– Валерочка тебя тоже любил, – буркнула Татьяна.
– Ну, Валерочка! – снисходительно бросила Юлия Николаевна. – Он мне цветы дарил раз в год, на Восьмое марта, – если бывал в стране, конечно. Но почему-то у него всегда командировки на праздник выпадали!
– В общем, что тогда, сто лет назад, что сейчас, – подытожила Таня. – Волшебный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку.
– Будет тебе куражиться, – нахмурившись, проговорила маман.
Надо же, еще обижается. Что ж, ладно, пусть хотя бы на старости лет упиваются сумасшедшей любовью. Гуляют со своим Мирославом по горам, сидят в кафе, держатся за руки, он катает ее по окрестностям. («Тогда, давно – помнишь? Мы в Мариенбад так и не съездили…»)
Таня их тет-а-тет больше не нарушала, хотя оба звали. Но смысл? Охранять матушку не нужно – вряд ли Мирослав, конечно, маньяк. А ходить с ними – чего смущать престарелых любовничков? За обед в ресторане она и сама может заплатить.
А так как иных развлечений, кроме общепита и вод, в Карловых Варах не имелось, приходилось лечиться. Нудно, конечно, зато полезно. И все время занимает. Бегала с процедуры на процедуру, пила воду из источников. Чтоб совсем уж не погрязнуть в медицине, посещала косметолога, заглядывала на расслабляющий тайский массаж, мерзла в криокамере. Организм на неожиданную о себе заботу реагировал с благодарностью: отражение в зеркале с каждым днем радовало Таню все больше. Собственная (несчастная!) любовь вспоминалась все реже.
Хорошо бы, конечно, для максимального тонуса тоже завести курортный роман, но разве здесь достойного кандидата найдешь? Будь она дамой практичной, обязательно бы обратила внимание на какого-нибудь богатого вдовствующего старичка (их здесь лечилось полно). Однако Тане больше нравились мужчины молодые, спортивные, красивые. (И странно было бы иначе!) Но они, увы, ездили в Монте-Карло, в Ниццу, а никак не на традиционный пенсионерский курорт.
Правда, в клинике при отеле, где Таня интенсивно оздоравливалась, на нее положил глаз медбрат. Юный – не старше двадцати одного, – синеглазый, нескладный, наивный. Знакомство решил завязать, когда Садовникова с кислородной трубочкой в носу сидела. Долго ходил кругами – собирался, похоже, с мыслями. Наконец, решился. Подошел, интимно склонился к ее уху. Прошептал:
– Як ты хэски вонишь!
Таня опешила. Однако немедленную пощечину (как хотелось) не влепила, ледяным тоном произнесла:
– Please, repeat in English[12].
И выяснилось, что мальчик ей всего лишь комплимент пытался сказать на чешском: «Как ты вкусно пахнешь!»
– Давай мы с тобой будем лучше по-английски говорить! – рассмеялась она.
А юноша от ее улыбки совсем поплыл. Выдохнул растерянно:
– Вы… вы такая красивая!
И вдруг предложил:
– Хотите я вам кофе принесу?
Просто мысли ее прочитал!
На территории клиники был, разумеется, буфет. Но подавали там субстанции исключительно полезные: кефирчики, настойчики, мюсли.
– Как ты догадался, что я кофе хочу? – удивленно произнесла Татьяна.
– Просто давно наблюдаю… с каким лицом вы травяные чаи пьете, – откликнулся медбрат.
И кофе ей притащил по качеству выше всяких похвал: крепкий, душистый. К тому же коньячком слегка сдобрен. Таня с наслаждением сделала глоток, улыбнулась:
– Ох, до чего я люблю нарушать режим!
– Я могу вам и отбивную достать, – серьезно откликнулся парнишка. – С картошечкой. Хотите?
– Спасибо, лучше еще кофейку! – рассмеялась она.
И стала медбратика привечать. Тем более что особых благодарностей он не ждал: счастлив был одной ее улыбке, или когда просто сидели рядом в шезлонгах, болтали, и он, будто случайно, касался ее руки. Тане его внимание всего лишь льстило. Молодой же медбрат (он учился в университете на медицинском, естественно, факультете, а здесь подрабатывал) за нею просто хвостом ходил. Только у Тани между процедурами «окно» – сразу мчится к ней.
Странно, что замечаний лентяю никто не делал, хотя прочий персонал был загружен под завязку – если позволяли себе перемолвиться словечком с пациентом, то лишь коротко, на бегу. А ее поклонник вел себя так, как даже в российских, более вольготных, больницах не всякие доктора себе позволяли. Расслаблялся рядом с ней в кресле, болтал чуть не по часу.
– Ты здесь на особом положении? – заинтересовалась Татьяна.
– Ага, – простодушно откликнулся мальчик. – У меня дед – главный врач.
