— Иван… — выдавила я, с ужасом заглядывая в его пустые глаза.
Не поворачиваясь, он наотмашь ударил меня по лицу. Вроде и не очень сильно, но я сразу ощутила во рту соленый привкус.
— Помолчи, Таня.
Майор дал задний ход, мы опять выехали на проспект и двинулись в обратном направлении. Мы возвращались. Возвращались к «Матриксу».
— Дернешься — прострелю колено, — равнодушно сказал Иван.
Это была не угроза, а простая констатация. Его палец лежал на спусковом крючке ГШ.
— Не сдавайся, Иван! Пожалуйста, не сдавайся!..
— Заткнись.
Впереди — перекресток с Ново-Алексеевской. Майор затормозил. Решил повернуть. Возвращаться к «Матриксу» было поздно. Два полицейских «лунохода», прокладывая путь мигалками и сиренами, как раз выруливали в том направлении. Шуму мы наделали достаточно.
Теперь пора… Я ударила по педали газа.
И тут же взвыла от боли.
Колено!!!
Иван сдержал обещание. Но не смог избежать столкновения. Наш «форд» на полном ходу «въехал» в патрульную машину.
Удар! Я почти достала головой лобовое стекло. Ремень врезался в предплечье до кости, но потом ослаб. Рывком я освободила руку и схватилась за пистолет. Грохнуло ещё два выстрела, на этот раз в пол кабины. Отпустив руль, Иван заехал мне кулаком в висок…
Будто граната разорвалась — красные круги перед глазами…
Дальнейшее — как через туман.
Майор сумел сдвинуть «максимус» после столкновения и уходил от погони. Барабанили пули по заднему бронестеклу, меня швыряло туда-сюда при каждом резком вираже.
Не знаю, сколько это продолжалось.
Когда в глазах и в голове у меня прояснилось, я вдруг увидела справа непрочное дощатое ограждение. И, собрав остатки сил, отчаянно рванула руль. «Форд» снес ограждение, резко заваливаясь вбок. Всё завертелось, словно в бетономешалке — вверх, вниз, вверх, вниз… Несколько раз меня сильно ударило головой. Удивительно, как я вообще не свернула себе шею.
Но сознания не теряла. И едва дикая «карусель» замерла, потянулась к пистолету, выпавшему из руки майора. Только он успел быстрее.
Приставив оружие к моему виску, секунду смотрел на меня безумными глазами. А потом развернул ствол и выстрелил.
Себе в голову.
Я ударила по его руке. Слишком поздно. Пистолет упал на иол. Из раны выше виска хлынула кровь.
— Иван!
Он сидел неподвижно.
Губы у меня затряслись. Я подняла пистолет. Опять выронила и разрыдалась.
Они так надеялись, они верили в меня… А я никого не смогла спасти.
Откуда-то, очень издалека, донеслась полицейская сирена.
Нет, я не имею права раскисать.
Трясущимися пальцами я достала из кармана майора ключ и освободила свою правую руку от «браслетов». Потом нащупала «липучки» и расстегнула его бронежилет. Припала к груди Ивана, вслушиваясь… Сердце билось! Он ещё жив.
Попыталась открыть дверцу. Безрезультатно, должно быть, её заклинило. Тогда я несколько раз выстрелила по креплению лобового стекла и выбила его ногами.
Чтобы прийти в себя от боли, понадобилось не меньше пяти секунд. Штанина на раненой ноге — вся мокрая от крови. Но заниматься перевязкой некогда. Полицейские сирены приближались.
Стиснув зубы, я вытащила Ивана из кабины. Мы — на дне огромной бомбовой воронки. Уходя от погони, майор добрался до разрушенных кварталов.
Я с тоской глянула на крутые склоны. В этой чертовой воронке мы как на ладони. Отличные мишени даже для никудышних снайперов.
Стоп. В одном месте битый кирпич немного просел. Будто под ним в склоне — отверстие! Обдирая пальцы, я начала разгребать завал. Так и есть! Полузасыпанный проход. Я-то сумею влезть. А как протащить Ивана?.. Он куда массивнее.
Медленно хромая, поволокла майора к отверстию.
Нет, не получается.
Расширяя проход, выбросила наружу целую груду бетонных обломков. Теперь, согнувшись, можно перемещаться хотя бы на корточках. Снова подхватила Ивана за плечи.
Господи, какой тяжелый! И уже второй раз сегодня я таскаю его на себе. В конце концов это несправедливо… Я — лишь хрупкая девушка, я не должна, надрываясь, волочить туда-сюда здоровенных мужиков. Целая гора мышц пропадает зря, без всякой пользы… Он бы шутя мог поднять двоих таких, как я. А я… Что я могу? Я ведь не железная.
