Вечерело. То втягивалась в приоткрытый проем форточки, то выдувалась обратно занавеска; в квартире было тихо.
Можно включить телевизор. А еще надо сходить в магазин, купить продуктов, но Лайза ни о чем не могла думать: два часа назад она прошла мимо его дверей – забыла зайти внутрь, – а теперь все никак не могла вытолкать себя на улицу.
Печенье и тишина создавали ощущение ложного уюта, хрупкого комфорта, который она так часто силилась отыскать в последние дни, и потому вместо нужного похода в магазин из коробки в рот механически одна за другой отправлялись кунжутные пластинки; хруст отвлекал от ощущения образовавшей внутри пустоты.
Наверное, часть ее приняла тот факт, что прошлому придется остаться в прошлом, и между разумом и частью сознания, которая так и не смогла смириться, выросла стена – из-за нее и ощущалась пустота в душе. Она помогала не сорваться, не зарыдать, сохранить остатки душевного равновесия.
Рядом с пустотой в душе робко пристроилась благодарность Рену за то, что устроил сегодняшнюю встречу, а заодно и Элли, которая, несмотря на недавнее недоверие, сумела-таки изменить мнение и помочь подруге, нашла простые, но такие нужные слова, долго отпаивала чаем и слушала сбивчивый рассказ о прошлом. Улыбалась, посверкивая глазами, и всеми силами старалась поддержать.
«Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Ты только не грусти…»
Лайза смотрела на печенье, которое держала в руке, – на корочку из плотно спрессованных и залитых сиропом семечек сверху, – и думала: а как она сама отреагировала бы, приди Элли к ней в гости и начни рассказывать «небылицы»?
«Представляешь, – захлебывалась бы белокурая подруга, – мы с Реном жили вместе целый год! Я носила его кольцо, я знаю, как выглядят комнаты его дома, я знаю все его привычки, все про него знаю…»
А Лайза бы помнила – знала, – что они незнакомы. Что Рен вообще никогда в жизни не встречал Эллион.
А та бы утверждала обратное: «Я помню тебя, твоих подруг, помню, что произойдет в будущем, ведь я прожила его, это будущее, а потом Портал…»
Сложно ей было бы поверить в подобную историю?
Наверное, не сложно, вот только мир после такого рассказа показался бы… хрупким. И ни к одному Порталу Лайза бы близко не подошла, и за Мака после этого держалась бы куда крепче – вообще не выпускала бы его руку из своей…
Вот и Элли, наверное, теперь точно так же не выпускает руку Рена. Да и он ее. Держит, не отпускает.
Чтобы не дать предательской мысли «вот бы увидеть Мака» высунуть кончик любопытного носа наружу, Лайза поднялась с дивана, очистила пальцы от налипших семечек и пошла выкидывать пустую коробку.
Глава 5
Вооружившись фразой «Проигравший смотрит назад, а победитель – всегда вперед», следующие пять дней Лайза жила, следуя строгому расписанию: вставала пораньше, тщательно накладывала макияж и подбирала одежду, наклеивала на лицо доброжелательную улыбку и приезжала в офис без опозданий. Работу выполняла без вдохновения, но выполняла – Майлз оттаял, – стала чаще появляться у кофейного автомата, возобновила общение с коллегами и даже несколько раз включала молчащий обычно у компьютера дисковый проигрыватель – делала вид, что наслаждается музыкой.
И все это время, чувствуя себя не то героиней криминального фильма, не то шпионкой, она внимательно наблюдала за Гарри: как и во что тот одевался, с каким настроением появлялся на рабочем месте, не выказывал ли излишней нервозности или другого непривычного поведения – ведь скоро ему передадут бумаги. Или уже передали?
Старина Олдридж вел себя, на первый взгляд, обычно: ежедневно заигрывал с секретаршей, благоухал на весь этаж одеколоном, жевал луковые сэндвичи и постоянно насвистывал «Милашку Розу». По этому свисту, а также по меняющимся с утра ярким пиджакам – с синего в клеточку на красный, с красного на темно-зеленый в полоску, с зеленого на коричневый, цвета свежей детской неожиданности, – его перемещение легко отслеживалось по этажу. Вот Гарри на рабочем месте, вот Гарри гарцует к шефу в офис, вот отправился перекусить, вот вернулся и наливает четвертый стакан кофе за час.
Дважды Лайза подсаживалась к нему за стол в кафе во время обеденных перерывов и заводила дружеские безо всякой темы беседы: расспрашивала о проектах, улыбалась, шутила, поднимала болезненную для всех работников отдела тему повышения зарплаты, пересказывала утренние новости и всем своим видом будто сообщала: «Видишь? Я твой друг. Мне ты можешь доверять, да-да, можешь».