– Солидный такой, седоусый?
– Ну да. Бабушка все говорит, чтоб он их подкрасил, а дед отказывается.
– Зачем красить? Он же не артист, – улыбнулась Таня. – Седина серьезного мужчину только украшает. Мы знакомы, я у него на приеме была. Суровый у тебя дедушка. Целую лекцию мне прочел про печень, поджелудочную и неправильное питание. Сказал, чтоб на завтрак я теперь только каши ела. На воде. – Садовникова поморщилась.
– Да уж, дед – зануда ужасный, – согласился медбрат. – На здоровом образе жизни помешан. Когда я маленький был, каждый день заставлял карловарскую гейзерную соль пить – пробовала когда-нибудь?
– Однажды мама дала, – вспомнила Таня. – Гадость неописуемая.
– Согласен. А главное, недавно доказали: толку от нее ноль. И сняли с производства.
– Кошмар! А ты под началом деда работаешь! – покачала головой Татьяна.
– Ну… сейчас он меня уже не терроризирует! Я вырос, – хмыкнул парень. Снисходительно добавил: – Пусть хотя бы тому радуется, что я согласился на медицинский факультет пойти. У нас тут, в Карловых Варах, сумасшествие: чтоб обязательно врачебные династии. Поэтому полно фиговых врачей. Вроде меня. Хотя я-то на физиотерапевта учусь. Специальность безобидная. Своего кладбища не будет. А дед – он раньше хирургом работал – человек двадцать за свою жизнь, точно, зарезал. Знаешь, как он тяжело каждую смерть переживал? Будто кто-то из родных у него умер.
– Слушай, мне всегда было любопытно: как это бывает? – заинтересовалась Татьяна. – Врач делает операцию – и вдруг что? Внезапное кровотечение, остановка дыхания? Я-то в медицине вообще не разбираюсь.
– Да нет, – с важным видом откликнулся юноша. – На операционном столе как раз редко умирают. Гораздо чаще вроде все хорошо, аппендикс удалили, больной пришел в себя, показатели в норме. А ночью вдруг – внезапная кома и смерть без видимых причин.
– Что значит – без видимых?
– То и значит: не с чего было человеку умирать. Кровопотеря восполнена, антибиотики для профилактики инфекций прокололи, послеоперационный период проходит стабильно. Но человек все равно погибает. У деда в больнице даже уголовное дело возбуждали однажды. Но быстро закрыли, потому что действительно никаких видимых причин не было. Тот же механизм, что у СВСМ[13] – когда младенцы абсолютно на пустом месте гибнут.
– Не понимаю, – покачала головой Татьяна. – У любого явления обязательно есть причина. А вскрытие в таких случаях что показывает?
– В том-то и дело, что ничего! Будто человек просто перестал дышать и сердце остановилось.
– Н-да, как в пятнадцатом веке, – иронически протянула она. – Или пациент жив, или пациент мертв.
Мальчик уловил нотки сомнения в ее голосе, обиженно произнес:
– Ты что, мне не веришь? Ну… ну, хочешь – у деда спросим! Я, ладно, студент, а он-то – профессор! Все тебе по-научному объяснит, с доказательствами.
– Да не надо мне никаких доказательств! – улыбнулась она. – Я ж просто так, для поддержания разговора.
– Но я не хочу, чтоб ты меня болтуном считала!
Таня улыбнулась его юношеской горячности, ласково погладила мальчика по плечу:
– Да верю, верю я тебе. А тему давай сменим. Что за радость – говорить о смертях, о трупах! Я все-таки на отдыхе.
Студент послушно умолк. Садовникова с удовольствием позволила разговору перетечь на ее красоту, великолепную фигуру, фантастические волосы и прочее, прочее. Взгляд мальчика – прежде лишь робко восхищенный – становился все более сумасшедшим, жарким.
«А не озабоченный ли он? – пронеслось у нее в голове. – Еще подкараулит где-нибудь в здешних катакомбах, набросится… А потом патологоанатомы констатируют смерть здоровой женщины абсолютно без видимых причин».
Может быть, порвать с ним – нелепым, молодым щенком? Перестать сюда ходить – да и все. Клиник в городке полно. Но здесь у нее лечение уже оплачено. Да и ничем ее пацан (кроме страстных взоров да робких касаний) пока не ранил. Кофе вкуснейший таскает – к нескрываемой зависти прочих пациентов.
Потому она отбросила мысли о позорном бегстве, на следующий день вновь явилась на процедуры.
Медбрат подкараулил ее, едва Таня переоделась в белоснежный с золотым вензелем махровый халат и вышла из раздевалки. Просиял, бросился навстречу, затараторил:
– Танечка! У вас до процедуры есть время, целых двадцать минут. Пойдемте, пожалуйста, со мной!