Не железная…
Кажется, бормотала это вслух. И сантиметр за сантиметром тянула Ивана за собой. В раненой ноге словно ворочался раскаленный прут…
Сирена взвыла ближе… Наверное, всего пара кварталов. Я едва не заплакала от бессилия. Но потом каким-то чудом сумела втащить майора внутрь.
Дальше — легче. Проход расширялся. Спустя еще несколько метров, добравшись до поворота, я отпустила Ивана и сама повалилась рядом. Тяжело перевела дух. Пускай попробуют сунуться. Даже если у полицаев хватит смелости, они об этом пожалеют. На светлом фоне по их силуэтам не промахнется даже ребёнок. И гранатой меня не достанут.
Завалить за собой отверстие?
Нет уже ни времени, ни сил…
Сдерживая дыхание, я вслушалась. Может, не заметят? Проскочат на полном ходу?
Сумерки густеют. След от протекторов на сухой земле не так бросается в глаза. А дыра в дощатом ограждении… Как раз это неудивительно. Удивительно, как само ограждение до сих пор уцелело.
Если бы я верила в Бога, я бы сейчас молилась.
Но давно уже я поняла: если и существует кто-то по ту сторону небесного свода — нет ему дела до наших проблем. Тому, кто отвечает за мироздание, некогда заниматься пустяками…
Прошуршали шины, брызнули камешки из-под колес, один даже долетел до дна воронки. И полицейские «луноходы» снова заголосили раненым зверьем, распугивая обитателей Развалин и удаляясь.
Я лежала, боясь шевельнуться, пока сирены стали неразличимыми. Потом прижалась к груди майора. Он дышит, он живой, он должен жить…
Глава 5
Когда напряжённое ожидание отступает, я проваливаюсь в забытье. Что-то между сном и бредом.
Я всё ещё лежу на полу в «Матриксе». Гэймеры идут в атаку, и ГШ вздрагивает в моей скрюченной судорогой руке. Мне тяжело. Полковник Фатеев подкрался сзади и теперь сжигает моё колено на медленном огне. Я слышу его злобное бормотание: «Тебе это зачтется! Сука!» — но обернуться не могу. Я должна стрелять по ожившим мертвецам.
А они совсем не обращают внимания на пули. Спорят между собой:
«Говорю тебе, „Дарк Варриор“ — крутая штучка!»
«У тебя что, матрица поехала? По сравнению с „Думом“ „Дарк“ не катит! И графика ни к чёрту, и анимация — дерьмо!»
Нуля пробивает грудь спорщика, и он горделиво указывает на свежую дырку:
«Вот видишь! „Варриор“ и близко не стоял!»
Взрыв. Клубы дыма рассеиваются. И в мешанине тел одна оторванная голова говорит другой:
«Да. Эта вещица покруче „Армагеддона“».
Огонь пылает вокруг. Но почему-то он сжигает только моё колено. Проклятый Фатеев… Сейчас я обернусь и всажу ему пулю между глаз.
Медленно, с трудом поворачиваюсь. Темнота. Где я? Ледяной ужас накатывает. Неужели я снова в метро, в огромной гробнице с останками людей и поездов? В гробницах не место для живых. Там живут чудовища… Псы-убийцы с крокодильими пастями, ожившие мертвецы с серой кожей… Я слишком люблю солнце, я люблю тепло и свет. Я не могу умереть так!
Задыхаясь и волоча за собой раненую ногу, ползу по туннелю. Свежий воздух, это хорошо… Прохладный воздух в лицо. Но тьма по-прежнему густая и непроглядная.
Вдруг проваливаюсь куда-то. Бездна, подо мною бездна! Зацепиться за что-нибудь, остановить падение! Обдирая ладони, сползаю вниз по крутому склону.
Нет. Дно здесь всё-таки есть. Я переворачиваюсь на спину и вздрагиваю. Пальцы судорожно пытаются нащупать опору. Настоящая бездна не внизу, а надо мной. Тысячи далеких льдинок в черной пустоте. Если сорвусь туда, я буду падать целую вечность…
Ночь. Оказывается, уже наступила ночь.
Боль в ноге притупилась. Кровь перестала идти. И вообще, чувствую себя немного лучше. Значит, всё не так плохо. Способность к регенерации у меня ещё есть.
Вот только пить охота. Во рту сухо, как пустыне.
Поискала в кармане плоскую металлическую фляжку. Там должна быть минералка, Артём нацедил. Он так рвался вместе с нами в «Матрикс». Конечно, мы его не взяли. Хоть это мы сделали правильно…
Я глотнула и завинтила крышечку. Остальное — Ивану.
Натянула «ночники» и оглянулась по сторонам. Тишина. И похоже, никто из местных до сих пор не заинтересовался опрокинутым набок «Фордом-Максимусом». Какие нелюбознательные. А может, здесь действительно никто не живет? Значит, полицейская «зачистка» была относительно недавно.