Трижды она «случайно» натыкалась на Олдриджа у кофейного автомата и, смеясь, хлопала того по плечу, несколько раз «неожиданно» встречала его у входа в «КомАрт» и один раз даже подошла к его столу с вопросом о том, какой из только что созданных ей эскизов ему нравится больше.
– Я же доверяю твоему профессиональному мнению, – говорили ее губы. И «принеси мне бумаги!» – говорили ее глаза; Гарри делал вид, что ничего особенного не происходит, и польщенно улыбался.
– Вот этот набросок лучше, – стучал он холеным ногтем по одному из листов, – ты же видишь, здесь все гармоничней: обои, расстановка мебели, свет распределяется правильнее…
«Кого бы интересовало твое чертово мнение», – искусственная улыбка давалась ей так же легко, как манекену в витрине.
На дворе стоял восьмой день августа; до момента Х остались сутки.
Ближе к вечеру в то же время, что и год назад, Лайза постучалась в кабинет начальника и попросила выходной.
– Много работы, – пробурчал Майлз, не поднимая глаз от планшета.
Ее ладони вспотели; позвоночник начало покалывать от напряжения – ей нужен этот выходной. Именно этот и никакой другой.
– Мне очень надо. Очень! Зато потом я целую неделю буду пахать как вол – в два раза больше сделаю, вот увидите.
Сработало – мистер Кетч махнул рукой; Лайза почувствовала себя всплывшим после трехминутного погружения ныряльщиком – от облегчения кружилась голова.
Из кабинета она выскользнула под трель разразившегося звонком телефонного аппарата босса и успела увидеть, как коричневый пиджак Олдриджа мелькнул в проходе – Гарри отправился на выход.
Вечером, уже почти перед самым сном, который, по опасениям Лайзы, мог в эту ночь не прийти вовсе, позвонила Элли. Разговор вышел коротким, почти куцым, но содержательным.
– Завтра? – коротко спросила подруга.
– Завтра, – раздался такой же короткий ответ.
– Удачи тебе во всем. Отзвонись, ладно?
– Как только смогу.
– Если потеряешься… я буду знать, что все нормально.
– Да.
– Все. Удачи.
– И тебе. Спокойной ночи.
Какое-то время Лайза смотрела на застывшую с телефонной трубкой у уха тень на стене – сопела, думала, пыталась понять, сильно ли нервничает, – затем оставила бесполезные попытки осознать свое эмоциональное состояние – оно напоминало нервно дребезжащую струну, – положила трубку на тумбочку и отправилась спать.
* * *Утро дня Х
Девять тридцать.
Кажется, в тот день она ела круассаны. На завтрак. Их оставил под дверью сосед.
Нет – она нашла их под дверью позже, после того как вышла из душа и приняла из рук Гарри бумаги.
То есть ей обязательно сейчас нужно сходить в душ? А вдруг она пропустит звонок в дверь – попросту не услышит его? И так ли важно, что именно она съест на завтрак? Напряжение нарастало; при мыслях о еде желудок бунтовал.
Десять утра.
Дрейк сказал, что история должна повториться во всех деталях – во всех. Неужели этот хитрец имел в виду то самое – ВО ВСЕХ-ВСЕХ?
«Иначе история не придет к тому же финалу, что и раньше», – кивнул в ее голове Дрейк.
Черт. Ведь вчера уже были некоторые расхождения: например, раньше она не спрашивала мнения Олдриджа о собственных эскизах – это считается? Или есть то, что не считается, – некритичные, так сказать, моменты?
Лайза нервничала. И чем больше стрелка часов удалялась от десятичасовой отметки, тем ощутимей становилась дрожь в ладонях.
Во сколько должен пожаловать коллега по работе – в одиннадцать? Около одиннадцати? Она не помнила точное время, и оттого, одетая в халат и так и не приняв душ, кружила по комнате, как загнанный в ловушку волк.
Нужно сходить в душ – вдруг это критично?
Нет, к черту душ – какая разница, будут ее волосы мокрыми, как тогда, или останутся сухими?
Гарри, где ты, Гарри? Уже пора.
Она то торчала у окна, всматривалась в проезжающие внизу машины – не остановится ли какая-нибудь у подъезда? – то вдруг начинала перебирать шкафчики, искать хлопья для завтрака.
Ты их не покупала. Ты не ходила в магазин.
Все верно. В последние дни она питалась исключительно на работе.
В сотый раз сообразив, что завтракать нечем, Лайза вновь принималась нервничать и кружить по комнате. Гарри, ну где же ты? Ведь уже почти одиннадцать.
Может, его не пропустил консьерж? Может, он застрял между этажами в лифте? Может…
Все триста тысяч всевозможных предположений, начинающихся со слов «может», ей пришлось оставить спустя полчаса, когда стрелка часов надменно переползла на отметку в пятнадцать минут двенадцатого.
