тоже? А в списке пациентов Садовникова значится? Тоже нет?.. Минуту, – он прикрыл трубку ладонью и обратился к Ходасевичу: – Адрес какой у вас?
– Ташкентская, дом *********, квартира *********.
Афанасий Матвеевич ретранслировал адрес в трубку – и даже полковнику стало слышно, какой радостью взорвалась в ответ невидимая Марья Петровна на противоположном конце провода:
– Не нашли карты? Вы лично искали? И Зульфия тоже? А в списке пациентов Садовникова значится? Тоже нет?.. Минуту, – он прикрыл трубку ладонью и обратился к Ходасевичу: – Адрес какой у вас?
– Ташкентская, дом *********, квартира *********.
Афанасий Матвеевич ретранслировал адрес в трубку – и даже полковнику стало слышно, какой радостью взорвалась в ответ невидимая Марья Петровна на противоположном конце провода:
– Я же говорила ей! Это не наш адрес! Нечего и искать было!..
Главврач с видимым облегчением перевел для Валерия Петровича слова регистраторши. Ходасевич понял, что пора убираться со сцены. Все, что мог, он у Афанасия Матвеевича выяснил. И теперь у него появилась ниточка. Тонкая, но все же.
Довольно стремительно – в том же стиле, как появился – визитер распрощался с хозяином кабинета.
– Вы не думайте, что я дело это на тормозах спущу, – проговорил он, впрочем, довольно миролюбивым тоном. – Я до министра дойду. – И вышел из кабинета.
В приемной, как и прежде, никого не было. На это полковник и рассчитывал. Потому что на столе стопкой лежало несколько историй болезней. Валерий Петрович выбрал самую пухлую и ловким движением сунул под пиджак. Он готов был поклясться: если бы в комнате оказалось полно народу, редкий наблюдатель заметил бы похищение.
Спецкурс по трюкам у них в разведшколе вел знаменитый фокусник А*********, и осваивал дисциплину Ходасевич успешно.
* * *Интуиция не подвела экс-полковника. А объект проявил невиданное легкомыслие. Подобного прокола профессионал бы не допустил. Значит, Ходасевичу противостоят совсем не профессионалы. Последняя мысль сильно его обнадеживала.
Врать, конечно, следует близко к тексту, но не до такой же степени! И использовать свою, родную, подпись под левым документом – верх неразумности.
Прежде чем покинуть поликлинику, Валерий Петрович остановился возле регистратуры и щелкнул пару раз список врачей своим мобильником. Он поймал на себе несколько недоуменных и восхищенных взглядов пенсионерок. Конечно, навороченный мобильник с фотоаппаратом не вполне вписывался в образ ветерана, однако ему не противоречил. Сфотографировать перечень эскулапов пенсионер-сутяга мог запросто.
Полковник в отставке вышел из поликлиники и пешком отправился к метро. Больше двигаться ему настоятельно советовали доктора. А визит в районную поликлинику, как ничто другое, заставляет заботиться о состоянии своего здоровья.
* * *В метро Ходасевичу места пока не уступали. У него не было однозначного ответа почему. То ли он еще хоть куда, то ли, напротив, население ожесточилось сверх меры? Наверное, оба процесса происходят параллельно. Однако, как бы то ни было, от целого дня на ногах Валерий Петрович устал. К тому же адреналин, выброшенный в кровь во время разговора с врачом, давал с отвычки о себе знать. Поэтому у станции метро «ВДНХ» он взял частника. Хоть езды до Сельскохозяйственной всего два километра, а сотню плати, не греши.
Возвратился домой с облегчением. Подогрел вчерашний бигос. Еда почти всегда улучшала его состояние духа. А когда он для полноты экстаза выпил крепкого чая с шоколадной конфетой, стало совсем хорошо.
Полковник недаром свистнул со стола секретарши главврача едва ли не самую толстую историю: КОРЕШКОВА ЕВДОКИЯ ВАСИЛЬЕВНА, 1926 г.р. В ней имелись автографы всех специалистов местной поликлиники. Эндокринолог, уролог, гинеколог, проктолог, лор… Разумеется, постоянные визиты к терапевту… Анализы, рентген, УЗИ… Не торопясь, Валерий Петрович пролистывал страницы, и довольно скоро увидел искомое. Да, вот она, закорючка в конце линованной страницы, точь-в-точь как на липовой путевке. А рядом дата – 6 июля 1996 года. И личная печатка: Анатолий Иванович Обыденнов. Хирург.
Под лупой Ходасевич сличил две закорюки. Очень похоже, что врач и впрямь собственноручно подписался на липовой путевке – то ли по небрежению, то ли автоматически. Можно даже к почерковеду не ходить.
Конечно, Обыденнова выдал нечаянный взгляд главврача, узнавшего автограф своего сотрудника.