Хромая, я медленно заковыляла к отверстию. Что с Иваном? Я ведь его даже не перевязала.
Хромая, я медленно заковыляла к отверстию. Что с Иваном? Я ведь его даже не перевязала.
Майор лежал неподвижно. Присела рядом, взяла его руку… И вздрогнула. Рука была слишком холодной. Попыталась нащупать пульс, хотя бы совсем слабый, хотя бы редкий…
— Иван, — тихонько простонала я. — Иван, не бросай меня. Пожалуйста…
Пульса не было. Дыхания тоже. Взгляд из-под полуприкрытых, немигающих век — спокойный, почти равнодушный.
Вот и всё. Никого не осталось.
Сорвала «ночники», погружаясь во тьму. Так было легче. Ничего не видеть, не думать. Исчезнуть. Темнота меня не пугает. Она уже во мне. Чёрная пустота и холод…
Эти твари всех угробили. Всех, кроме меня.
Я поёжилась. Белозубая улыбка Алана вдруг проступила как наяву: «Не захотела дружить со мной, Таня? Попробуй подружиться с имплантатами…»
Тьма… Какая густая тьма…
Я опять надвинула «ночники»… Вот она, рукоятка ГШ, удобная рукоятка из термопластика. Даже в самый сильный мороз её можно держать голыми руками. Сейчас лето, но почему мне так холодно?
Приставить ствол к виску. Нажать спусковой крючок из того же термопластика… И всё закончится… Пройдёт глухая боль, которая не отпускает меня уже три года, от которой не исцелят самые искусные доктора…
Что будет там, впереди?
Николай, несчастный блаженный, в камере «охранки» не успел об этом рассказать.
Папа, мама, братишка, я так хотела бы опять вас увидеть…
Чёрный зрачок ствола пытливо на меня смотрит. Я медленно опускаю оружие. Нельзя. Тогда уж точно Алан умрёт от смеха в аду. Такого подарка я ему не сделаю.
Я ещё не превратилась в чужую куклу.
Во-первых, выйти на связь. Сигнал наших микрорадиостанций глохнет в пределах десяти километров. Значит, надо воспользоваться обычной городской сетью.
Полезла во внутренний карман куртки Ивана и достала «мыльницу». На плоском корпусе — изрядная вмятина. Пулей сквозь бронежилет? Или всё-таки след от моего пальца?
Открыла экранчик. Поперёк него пролегло несколько трещин. Хвалёная японская техника. В рекламном ролике по мини-компу били молотком — и ничего.
Нажала клавишу «power». Экран оставался тёмным.
Ладно, попробуем связаться хотя бы в режиме обычного телефона. Насчёт прослушивания можно не беспокоиться — при наборе номера Чингиза «мыльница» автоматически переходит в режим кодировки. Для постороннего уха весь разговор покажется хаотическим шумом.
Мой палец лёг на кнопку с первой цифрой, когда внезапно что-то неприятное зашевелилось на периферии сознания. Полуосознанное чувство тревоги.
Они явно ждали, что сегодня мы придем в «Матрикс». Даже коды на дверях не сменили, заботливо готовя для нас ловушку. Может, догадались. А может, знали наверняка…
Я торопливо выключила «пальм», захлопнула погнувшийся экранчик. Сейчас глубокая ночь. Не так много людей пользуется в это время мобильной связью. Не так уж и сложно отследить… Особенно, если они знают резервный сетевой номер Ивана.
И звонить с другого телефона тоже не стоит. Если они держат Чингиза «под колпаком» — это всё равно, что орать на всю Москву: «Вот я где! Придите и возьмите».
Связи нет. Остаётся надеяться только на себя.
Я вытащила батарейку из мини-компа, схватила кирпич и несколько раз, изо всех сил, ударила по корпусу. Перевела дыхание. Так… Разбитая клавиатура, неровная, глубокая вмятина — в том месте, где внутри должен быть «хард диск». Теперь вряд ли с него что-то прочтут…
На всякий случай зарыла изуродованную «мыльницу» в кирпичное крошево.
Снова посмотрела на тело майора. Нет, Иван, я тебя не брошу. Даже мёртвого. Четверо наших уже осталось лежать в «Матриксе». Хватит. Хватит того, что тело Ярослава с биркой на ноге заморожено, словно кусок мяса, в полицейском морге…
Завалить всё кирпичами и обломками бетона, а потом вернуться?
Не выйдет. Я не так хорошо ориентируюсь в Москве, просто не смогу отыскать это место в хаосе кварталов.
И я не могу возвращаться одна. После всего, что случилось — это подло, это невозможно… Какими взглядами меня встретят. Или не только взглядами… Если они в самом деле решат, что вместо мозгов у меня «программа на два гигабайта». Для доброго «зомби» и пули не жалко…
Мне так надо, чтобы они поверили…
Но мне не дотащить Ивана. Я и сама-то едва двигаюсь. О сверспособностях мечтать не приходится… Я не представляю, где нахожусь, в какую сторону идти.