Он не приедет.
Эта мысль прозвучала в голове чужим голосом – холодным и абсолютно уверенным в своей правоте.
Что-то пошло не так. Гарри не приедет.
Ошарашенная внезапным понимаем того, что время Х прошло, а Олдридж так и не появился (и уже не появится), Лайза несколько секунд стеклянными глазами смотрела на полку с книгами. Затем рванулась к стоящему на столике телефону и принялась судорожно нажимать на кнопки.
Какой же номер у рыжего Вилли – на конце двести сорок восемь или двести сорок семь? Кажется, сорок семь…
– Вилли! Вилли! – заорала она не своим голосом, стоило коллеге отозваться на звонок. – Скажи, а Гарри сегодня на работе?
– На работе, – спокойно ответили ей, – а что, собственно, случилось?
– Ничего, – хрипло прошептала Лайза, ударом бойца впечатала трубку в аппарат и бросилась в спальню одеваться.
Ей нужно в гараж, ей нужно как можно скорее попасть на работу.
В офис она приехала с рекордной скоростью – вместо обычных двадцати шести потратила на дорогу всего тринадцать минут, – пулей пролетела мимо охранников к лифту, едва успела предъявить пропуск на своем этаже и кивнуть секретарше Джил, после чего бегом бросилась по коридору.
«Где… Где… Рабочий стол… Гарри…» Мысли, кажется, запыхались вместе с дыханием.
Бежать до дальнего конца помещения не пришлось – серо-желтый пиджак в голубую полосочку она увидела еще издалека. У кофейного автомата.
– О, а у тебя разве не выходной? Или ты на прогулку? Спортивную пробежку?
Пегий благоухающий одеколоном хлыщ кивнул на ее спортивный костюм (первое, что попалось под руку в шкафу) и кроссовки.
Лайза не заметила, как сжала кулаки.
– Гарри… Почему ты… здесь?
Пластиковый стаканчик, наполнившись коричневым кипятком, перекочевал в руки Олдриджа; светлые ресницы дернулись вместе с нервно дрогнувшими веками. Другой бы не заметил – она заметила.
– А где я должен быть? – веселый смешок тоже не скрыл напряженности. – Это вот ты почему здесь? Тебя-то как раз быть здесь…
– Гарри, что ты делаешь? – она сама не заметила, как сменила тон на заботливый и ласковый – таким наставляют на путь истинный заблудившегося малыша. – Тебя ведь здесь не должно быть. Зачем ты приехал в офис? Зачем? Ты ведь собирался ко мне…
Сказала и запнулась. Она не должна была говорить ничего подобного, но поздно – Олдридж застыл у стены, его рот приоткрылся:
– Откуда ты знаешь? Я… собирался… Но передумал.
– Почему передумал, Гарри? Почему? – Лайзе хотелось сделать две вещи одновременно – зло зарыдать и удушить стоящего напротив мужчину, который рушил ее день… рушил ее жизнь. – Разве ты не знаешь, что я твой друг? Что ты можешь мне доверять? Помнишь, ты прикрыл меня однажды перед шефом, неужели не думал, что и я смогу помочь?
– Помочь кому? Мне?
Ее коллега заметно побледнел. Наверное, она говорит не то и не так, но что еще сказать идиоту, который только что решил не везти ей домой те самые нужные бумаги?
– Я же за тебя, разве ты не знаешь? – продолжала обиженно, но исключительно ласково упрекать Лайза – так подходят с тапком к обоссавшему все углы коту. – Ты всегда мог мне доверять, ведь так?..
– Ты… О чем ты говоришь?
– Ну, я чувствовала, что в последнее время ты сам не свой, понимаешь? Чувствовала, что тебе может понадобиться помощь, – и почему-то ждала тебя сегодня, а ты не приехал…
– Я… – Гарри вдруг умолк на полуслове, его глаза подозрительно прищурились, а кофе в руке задрожал; песочного цвета глаза, светлые ресницы, серый с разводами пиджак – все это слилось для Лайзы в один-единственный ненавистный объект. – Ты… одна из них… Да-да! Как я сразу не догадался!
– Одна из кого? – опешила Лайза. Мимо них по коридору прошел рыжий Вилли – кивнул в знак приветствия, деловито посмотрел на часы и зашагал быстрее.
– Ты… не могла знать, что я собирался к тебе, но знала. Ты хотела, чтобы я привез их тебе, да?
Он вдруг сорвался на фальцет, почти что на писк; они оба знали, о чем речь.
– Гарри… Я…
– Ты следила за мной, – не унимался Олдридж, – ходила за мной по пятам, липла, все пыталась дать понять, мол, я твой друг, а на самом деле хотела заполучить бумаги…
Вот он и произнес это слово вслух.