Медбрат подкараулил ее, едва Таня переоделась в белоснежный с золотым вензелем махровый халат и вышла из раздевалки. Просиял, бросился навстречу, затараторил:
– Танечка! У вас до процедуры есть время, целых двадцать минут. Пойдемте, пожалуйста, со мной!
– Куда? – Она снова насторожилась.
– К пану Варнику… к деду!
По-хозяйски ухватил ее за руку, поволок, к счастью, по знакомому маршруту в профессорский кабинет. Дверь открыл без стука, с порога выпалил:
– Вот, привел! Расскажи ей, пожалуйста, сам!
Профессор (уже знакомый Татьяне) восседал за массивным, красного дерева столом. На внука взглянул снисходительно, ей подмигнул весьма лукаво. Поинтересовался:
– Жалобы на медбрата имеются?
– Ну что вы! – Таня опустила очи долу. – У вас замечательный внук!
– Разгильдяй и бездельник, – вздохнул пожилой врач.
– Де-ед! – возмущенно выдохнул парень.
А Таня – будто сама умудренная жизнью старуха – снисходительно усмехнулась:
– В двадцать лет всем положено.
– Выйди, – цыкнул профессор на парня.
Тот послушно ретировался – с порога обволок Таню очередным горячечным взором.
Пожилой врач укоризненно покачал головой. Покинул свое председательское место, помог Тане усесться в гостевое кресло, сам поместился через журнальный столик напротив. Спросил с напускной небрежностью:
– Надеюсь, вы не имеете на моего лоботряса видов?
Таня фыркнула:
– Ну, знаете! Я еще не в том возрасте, чтоб кидаться на мальчиков.
– И очень жаль, – неожиданно откликнулся профессор. – Ваши ум, образование и опыт прекрасно бы уравновешивали его юную горячность. А парень он неплохой – лентяй только.
«Нет уж, спасибо. Хватит нам одного чешского врача, маменькиного Мирослава», – пронеслась мысль у Татьяны. Она, сколь могла сухо, произнесла:
– Мне приятно поболтать с вашим внуком. Но ничего больше, простите.
– Да, да… – вздохнул старик. – Мальчишка слишком навязчив, пылок… Признаюсь: глуп. Все уши мне прожужжал про девушку своей мечты. А вчера очень расстроился, когда вы ему не поверили. Упросил меня: чтоб я сам поведал вам ту давнюю историю.
– Историю? – озадаченно пробормотала девушка.
Вчерашний разговор с юным поклонником давно вылетел у нее из головы.
– «Она не верит, что смертность в хирургии бывает иногда беспричинной, я тебя прошу: убеди ее, что это действительно возможно, а то она будет считать меня болтуном!» – Пожилой врач весьма точно скопировал интонацию своего отпрыска.
Таня усмехнулась:
– Вообще-то мы просто small talk вели. Вам совершенно не стоило тратить на подобные пустяки свое драгоценное время.
– И тем не менее, – улыбка с уст профессора вдруг исчезла, – я хочу вам тот давний случай поведать.
– Да зачем?
– Пожалуйста, Таня. – Его брови сурово сдвинулись. – Просто меня послушайте. Это займет не более десяти минут.
Она взглянула на старика удивленно, вздохнула:
– Ну, если вам так хочется…
– История, – веско молвил медик, – действительно очень давняя. Произошла несколько десятилетий назад. Когда я был молод… в вашем, примерно, возрасте… в клинике, где я тогда работал, имел место инцидент. В течение месяца с разницей, примерно, в полторы недели умерли трое. Все женщины. Молодые, здоровые. После пустяковых операций. И – как верно сказал мой внук – без видимых причин. Случаи сочли вопиющими, было произведено тщательное расследование. В консилиуме принимали участие лучшие на тот момент врачи Чехословакии – хирурги, микробиологи, патологи. Однако причины смерти молодых женщин так и не были установлены. В научных кругах об этом случае много говорили, выдвигались различные гипотезы, вплоть до самых бредовых, некоего таинственного вируса… Однако разгадки нет до сих пор.
Он сделал паузу.
– Ну-у… – протянула Татьяна.
Профессор проницательно на нее взглянул:
– Пока вам не интересно. Верно?
– Да, честно говоря, не особенно, – согласилась она.
– Что ж. Тогда попробую привести другой аргумент, – усмехнулся он. – Ваша фамилия ведь Садовникова?
– А откуда вы?.. – возмутилась было Татьяна. Потом догадалась: из медицинской карты. Сама же назвала.
А доктор продолжал:
– Таня Садовникова. А маму вашу зовут, – он старательно артикулировал, – Юлия Николаевна.
Вот это уже было интересней.
– Да, все верно. – Девушка решила вопросов не задавать, пусть старик сам старается.