Ходасевич посмотрел в телефончике сделанное нынче фото: расписание докторов. Анатолий Иванович Обыденнов, слава богу, до сих пор практиковал в поликлинике номер *********, четные дни – утро, нечетные – вечер. И был он не простым лекарем, а являлся, между прочим, кандидатом медицинских наук.
«Кто ты, Обыденнов?» – написал Валерий Петрович на листе, а ниже схулиганил:
«И на кого работаешь, скотина?»
Шанс это узнать был как раз завтра: день нечетный, и Анатолий Иванович практиковал в поликлинике во вторую смену.
* * *К следующему вечеру Ходасевич уже многое знал о враче-хирурге, кандидате медицинских наук Обыденнове. Персональная информация нынче, особенно в России, словно вода в дуршлаге, хлещет изо всех дыр. И хоть ни в одной из социальных сетей Обыденнов саморазоблачениям не предавался, фотография его все-таки в Интернете нашлась. Он в две тысячи втором давал интервью газете с игривым названием: «Восток – дело тонкое» (независимый орган Восточного округа Москвы).
Затем отставник начал шарить в базах. В его коллекции было огромное количество закупленных на «Горбушке» дисков: данные из ГИБДД и налоговой инспекции, от сотовых операторов и МВД.
Там на хирурга нашлось немало информации (как, впрочем, и на всех нас).
Однако ни название диссертации («Лечение переломов костей голени аппаратом внешней фиксации на основе стержней»), ни упоминание о том, что доктор до сих пор не заплатил транспортный налог за позапрошлый год, не приблизили Валерия Петровича к знанию о том, что связывало его с Юлией Николаевной или ее странным соблазнителем. Зато помогла информация, что Обыденнов является владельцем «Опеля Астры» номер ********* и зарегистрирован по адресу *********. Похоже, там же он проживает – указывал место прописки, когда обращался за кредитом в ********* банк на неотложные нужды.
Квартира от поликлиники находится не слишком далеко, заметил Валерий Петрович, однако пешком не дойдешь, сколько бы врачи ни прописывали пешеходных прогулок. А общественным транспортом – получается на двух автобусах, с пересадкой да по пробкам. Значит, есть значительная вероятность, что объект добирается с работы домой на личной машине.
Однако все равно требовалось вернуть медкарту Евдокии Васильевны Корешковой (которая не подозревает и подозревать не будет, что стала участницей почти шпионской истории). Поэтому свою операцию Валерий Петрович привязывал географически к поликлинике – зачем ему два раза таскаться! Узнали бы о таком планировании его кураторы, всыпали б ему по первое число. А уж если б проведали, на что он тратит обретенные в разведшколе навыки и шпионский опыт, дело могло до трибунала дойти.
Но не было кураторам больше никакого дела до Ходасевича, а докладывать им о своей художественной самодеятельности он уж точно не собирался.
* * *Экс-полковник вернул карту гражданки Корешковой в регистратуру самолично. Он не боялся столкнуться нос к носу с главврачом – вряд ли тот узнал бы его. Потому как Валерий Петрович пребывал сегодня в совершенно другом образе. Темные очки – несмотря на пасмурную погоду. Золотой перстень. Водолазка под горло. Золотая цепь поверх водолазки. А главное, все стало иным: манеры, жесты, походка. Типичный быковатый авторитет. Или авторитетный бык. Ничего общего со вчерашним суетливым дедком.
Образ криминального амбала мог бы пригодиться Ходасевичу, если бы пришлось исполнять второй, запасной вариант. Однако сработал план «а»: на стоянке на заднем дворе поликлиники отдыхал «Опель Астра», принадлежащий, судя по номеру, гражданину Обыденнову. Какая удача!
Ходасевич пересек площадку, где стояли машины – вроде бы в соседний двор идет мужик по своим авторитетским делам. По пути осмотрелся. Камер наружного наблюдения не заметил. Да и те, что, возможно, есть, почти наверняка не видят «опелек». А если вдруг даже видят – слишком далеко расположена машина от здания поликлиники, лица полковника будет не разглядеть.
Валерий Петрович занял позицию в небольшом стихийном лесочке, который разросся меж лечебным учреждением и ближайшим домом. Замер. В феврале темнеет рано, и его мощная фигура слилась в полусумраке с деревьями.
Он ждал Обыденнова. Будет, конечно, неприятно, если тот вдруг решит подвезти кого-то из своих коллег – неважно, мужеска или женска пола. Тогда операцию придется отменить. Свидетели экс-полковнику не нужны.
К машине Обыденнов подошел только около девяти. Открыл дверцу, автомобиль вспыхнул приветственным светом. Стал усаживаться на водительское сиденье. И тогда Валерий Петрович – так быстро, насколько только мог – бросился к авто, распахнул заднюю дверь – ах, хорошо, что хозяин не успел заблокировать! – и плюхнулся на сиденье позади объекта. Гаркнул: «Не двигаться! Руки на руле держать! Не оборачиваться!» Выкрики должны были парализовать волю объекта. Напугать его до смерти.