– Ты идиот, Олдридж, – вдруг жестко и совсем не ласково отрубила Лайза. – Что ты наделал, ты сам-то знаешь? Ты мог отдать их мне, и все было бы иначе…
Для нее. Не для него.
– Вот почему ты приехала… – дрожащая рука наполовину расплескала кофе из стаканчика; несколько капель попало на идеально начищенные ботинки.
– Отдай их мне. Еще есть шанс, – она сделала шаг навстречу; внутри все клокотало.
Разговор получался совсем не тот – совсем не такой, как она представляла себе; от напряжения казалось, что воздух сейчас заискрит.
– Оставь меня… – Олдридж попятился, оступился, попал пяткой на брошенный мимо урны стакан.
– Гарри, не дури!
– Оставь меня в покое… Я знал… Я с самого начала знал…
– Гарри, тебя убьют из-за этих бумаг сегодня. Слышишь?
– Что? Что ты такое говоришь?
– Еще не поздно! Скажи, они того стоят? Стоят твоей жизни? – она шипела на него, как разъяренная кошка; на них смотрели.
– Значит, вы уже все решили?
– Да я… Я не одна из них!
– Все… Не приближайся ко мне. Никогда. – Он вдруг развернулся и кинулся прочь по коридору. Тот самый Гарри Олдридж, который этим утром не привез ей бумаги, понесся так быстро, что едва не потерял равновесие, – толкнул по пути возвращающегося Вилли, случайно сбил рукой с ближайшего стола подставку для карандашей – те с грохотом раскатились по полу – и почти снес с петель ведущую наружу дверь.
– Га-а-а-а-арри-и-и-и-и! – донесся ему вслед протяжный и отчаянный вой; все работники как один посмотрели на Лайзу; из кабинета высунулась голова шефа.
– Что здесь, черт возьми, происходит?!
Офис сковала полная и непривычная тишина.
* * *Она шагала по улице, злая как фурия, а внутри бурлил фонтан бешенства, обиды и полной абсолютной растерянности.
«Не следовало» – именно таким заголовком можно было обозначить не только сегодняшний день, но и всю ее жизнь – по крайней мере, в течение последних двух недель. Впереди стелилась улица, все дальше за спиной оставалась парковка с «Миражом», в который ей пока не хотелось садиться.
И первым «не следовало» в списке стояло: «Не следовало ехать в офис и встречаться с Гарри».
На что она надеялась, черт ее подери? На то, что Гарри увидит ее и вдруг одумается? Покорно протянет ей портфельчик, извинится за непристойное поведение и попросит прощения? Что вот так просто передаст ей злосчастные, еж их дери, документы?
«А как? – рычала Лайза на себя мысленно. – Нужно было сесть посреди гостиной и начать размазывать по лицу сопли? Нужно было сменить занавески, переклеить обои, выпить за свое здоровье и начать наконец новую жизнь?»
В офисе по крайней мере был шанс – последний шанс заполучить бумаги и повернуть-таки историю в нужное русло.
Но история этого не захотела. Противная, поганая, своевольная история, она развернулась толстой задницей к Лайзе и зашагала прочь в совершенно ином направлении. И всё потому, что Лайзе не следовало в последние дни (да-да, второе «не следовало» из списка) слишком дружелюбно вести себя с Олдриджем. Но ведь она хотела как лучше! Точно, она много где хотела «как лучше»: принимая повестку от Комиссии, направляясь в Портал, задавая ему неверные данные, а после – звеня воротами у дома Мака, она везде хотела «как лучше».
Б…!
Хотелось материться – долго, звучно и беспрестанно.
«Попробуй повторить историю».
«Дрейк, ты ведь знал, что это невозможно. С самого начала знал, но пытался утешить. Как можно вести себя точь-в-точь как год назад? Ты бы тоже не смог – никто не смог бы…»
Теперь она пыталась утешить себя саму? Подбодрить? Развеселить? Да ей и так хотелось смеяться – над собой, над жизнью, над тем, сколько еще раз она будет силиться не потерять то, чего уже нет. Сколько еще времени ей понадобится для того, чтобы осознать непреложную истину: «В одну реку не войти дважды»? Час? День? Год?
Нет, нисколько не понадобится.
Лайза шагала по улице и улыбалась – недобро, жестко и равнодушно. Все, история уже не пойдет как раньше.
Гарри ушел. Бумаг нет. Погони не будет.
Не стоило и надеяться.
И еще не стоило орать в офисе на шефа – все-таки он был прав: своим появлением она устроила беспорядок, нарушила дисциплину и возмутила обстановку.
Мда. Не стоило.
Да ну и черт с ним – теперь всё в прошлом.