Нужен кто-то из местных. Желательно не один, чтобы донести тело… Пускай даже под дулом пистолета. Не может быть, чтобы здесь никого не осталось!
В придачу к моему ГШ забрала «стечкин» из кобуры майора, поменяла обоймы в пистолетах, привинтила глушители и опять выбралась в воронку.
Меня шатало от слабости.
Пустые глазницы домов равнодушно таращились чернотой.
Втянула воздух через нос. Никакого намека на дым или другие свежие признаки человеческого присутствия. Ей-богу, сейчас меня бы устроили даже не самые приятные ароматы и звуки.
Откуда-то, очень издалека, доносятся едва различимые автомобильные гудки, слабые отголоски ревущей из чьих-то колонок музыки. Но вокруг, на много кварталов, — тишина…
Когда три года назад я жила в общаге универа, собачьи стаи иногда устраивали под моим окном шумные ночные разборки. В нынешней Москве — это почти редкость. В первую голодную зиму на псов устраивали настоящие облавы. Я тоже ела собачье мясо. Слепень был прав — лучше крысиного.
Бездомные кошки вообще отсутствуют как биологический вид. Только где-то на чердаках, в подвалах, вероятно, ещё есть особо осторожные, недоверчивые к «двуногим» экземпляры…
Закружилась голова. Я покачнулась, присела на обломок бетона.
Странно. Подумала о собаках и кошках. И что-то вроде жалости шевельнулось. К совершенно чужим и незнакомым животным. О незнакомых людях я почти разучилась так думать.
В половине домов наверняка есть остатки человеческих скелетов. И воспринимается это как деталь пейзажа.
Если кошмар длится долго, к нему привыкаешь.
Но иногда так хочется проснуться… Я сдвинула «ночники» на лоб и запрокинула голову. Только небо и звёзды над городом были правильными, неизменными. Хорошо, что люди пока не дотянулись до звезд…
Я сидела минуты две. Потом потрогала колено. Нога болит всё меньше. Доковылять до жилых кварталов и тормознуть машину? Ночью без стрельбы это вряд ли получится. Угнать? В Москве даже днём редко встретишь оставленную без присмотра машину. Все автостоянки надёжно охраняются.
Есть ещё и такая гадость, как ПСНы — пункты скрытого наблюдения. Обычно полиция выставляет их на границе Развалин. Раньше всю уцелевшую часть Москвы пытались обнести «колючкой». Но каждую ночь в этом ограждении появлялись новые дыры. В МВД махнули рукой и ограничились ПСНами в важных местах. Местные хорошо знают, где они располагаются, и обходят те места десятой дорогой.
А вот я могу нарваться.
Всё-таки надо искать местных.
Многие знают Чингиза — каждую зиму он организует для «нелегалов» поставку продуктов и тёплых вещей. Кто-нибудь мне поможет.
Сперва проверю подвалы. Самые обжитые места в Развалинах. И начну с «моего» подземелья.
Опять согнулась и залезла в отверстие. У тела Ивана остановилась. Он так же невидяще смотрел в потолок. Я вздохнула и опустила его веки… Стащила с себя куртку, накрыла тело.
Зябко. Под бронежилетом у меня только рубашка из гардероба Чингиза. Ничего, вытерплю.
Дальше по коридору можно было идти не пригибаясь. Осложнения начались чуть спустя. Я подошла к распахнутой, криво свисавшей двери и замерла в нерешительности.
Картина впереди — жутковатая. Длинное помещение. Перекосившийся, словно вот-вот готовый рухнуть низкий потолок и искореженные, похожие на закоченевших змей, трубы. Кажется, всё это только и ждёт, чтобы меня здесь похоронить.
Я сделала ещё один глоток из фляжки. Всего лишь вода, но подействовало не хуже горячительного. Я бодро заковыляла к противоположной двери, видневшейся в дальнем конце подвала. Что-то мелькнуло в углу. Засмотрелась и едва не упала, споткнувшись о трубы. Шепотом выругалась. Наверное, крыса. Это хорошо. Значит, люди живут где-то поблизости. Или жили совсем недавно.
Но рисковала я зря. Коридор, начинавшийся за дверью, спустя десяток метров упирался в завал.
Решила вернуться. И вдруг что-то остановило. Вынудило замереть. Галлюцинации? Несколько секунд едва дышала, напряжённо вслушиваясь. Нет, не померещилось. Чуть различимая мелодия. И доносится она именно со стороны завала.
«Аборигены» впервые подавали признаки жизни.
Только мне всё равно до них не добраться.
Я вздохнула и попробовала заняться расчисткой. Если рухнули подвальные перекрытия, смысла в моих усилиях мало.