А тому явно было не по себе. Понурился, на щеках выступил румянец, голос прерывается. Взглянул на нее чуть ли не жалобно, пробормотал:
– Вы сейчас можете обвинить меня, что я нарушаю вашу privacy. Но я всего лишь хочу предостеречь вас.
– О чем? – Она решительно не понимала.
– Будьте, пожалуйста, осторожнее с Мирославом Крассом.
– Откуда вы про него знаете? – опешила она.
– У нас маленький городок, – виновато произнес профессор. – А Мирослав – друг вашей мамы — фигура здесь известная. Его история в свое время наделала в Карловых Варах много шума… Его проклинали, ему завидовали. Когда же он появился здесь – сначала месяц назад, а теперь снова, – конечно, его визит не остался незамеченным. Более того: маму вашу тоже вспомнили и узнали в ней ту самую девушку, в которую когда-то был влюблен Мирослав. Ту, которую он уже единожды бросил.
– Но кому какое дело?.. – будто в пространство произнесла Татьяна.
– Избави бог, Таня, я вовсе не пытаюсь вмешиваться в вашу – или вашей мамы – личную жизнь, – поспешно откликнулся профессор. – Но я ведь не случайно заговорил про те, давние, смерти в нашей городской клинике. В просьбе моего внука встретиться с вами и прочесть лекцию на медицинскую тему я увидел своего рода провидение…
– Продолжайте, – насторожилась Татьяна.
– Дело в том, что тогда, давно… во все те три ночи, когда в госпитале без видимых причин скончались молодые, здоровые женщины, там дежурил один и тот же врач. Подающий надежды хирург русского происхождения. Выпускник московского Университета дружбы народов. Звали его – Мирослав Красс.
* * *Влюбленный медбрат верным рыцарем ждал Татьяну у дверей кабинета. Едва увидел, торопливо заговорил:
– У вас сейчас жемчужная ванна. Вы немного опаздываете, но я договорился, чтоб вам сдвинули расписание!
Садовникова окинула мальчишку рассеянным взором. Дальше взгляд упал в огромное зеркало, на себя: белоснежный махровый халат, волосы, собранные в аккуратный больничный – как у мамы! – пучок. Какой же она ерундой занимается!
Таня решительно отстранила юного медика, выдернула из прически шпильки – волосы рассыпались по плечам.
– Какая вы красивая… – восхищенно пробормотал докторенок. – Но пойдемте же! На процедуре вас ждут.
– Извини, милый, мне надо уйти, – твердо произнесла она.
Торопливо направилась в раздевалку. Совсем не до ванн ей сейчас.
Маме Таня позвонила, едва выудила из шкафчика телефон. Как всегда, не отвечает или временно недоступен.
Роуминг бережливую Юлию Николаевну пугал. У одной ее знакомой по поликлинике, поведала она дочери, за границей списали несусветную сумму, хотя та никому не звонила. Всего лишь скачивала ежедневно прогноз погоды.
– Мам, но тебе это не грозит! У тебя аппарат старинный, в Интернет выходить не умеет! – расхохоталась Татьяна.
Но переубедить осторожную мать не смогла – та все равно постоянно норовила выключить телефон. На всякий случай.
И как теперь ее искать?
Девушка взглянула на часы: два пополудни. Кажется, сегодня маман собиралась вместе со своим ненаглядным посетить очередную забаву – пивные ванны одновременно с дегустацией ледяного пенного. Во сколько они вернутся? К обеду, к ужину?
Ох, что-то совсем тревожно ей стало. Связалась мать с типом подозрительным по всем статьям. То ли врач – убийца. То ли террорист. С виду безумно в Юлию Николаевну влюблен, но не зря же Татьяне показалось: он ведет какую-то собственную, хитрую игру.
Что ж она не догадалась записать хотя бы телефон господина Красса? Тот, барин, роуминга вряд ли боится, аппарат не отключает. Хотя с какой стати было требовать номер у любовника матери?.. Все у пожилых голубков на первый взгляд благостно, красиво: букетики, романтические прогулки. Но если мамулик роману отдается всем сердцем, то Мирославу, похоже, Юлия Николаевна зачем-то нужна…
Татьяна с отвращением бросила стерильно-белый махровый халат на пол и стала торопливо одеваться.
* * *Ошибиться она не могла. Едва звякнул дверной колокольчик, и Гануш, дремавший в кресле, встрепенулся – в его глазах мелькнул страх. Однако хитрый старик быстро взял себя в руки, залучился улыбкой:
– Пани Таня! Я очень рад вас видеть! А как поживает ваша замечательная мама?
– О, пан Гануш, у нее все отлично! – промурлыкала Татьяна. – Любовь у них с Мирославом, страсть. Все вышло, как вы и хотели.